burning pile

— Иногда мне кажется, что ты моя сиделка в богадельне. Изуру хмыкнул, давая Нагито понять, что услышал его. — Может мне начать платить тебе деньги за то, что ты у меня убираешься? — Я подумаю. Когда у Комаэды наставали периоды, когда он не мог найти сил даже встать с кровати, Камукура приходил к нему убираться и что-то готовить; Нагито даже сделал ему дубликат ключей от своей квартиры, но не потому, что одобрял это(Изуру явно недооценивал способность его организма обходиться только на газировках большое количество времени), а потому, что ему просто невероятно, отвратительно не везло. В один прекрасный день на него снова мог упасть шкаф, и никто не смог бы ему помочь. А он не хотел медленно умирать задавленным шкафом, только не так. Также Камукура оставлял ему конспекты с лекций, и когда Нагито снова мог вставать с кровати, он благодарно всë переписывал, и если бы не Изуру, его бы давным-давно отчислили. Ну, или он бы однажды настолько залежался в кровати, что оказался бы погребен под слоем пустых банок и коробок из-под пиццы. Тоже не самая достойная смерть. Комаэду нельзя было назвать глупым человеком, но он искренне не понимал, почему Камукура продолжает возвращаться. Было бы проще, если бы он покинул его, но этого Нагито не озвучивает, потому что боится, что он действительно может так и сделать. Какое-то время Комаэда думал, что Изуру делает это ради секса, но когда он очень вежливо сказал "Слезь с меня", Нагито так же вежливо извинился и больше не предпринимал попыток соблазнения. Потом Комаэда подумал, что возможно Камукура делает это из большой любви, потому что их отношения начинались действительно красиво(долгие прогулки вечерами, бесконечные разговоры о чëм угодно и провожания до дома) и Нагито сначала даже удалось заставить его думать, что он достойный человек. Однако, потом депрессия заставила его показать свое истинное лицо, поэтому и от теории большой и искренней любви пришлось отказаться. Может быть Камукура просто был мазохистом как он. Или имел запущенный случай синдрома спасателя. Или всë сразу. В любом случае, в это Комаэде верилось охотнее, чем в то, что он действительно заботился о нëм, или ему было просто не всë равно. Однажды Изуру потащил его буквально за руку ко врачу. Комаэда долго слушал как участливый дядя в халате рассказывал что-то про его состояние и потом выписал рецепты на кучу таблеток. Сначала Нагито послушно пытался их принимать и послушно терпел побочки от препаратов, но никакого мгновенного эффекта не заметил и решил, что некоторым людям просто суждено страдать, и никакие таблетки этому не помогут. С тех пор он просто расставляет пачки таблеток в алфавитном порядке, когда после депрессивных эпизодов ему становилось очень хорошо и он любил себя и жизнь(на это время приходилась бóльшая часть университетских занятий, которые он посетил). Камукура видел, что количество таблеток в блистерах не уменьшается, но уговаривать Комаэду снова вернуться на терапию не пытался — он из первых рук знал, насколько упрямым может быть Нагито, когда он что-то про себя решил. Также Изуру знал, что медикаментозная терапия без психотерапии не так эффективна, как могла бы быть. Камукура честно пробовал вывести Комаэду на серьезный разговор, но после слов "Это всë началось, когда мне было пять лет" Нагито просто начал пересказывать судьбу персонажа из книги, которую они оба читали. Он просто не мог вынести мысли, что его будут жалеть, а все голоса в голове как один твердили ему, что искупить великий грех своего появления на свет он может только если изолирует себя от общества и прострадает в одиночестве до конца своих несчастных дней. План Нагито "не подпускать к себе людей" работал безотказно, и ему даже не приходилось прилагать никаких усилий для того, чтобы держать людей на расстоянии, потому что как только он заходил в комнату к людям, которые его знают, все сразу притихали и старались не смотреть в его сторону. Однако его безупречная защита дала брешь, когда в его жизни появился Камукура, принял все его странности и даже начал предпринимать какие-то шаги, чтобы действительно сблизиться с ним. Это всë пришлось на маниакальную фазу, поэтому Комаэда невероятно поверил в себя и поверил в то, что сможет измениться и стать достойным Изуру человеком, но он быстро разочаровался и в себе, и в этой идее. Избавиться от вредной привычки намного проще, чем пытаться вытравить тараканов из головы, которые жили с тобой столько, сколько ты себя помнишь. Когда Нагито только познакомился с Камукурой, он думал, что прекрасный юноша с длинными черными волосами — это ангел смерти, посланный ему прямо с небес для того, чтобы наконец забрать его грешную душу. Реальность оказалась намного проще и прозаичнее — Изуру был человеком и у него имелось достаточно слабостей; просто он знал, как их скрывать. Одной из его слабостей была семья. Однажды Комаэде довелось побывать на семейном ужине родителей Камукуры. Нагито пошутил, что они знакомы всего ничего, а он уже повел его знакомить с родителями, но Изуру признался, что просто не хотел идти туда один. На этом обеде он сделал столько вымученных и страдальческих выражений лица, сколько Нагито ещë никогда не видел. Но самой больной точкой Камукуры был его младший брат. Он производил впечатление самого заурядного человека с незапоминающимся лицом, и по одному взгляду было заметно, насколько натянутые у них были отношения. Это было совершенно объяснимо — никто не захотел бы вечно жить в тени своего талантливого брата, который сможет сделать всë, что он только захочет. Но как ни странно, Нагито заметил, что родители относятся с большим фаворитизмом именно к младшему брату. Может быть у них с Изуру была какая-то неприятная история, которую Комаэде знать не стоило. А он намеренно и не интересовался. Если Камукура захочет, он расскажет ему всë сам. Или не расскажет. Он вообще мало что рассказывал о своей жизни, но тут Нагито не мог его здесь винить, потому что так же неохотно делился чем-то о себе. — Вода не слишком горячая? — Нет, в самый раз. — Хорошо. Изуру затащил его в ванную, потому что даже когда у Нагито были силы на выполнение ежедневных задач, в последнее время ему становилось всë более всë равно на гигиену своего тела. Он просто перестал понимать смысл чистки зубов каждый день или отмокания в ванной, когда за этим никто не следит. И вот, Камукуре снова почему-то стало не всë равно. Вдвоëм там было тесно, но Комаэда не возражал, а Изуру просто не было до этого дела. Нагито давно перестал стесняться своей наготы перед ним, но не как перед любовником, а как перед врачом или сиделкой. Он сидел в ванной, пока Камукура делал всю работу, и задумчиво рассматривал свои худые руки с узловатыми пальцами, которые были испещрены давно зажившими шрамами. В качестве разрядки Комаэда часто прибегал к селфхарму, но ему было слишком неловко потом объяснять Камукуре, откуда у него "случайные" синяки и порезы, пока последний молчаливо сверлил его взглядом, поэтому Нагито пришлось отказаться от этого. Он бы мог привить себе другую плохую привычку, например курение, но первый и последний раз, когда он курил, был тогда, когда после долгих уговоров Изуру дал ему докурить свою сигарету. В итоге Нагито просто жутко закашлялся и чуть не преставился. Некоторое время Камукура молча мылил мятным шампунем его выцветшие кудрявые локоны с колтунами, которые уже никак не распутать. Комаэда просто срезал их, и поэтому его волосы были неравномерной длины и образовывали какой-то кошмарный полумаллет. — Ты же знаешь, что я болен. И я сейчас не про свой послужной список у психиатра. Моя жизнь имеет срок годности, который скоро истекает. — Я знаю. — Ты же понимаешь, что даже убивая на меня кучу времени, ты не сможешь подарить мне полноценную жизнь. — Просто мы в ответе за тех, кого приручили. — Ха-ха-ха, я и не подозревал, что ты такой романтик, Камукура. Это было очень слащаво, больше никогда так не говори. Его собеседник задумчиво хмыкнул. Внезапно заговаривать о самых случайных вещах входило в круг привычек Нагито, а Изуру просто подхватывал тему разговора и плыл по течению. Также в рутину Комаэды входило отговаривать Камукуру проводить время с ним, потому что сказать "Больше не приходи" у него просто не хватало духу. Он и не уверен, отговаривал ли он искренне, или просто чтобы его совесть была чиста. Какой же он всë-таки эгоистичный. — Ты помнишь, как мы познакомились? — Да. — Странно, а я что-то нет. Такое чувство, будто ты всегда был рядом. Память Нагито ухудшалась с невероятной скоростью, поэтому Изуру по всей квартире расклеил маленькие листочки со своим номером телефона, если вдруг с ним что-то случится. — Это было на первом курсе. Ты подвернул лодыжку, а рядом кроме меня никого не было, и мне пришлось донести тебя до медпункта. — Ха-ха, очень похоже на меня. — Но потом оказалось, что и в медпункте никого не было, поэтому я сам повез тебя в травмпункт. Ты постоянно извинялся и просил оставить тебя умирать одного. Не знаю ни одного человека, который бы умер от подвëрнутой лодыжки. Комаэда хрипло рассмеялся. — А ты говорил, что не веришь в мой цикл удачи и неудачи. Если бы я не подвернул лодыжку, мы бы никогда так и не заговорили. Но ты всë равно слишком добр для своего же блага. — Но я не добрый. Я совсем не хороший человек. — Судя по всему, у Камукуры тоже есть свои тараканы в голове. Добро пожаловать в клуб. Изуру не ответил. — Закрой глаза, я смою мыльную пену. Потом Камукура зачем-то потащил его в кафе. С тех пор, как состояние Нагито значительно ухудшилось, он особо никуда не ходил кроме учëбы. Не то что бы он ещë надеялся на какое-то будущее; он посещал занятия просто по привычке, чтобы чем-то себя занять. Изуру сказал, что пойти куда-нибудь развеяться — это более предпочтительный вариант, чем продолжать гнить в кровати. Вообще Камукура пытался положить Комаэду в больницу, но тот наотрез отказался. Сказал, что в детстве часто лежал в больницах и у него с ними связаны не самые лучшие моменты его жизни. Изуру ответил, что это очень инфантильно, но решил уважить желание Нагито. Камукура заказал себе подслащенный кофе с большим количеством молока, а Комаэде салат, аргументируя это тем, что витамины и клетчатка ему никак не помешают. Последний не хотел, чтобы ему вообще что-то брали, но иногда Изуру мог быть таким же упрямым как и он, поэтому следующие полчаса Нагито пришлось безынициативно ковырять вилкой салат, пока он всë не съел под пристальным взглядом вишневых глаз. Когда они вернулись домой, Комаэду вырвало. Камукура сидел с ним, пока ему не стало лучше, и пока он не заснул. Потом Изуру ушëл. Нагито всегда удивлялся, как ему вообще удавалось находить для него время, поддерживать блестящую учебу и ещë параллельно где-то работать. Он сам про работу не распространялся, но Комаэда догадывался, что денег у семьи он навряд ли попросит, а жить на что-то надо было. Нагито же с его здоровьем работать было просто противопоказано, и он жил на деньги с наследств его умерших родственников(родителей в том числе), а так как ему многого и не надо было, он ни в чëм не нуждался. Иногда удача может работать и на его стороне. Когда Комаэда проснулся один, он ощутил неприятное щемящее чувство где-то в районе груди. Просыпаться одному было у него в порядке вещей, но когда он засыпал с Камукурой рядом, каждое утро потом ему казалось, что Изуру ушëл навсегда. Хотя Комаэда свято верил в то, что перед тем как покинуть его, он предупредит. Но Нагито всë равно не мог не чувствовать себя тоскливо. Комаэда был полон противоречий, которые уживались в одной черепной коробке. В следующий раз Изуру пришëл только через несколько дней. У них были каникулы, но Камукура всегда был очень чем-то занят, поэтому Комаэда не возражал, хотя и понятия не имел, чем именно. Но и спрашивать не хотел. Если Изуру сочтëт это целесообразным, он всë расскажет ему сам. Камукура сидел за узким кухонным столом, слегка ссутулившись и приобняв свои колени. Он был немного ниже Нагито, но так смотрелся ещë меньше и выглядел почти потерянно. Словно он тоже не понимал, куда катится его жизнь, хотя Комаэда был уверен, что на любой несчастный случай у него был план, потому что что бы ни случилось, он всегда знал, что делать. На этот раз Изуру принëс пачку цветочного чая, который очень нравился Нагито. В том, что у Камукуры была идеальная память, не было ничего удивительного, но каждый раз, когда он вспоминал подобные маленькие вещи о нëм, Комаэда всë равно очень удивлялся. Нагито не нравились сладости, но он знал, что их любит Изуру, поэтому хранил у себя коробку шоколадных конфет, которые ел только он. — Слушай, а ты когда-нибудь задумывался о своëм будущем? Каким ты хочешь, чтобы оно было? — Я хотел бы уехать. — Тогда, если бы я мог, я бы хотел уехать с тобой. Неважно куда. Сбежать отсюда — уже звучит хорошо. Комаэда задумался. — Мне кажется, я скоро умру. Я совсем ничего не делаю, но, несмотря на это, ужасно устаю и почти всë время сплю. Однако, знаешь, почти каждый день я всë больше задумываюсь о том, каким могло бы быть моë будущее. Просто прожить спокойную и скучную жизнь вместе с тобой уже было бы неплохо. Жаловаться на жизнь Нагито было совсем несвойственно — даже Изуру не знал о его болезни столько, сколько Комаэда мог еë скрывать. Но в последнее время он уже не видел смысла что-то утаивать от Камукуры, потому что лгать под взглядом, который может препарировать тебя живым, стало особенно трудно. Нетронутый чай почти остыл. — Я даже немного чувствую вину, что удерживаю тебя здесь. Поскорее бы я умер, правда? Тогда ты спокойно сможешь уехать. — Не говори так, — тихо и сдержанно ответил Камукура, — Пожалуйста. Мне не стоило распространяться. — Нет-нет, я просто спросил, а ты ответил. Знаешь, — попытался сменить тему Нагито, — ты очень гармонично смотришься на фоне моей кухни. Изуру бросил недоверчивый взгляд. — Правда-правда. — Как скажешь. Потом Комаэду все-таки положили в больницу. Раньше он был категорически против этой идеи, но потом ему стало всë равно. Наверное потому, что считал себя уже неизлечимым. Его палата была стерильно белой, кроме постельного белья с непонятными цветными узорами, которые бесстыдно нарушали траурность. Она находилась на верхних этажах, поэтому окна выходили на крыши многоэтажных домов в окрестности, и открывались они только на самом верху. Нагито слышал, как его врач о чëм-то долго разговаривал с Изуру, но был слишком утомлëн, чтобы попытаться разобрать их речь. Небо в тот день было особенно по-весеннему чистым. Затем Камукура зашëл к нему в палату. — Мне не стоило тебя слушать и сразу положить в больницу, — сдержанно начал он, — это моя вина. Под его глазами залегли глубокие тени, а скулы резко очерчивали контур лица. Каждый раз, когда Комаэда смотрел на него, он не мог не восхититься тому, как же был красив Камукура. Божественно красив. Даже невероятно усталым, неряшливо одетым и со спутанными волосами(хотя раньше он не позволял себе иметь неопрятный вид; может быть, на то, как он выглядел тогда, была причина). — Мне кажется, ты просто берëшь на себя слишком много ответственности. За меня в том числе. Я никогда не просил тебя ухаживать за мной или стараться продлить мою жизнь. Комаэда не смог выдержать его взгляда и отвëл глаза в сторону. — Извини, я не думал, что это прозвучит так неблагодарно. Просто не хочу, чтобы ты винил себя. Тем более не хочу, чтобы причиной этому был я. Но сейчас всë равно не мне заниматься психоанализом, правда? Следующее некоторое количество времени они провели молча. Изуру наблюдал за ним, сидя на больничном стуле, а Нагито было слишком неловко, но прогонять его не хотелось, поэтому он повернулся на другой бок и попытался заснуть. Когда он проснулся, Камукуры уже не было. Он стал навещать его несколько раз в неделю, и подробно расспрашивал, как его кормят и на какие анализы и исследования водят. Каждый раз Комаэда отвечал, что всë нормально, и беспокоиться ему не о чем. Может быть, только еда не могла сравниться с той, которую готовил ему Изуру, но Нагито уже было всë равно. Раньше он боялся апатии, но теперь понял, что так действительно проще. Из короткой больничной жизни ему больше всего запомнился один эпизод. Когда он проснулся днëм где-то в часа три дня, на стуле рядом с кроватью уже сидел, сгорбившись, Камукура, не обращая на него никакого внимания. Почему-то он, обняв плечи, плакал, но совершенно беззвучно, и за завесой длинных смоляных волос Комаэда так ничего и не заметил бы, если бы не предательское подрагивание плечей. Этого не могло быть. Изуру не мог плакать. Нагито подумал, что это просто продолжение его сна, и закрыл глаза обратно. Он не был уверен, что нашëл бы в себе смелость сказать тогда ему хоть что-то. Он даже почти жалел об этом. Потом Камукура пришел лишь через четыре дня. Раньше он не делал таких перерывов, и Нагито стало страшно, как сильно он привязался к Изуру. Его план не привязываться ни к кому, чтобы умереть без сожалений, был давным-давно провален. — Я принëс книги. — Аха, я не знал, что ты действительно обратишь внимание на то, что я в прошлый раз сказал, что мне здесь смертельно скучно. Ему принесли несколько легких детективных романов, не слишком сложных для восприятия, но и не слишком примитивных, чтобы Комаэде всë ещë было интересно. Раньше он любил проводить много времени в библиотеках, потому что во время чтения его удаче было труднее его достать. — Спасибо. Сейчас мне кажется, что я очень мало тебя благодарил за всë то, что ты для меня сделал. "Надеюсь, потом ты найдëшь человека, который более достоин твоей заботы", — так и остаëтся неозвученным. — Ещë раз спасибо. Знаешь, мне кажется, что мне становится лучше. Правда. Может мне и сейчас повезëт, как думаешь? — Может быть. Камукура сосредоточенно чистил яблоки, которые принëс с собой. Нагито не был фанатом яблок и овощей с фруктами в целом, но Изуру наотрез отказался носить ему газировки и чипсы, по которым так скучал Нагито на пресной больничной еде. — Я был у родителей. Поэтому не мог прийти. — Ха-ха-ха, в следующий раз передай им привет. Комаэда и сам не знал, почему ему вдруг стало так смешно. Наверное потому, что вспомнил, как Изуру кривил лицо после их семейного ужина, на котором был он сам. Нагито часто выражал не те эмоции, которых от него требовала социальная ситуация — смеялся, когда надо было сочувствовать, грустил, когда кто-то рассказывал анекдоты. Камукура привык к этому, поэтому не злился на него. С Изуру всë всегда было проще. Комаэда почти завидовал тем, кто останется и будет с ним после него. Это было неправильно, но Нагито очень хотелось верить в то, что Камукура его любит. Он не уверен, что смог бы в полной мере ответить на его чувства взаимностью(он всегда был дисфункциональным, и знал это), но у самого конца он понял, что очень хотел бы, чтобы его любили. — Знаешь, Комаэда, недавно мне подбросили котëнка. Нагито вздрогнул от неожиданности; обычно Изуру не рассказывал ничего из того, что с ним происходило. — Он белого цвета. Напоминает тебя. Был жутко болезненным, поэтому пришлось посидеть с ним несколько ночей. Ещë поэтому я не мог тебя навестить. — Ха-ха, очень похоже на тебя. Ты решил его куда-то пристроить или оставишь себе? — Хочу оставить себе. Ты наверное знаешь, что котят нужно кормить несколько раз в день. Поэтому я не смогу с тобой долго сидеть. Извини. — Пожалуйста, не извиняйся, — замахал руками Комаэда, — ты принëс мне книжек, поэтому мне не будет скучно. На самом деле, у меня есть к тебе просьба. Можешь пожалуйста наклониться поближе? Камукура наклонился, и, прежде чем он сам успеет передумать, Нагито обвил руками шею Изуру и прижался своими обкусанными губами к его губам, но отстранился прежде, чем Камукура смог бы ответить на поцелуй. — Спасибо. Теперь я смогу заснуть спокойно. Они были близки раньше, но сейчас этот поцелуй был почему-то очень важен для Комаэды. Изуру как будто всë ещë не понимал, что только что произошло, и удивление ещë не сошло с его лица, но сразу же притянул Нагито обратно, чтобы поцеловать по-настоящему. Только когда Камукура отстранился, Комаэда понял, как ему всë это время не хватало чьего-то прикосновения. — Мне надо идти. Постараюсь заглянуть к тебе ещë завтра. — До встречи, всë равно я уже собирался ложиться спать. Опять ужасно устал. — Тогда отдыхай. Больше Нагито не проснулся.