Питательная среда

Сокджин осторожно пробирается в пещеру. Он слышал, что тут должен жить великан. Огромный, могущественный, крепко сбитый, с большим, невероятно вкусным членом. В нём за столько лет одиночества должно было скопиться чертовски много силы. Джин довольно облизывается, осторожно прокрадываясь по тёмным коридорам мрачного каменного дома. Его крылышки подрагивают от предвкушения, а маленькие рожки аж зудят – настолько он изголодался. Стоит только подумать о том, как сладкая на вкус сперма потечёт по горлу прямо в нуждающийся желудок — интенсивно начинает выделяться слюна. Он раз за разом облизывает пересохшие губы и гулко сглатывает. Близко. Он так близко. Последние несколько месяцев выдались голодными. Ему удалось поймать какого-то волчонка, совершенно потерявшего разум от гона, но из-за этого секс с ним выдался совершенно безвкусным. Принимать в себя узел оказалось приятно – тот хорошо растягивал его сладкую, неудовлетворённую, жадную до секса киску, но вот питательного сока… сладкой, дурманящей разум спермы, оказалось совершенно невыносимо мало. Джин не из тех, кто плачет, но тогда, получив вместо вкусного ужина лишь объедки, он был чертовски близок к этому. Но ему подвернулась удача. Новость принёс Хосок, передавая информацию шёпотом, будто большой секрет. Он рассказал, что в округе появился великан. Тот разрушил несколько деревень, сбил водопад и оставил после себя лишь одну разруху. Пострадала крошечная башенка феечек и, кажется, был даже украден принц. Хосок рассказывал с трепетом, предостерегая Сокджина от поисков этого невероятного чудовища. Но Джин думал только об одном: у такого могущественного существа наверняка очень питательная сперма. И вот он тут. Осторожненько крадётся, чтобы не выдать своего положения раньше времени. Джин обошёл уже треть пещеры, заглядывая в каждый уголок, изучая всякую мелькнувшую тень, но пока что великана не было ни видно, ни слышно. Продвигаясь вперёд, Джин вскидывает свои хорошенькие остренькие ушки, выискивая любую подсказку, и, наконец, улавливает звук. Маленький тоненький писк, напоминающий трель хорошенькой птички или феечки. Джин сыто облизывается, зная, куда именно ему надо. В самую дальнюю часть, холодную, с небольшим озером. Он раскрывает свои крылья, перелетая с камушка на камушек, пока не добирается до лежбища великана. Действительно огромный. Его литые мышцы красиво блестят в свете пещеры, а ничем не прикрытый член, ох, их два, они лежат на мощном бедре. С маленьких дырочек стекают капельки спермы, а совсем рядом валяется действительно феечка. Она вся перепачкана, даже покрыта белёсой, питательной для Джина субстанцией. В животе урчит. Голод подталкивает вперёд: надо всего лишь пробраться поближе, схватить фею, и потом сладко слизать с неё как можно больше спермы. Джин мягко спрыгивает со своего укромного места, ступая шаг за шагом, лишь бы не тронуть ни один камушек. Он будет тих, чтобы не разбудить задремавшего после сладкого секса великана, и юрок, чтобы взять лишь полагающееся ему и сбежать. Перед глазами мелькает член. Большая алая головка покачивается в такт спокойного дыхания великана, и Джин невольно засматривается. Он облизывает пересохшие губы, решаясь на риск. Феечка подождёт, никуда она не сбежит, а вот капелька спермы, собравшаяся на одной из головок, вот-вот упадёт. Джин ловко перепрыгивает с места на место, пока не добирается до бедра. Оно настолько огромное, что не хватит его всего, чтобы обхватить даже в самой узкой части. Джин делает свои ладони мягкими, как у кошечки, чтобы взобраться на ногу и не разбудить великана прикосновением. Стараясь двигаться как можно медленнее и бесшумнее, он совсем перестаёт поглядывать по сторонам, просто жадно и голодно раскрывая рот, лишь бы успеть схватить падающую каплю спермы. Когда она оказывается внутри, сладкая, налитая энергией, такая вязкая и липкая, идеальная, Джин не может сдержать сладкий громкий стон наслаждения. Как же давно он не ел. — А что это у нас за маленькая проворная птичка? — грудной громогласный голос великана становится для Джина неожиданностью. Он моментально увеличивается в размерах до нормального человеческого состояния, хотя великану это достанет едва ли до бедра, и пытается торопливо сбежать, но его хватают за крыло, подтягивая ближе. — Такая хорошенькая и прыткая малышка для меня. Джин пытается использовать все свои силы, чтобы вырваться, но их так мало и даже капелька, пусть и чертовски вкусной, спермы не восстановит истощённый резерв. Великан подносит его к своему лицу, с интересом рассматривая, как диковинку. Джин недовольно складывает руки на груди, совершенно не стесняясь наготы, и борзо бросает: — Что, никогда суккубов не видел, чудище? — Так ты говорящая, — великан широко ухмыляется, показывая на мягких щеках симпатичные ямочки. — И даже с зубками. Как тебя зовут, птичка? — Джин, — Джин дёргает ногой, пытаясь вырваться, но теперь великан держит его двумя руками. — И я не птичка, тупое ты каменное образование. Я суккуб. — Тц, как грубо. Пробрался ко мне. Выискивал что-то. Украл. Так поступают только крайне нехорошие птички, — великан тыкает его своими огромными пальцами, и Джин честно старается скрыть то, насколько ему приятно внимание. — Меня зовут Намджун. — Невероятно, вот уж не знал, что такие, как ты, имеют имена, — Джин гордо вскидывает подбородок, взвизгивая, когда его переворачивают вверх ногами, опуская прям к такому желанному члену. — Что ты! — Такие, как я, имеют таких, как ты, воришка, — великан двигает его вверх-вниз, макая мордашкой в головку. — А такие, как ты, явно нуждаются в этом, да? Я видел, как ты украла у меня капельку спермы. — Она летела вниз! — Джин ворчливо вскрикивает, когда его совсем кладут на один из членов, прижимая лицом к стволу. Крупные ребристые венки пульсируют, невыносимо соблазняя их потрогать, облизать, взять на язык. Киска сладко ноет только от мысли, как прекрасно этот член может обслужить его изголодавшееся тело. — И раз она не касалась тебя, а была в совершенно свободном полёте, то и не принадлежала никому, каменная глыба. Повернув голову, Джин широко открывает рот, начиная незаметно слизывать оставшиеся после феечки влажные разводы. Он бы с удовольствием уселся на этом члене, поскользил бы по нему, потёрся, а потом глубоко принял бы в себя. Стон, довольный и низкий, против воли слетает с его распахнутого рта. Подушечками пальцев он касается и второго члена, оглаживая тёплую бархатную плоть. — Так тебе это нравится, — Намджун ехидно вздёргивает его вверх, продолжая удерживать пальцами крыло. — Хочешь покататься на мне, куколка? Обслужить мои большие члены? Твои дырочки смогут принять их оба. Джин хочет. Он гулко сглатывает, но капризно отворачивается, не желая выдавать свою заинтересованность так быстро. Огромному чёрствому великану точно не следует знать, насколько сильно такой крошечный сейчас суккуб нуждается в энергии. В былое время он мог бы поравняться размерами с Намджуном, может быть даже обогнать его, хоть бы в ширине плеч, но эти несколько месяцев совсем его истощили. — Видишь ту проказницу? Лежит, как использованная вещь, — Намджун кивает на слабо трепыхающуюся в сперме феечку. Её слипшиеся крылышки слабо дёргаются, но придавливающие капли спермы совершенно не позволяют ей вспорхнуть. — Она тоже пищала, что совсем не заинтересована в моём члене, а теперь, хорошенько накачанная, она довольная и сытая спит. Ведь таким крохам, как вы, только и нужна, что моя энергия, да? Джин дёргает ногой и пожимает плечами. Он чувствует, что с каждым мгновением уменьшается всё сильнее. Сила той капельки совсем на исходе, и голод, ужасный и страшный, подкрадывается все ближе и ближе, вновь заполняя собой все тело Джина. Ему не хочется признавать своё стремление удовлетвориться, вот был бы Намджун без сознания – он объездил бы его с большим наслаждением, но… — Ну и что, если да, — Джин высокомерно вскидывает подбородок, прокручиваясь вокруг своей оси в руках Намджуна. — Такой великан, как ты, только и может разбрасываться спермой и энергией. Имея такой болт, наверняка совсем не умеешь им пользоваться. Ты ничуть не лучшая для меня вещь, чем я – для тебя. — Какая восхитительная наглость, — Намджун притягивает к себе Джина, заставляя того подавиться воздухом. Он обхватывает его ноги двумя руками, а потом… поднимает ещё две, ранее спрятанные в собственной тени. Джин гулко сглатывает, чувствуя, что его держат, как бабочку: раздвигая ноги и натягивая чувствительные крылья. Словно этого мало, Намджун открывает рот, демонстрируя длинный, извивающийся, раздвоенный язык. Его кончики по-змеиному трогают воздух, прежде чем прикоснуться к маленьким дырочкам Джина. — Попробую тебя на вкус, крошечная птичка, — Намджун игриво проводит языком по всей промежности, вынуждая содрогнуться. Джин так привык делать всё сам, что совсем позабыл об этом ощущении, когда обслуживает не он, а его. — Сладко-сладко, не так приторно, как у той мошки, но тоже ничего. Длинный, ловкий язык слизывает выступающие капельки смазки. Джин, как суккуб, течёт моментально. Он старается сдерживаться, чтобы не расхныкаться в первый же миг. Тешить непомерное, под стать размеру, эго великана пока что нет желания. Джин прикусывает губы. Он терзает их, чувствуя, как два разных кончика языка проскальзывают в разные дырочки. Один игриво дразнит сжатый анус, а вот второй… Влажный кончик языка проникает в мокрую киску, толкаясь ритмично и уверенно, трахая так, как мог бы трахать крохотный член. Джин выгибается, насколько позволяет положение, чтобы скрыть горящее лицо и не дать увидеть, как с непривычки в уголках глаз выступают горошины слёз. Ласка, чувствительная, нежная, совершенно не грубая, размазывает Джина, подталкивая к тому, чтобы услужливо стонать, показывая себя хорошим суккубом. Он чутко улавливает самодовольство со стороны Намджуна и резко стискивает зубы, пытаясь найти силы на то, чтобы сжать колени. Великан держит крепко. Он насмешливо хмыкает, прижимаясь всем ртом к раскрытой промежности, проникая языком так глубоко, как только получается. Джин раскрывает рот, но не позволяет сорваться с губ сладкому стону, только шумному вздоху. Раздвоенный язык так хорошо работает, умело обласкивая нуждающееся нутро, что Джин расслабляется. Он перестаёт так сильно уж сжиматься, но старается контролировать подрагивающие от интенсивной ласки бёдра. Золотистые по цвету, они так резко контрастируют с тёмной, смуглой кожей великана, что это почти пугает. Словно его поглощает какой-то невероятный монстр. — Действительно сладкая дырочка, — Намджун влажно облизывается, неохотно отстраняясь. — Но ты сейчас такой крохотный, что совсем не сможешь принять в себя мои члены. Тебя надо хорошенько накормить и обработать, да? — Ты! — Джин недовольно, ворчливо пытается возмутиться, но Намджун словно знает какой-то секрет, потому что он уверенно толкается пальцами в попку и киску, интенсивно стимулируя обе. А мокрый, чудовищно длинный и большой язык проскальзывает по торсу, трогая чувствительные соски. — Если хорошенько покричишь для меня, то я дам тебе отведать моей спермы, — Намджун совершенно не щадит его, умело трахая пальцами нуждающиеся в проникновении отверстия. Это совсем не узел неумелого обезумевшего волчонка, о нет. Джину приходится напрягаться всем телом, чтобы не дать себе позорно кончить только от такой слабой пытки. И кричать он не будет. Ни за что. Это чудовище, как бы умело оно не трахало его пальцами, не облизывало бока, покусывая мягкие местечки, не получит от него даже слабого стона. Джин азартно вскидывается, нащупывая в этом внутреннем протесте силы для сопротивления. Его руки свободны, поэтому он пытается нащупать чужие ладони, чтобы больно сжать, пустить хотя бы какой-то магический импульс и вырваться, но… — Ах! — Джин не может сдержать этого слабого, маленького звука, когда его резко переворачивают, вжимая ртом в одну из покрасневших, вставших головок члена. Он сейчас не слишком большой, и рот может принять только её. Сладкую, бархатную, истекающую питательной смазкой головку. — Вот так, кушай, малышка. Ешь хорошо, чтобы я мог тобой воспользоваться, — Намджун сыто приговаривает, оглаживая ладонями бёдра, стискивая тонкую изящную талию. Джин, увлекаясь, на это не особо обращает внимание. Он сочно высасывает из аккуратной дырочки уретры как можно больше спермы. Он сосёт так, как мог бы сосать малыш сиську матери. Плотно обхватывая ртом края головки, надавливая под ней пальцами, стимулируя чувствительную уздечку. Джин не забывает и про второй член. Чувствуя, что большие ладони не удерживают за талию, он двигается так, чтобы пристроиться киской на вторую головку. Мягко поёрзывая, Джин стимулирует её, впитывая в себя как можно больше сильной энергии. Жадное, голодное чувство изнутри подталкивает Джина действовать резче и грубее. Он меняется в размере на глазах, пока не достигает такого, чтобы принять в себя один из членов. Умостившись на нём, суккуб довольно выдыхает. Это кажется неплохим времяпрепровождением, особенно когда мощная энергия затапливает исхудавшее тело. — Какая ты, оказывается, хорошенькая малышка, — Намджун оглаживает ладонями его бёдра, надавливая на особенно чувствительные места. — Такая золотистая и яркая, намного ярче феечки, жадная суккуба. — Ты можешь сколько угодно поливать меня комплиментами, монстр, но это не тронет ничего в моей душе, — Джин недовольно хмыкает, надеясь, что вспыхнувший румянец великан спишет на возбуждение, а не на радость от сладких слов. — Всё, в чём я нуждаюсь – это твои исполинские члены, которые я просто использую, а потом уйду, бросив тебя тут совсем одного валяться без памяти. — Думаешь, у тебя получится, милая крылатая птичка? — Намджун словно из желания довести Джина до ручки проводит подушечкой пальца между лопаток, по одному из самых чувствительных местечек. Крылья, не умеющие врать, дёргаются, затрепетав на кончиках. Вдоль всего тела Джина проскальзывают мурашки, а киска импульсивно сжимается вокруг члена, истекая естественной смазкой. Прикосновение лёгкое, как пёрышко, и от того не менее приятное, чем грубые и жесткие захваты великана. Джин отворачивается, стремясь скрыть раскрасневшиеся скулы и уши. Он крепче сжимает ладонями второй член, надеясь, что так сможет отвлечь Намджуна, но, кажется, всё работает наоборот. Взвизгнув от неожиданности, Джин смотрит, как быстро переворачивается мир, и находит себя прижатым к полу с задранными и разведёнными ногами. — Ты слишком крошечная, чтобы тягаться со мной, маленькая птичка, — слова Намджуна сопровождаются сильными толчками в киску, а второй член проскальзывает в плотно сжатом кольце ладоней. — Из такой наглой и самоуверенной малышки, как ты, хочется выбить всю спесь, разрушить до громкого крика наслаждения, выебать так, чтобы ты стала зависимой от меня и превратилась в послушную игрушку. — Ты н-не, ах, — Джину приходится до крови прикусить губу, чтобы подавить рвущийся наружу стон. Намджун трахает его совсем не так, как было бы, седлай он великаньи бёдра. Огромный, извитый рельефными венками член двигается сильно, уверенно выбивая из Джина дух. — Я не что, суккубочка? — Намджун насмешливо ухмыляется. Губы на его лице раздвигаются так, что на щеках появляются милые ямочки. Джин пытается отвлечься на этот факт, чтобы не получать слишком сильное наслаждение от долбящихся в киску и руки членов. Энергия льётся через край, делая и так золотистую кожу буквально светящейся. — Красивая и нежная, напоминающая лето девочка, ты ещё расплачешься на моих членах. Джин бы поспорил, взбрыкнул, попытался бы ударить Намджуна пяткой, но он боится двигаться лишний раз. Крылья, прижатые к каменному полу, нервно бьются, выдавая то, насколько их хозяину хорошо, а самые нежные участки тела наливаются откровенным румянцем. Джин выгибается, чтобы получить член как можно глубже в себя, и выпускает второй из захвата, чем Намджун пользуется без промедления. Он выскальзывает из хлюпающей киски и теперь наполняет обе его жадные до внимания дырки. Тот член, который только что целовался с его маткой, теперь растягивает напряжённые мышцы ануса, а второй – проникает выше. Двойное наполнение никогда не было для Джина проблемой, но ни разу за свою жизнь ему не доводилось принимать в себя великана. — Ты так уверенно пытаешься сдерживаться, — Намджун ритмично долбится в обе дырки, сжимая ладонями хрустальные бёдра. На них, отлитых из чистого света, расцветают отчётливые синяки, и Джин старается не смотреть на отметины. Ему нравится, когда партнёры помечают кожу, нравится потом надавливать на красноватые пятна, чтобы вспоминать, каково это было. — Мне не понятно лишь зачем, суккубочка. Тебе так откровенно нравится принимать мои члены, мою энергию, нравится раздвигать для меня ножки, что я совершенно не понимаю, от чего ты так брыкаешься. Джин отворачивается, не желая признаваться, как сильно ему нравится это ощущение использования и подчинения, как толчок за толчком он разрушается под напором более могущественного и сильного существа. Даже сейчас, изменившись в размерах, Джин всё равно меньше. Он чувствует давление огромного тела и практически не видит потолка пещеры за размашистыми плечами. Это подавляет. Это возбуждает. Это даёт невероятное чувство, к которому Джин будет возвращаться раз за разом. Он вскрикивает, когда Намджун начинает натягивать на себя Джина. Сочные громкие шлепки кожи о кожу звучат подобно музыке, и Джину приходится сдерживаться. Он на краю, почти готов кончить, содрогнуться всем телом, излиться в чужих руках, простонать — показать то, насколько ему хорошо. Но так странно достигать пика первым. Обычно Джин тот, кто выдаивает партнёра, насмехаясь потом над глупыми мордашками членоносцев, но сейчас… Намджун трахает его до того быстро и грубо, что Джин просто не может остановить скользнувшую от макушки и пят в одну точку – в пах – волну оргазма. Он раскрывает рот, показывая острые клычки, вываливает язычок и кончает. Намджуна это совершенно не останавливает. Он просто выскальзывает обоими членами из дырок, переворачивает не сопротивляющегося Джина, вжимая теперь в пол грудью, и продолжает вбиваться в растраханные дырки. Слишком чувствительная сейчас киска импульсивно сжимается и разжимается. На каждое проникающее движение она словно получает десять. Искристое наслаждение затапливает пах, поднимается на поясницу и обратной волной согревает всё тело. Джин сжимает ладонями маленькие травинки, вырывая их с корнями. Он просто не может не вздёрнуть попку, когда член словно проникает недостаточно глубоко. — Теперь ты подставляешься для меня, да? — Намджун грубо сгребает его золотистые бёдра, оставляя следы и там. — Покричи для меня, девочка, и тогда я не поскуплюсь на сперму, в которой ты так нуждаешься. Я могу натягивать тебя несколько дней, совершенно не обращая внимания на то, в сознании ты или нет. Ты будешь спать на моём члене, будешь есть, будешь, не сдержавшись, писаться, но я не кончу до тех пор, пока из твоего хорошенького ротика не проскользнёт тот звук, который меня удовлетворит. Джин плотно сжимает губы. — Ты не получишь от меня стона, дерзкий монстр, — Джин упрямо встряхивает головой. Великан столько не продержится. Стоит ему на мгновение закрыть глаза — и Джин просто сбежит, прихватив с собой фею. — Можешь пользоваться мною столько, сколько пожелаешь, но пока всё, что ты делаешь – недостаточно для меня. Намджун рычит. Это сильный и властный звук, от которого по всему телу проскальзывают крупные мурашки. Они словно осязаемы, а может это скользнувшие по тому же пути когти – Джин не готов судить. Он чувствует только два члена, которые ебут его в обе дырки, растерзывая их, удовлетворяя жадную потребность в сексе. Джин может продержаться без сна несколько дней, еда для него – чистая энергия, которую источает Намджун, а в людских потребностях он не нуждается. Поэтому… Джин плотно стискивает губы, позволяя трахать себя. Позволяет вбиваться до громких, сочных и невероятно оглушающих шлепков. Позволяет сжимать, переворачивать, беспардонно раздвигать ноги и натягивать за крылья. Джину всё сложнее сдерживать рвущийся наружу стон, но он прокусывает губы до крови, лишь бы молчать, не дать себе сдаться. Нет. Он не позволит такому чудовищу, как этот великан, наслаждаться мелодичным переливом суккубского голоса. Но с грубым, глубоким проникновением сдерживаться всё сложнее. Он чувствует каждой клеточкой своего тела, как ствол таранит мягкое нутро. Чувствует выпирающие венки, потому что суккубы созданы для секса, созданы поглощать члены, пальцы, языки и всё, что в них можно засунуть. Джин принимает в себя и осязает форму. Запоминает. Чем дольше Намджун будет вбиваться в его дырки, тем лучше члены отпечатаются внутри. Сорванное дыхание вырывается наружу, но тонкий писк тонет внутри, проглатываемый вместе со слюной. Ну нет. Джин не позволит себе сдаться, не позволит так позорно проиграть в этой маленькой, неравной битве. Он переключается, чтобы полноценно насладиться моментом. До брызнувших из глаз слёз, до стекающей тоненькой ниточки слюнки, до дрожи во всём теле и особенно – в коленках. Ему так нравится-нравится-нравится ощущать таранящие его киску и попку члены. То, как монолитно и всеобъемлюще они распирают упругие мышцы – не сможет повторить больше никто. Джин понимает, что этот простой, кажущийся совершенно обыденным, акт станет чем-то большим. Особенным. Неповторимым. Он вальяжно изгибается и расправляет затёкшие крылышки, чтобы показаться с лучшего ракурса и дать себя оценить. Запомнить. Чтобы Намджун тоже попался в эту ловушку и не смог больше трахать никого, кроме него. — Как ты сладко извиваешься, маленькая птичка, — грозный рык разносится по всей пещере, отскакивая от стен и оседая на коже крупными мурашками. — Нравится принимать в себя сразу два ствола? О, я вижу, как твои дырки жадно раскрываются для них. Чувствую, как ты пульсируешь и сжимаешься. Знаю, что никто больше не сможет наполнить такую ненасытную воровку лучше, чем я. Ты охочая до ебли малышка, которая проникла в мою пещеру всего лишь с одной единственной целью. Да? Джин плотно сжимает губы, чтобы не ответить, не сдаться под напором чужой власти. Он зарывается пальцами в рыхлую землю, сжимая комки, но не позволяя вырваться наружу и словечку. — Молчишь? — Намджун с силой давит между лопаток, вжимая Джина лицом в пол. — Нечего сказать? Я приму твоё молчание за ответ, глупая птичка. И ответ твой – да. Тебе нравится то, как глубоко я могу тебя выебать. Нравится, что у меня два члена. Нравится мне сопротивляться. Ты просто врушка, которая откусила больше, чем была готова принять, и теперь расплачиваешься за свою самонадеянность. Но знаешь, что? — Что? — Джин выдавливает из себя вопрос, потому что молчать больше нет сил. Ему хочется кричать и молить подарить ему оргазм и чертовски много сытной энергии. Он вздрагивает на каждый глубокий толчок. Сжимается, когда член вбивается особенно глубоко и плотно. И проглатывает каждый скулёж, рвущийся наружу. — Я рад, что в мою пещеру залетела такая ненасытная летучая мышка, — Намджун посмеивается, и этот звук такой громогласный, что вместе с ритмичными толчками он отпечатывается ударами на всём теле. — Потому что теперь мы оба не будем голодными. Намджун доводит его до финала, используя, как игрушку. Он вжимает субтильное тело в землю, протаскивая Джина по шелковистой траве. Ебёт на весу, подкидывая так, что клацают зубы. Удерживая за шею и талию, прижимает к стене, вбиваясь в обе дырки. Намджун переворачивает его лицом то к себе, впиваясь в губы клыкастым, грубым поцелуем, то от себя, чтобы оставить на загривке постыдную метку собственничества. Острые клыки помечают каждый клочок нагого тела, оставляя яркие следы на золотой коже. Джин практически задыхается, потому что ему всё сложнее сдерживаться от громких криков. Члены интенсивно натирают обе его дырки, вбиваясь так идеально правильно, что он почти теряет сознание, но, не желая пропускать каждый сладкий момент их секса, натужно удерживается в этой реальности. — Готов часами смотреть на твою разрушенную мордашку, — сильная и крепкая ладонь Намджуна прижимается к тонкому горлу, оставляя свой несмываемый след. — Но всё же жду, когда на всю пещеру разнесётся твой сладкий голосок. Покричи для меня, птичка. Покричи. — Н-никогда, — пусть слова Намджуна и звучат как приказ, он отказывается его выполнять. Но глаза всё равно закатываются, когда два члена умело загоняются внутрь и замирают там. Пульсируют. Отбивают свой ни с чем не сравнимый ритм в такт заполошно бьющемуся сердцу Джина. Ему так хорошо, что аж плохо. Голова кружится, а ладони беспомощно ищут опору, но находят лишь воздух. Джин не теряет сознание, но он словно проваливается в себя, зацикливаясь только на том, как члены возобновляют движение в его дырках. Огромные, горячие, они не теряют в размере, а наоборот словно еще больше раздуваются. Намджун не сбивается с дыхания, трахает ритмично, надавливая на талию грубыми ладонями. Он продолжает говорить, с восхищением осыпая его комплиментами: — Такая сильная, жадная до ебли птичка. Хорошенькая упрямая дрянь, которой просто всегда нужен член. Тебе лишь бы принимать в себя, совершенно не заботясь о том, что партнёр тоже нуждается в разрядке. Я буду верен своему слову и кончу только после того, как ты для меня запоёшь. — П-ах-попроси фей спеть для тебя, одна д-даже валяется вон там, — Джин слабо шевелит языком, не чувствуя ничего, кроме зудящего возбуждения и переполняющей его энергии. Он словно пьян, накачан травами для одурманивания сознания. Джин никогда не чувствовал такого наслаждения прежде, никогда не был настолько на своём месте, как сейчас. Намджун не всегда трахает грубо, не каждую минуту натягивает его с силой. О нет. Иногда он обласкивает кожу подушечками пальцев, с благоговением целует золотистую кожу. Великан даже заботливо переносит его к озеру, чтобы дать напиться воды, но не останавливает движения своих мощных бёдер. Намджун великодушен и беспощаден. Он не засыпает, верный своему слову, и трахает, даже когда усаживается на землю. Просто теперь Джину приходится скакать самому. Он сбился со счёта, сколько раз оргазм сотрясал тело. Потерялся в том, длится это всё несколько часов или дней. Забыл о своём слове. Поэтому, когда Намджун решает взять его нежно, ласково целуя шею, Джин стонет. Длинно. Протяжно. Мелодично. Джин стонет, выгибаясь, не сдерживаясь, раскрываясь и с хныканьем обхватывая плечи Намджуна руками, притягивая к себе. Его кожа такая пылающая, обжигающе горячая, под стать членам внутри, но это не отталкивает. Напротив. Джин скользит подушечками пальцев по гладкой коже, под конец впиваясь в неё острыми коготками. И совсем не реагирует, когда слышит: — Сладкая музыка для меня. Джин только и может теперь, что скулить, невнятно пытаясь что-то сказать, но каждый звук превращается в мелодичный стон. Намджун вбивается в него особенно крепко, с оттяжкой, чтобы сочные звуки смазки сливались со стонами, и только наслушавшись, насытившись, кончает, заполняя Джина до предела. Спермы невероятно много, она раздувает живот Джина, делая его словно беременным, но даже так не помещается вся. Суккуб чувствует, как густая жидкость вытекает из киски и ануса, и сейчас бы не помешал волчий узел, но у Намджуна его нет. — Хорошая птичка, — Намджун выскальзывает наружу, явно любуясь делом своих рук. Он проталкивает в растянутые дырки пальцы, начиная играться со спермой. — Тебе так красиво быть покрытым мною. Я всё думал, как на такой золотистой коже будет смотреться моё семя, и знаешь, как? Джин слабо стонет, чувствуя, как в уголках глаз собираются слёзы. Он не сдерживает их, позволяя крупным каплям скатиться по щекам, так же как сперме вытечь из его дырок. — Как блестящая драгоценность, — Намджун с восхищением заканчивает. — Ты теперь никуда от меня не денешься, маленькая, сладкая суккубочка. Ты теперь моя. Джин устало выдыхает. В нём слишком много питательной энергии, от чего он чувствует себя переевшим и утомившимся. Если Намджун хочет думать, что Джин принадлежит ему – он не будет спорить, потому что отказаться от такого лакомого кусочка просто невозможно.