на перемотке

В итоге, единственным выходом, как и говорит Рокухиро, начинает казаться самоубийство. Умирать вообще-то нихуя не круто. В этом нет никакого флера романтики, вообще ничего, просто боль, а потом — забвение. Смешно, что теперь Содзе в этом декларированный специалист, кто еще переживает столько смертей? Смехотворно просто! Но остается вопрос: боится ли он умирать? И ответ, наверное, несколько обескураживает, потому что, несмотря ни на что, Содзе все еще держится за то, что… Да. Бояться сдохнуть — нормально. Нет ничего плохого в браваде и храбрости, в равнодушии к себе, когда ты бросаешься в бой. В схватках легко позабыть об ужасе возможной кончины. Когда Содзе на последних силах ползет в подвал к датенсеки, он думает не о том, что скоро сдохнет, а о том, что перед этим он должен превзойти Рокухиро Кунисигэ, доказать хотя бы себе, что он чего-то там стоит. Но тогда нет выбора, тогда… Сейчас он может продолжать этот бессмысленный парад жестокости до бесконечности, но чем больше раз Содзе умирает, тем меньше и меньше ему хочется повторять этот опыт. Дело даже не в страхе… Хотя нет, именно что в нем. Психология — это вещь тонкая, он в курсе, и если слишком долго с ней играться, то можно и сломать. Ох, потому Содзе на это и соглашается. У него и так с башкой порядка не было, а теперь уж точно. Потому во внутреннем дворике одной из баз, где он тестирует «Пронзающее Облако», а близнецы за ним наблюдают, он вынимает катану из ножен. Превосходна, как и всегда. Настоящее оружие конца света. Помереть от такого будет даже не жалко. Признаться, в ритуальных самоубийствах он как-то не особо разбирается… Как там нужно делать? Встать на колени, позвать человека на помощь, чтобы отсек голову, а потом вскрывать брюхо? Женщинам, вроде, позволялось просто вспарывать глотку. Он бы и себе вспорол… Но уже как-то натерпелся. Честно, в сравнении, вся боль одинакова. Но хочется хотя бы уйти красиво, хоть раз. Жаль, рядом не будет Рокухиро. Ха! Он бы оценил. Наверное. Боже, о чем он вообще болтает?.. Провернув клинок в руке, Содзе прижимает лезвие в глотке, после чего смотрит на близнецов без единой эмоции во взгляде. Те лишь синхронно брови поднимают, явно не совсем понимая смысла этого представления. Но заметно напрягаются, и это очень смешно. В последнее время Содзе часто веселит всякая дурь. Наверное, он и правда окончательно свихнулся. Ох, вот бы наконец сдохнуть. — Ощущение, когда сталь разрезает кожу — непередаваемо. Жизнь — ценнейшее сокровище, и клинок, забравший ее множество, ценнее в разы, — Содзе отводит меч в сторону, после чего указывает катаной на одного из близнецов. — Слушай сюда, ебалка. Побудешь моим помощником. — В чем? — не понимает тот. — В… — Содзе вдруг задумывается, после чего лицо его принимает разочарованное выражение. — Нет. Неважно, ты прав. Надо сделать все самостоятельно. Иначе не сработает. — Не сработает что? — Ты бормочешь, будто с ума сошел, — смеется второй близнец, и Содзе одаривает его ласковой улыбкой. — Правда что ли? Затем, он разворачивает клинок в руке лезвием к себе. Заносит руку… Мгновение, когда лезвие пробьет кожу, будет самым болезненным. Дальше проще — да, с выпотрошенными кишками агония страшна, но он уже привыкает к этому ощущению за все то время, когда Рокухиро раз за разом убивает его, оставляя умирать на лестнице. Кошмар, который повторяется раз за разом… Ощущение гравия под пальцами, кровавая полоса за спиной, луна в облачном небе. И Рокухиро, стоящий в ее отблесках, смотрящий сверху вниз. Его глаза пылают алым огнем. Безжалостный и страшный бог, принявший обличье юноши. В какой-то момент близнецы понимают, что это все не шутка. Их лица тут же меняются. — Стоять! Синхронно вдвоем подскакивают ближе, как ужаленные, и страшно смотрят в глаза, пока один вцепляется руками в рукоять, а второй — в запястье Содзе. Да хули им надо?! — Я все понимаю, от счастья крыша поехала, но ты че творишь то?! — Брюхо себе вспороть решил?! Ты ж сдохнешь! — Только не надо нам тут про ритуальные самоубийства ахуенными клинками гнать! — Да насрать! — Содзе дергается, но близнецы держат рукоять и его за руки слишком крепко, почти не пошевелиться. От этого он начинает злиться, а вместе с тем по лезвию пробегает маленькая искра. — Ну-ка отвалили, оба! — Нет! — рявкают они в ответ. — Че с тобой не так?! — Ты в последние дни будто бешеный, перебрал с наркотой или что?! Последние дни?! Если бы это были только последние дни!.. Если бы только!.. По лезвию вновь пробегается молния, но близнецы вообще не реагируют, только держат крепче. Когда Содзе уже хочет использовать «Гром», чтобы отстали, один из них вдруг резко подныривает под руку и обхватывает шею руками, беря в захват, после чего странным — будто бы не своим голосом — шепчет на ухо: — Если ты сделаешь это — это будет конец. В этот раз по-настоящему. — Я этого и хочу!.. Голос близнеца искажается, становится более юным, хриплым. — А все предыдущие разы держался. Содзе хочет рявкнуть на него, а потом вдруг широко распахивает глаза. Откуда он знает?! Когда он оборачивается, то понимает, что картинка словно замерла: никто их близнецов не шевелится, а краски потеряли свои оттенки. Это что-то… за рамками даже обычных отклонений. Будто просто остановили пленку. Он отшатывается назад, но ничего в этом застывшем мире, кроме него и клинка, не двигается. По катане бежит молния, кажущаяся в странном монохроме неожиданно яркой. Голубой. Что тут… Он не успевает додумать; вдруг, в этой всепоглощающей тишине, Содзе вдруг слышит голос, который будет преследовать его в кошмарах. Голос, который ранее говорит ему о том, что никогда он не достигнет уровня Рокухиро Кунисигэ. Волчонок. — Нашел его. Внезапно, такой звук, словно что-то перестает гудеть. Ну точно… город вдруг замолкает. Содзе резко оборачивается и видит, как свет над городом вдруг меркнет, постепенно, и все это выглядит сюрреалистично. Словно лампы одна за другой выключают, и наступающая тишина вместе с мраком постепенно поглощают все окружение, пока полоса света не замирает прямо у ног Содзе. Он дергается, не понимая, бояться ли ему этого или нет, но не шевелится, и будто выждав для приличия, последний луч света гаснет у него над головой. И после наступает мрак.