Инъекция правдой

Вспышка. Грохот. Уильям, словно птица, сломленная невидимой рукой, падал вниз, не подчиняясь законам физики. Его тело, охваченное вихрем безудержного ускорения, врезалось в водную гладь, вызвав бесконечную последовательность дифференциальных процессов в воздушно-водной среде. В этот момент мир вокруг него превратился в хаос из брызг, воздуха и танцующих на солнце капель. На краю жизни, в смятении угасающего сознания, Уильям все еще цеплялся за мысли о холодной красоте математических абстракций. Неужели его судьбой было посвятить себя глубокому изучению этих формул и чисел, вместо того чтобы следовать безумному плану уничтожения классовой системы? Мрак сомкнул объятия вокруг Уильяма, проникая в самые потаенные уголки его сознания, где царил неописуемый ужас. Духота сковывала дыхание, во рту пересохло. Вместо крика Мориарти лишь беспомощно хрипел, оглядываясь по сторонам, пытаясь разглядеть хоть что-то в непроглядной тьме. Он словно растворился в этом пространстве, где не было ни начала, ни конца. Зеркальные стены, отражая друг друга, создавали иллюзию бесконечности, давящую на психику. Паника захлестнула Уильяма, он бил руками по холодному стеклу, отчаянно пытаясь выбраться из этой ловушки. Необходимо вырваться отсюда! Внезапно, оглушительный треск и вспышка света пронзили тьму. Уильям ощутил, как его тело падает еще глубже, словно в бездонную пропасть. Воздух исчез, а на смену ему пришла давящая тишина, от которой звенело в ушах. Зеркала, окружавшие его ранее, растворились во мраке, оставив лишь пустоту. — Проснитесь! Он вздрогнул, повинуясь команде, и с трудом разлепил веки. Тело не слушалось, тряслось судорожно, будто после изнурительного марафона, преодоленного под дулом пистолета. Ноги казались ватными, неспособными удержать его вес. Над ним навис врач, бледный, будто впитавший в себя сияние серафимских крыльев. В полумраке его желтые глаза горели странным, недобрым светом, а в руках блестел шприц для инъекций. — Я стал иным? — хрипло прошептал Уильям. — Никто не может стать иным без той тяжелой правды, которую он должен почувствовать на своих плечах, — коротко ответил Макишима. — Я не просил об инъекции! Зачем вы меня спасли?! Я хотел умереть! — То, что не убивает, делает нас сильнее, — спокойно произнёс врач. — Вы возродились. — Ценой моей жизни? — Уильям с трудом поднялся, опираясь на локти. — Откуда вам знать, что я хотел этого? Что я достаточно силён? — Вы сами выбрали второе рождение. Инъекция — лишь технический стимулятор. — А стеклянный тессеракт? — прохрипел Уильям, чувствуя, как в груди сжимается ледяной ком. — Что с ним стало? — Проекция вашего больного разума, — равнодушно пожал плечами Макишима. — Его не было? — голос Уильяма дрогнул. — Вы столкнулись с вашей собственной правдой. — А если бы я всё же умер? — с надеждой в голосе спросил Уильям. — Каждый день кто-то умирает, — произнес Макишима, словно это было само собой разумеющимся. — Вы что, равнодушный статист? — Уильям не мог скрыть своего возмущения. — Если бы я был равнодушен, я не стал бы колоть вам инъекцию правды. — А что со мной тогда произошло бы? — Уильям прищурился, стараясь разглядеть лицо врача. — Ваши навязанные ценности поглотили бы вас, уничтожив. Они молчат. Не тяжело, не напряжённо, а как-то самоуглубленно и тихо. Вот именно, вот это правильное определение: тихое молчание. Бывает молчание громкое, за которым угадываются клокочущая ненависть, негодование, исступленно кричащий страх, желание устроить скандал. А бывает тихое, за которым слышны только движения души. — Вы считаете жажду справедливости навязанной ценностью? — с трудом выдавил из себя Уильям. — Нет, лишь то, что не резонирует с вашей подлинной сущностью, — спокойно ответил врач. — Разве мы сами знаем, что нам по-настоящему нужно? — голос Уильяма дрогнул. — Мы знаем всё, но не всегда способны использовать это знание, — философски произнес Макишима. — Что мне делать дальше? — спросил Уильям, чувствуя растерянность. — Выполнять свой долг, осознанно выбрав этот путь. — Разве я не делал этого? — возразил Уильям. Янтарные глаза Макишимы сверкнули. — Как много вопросов у вас, мистер Мориарти. Большинство из них выходят за рамки моей компетенции. Я говорю о том, чтобы исполнять свои обязанности не с сожалением, а с удовольствием. — Как же этого добиться? — голос Уильяма был тихим и напряженным — Ответы даст вам новый человек, который родится в вашем теле. — А вам нравится ваша судьба? Вы считаете себя уничтожителем лжи? — голос Уильяма дрожал от волнения. — Откуда вам знать, где истина, а где ложь? — Вы снова цепляетесь за свою роль мученика, — вздохнул Макишима. — Я люблю свою судьбу. Я вижу себя санитаром, очищающим мир от того, что человечество уже определило как ложь. — А что, если на этот раз вы ошиблись? — с надеждой в голосе спросил Уильям. — О, проверьте, — с лёгкой иронией ответил Макишима. — Я редко ошибаюсь. — Но всё же? — Уильям не мог унять своё беспокойство. — Загнанных лошадей принято пристреливать, — хладнокровно произнес Макишима. — Значит, поэтому я чувствовал холод металла у виска? — голос Уильяма был полон тревоги. — Верно. Ваш пистолет — это символ вашей усталости от фальши. — Как же всё у вас просто, доктор! А что же Бог? — с сарказмом спросил Уильям. — Пусть каждый получит по своей вере. — Вы уходите от ответа, доктор. Неужели вы считаете себя знатоком душ, которому суждено заменить Бога? — Каждый сам выбирает свой путь, — спокойно ответил Макишима. — А вы не знаете окончательных ответов? — голос Уильяма был полон сомнения. — Я такой же человек, как и вы, — без тени сарказма произнес Макишима. — Вы веруете в Творца? — Уильям задал этот вопрос с трепетом. — Это слишком личный вопрос, — уклончиво ответил Макишима. — Тогда зачем вы говорите о втором рождении? — Вы не совсем меня правильно поняли. Символическое возрождение дарует нам шанс взглянуть на жизнь без пелены иллюзий, очистив душу от ненужного груза. — Да, с иллюзиями жить легче, — задумчиво произнес Уильям. — Нельзя отрицать, что они порой спасают от безумия. — Но сколько же людей прожили всю свою жизнь в коконе иллюзий, так и не познав истины? — холодно осведомился Макишима. — Взгляните на вашего старшего брата. Это яркий пример того, к чему может привести слепая вера в обман. Сердце Уильяма сжалось в груди. Кто же этот человек, который так легко читает его мысли? — Мир уже создан, Уильям, — наклонившись ближе, прошептал Макишима. — И он никогда не станет идеальным. Ты не одолеешь меня, я буду вечен и всегда буду тебе противостоять. Со мной мир станет лучше, чем без меня. Палитра засияет всеми цветами радуги, без исключения. Красота родится из уродства, верность из предательства, а победа из поражения.И я увижу сияние этого несовершенного мира, и лишь тогда мое сердце обретет покой. Ты ищешь в людях благородство и стремление к справедливости, а я снабжаю их всем необходимым, чтобы сеять хаос и разрушение. Я хочу узнать, достойны ли люди спасения от оков, в которые ты их бездумно заключаешь. — Экстремумы встречаются, – в этот раз усмехнулся Уильям, наконец-то поняв кто перед ним. — Но знаешь, в чем твоя главная ошибка? Ты решил свергнуть систему суда, а в итоге сам стал ей подражать. — Мы оба допустили эту ошибку, — спокойно ответил Макишима. — Мы не имели права судить.