***
Он никогда бы не подумал, что Германия придёт сама. Та, что вечно сбегала, не желая разбираться в собственных чувствах, та, что впала в депрессию из-за своих переживаний, та, что
любиланенавидела его. Хотелось ударить себя — настолько ему не верилось в реальность происходящего. Если это сон, он не хотел бы просыпаться.
Что привело девушку на балкон в тот злополучный день, он не спросил. Взгляд ультрамариновых сапфиров моментально затмил разум, не позволяя вырваться даже звуку или хрипу из собственного рта. Очень хотелось сказать хоть что-то, а не молча стоять как идиот. Он и был идиотом. Беспросветным глупцом, который не осознал простую истину.
Россия желал извиниться. Желал искренне. То, что он делал, не было чем-то здоровым. Не совсем. Он виноват, он собственноручно вогнал девушку в то состояние, из которого она выбиралась не один месяц не без помощи родного брата.
Россия любил Германию. Он влип ещё в тот момент, когда юная Эрцгерцогинесса Катарина Крауц явилась в его поместье, самодовольно взирая на остальных. Её харизма, уверенность в собственных действиях пленили тогда ещё великого князя Ивана Николаевича Брагинского. Пленили без шанса сбежать. Её смех, её чудесный голос и взгляд голубых словно аквамарин глаз заставляли глупо улыбаться, любуясь очарованием прекрасной девы. И чувства эти оказались взаимны.
Россия любил её несмотря ни на что. Даже многочисленные стычки, ссоры и войны не смогли изменить это чувство. С Катариной хотелось быть рядом. Обнимать, целовать, просто смотреть на чужую такую родную улыбку и радоваться жизни. Построить дом, высадить сиреневый сад, жить вместе с ней, наслаждаясь каждой минутой, проведённой друг с другом.
Однако эти чувства пришлось забыть ради благополучия немки. Ранить её было бы непростительно. Что-то тёмное внутри напоминает о том, что он её
уже ранил
.
И даже сейчас глядя на неё, русского медленно пожирает чувство вины. Если любишь, стоит отпустить, верно? Он её любит.
— Прости... — единственное, что осмеливается сказать русский. Он не имеет права даже смотреть на неё. Не после всего. Германия в его глазах всё та же беззащитная девочка. Её нужно оберегать. Желательно, оберегать от него.
— Не могу, — голос звучит слишком тихо. Германия себе не отказывает в удовольствии от лицезрения собеседника. Нагло разглядывает выражение лица русского. Вид у него не самый лучший. Сгорбленные плечи, нахмуренные брови, сжавшиеся скулы. Девушка недовольно хмыкает. Она долгое время обдумывала всё произошедшее. Обдумывала и пришла к какому-никакому но решению, удовлетворяющему их обоих. Немка очень надеется, что так и есть.
Они так и стоят, наслаждаясь жарким летним бризом. Девушке нужно время, чтобы собраться с мыслями, которых слишком много. Идя сюда, она не думала, что конкретно скажет русскому. Она просто шла, следуя зову сердца. Сейчас оно указывает верную дорогу. Наверное, третий раз в жизни.
— Помнишь... — осторожно начинает Катарина. Хочется сделать всё аккуратно и максимально безболезненно для них обоих, — как мы познакомились?
— Конечно, — Россия улыбается, погружаясь в воспоминания. Тёплая улыбка, нежный заботливый взгляд, звонкий смех. Тогда его милая Катарина была совершенно другой. Он и сам был другим. Тогда они были молодыми. Молодыми, глупыми, но счастливыми. — Такое забыть невозможно.
— И конечно же ты помнишь, что случилось после, — Брагинский, кажется, не обращает на её слова никакого внимания. Или старательно делает вид. После... То, что случилось
после вспоминать не хочется. Забыть только не получается.
— Я всё ещё люблю тебя, — тихий выдох звучит слишком громко. — Однако прекрасно понимаю, что ты меня — нет. Я просто... — ему очень тяжело морально. — Я хотел быть рядом. Хотел любить тебя, — любить... А что есть любовь? Что это за чувства? Какие громкие слова. — Но я не должен был поступать таким подлым образом, — он замолкает, обдумывая сказанное. Слова даются с трудом. — Прости меня, — голос словно исчезает, не желая издавать звуки в принципе. — Я не посмею тебя потревожить.
Германия ему не отвечает. Продолжает также спокойно смотреть на чужие терзания. Вроде и хочется прекратить всё это, возразить, сказать хоть что-то в конце концов.
Она любит. Всегда любила. Любила и не хотела принимать свои чувства. То, что её сердце начинает трепетать при виде русского, немка поняла давно. Даже пыталась быть с ним. Они были вполне счастливы и это счастье хотелось вернуть. Но Катарина безумно боится. Две войны оставили на её душе и психике глубокий отпечаток. И ни один психолог не смог пока ей помочь. Да и как тут поможешь, когда в твоей голове хранятся не только твои, но и воспоминания всего народа. Странное и иногда страшное чувство.
Однако сейчас она чувствует уверенность. И не понятно, виной тому любовь, желание вновь пережить те эмоции или всё вместе.
Рука, коснувшаяся чужого плеча, кажется дьявольски горячей. Почти кипяток. В тоже время это словно глоток свежего воздуха для утопающего. Он скучал по её прикосновениям. Безумно скучал.
Русский разворачивается в сторону собеседницы слишком резко. Зелёные глаза смотрят с неверием.
— Нам... — взгляд синих сапфировых глаз пронзает душу. Слишком давно она не смотрела на него так. — Нам определено стоит начать всё с начала.
Это определенно сон. Не может это происходить наяву. Просто не может. Раз это сон, то Россия выберет не просыпаться вовсе.
— Ты... — голос садится на пару тонов или ему кажется? — ты не шутишь?
— Разве я выгляжу так, будто шучу? — смешок сам срывается с алых губ. Нет. Германия даже не думала шутить. Не в этот раз. Синева в чужих глазах смягчается на нежность голубого неба. И это завораживает.
Им потребовались годы, чтобы прийти к своему счастью. И они будут делать всё, чтобы это счастье сберечь.
Жизнь иногда слишком жестока с теми, кто, казалось бы, этого абсолютно не заслуживает. Судьба — злая штука. Она создаёт препятствия на пути, совершенно не заботясь о мнении каких-то там людишек.
Они смогли всё преодолеть. Они будут счастливы.
