***
Вся жизнь Ким Сынмина подвержена строгому распорядку, и ему это безумно нравится. В семь тридцать он встаёт, в восемь двадцать выходит из дома и к девяти уже находится на своем рабочем месте. В шесть рабочий день заканчивается, в шесть пятнадцать мужчина выходит из клиники, а в семь десять, после вечерней прогулки заходит домой. Конечно, иногда случаются и отклонения от расписания, к примеру, когда кто-то из сотрудников болеет и Сынмин его заменяет, приходя не в свою смену, или когда он встречается с друзьями после работы. Но это не раздражает, все это так же спланировано. Раздражает, когда все идёт по пизде и ничего с этим сделать не получается. Как сегодня, к примеру. Вообще, Ким любит свою профессию и место, где он работает. С ранних лет мечтая лечить животных, парень успешно закончил школу и вуз, а вот с местом работы возникли проблемы. В первых двух клиниках почти весть персонал был абсолютно, непроходимо узколоб и туп, из-за чего все обязанности ложились на плечи бедного вчерашнего студента. Ким Сынмина, как "самого умного и способного", а на деле просто не умеющего отказывать, нагружали работой, из-за чего после второго увольнения, он выбирал клиники с особой осторожностью. В "SKZoo clinic" было все, что он искал. Заработная плата намного больше, чем в прошлых местах работы, высоко квалифицированные сотрудники, а ещё прекрасный и понимающий владелец. Но несмотря на все прелести, сегодня Ким Сынмин хотел убивать. Мало того, что вчера перенесли выход новой серии дорамы которую смотрит Ким на два дня, так ещё в заслуженный выходной его буквально выдернули с кровати на сложную и экстренную операцию. Администратор их клиники, Ян Чонин жил в с ним на одном этаже и, по причине недальновидности самого Сынмина, имел ключи от его квартиры. Поэтому после того, как тот не ответил на звонки, просто заявился домой и сдёрнул с кровати. На этот счёт у Сынмина было много чего, но он уже давно смирился с мыслью, что ради ямочек их главврача, друг не то что его, мать родную предаст и разбудит в выходной. Так ещё после операции как будто все животные в квартале одновременно заболели и заботливые хозяева потащили их лечить. Проще говоря, была настолько адовая загрузка, что поддавшись на уговоры начальства и соблазнившись дополнительным выходным, Сынмин отдежурил сразу две смены и сейчас хотел лишь одного — быстрой безболезненной смерти. К шести вечера поток клиентов поутих, а к восьми и вовсе иссяк. За последние полтора часа зашла только одна девочка, попросив поставить прививку своей кошке, и, расплатившись, улыбнулась и ушла. Смотря ей в след, Сынмин откровенно завидовал такому хорошему настроению. Он за сегодня настолько устал, причем не физически даже, а морально, что едва смог бы выдавить из себя оскал трижды убитого зомби. Про улыбку речи и не идёт. Что интересно, гораздо больше забирало сил общение с неадекватными и агрессивными хозяевами, чем с неадекватными и агрессивными питомцами. Парадокс. И вот, попивая третью кружку чая, ветеринар меланхолично смотрит в стену, думая обо всем и ни о чем. В какой-то момент голову посетила мысль: а когда много пегасов, это табун или стая? С одной стороны вроде лошади, поэтому табун, но ведь крылья есть, а значит стая. От размышлений его отвлек грохот, раздавшийся со стороны двери. Подняв голову, Сынмин видит нечто. Единственное слово подходящее для описания представшей картины. Молодой парень, весь красный, в слезах и соплях, тяжело дышащий от бега, сжимает в руках комок из куртки, и смотрит на ветеринара полубезумными глазами. — Чем я могу вам помочь? — голос немого хрипит, мужчина отказывается, — я ветеринар Ким и... — Вы ветеринар? О боже, какое счастье, помогите пожалуйста, он умирает! — голос у незнакомого парня мелодичный, да и сам он вроде симпатичный, но Сынмин успешно это игнорирует. Хозяева его пациентов — существа бесполые, нельзя выделять или принижать кого либо из-за личных симпатий и неприязни. Едва сдерживаясь от ехидных вопросов про то, кого этот странный парень ожидал увидеть в ветклинике, как не ветеринара, и не куртка ли случайно умирает, встаёт со стула — Прошу вас успокоиться, ваша паника ничем не поможет, приходите в пятый кабинет, прошу — привычно спокойный голос, выработанный годами практики общения с людьми. — сейчас мы осмотрим вашего пациента. Разворачивайте куртку, кладите на стол. Во избежание травм животного не надо, если разрешите пусть лежит на куртке, не убирайте ее. — Да-да, конечно, как скажете господин доктор Ким — голос у парня дрожит. Ветеринар, стоя к нему спиной и надевая медицинские перчатки, не видит, но слышит как шуршит куртка и хлюпает нос юноши. Разворачиваясь, и окидывая пациента взглядом, замирает. Незнакомец, кажется не замечая выражения лица ветеринара начинает тараторить. — Я нашел его в парке неподалеку во время своей вечерней прогулки. И меня вообще Хенджин зовут, и я сначала не поверил, но это же на самом деле он. Ежик, я имею в виду. Сбежал наверное из квартиры. Ну я не растерялся, схватил его и побежал к вам — голос подрагивает, руки идёт мелкой дрожью, а слова, выдающие изо рта парня путаются, смешиваясь. — когда я его взял он ещё дышал, и... — вдруг резко замолкает, пристально смотря на стол, — он что... Не дышит — паника все яснее заметна на чужом красивом лице, но теперь к ней прибавляется ещё и истерика. — Знаете — на контрасте с скачущим голосом Хенджина, тон Сынмина не просто холоден, он ледяной, — я не думаю, что он когда либо будет дышать. Я могу помочь ему лишь одним, — ладонь, обтянутая медицинской перчаткой с грохотом приемляется на ежонка. Время замирает. Глаза Хенджина раскрываются настолько, что, кажется, высадятся из орбит. — Так то лучше, а то в разные стороны был, — поднимает труп, подкидывая в руке и кидая ошалевшему парню. Тот ловит чисто на рефлексах и замирает, зажмурившись, не в силах взглянуть на свои руки, в которых лежит Оди. Он уже дал ему имя... — Итак, голубчик, выписываю рецепт по уходу. Как только придёшь домой, кинь его в тазик с мыльным раствором, хорошенько промой, высуши феном и можешь снова использовать. — Что вы такое говорите, в-вы зачем убили Оди... — услышав горечь, коей буквально пропитана фраза, сердце Сынмина на секунду сжимается, но он тут же себя одергивает. Нечего жалеть этих пранкеров. — Слушай сюда, парень, давай, открой глаза и взгляни на меня, — кое как, Хван разлепляет один глаз, но и тот покрыт пеленой слез. — меня это порядком достало. Я работаю, спасаю жизни животных, а такие придурки как ты меня просто вымораживают. Приходят, и думая что это очень смешно, устраивают мне спектакль. Ха-ха, поздравляю, подловил, доволен, — стальной тон пробирает до костей, — а теперь забирай свой сраный помпон и уебывай. Но, признаться ты хороший актер, я даже поверил. Но пошутили, и хватит. — Ким, окинув оппонента взглядом, видит неприкрытый шок. — Как помпон... Это же Оди... — настолько потерянный голос сложно сымитировать, и в голову ветеринара закрадываются смутные сомнения. — это же ёжик, — не понимая, что происходит, Хван оторопело присаживается на стул, пустым взглядом смотря в пол. — Подожди, парень, ты реально думал, что это ёж??? — когда в прошлом году Сынмин увидел, как пожилая леди в качестве игрушки для своей собаки используюет резиновый член, он поклялся, что ничего в этом мире не сможет его удивить. Сегодня член и бабка спустились на вторую строчку списка самых безумных вещей, которые он видел. — Ну конечно! Я был уверен! Правда, сейчас я без очков... — настолько искренне возмущение, смешит ветеринара, и он даже слегка улыбается. — Ты хоть раз ежей-то видел? — Ну мой друг часто смотрит national geographic... — Ясно с тобой все... — злость из Сынмина буквально испарилась за секунду, и все силы сейчас уходят на то, чтобы не заржать над потерянным лицом парня. Держит в узде его только врачебная этика и страх нагоняя за жалобу на некорректное поведение на рабочем месте. — ну давай, вставай, бери своего Ёби, или как там его, и иди. Клиника скоро закрывается. Послушно, как робот, парень, Хенджин, зачем то уточняет у себя в голове Сынмин, и тотчас пытается отмахнуться от этих мыслей, идёт к выходу, останавливаясь у стойки кассы. — Сколько я вам должен? — моргает немого заторможено, и где-то глубоко Сынмина внутри от милоты этого жеста пищит маленькая девочка. Очень глубоко. — За осмотр помпона? Ну, в честь сегодняшнего дня рыбных палочек и заварного крема, прием бесплатный. — усмехнувшись Ким снимает перчатки, а когда поднимает взгляд, видит в лице напротив слезы. — Э-э-эй, ну ты чего, — подходит ближе, заглядывая в чужие глаза, — что сейчас то случилось? Всхлипывая, Хван поджимает дрожащие губы, — Я хотел ежа-а-а-а, — плач сдержать не получается, и последнее слово он тянет в рыдании, утыкаясь ветеринару в плечо. — Я уже имя ему приду-у-умал. На звук высовывается из своего кабинета вечный работник, трудоголик, главный врач и по совместительству владелец этой ветклиники Бан Кристофер Чан. Кудрявая макушка находит Сынмина, но тот взгляд просит убраться, обещая рассказать все позже, и дверь снова закрывается, оставляя Сынмина и рыдающего Хенджина в одиночестве. — Ну чего ты, если так хочется ежа, то можно же купить... — пытаясь хоть как то успокоить эту воющую белугу, Ким начинает легонько гладить парня по спине. — Мне не нужен ёж, я Оди хочу-у-у-у-у. Поняв, что единственным способом является просто дать парню расплакаться, Ким тяжело вздыхает, и продолжает гладить Хвага по спине, высказывая молчаливую поддержку. Их, конечно, учили, как преподносить плохие новости, и как успокаивать людей потерявших питомца, но к такому жизнь не готовила. Как успокоить, если человек потерял того, кого не было? Не сомневайся, этот синтетический комок сейчас в лучшем месте? Ну уж нет, увольте, Сынмин ещё не достиг такого уровня маразма, ну, или просветления. Через минут десять, когда, видимо, запасы воды в организме подошли к концу, Хенджин начал успокаиваться. В последний раз шмыгнув, он поднимает взгляд на Сынмина. Положение, в котором они находятся можно считать несколько двусмысленным. За время своей истерики Хван обхватил обеими руками трос доктора, прижавшись у нему всем телом. — А... А почему мы на диване? — не говорит, а скорее стрит сорванными голосом. И правда, почему? Хван уверен, что начинал плакать стоя, а сейчас сидит на одном из диванчиков в приемной. — Я подумал, так вам будет удобнее, да и, если честно, устал стоя удерживать вас. Вы хоть и стройный, но я бы не сказал, что пушинка, — ветеринар говорит совершенно спокойным тоном, слегка улыбаясь Хенджину. А у того уши краснеют от осознания, что он буквально повис на бедном мужчине, наверняка измазав ему слезами и соплями весь халат. — Прошу прощения, — вскочив с дивана, пошатывается, но все таки не падает, умудряясь поймать равновесие. Склоняется в глубоком поклоне, искренне сожалея, что так разнылся, — господин Ким, я обычно не так чувствителен, просто переволновался из-за этого ежа, ещё раз простите, — снова кланяется, но его за плечи поднимают. — Ничего страшного, я все понимаю. Сейчас вам главное позаботиться о себе и дойти до дома. — мягкая улыбка доктора Кима отзывается где то в животе, скручивая внутренности, — вы далеко живёте? Может я вас довезу? Моя смена заканчивается через — быстрый взгляд на часы — семь минут. — Н-нет, не стоит так утруждаться, мне недалеко... —постоянно кланяясь, пятится к выходу, — буквально десять минут. — Вы уверены? В вашем состоянии... Я не хочу чтобы произошло что-нибудь плохое. Я все таки тоже виноват в вашей истерике. Не стоило так агрессивно себя вести с вами... — не задумываясь, Сынмин тоже кланяется в знак извинений. — Вы что? — округляет глаза Хван — при чем тут вы, на вашем месте, раздражая меня такими подарками, я бы тоже вспылил. Правда, не стоит волноваться, доктор Ким, я в полном порядке. — Ну, раз вы так уверены — Сынмин все равно волнуется за этого паренька. Пусть он и показался ему идиотом вначале, сейчас для него ясно как день, что у парня просто очень большое и доброе сердце. — Да-да, конечно, доброй ночи вам, господин Ким, ещё раз простите за это ужасное недоразумение, — в последний раз поклонившись, буквально выбегает за дверь. Едва силуэт Хенджина пропадет в сумочке ночи, из своей берлоги выходит Чан. — И что это было? — Хён, ты не поверишь...***
Забежав домой и закрыв за собой дверь, Хенджин скатывается вниз по стенке. — О Господи, какой позор! — закрыв руками лицо, кричит, — так опозорился, полевка слепая, дак ещё и перед красавчиком ветеринаром... нет, решено, я больше никогда не выйду из дома... Ну, может, только за продуктами, и на прогулку, и на встречу с друзьями... Но! Не около клиники... — приянв столь непростое решение направляется к морозилке, с твердым намерением сожрать ведро мороженого и пересмотреть Сумерки раз тридцатый. А в коридоре, на полу, около кинутой куртки, лежит помпон, не представляющий, начало какой истории он создал.