Не братья

- Вы братья? Вопрос звучит неожиданно - для Коннора, которого прервали на середине предложения, не для Ричарда, ждавшего его с того момента, как он зашел в допросную. Если и было в его жизни что-то не неожиданное, то это интерес окружающих к его потенциальным родственным связям с детективом Андерсоном. - Это важно? - спокойно интересуется Коннор, и уровень раздражения Ричарда поднимается на десять процентов. Привычка оценивать все в точных цифрах и просчитывать вероятности осталась в нем со времен службы в армии и общения с его психотерапевтом Амандой, и она действительно помогала успокоиться в те моменты, когда не нужно было никуда бежать и ни в кого стрелять, но с тех пор, как он переступил порог Центрального отделения полиции Детройта, все его спокойствие быстро обращалось в прах. Он ничем не выдает своих эмоций, не шевелит ни единой мышцей, но Коннор все равно кладет руку на его бедро, не отрываясь от ведения записей в своем блокноте. Ричарду приходится приказать себе не дергать ногой, не пытаться сбросить теплую ладонь, медленно ползущую вверх, прямо к его ширинке, потому что тогда подозреваемый, которого допрашивает Коннор, точно поймет, что под столом что-то происходит, а это не нужно никому из них. Ладонь замирает в каком-то сантиметре от цели, и перед глазами Ричарда встает красная пелена. Не реагировать, не смотреть на Коннора, не позволять ему вторгаться в личное пространство, не дотрагиваться до него, если это не вопрос жизни и смерти, не реагировать, не реагировать, не реагировать, как мантру повторяет он про себя, но все его запреты бесполезны. Коннора в его жизни слишком много - на работе, в мыслях, даже в зеркале, потому что они и правда похожи так, что их не путает между собой разве что детектив Рид, вечно жалующийся на мрачную рожу Ричарда и повышенное дружелюбие Коннора. Коннора в его жизни слишком много - и все равно недостаточно, поэтому Ричард мысленно присваивает себе медаль за то, что ему удается досидеть до конца допроса, на котором ему нечего делать, и не съехать вниз по стулу, чтобы ладонь детектива Андерсона наконец оказалась там, где хотелось им обоим. - Вы близнецы? “Ага. Разлученные в роддоме,” - хочется огрызнуться Ричарду, когда его отрывают от наблюдения за монеткой в ловких пальцах Коннора, но девушка, с интересом разглядывающая их, слишком мила, чтобы грубить ей без причины. Коннор загадочно улыбается в ответ, и Ричард отворачивается, потому что от этой улыбки что-то внутри начинает требовать немедленных действий. Не смотреть на Коннора, не смотреть на Коннора, для профилактики мысленно повторяет он несколько раз, а потом переключается на размышления о том, почему он каждую пятницу оказывается в баре в компании детективов, а не полицейского спецназа, который возглавляет. Наверное, в этом тоже как-то виновата улыбка Коннора, решает он и все-таки бросает осторожный взгляд в его сторону, чтобы обнаружить, что Коннор тоже смотрит на него. Девушка уже куда-то делась, но Ричарду на нее плевать, потому что взгляд Коннора слишком пристальный, слишком внимательный, слишком понимающий, и уровень стресса подскакивает сразу на двадцать процентов. В Конноре все слишком, и Ричарду стоит больших усилий оставаться равнодушным хотя бы внешне, особенно когда захмелевший Рид начинает громко рассуждать о том, что Коннору и Ричарду ничего не стоило бы подцепить любую цыпочку, мечтающую о тройничке с близнецами, и Коннор краснеет - слишком очаровательно для детектива полиции, слишком соблазнительно для Ричарда и слишком откровенно для человека, привыкшего флиртовать со всеми вокруг, включая свидетелей и подозреваемых. - Не проецируй на нас свои фетиши, - ледяным голосом обрывает Ричард фантазии Рида, и тот резко затыкается под смех коллег. - Молодец, сынок, так его, - хвалит Ричарда Хэнк и одобрительно хлопает по плечу, и Ричард не может не сравнивать его грубые, широкие ладони работяги с изящными руками его сына. Коннор знает тысячу способов, как свести Ричарда с ума, и монетка, которую он так любит крутить в пальцах, привлекая к ним внимание, лишь один из них. - У меня что, двоится в глазах? - растерянно спрашивает задержанный. Это любимый вариант Ричарда, поэтому он прикладывает ублюдка, ограбившего банк и ранившего двух полицейских, головой о стенку фургона спецназа не так сильно, как намеревался изначально. Коннор, стоящий в паре метров от него, осуждающе качает головой, но ничего не говорит. Он никогда ничего не говорит о методах Ричарда, и это наводит на мысли, что Коннору нравится видеть проявления грубой силы, ведь сам он не может позволить себе подобного, или же Ричард просто слишком самоуверен и слишком много думает о том, как хорошо было бы скрутить Андерсона-младшего и ткнуть его лицом в стену, пинком заставляя развести ноги пошире. Не думать о беспомощном Конноре, напоминает он себе, попутно передавая задержанного патрульным, потому что Коннор совсем не беспомощен. Он быстр и силен - не быстрее и не сильнее Ричарда, но все же гораздо лучше среднего показателя среди детективов, - и Ричард не хотел бы вступать с ним в конфликт, даже если вероятность его победы выше на десяток процентов при любых условиях. Коннор достоин уважения, и Ричард однажды даже рискнул похвалить его результаты по стрельбе, о чем сразу же пожалел, потому что следующие три дня Коннор смотрел на него, как ребенок, получивший на Рождество желанный подарок, и игнорировать его было очень, очень тяжело. Все это ужасно непрофессионально и раздражает, но Коннор не задается вопросами профессионализма, когда лезет к Ричарду и выпытывает сведения о его личной жизни, которой нет. Работа, сон, работа, сон - все, что знает Ричард последние пятнадцать лет. Все, что ему было нужно последние пятнадцать лет, пока Коннор, такой удивительно похожий на него внешне и совершенно другой внутри, не решил, что теперь он тоже будет частью жизни Ричарда вне зависимости от его мнения и желания. Не реагировать, не реагировать, не реагировать, уговаривает себя Ричард, когда Коннор проводит пальцами по его армейскому шеврону, словно слепой - по шрифту Брайля, как будто выцветшая нашивка с номером части, где Ричард служил до перевода в полицию Детройта, откроет ему какие-то секреты. - Чем ты занимался в армии, RK900? - Коннор обводит указательным пальцем цифры и буквы, и грудь Ричарда горит, как если бы Коннор дотрагивался до обнаженной кожи. Он не может ответить, потому что сведения о его операциях засекречены, да и Коннору вряд ли понравится слушать о том, как он ловил террористов и что с ними потом делал, поэтому Ричард ограничивается холодным взглядом. - Ты не можешь ответить, я понимаю, - кивает Коннор, и это еще один способ сводить Ричарда с ума, потому что никто и никогда не читал его мысли с такой легкостью. Иногда Ричарду кажется, что Коннор видит его насквозь, все его тайны и желания, и это заставляет Ричарда еще больше отстраняться и замыкаться в себе, пытаясь сберечь остатки стабильности и контроля, так легко ускользающие от него в присутствии Коннора. - Я бы хотел узнать о тебе все. Все, что ты можешь мне рассказать, - Коннор улыбается ему открыто и чуть наивно, и в этот момент Ричард почти ненавидит его. Ему нечего рассказывать, нечем делиться, потому что он был пуст, пока Коннор не наполнил его желанием, жаждой прикосновений и глупых признаний, но барьер в голове Ричарда, заставляющий его держаться подальше от нормальных людей, слишком высок и крепок, и он не пытается его проломить, предпочитая отступать. - Андерсон! - гаркает капитан Фаулер, и Ричард оборачивается одновременно с Коннором, потому что за месяцы службы в полиции он успел привыкнуть, что к нему обращаются по чужой фамилии. Шеф переводит раздраженный взгляд с одного на другого, словно не может выбрать между ними, а потом машет рукой: - Оба, в мой кабинет! Коннор прижимается плечом к его плечу, пока капитан отчитывает их за слишком грубое задержание подозреваемого в убийстве, хотя Ричард уверен, что сделал все идеально и не его вина в том, что Коннор со всеми его аналитическими талантами на этот раз ошибся, указав Ричарду не на того человека. Наверное, в этот момент они похожи друг на друга, как никогда - с нейтральным выражением лиц, вытянувшись по струнке, Коннор лишь на пару сантиметров ниже, - и Фаулер путается все сильнее, называя Коннора Ричардом и наоборот, и это было бы забавно, если бы Ричард впервые в жизни не получал абсолютно несправедливый выговор. - Один был сущим наказанием, - капитан тычет пальцем в Коннора, и тот нервно переступает с ноги на ногу. - А теперь вас двое на мою голову! И это я еще твоего папашу не вспоминаю! Ричард ценит великодушие капитана, потому что двух Андерсонов он бы точно не выдержал. Ему было достаточно и одной встречи в неделю, чтобы составить представление об отце Коннора и понять, почему все так радовались его выходу на пенсию. - Прости, - винится Коннор, когда они наконец покидают кабинет начальника. - Ты этого не заслужил. Ричард коротко кивает, одновременно соглашаясь и принимая извинения, и пытается уйти, но Коннор не был бы собой, если бы отпустил его так просто. Их пальцы переплетаются быстрее, чем Ричард успевает отдернуть руку, и от этого простого прикосновения его коротит, словно неисправный тостер. - Я обязан загладить свою вину, - серьезно говорит Коннор, но Ричард на девяносто процентов уверен, что тот издевается. Тонкие пальцы щекотно проходятся по его запястью, проникая под рукав форменной куртки, и в голове у Ричарда проносится сразу с десяток вариантов, как именно Коннор мог бы компенсировать ущерб, нанесенный его идеальной репутации сотрудника полиции Детройта, но он ни о чем не просит, ничего не предлагает, и в глазах Коннора как будто мелькает разочарование. - Мне нужно вернуться к работе, если ты не против, - прохладно отзывается Ричард и титаническим усилием воли заставляет себя разорвать контакт. - Знаешь, я все-таки спросил отца, - сообщает Коннор спустя пару месяцев, вламываясь в кабинет Ричарда без стука и плотно прикрывая за собой дверь. Эти два месяца были самым сложным временем за все время службы Ричарда, потому что Фаулер все же настоял на том, чтобы Коннор взял отпуск впервые за три года и привел голову в порядок, и не видеть его вообще оказалось еще тяжелее, чем пытаться игнорировать. - О чем? - заторможено интересуется Ричард, понимая, что Коннор ждет от него хоть какой-то реакции. - Не братья ли мы, если тебе это важно. Ричард моргает, обрабатывая информацию, и начинает смеяться - впервые в присутствии Коннора и, наверное, впервые за последние несколько лет. Окажись они даже однояйцевыми близнецами, для Ричарда ничего не изменилось бы. Коннор смотрит на него в полном изумлении, а потом улыбается сам, и Ричард чувствует в груди что-то, подозрительно похожее на счастье. Барьер в голове становится тоньше, и если кто-то в целом мире и способен пробить его, то это определенно Коннор, его копия и полная противоположность. - И что, получил ответ? - спрашивает Ричард, успокаиваясь и не замечая, как карие глаза Коннора темнеют с каждой секундой. - Да, - коротко отвечает тот, и через мгновение оказывается непозволительно близко, так что в груди у Ричарда взмывает паника, но Коннор не позволяет ей вырваться наружу, запечатывая его рот своим. Поцелуй выходит коротким и злым. Коннор кусает его губы, тянет за волосы, дергает воротник водолазки, и Ричард позволяет ему. Он позволяет ему все и сразу, авансом на будущее, не осознавая, что его покорность со стороны кажется холодностью. - Не отталкивай меня, - то ли требует, то ли просит Коннор и бесстыдно трется об него. - Хватит меня мучить. Кто из нас кого мучает, хочет возмутиться Ричард, но сейчас не время для споров. Коннор стонет, когда он выворачивает ему руку и толкает к стене, как и мечтал. Запреты разбиваются вдребезги один за другим, пока Коннор лихорадочно что-то шепчет, прижимаясь к нему ягодицами и толкаясь в ласкающую руку, и Ричард сходит с ума. Он пытается оценить свое желание в процентах, но оно не поддается измерению, не тогда, когда Коннор дрожит в его объятиях и поворачивает голову, чтобы благодарно скользнуть губами по его подбородку. - Так вот, - довольно продолжает он, как будто их разговор ничего не прерывало. - Я выяснил. Мы не братья. - Неужели? - рассеянно спрашивает Ричард, занятый тем, чтобы убедить себя разжать руки и отпустить Коннора, потому что они по-прежнему на работе и все это ужасно непрофессионально. - По крайней мере, не родные. Насчет дальнего родства я не уточнял. - И не нужно, Коннор, я… - Ричард запинается, потому что говорить о чувствах все еще слишком сложно, поэтому он просто целует Коннора, и это уже на сто процентов больше того, что он сделал бы полгода назад. - И я еще не загладил вину за тот выговор, - глаза Коннора хитро блестят, когда он толкает его в кресло и опускается на колени. Не смотреть на него теперь просто невозможно, и Ричард фиксирует в памяти каждый момент, каждое движение, каждый взгляд из-под ресниц, когда Коннор наклоняется к нему, и это все еще странно, хотеть как будто самого себя и не себя одновременно, но Ричард не против. На сто процентов.