***
Они не были в порядке. Или, более технически, именно Хантер. – АЗИ! – Врекер рычит, осторожно спускаясь по трапу Мародёра, удерживая на себе почти мёртвый вес Хантера. – Приведите мне АЗИ прямо сейчас! Хантер кряхтит, когда вибрация голоса брата почти разбивает ему череп пополам. Его зрение затуманено, а затуманенный разум едва может различить знакомые окрестности посадочной площадки сквозь размытые цветные пятна. Солнце настолько ослепляет, что кажется, оно вот-вот выжжет ему глаза. А его ноги… у него такое ощущение, будто он продирается сквозь сгустившуюся грязь по колено, которая всё время пытается его утащить вниз. Возможно, он едва в сознании, но с ослепляющей ясностью знает, что всё это должно быть связано с раной на его боку, из которой в настоящее время кровь хлещет сквозь пальцы с пугающе быстрой скоростью. Чёртовы торговцы специями. Сквозь облако боли до него доносится вздох, за которым следует звук лёгких шагов, которые могли принадлежать только одному человеку. – Что случилось? — Спрашивает Омега дрожащим от ужаса голоском. Хантер не может открыть глаза, он не может даже пошевелиться ни одним мускулом на лице из-за того, как его челюсти сомкнуты в агонии, но он может представить, как её широко раскрытые глаза смотрят на него с ужасом, как будто он смотрит прямо в них. Врекер крякнул и поправил хватку на раненом брате. – Его ранили ножом. – Что… как? – Потому что он безрассудный идиот, вот как! Должно быть, его брату очень плохо так отвечать — Врекер никогда не ругается с ребёнком. В ту секунду, когда их ноги соскальзывают с прохладного металла на тёплые булыжники, ноги Хантера подкашиваются, и он падает на землю, почти утаскивая Врекера за собой. Боль в боку вспыхивает, как будто его подожгли, и мир перед его глазами опрокидывается вокруг своей оси. Звуки в его ушах искажаются, становятся приглушёнными, как будто его голова погрузилась под воду. Он слышит, как его зовут, но не может узнать голоса. Несколько пар рук приземляются на его плечи и спину, разворачивая его тело, но единственное, на чём он фокусируется — это пара крошечных мягких ладоней, обрамляющих его щёки. – Хантер? Хантер, ты меня слышишь? Хантер! – Омега… Хантер пытается дотянуться до неё, провести рукой по её волосам и сказать ей, чтобы она не волновалась. С ним всё будет в порядке: в прошлом ему приходилось пережить и худшее, и он всегда выходил сухим из воды. Но тёмные пятна начинают танцевать в его глазах, как только он пытается пошевелиться, и ему удаётся только коснуться подушечками пальцев её щеки, прежде чем она отстраняется от него. Хантер стонет, его глаза закрываются, а рука безжизненно падает на землю, его пальцы мокрые от её слез. Несмотря на приглушённый звук голоса Кроссхейра, Хантер способен различить настойчивые слова своего брата. – Омега, иди приведи АЗИ. И предупредите клинику. – Но... – Омега, сейчас же. Хантер не слышит, как она задыхается от рыданий, убегая. Он не замечает, как её взгляд задерживается на нём на долгое мгновение, прежде чем она это делает. Зрение Хантера начинает тускнеть, уступая место непреодолимой тьме, которая поглощает всё вокруг него, и последнее, что может уловить его разум, прежде чем ускользнуть — это твёрдая поверхность булыжников, прижимающаяся к его затылку, когда сержант падает на землю.***
Хантер просыпается от звука спокойных волн, плещущихся о берег где-то вдалеке. Его нос улавливает намёк на ночь в прохладном ветерке, касающемся кожи его обнаженной груди. Под его головой мягкая подушка, наполненная ароматом морской соли и полевых цветов. Она приятно манит его перспективой крепкого сна и такого отдыха, которого он не имел уже несколько месяцев. Накинутое на него одеяло тонкое, но согревает достаточно и идеально подходит для ночей на Пабу. Хантер где-то в помещении; он понимает это ещё до того, как открывает глаза и видит над собой потолок. Но не узнаёт комнату. Когда он моргает, приспосабливаясь к полутьме пространства, медленно начинают всплывать воспоминания: нож зигерианца, воткнутый по самую рукоятку прямо под рёбрами, и большая рука Врекера, прижимающая рану, чтобы остановить кровотечение, в то время как он почти отвёл его обратно на корабль. Острая, грызущая боль, которая теперь возвращается в виде тупой пульсации, когда его чувства просыпаются. Посадка на Пабу. Слепящее солнце, обеспокоенные голоса и руки, поддерживающие его тело, когда у него больше не было сил делать это самому. Омега… Омега. С внезапным приступом паники Хантер стреляет в стойку, но его останавливают две вещи: крик протеста из раны, заставляющий его задыхаться, и знакомая тяжесть, давящая на его неповреждённый бок. Когда он смотрит вниз, он чуть не расплакался, потому что Омега прижалась к нему, её лицо уткнулось ему в грудь, её маленькое тельце свернулось в клубок под одеялом. Кажется, она мирно спит, её плечи поднимаются и опускаются с каждым глубоким вздохом, но на её круглой щеке блестят засохшие слёзы, блестящие в лунном свете, льющемся в окно. Её губы хмурятся, что кажется совершенно неуместным на её красивом лице, и Хантер чувствует укол вины в груди, зная, что он и есть причина, по которой она так расстроена. Инстинктивно Хантер обнимает её и притягивает ближе, наклоняя голову, чтобы поцеловать её в макушку. – Она отказалась оставить тебя, — говорит ему из тени хриплый, скользящий, но нехарактерно мягкий голос. — Врекеру пришлось силой увести её, пока дроид зашивал тебя. Хантер замирает, застигнутый врасплох тем фактом, что он не заметил присутствия Кроссхейра в комнате. Его брат стоит спиной к стене возле двери, скрестив руки на груди и, как обычно, с зубочисткой во рту. Когда их взгляды встречаются через комнату, Кросс отталкивается от стены и вступает в серебряный луч луны, сияющий через окно, и останавливается у изножья кровати. Хантер смотрит ему в глаза, затем опускает взгляд на Омегу и на комнату, в которой он теперь узнаёт послеоперационную палату клиники. Он замечает, как Врекер дремлет на диване рядом с окном, уткнувшись лицом в подушки, чтобы заглушить храп. Части постепенно начинают складываться в его сознании. – Как долго я отсутствовал? — Спрашивает Хантер, но Кроссхейр не отвечает на его вопрос. Вместо этого он садится в кресло, стоящее рядом с кроватью, и смотрит на брата взглядом, который, как знает Хантер, является предзнаменованием предстоящей драки. — На этот раз ты перешёл черту, Хантер. – Что ты имеешь в виду? – Хантер хмурится. – Я делал то, что нужно было сделать. У торговцев специями была информация. Информация, которую им навела сама Вентресс. Предполагаемое местонахождение джедая-тогруты, который раньше тесно сотрудничал с генералом Энакином Скайуокером — его собственным падаваном, если верить Вентресс. Хантер вспомнил, как работал со Скайуокером. Вспомнил опытного, замечательного человека, которым он был. Если бы его падаван был где-то здесь, возможно, она могла бы научить Омегу некоторым вещам и помочь не только ей, но и всем им понять мидихлорианы, Силу и всё, что с ней связано. Это была информация, которая могла обеспечить безопасность Омеги. Хантер не хотел упускать такой шанс. За любую цену. Но Кроссхейр разочарованно качает головой, его слова наполнены гневом, когда он говорит. – Это того не стоит. Не так. – Не стоит?! Кросс, ты знаешь, насколько важна эта информация! Как нам это нужно! Да, это риск, но я готов пойти на него. Слова вылетают из него, как стремительный огонь, и ему приходится перевести дух, напоминая себе не только о своей травме, но и о том, что у него на руках спящий ребёнок. Он смотрит на ребёнка, но её глаза остаются закрытыми, и она глубоко дышит, сжимая его грудь, как тогда, когда он проснулся. Вид её спящей немного успокаивает его гнев. — Я делаю это, чтобы защитить Омегу, — тихо шепчет Хантер, поднимая руку и заправляя светлый локон ей за ухо. – Ага? И как ты собираешься это сделать, если ты мёртв? – Грубый голос Врекера внезапно раздаётся в тишине комнаты. Голова Хантера резко поворачивается в его сторону, широко раскрытые глаза наблюдают, как его брат-гигант поднимается в сидячее положение и протирает глаза от сна. – Посмотри на неё, Хантер, — говорит он, и его взгляд становится грустным, когда он останавливается на ребёнке. – Я не думаю, что когда-либо видел такую панику. Когда она увидела кровь… — Он качает головой и разочарованно вздыхает. – Кроссхейр прав, чувак. Заработать себе такую травму? Из-за информации, в реальности которой мы даже не уверены? На этот раз ты зашёл слишком далеко. Хантер опускает голову и переводит взгляд на Омегу, чувствуя комок в горле. Отчаянная, острая необходимость защитить её горит в глубине его желудка, как лесной пожар, и чем больше он узнаёт об опасностях, которые ждут её в галактике, тем больше Империя хочет схватить её и забрать у него, тем больше он верит, что единственный способ не дать этому огню поглотить его целиком — это действовать. Следовать за каждой зацепкой, собирать всю информацию, которую они могут найти, и делать всё возможное, чтобы его худшие кошмары не стали реальностью. Он знает, что его братья чувствуют то же самое, даже Кроссхейр, но есть что-то в его словах и словах Врекера, что задевает Хантера и он понимает, что намеренно игнорировал всё это время. Потому что да, что произойдёт, если он однажды не вернётся? Что бы произошло, если бы этот нож стал его концом сегодня? Словно читая его мысли, Кроссхейр продолжает с того места, на котором остановился Врекер. – Мы знаем, что ты хочешь защитить её. Но ты впадаешь в отчаяние, Хантер. Отчаяние делает тебя безрассудным. И безрассудство… — Тебя убьёт, — заканчивает за него Врекер. Он поднимается с дивана, направляется к кровати Хантера и так осторожно, как только может, чтобы не разбудить Омегу, садится на край матраса, его большие руки ложатся на плечо брата. – Мы уже потеряли Теха. Омега не сможет пережить это снова, только не с тобой. Ей не нужен ты здесь, высовывающий шею за каждым намёком на возможную информацию. Ты нужен ей здесь, целым и невредимым. И нам тоже. Хантер не смеет поднять на него глаза. Он держит их на Омеге, наблюдая, как она дышит ему в грудь. Его большой палец проводит по следам слёз на её щеках, смахивая их, хотя они уже давно высохли. Он замечает, как крепко она держит его, и всё же опасается его раны, даже во сне. Вина душит его. Оглядываясь назад на все свои недавние миссии, он понимает, что вёл себя безрассудно. Гораздо больше, чем он когда-либо позволил бы себе или кому-либо из членов его отряда в те дни, когда он был сержантом. Следуя за Феннек на планету, наполненную токсичным воздухом, погружаясь в столь же токсичную воду, чтобы обезвредить бомбы и сразиться с аллигаторами, не моргнув глазом. Он сделал это, потому что должен был. Потому что это единственный способ обеспечить безопасность Омеги. Но эта задача настолько ослепила его, что он ни разу не задумался, что произойдёт, если он не выживет ни на одной из этих авантюр. Он думает о лице ребёнка тем утром, когда они улетали. Она по-прежнему широко и ярко улыбалась, но, кажется, несколько вынужденно. Её глаза были прикованы к его лицу, как будто, как он теперь понимает, она пыталась запомнить каждую деталь. То, как она обвила его руками за талию и уткнулась ему под подбородок. Как она сказала ему, чтобы он скоро вернулся, и крепко сжала его, прежде чем отпустить, как будто она вообще не хотела отпускать. Она испугалась даже тогда. А потом он вернулся с вывернутыми кишками, кровью, хлынувшей между его пальцами, давящими на рану, после того, как он пообещал ей, что с ним всё будет в порядке. — Мне очень жаль, — удаётся ему выдавить. Стул царапает пол, а Кроссхейр встаёт. – Тебе следует извиняться не перед нами, — говорит он, а затем тихо выскальзывает из комнаты. Вскоре за ним следует Врекер. – Поспи немного, сержант, — говорит он ему, похлопывая его по плечу, прежде чем встать. – Тебе это нужно. Но Хантер не спит. Он лежит там, наблюдая за облаками, плывущими по ночному небу за окном, одной рукой гладя вверх и вниз по спине спящей Омеги, прижатой к его груди. Он прижимает рот к её лбу в затяжном поцелуе, вдыхая солёный воздух, который прилипает к её волосам от того, что она провела весь день на пляже. Время от времени она шевелится, но не просыпается. Она лишь трётся щекой о его грудину, прежде чем снова успокоиться, глубоко вздохнув. Это заставляет его сжимать её сильнее и каждый раз прижимать немного ближе. Хантер не знает, что бы он сделал, если бы когда-нибудь снова потерял её. Эти шесть месяцев разлуки, когда она застряла на Тантиссе, а он бесчисленное количество раз пересекал галактику в поисках её, были одними из худших в его жизни. Постоянный стресс, который ему оказывали попытки найти её, страх перед тем, что он найдёт на другом конце, и растущее разочарование после каждого тупика были подобны яду, который медленно, но верно убивал его. Добавьте к этому сокрушительную тяжесть вины и горя, которые оставила в нём смерть Теха, и он чуть не сломался. Когда Омега нашла дорогу обратно к ним, когда она бросилась в его объятия со слезами, текущими по её лицу, ему показалось, что он вернулся на поверхность после слишком долгого пребывания в воде. Его лёгкие горели от нехватки кислорода, и тело не могло двигаться против давления, но как только он обнял её, он, наконец, снова смог дышать. Он предполагает, что Омега, должно быть, чувствовала то же самое в тот момент. Вернувшись к своей семье, снова в его объятиях, она могла отпустить страх и снова позволить себе стать ребёнком. Остался только этот страх, и, несмотря на все его усилия, Хантеру удалось только усугубить ситуацию. Омега не боялась снова попасть в плен — она охотно хотела вернуться в это место, если это означало помощь клонам, которые всё ещё были там заточены, — но мысль о потере кого-либо из её братьев пугала её так, как Хантер только сейчас начинает понимать. Воспоминания вспыхивают в его голове: каждый взгляд, который она когда-либо бросала на него перед тем, как он собирался уйти, каждая просьба присоединиться к миссии и звук протеста, который возникал на её губах и затихал в ту секунду, когда он отказывался впустить её. Все крепкие объятия, которые она раздавала, как конфеты, все слова «будь осторожен и возвращайся поскорее». Всё это время он думал, что это потому, что пребывание вдали от них вызывало у неё тревогу — совершенно нормальную и понятную реакцию после долгого периода вынужденной разлуки, как сказал бы Тех. Но в этом было гораздо больше, и ему потребовалось получить ножевую рану в животе и чуть не истечь кровью прямо на её глазах, чтобы наконец понять это. — Мне очень жаль, моя маленькая, — выдыхает Хантер в волосы своей маленькой девочки. – Мне очень жаль. Он не осознаёт, что она проснулась, пока не слышит, как у неё перехватывает дыхание, и она прижимается щекой к его обнажённой груди, прижимая его крепче. — Ты меня напугал, — бормочет она ему в кожу. Хантер закрывает глаза. — Я знаю, малышка. Мне жаль. Это не должно было закончиться вот так. Он мог бы извиниться миллион раз, но этого всё равно было бы недостаточно — он знает это по тому, как Омега поднимается с его груди и, опираясь на локоть, пристально смотрит на него, будто заставляет Кроссхейра побороться за деньги. – Извинения не залечат твою рану, Хантер. "Извини" не сотрёт тот факт, что тебя пырнули ножом. Я знаю, что ты хочешь защитить меня, но... — Её глаза опускаются, а подбородок начинает трястись. — Ничего из этого не будет иметь значения, если я потеряю тебя. Сердце в груди Хантера разбивается на куски. – Омега… Она отводит взгляд, чтобы скрыть слёзы, которые снова блестят в её глазах. Они грозятся выплеснуться и скатиться по её щекам, и Хантер ненавидит себя за то, что это повторилось. Она права, они все в порядке, и он был дураком, хотя бы на секунду подумав, что может быть непобедимым. Сломанная пара очков, лежащая на борту «Мародёра», является достаточным доказательством того, что ничего из этого не является правдой. — Эй, — тихо шепчет Хантер и толкает её под подбородок кончиками пальцев. – Эй, посмотри на меня. Ей требуется некоторое время, чтобы сделать это, но как только она смотрит на него, одна слезинка ускользает, и он ловит её большим пальцем. – Мне следовало быть осторожнее, — говорит Хантер, лаская её по щеке. Прерывисто вздохнув, Омега уткнулась лицом в его ладонь, держась за его запястье свободной рукой, но её глаза не отрывались от его взгляда. – И мне жаль, что я позволил этому зайти так далеко. Я… Обеспечить твою безопасность — мой приоритет. Иногда это означает, что мне приходится делать то, чего я предпочитаю не делать. Но это также означает, что моя точка зрения может стать немного... узкой. Он надеется на улыбку, пусть даже самую слабую, но глаза Омеги становятся ещё печальнее. – Потому что защита меня превыше всего? Тяжело слышать эту правду, но в то же время для него это самый простой ответ. – Да. – Даже с риском для собственной жизни? Боль вины снова пронзает его грудь. – Я поступил безрассудно, потому что хотел ускорить процесс. Я хочу получить ответы сейчас, чтобы защитить тебя сейчас. Я устал ждать, пока упадёт второй ботинок, Омега. Я хочу довести нас до того момента, когда нам не придётся постоянно оглядываться через плечо. И учитывая всё, что мы узнали за последнее время... Это тяжело. Мне тяжело, я даже не могу себе представить, как тяжело должно быть тебе. Омега отпускает руку с его запястья и начинает ковырять свободную нить бинта, пересекающую его талию. Хантер ждёт, давая ей время подумать. – Это страшно, — наконец признаётся девочка. – Не понимаю, кто я и почему Империя преследует меня. Я хочу, чтобы это закончилось так же сильно, как и ты, поверь мне. Но ты отправляешься на эти миссии, в то время как мне приходится оставаться, и возвращаешься с новыми и новыми синяками и кровотечениями, но так и не приносишь никаких реальных ответов... Это делает всё ещё страшнее. Её нижняя губа дрожит, и она закусывает её зубами, чтобы не сорваться на рыдания. – Каждый раз, когда ты уходишь, я боюсь, что ты не вернёшься, — говорит Омега, и то, как её голос ломается, заставляет Хантера действовать мгновенно. – Иди сюда, крошка. Его не волнует, что то, как он обнимает её, тянет швы. Его не волнует, что от жгучей боли становится трудно дышать. Всё, что его волнует — это слёзы Омеги, окрапляющие его кожу, и то, как всё её тело сотрясается от сильных рыданий, сдерживать которые у неё больше нет сил. Если бы был способ соединить её с ним, он бы уже это сделал. Соединить их в одно существо, сделав неразделимыми. Таким образом, ему никогда не придётся отпускать её. Ему никогда не придется бояться, что её у него отнимут. Вместо этого всё, что он может сделать, это держать её как можно крепче и молиться, чтобы никогда не наступил день, когда он больше не сможет это делать. — Ш-ш-ш, ш-ш-ш, всё в порядке, — шепчет Хантер в волосы Омеги, одной рукой обхватывая её затылок. – Всё в порядке, малышка. Я правда здесь. — Пожалуйста, не оставляй меня, — плачет Омега, прижимаясь лицом к его груди, как будто она хочет вырыть в ней яму и спрятаться там. — Ты должен пообещать мне, что будешь более осторожным. Ты должен думать и о себе, а не только обо мне. Я не могу… Я больше никого не потеряю, Хантер. Никого. Отчаяние в её голосе не уступает его собственному. Он прижимается губами к её лбу, борясь с натиском собственных слёз. — Т-с-с, обещаю, Омега. Я никогда тебя не оставлю. «Пожалуйста, не бросай и меня», — добавляет он про себя, потому что знает, что никогда не сможет пережить это, если это произойдёт. — Я никуда не уйду, дорогая. Я клянусь. Её рыдания только усиливаются, сотрясая её маленькое тело, и, понимая, как отчаянно она в этом нуждается, Хантер позволяет ей выплакаться. Он находился без сознания несколько часов, в течение которых АЗИ доставил его в клинику и зашил, и всё это чрезвычайно потрясло и расстроило её. Поэтому Хантер позволяет ей плакать у себя на груди и позволяет её слезам течь по его коже, в то время как он проводит рукой по её позвоночнику, шепча слова утешения между поцелуями, которые он оставляет на её лбу и в её волосах. – Что бы я ни делал, где бы я ни находился в галактике, я всегда, всегда буду возвращаться к тебе, – говорит он ей, окутывая её безопасностью и теплом своих объятий и желая сделать больше – гораздо больше – чтобы больше никогда не увидеть ни одной слезы в её глазах. Остаться в живых — это обещание, которое он должен сдержать любой ценой. Хантер знал, что готов умереть за эту маленькую девочку с того момента, как встретил её, и эта часть его не изменилась. Но теперь он знает, без малейшего сомнения, что если он хочет дать ей жизнь, которую она заслуживает, если он хочет убедиться, что у неё безопасное и счастливое детство и свобода, ему нужно жить, чтобы быть частью этого. Потому что для Омеги эта жизнь не может быть реальной, если он не является её частью. Проходит некоторое время, но рыдания переходят в прерывистое дыхание, а слёзы перестают течь. Маленькое тельце Омеги прижимается к нему, явно изнурённое, и она всхлипывает, вытирая глаза тыльной стороной ладони. – АЗИ сказал, что с тобой всё будет в порядке, — говорит она ему. Хантер полагает, что она делает это больше для того, чтобы успокоить себя, чем для него, но он всё равно нежно прижимает её к себе, напевая ей в волосы. – Правда? – Ага. В её голосе чувствуется облегчение. Это вызывает улыбку на лице Хантера. – Приятно слышать. – Тебе просто нужно полежать в постели хотя бы неделю. О, круто. Постельный режим. Хоть она и не видит его, он всё равно не закатывает глаза. Оставаться на месте — последнее, чего он хочет, но он будет это делать до тех пор, пока на лице Омеги не появится обеспокоенное хмурое выражение. – Хорошо. Назначения врача, — говорит Хантер, пожимая плечами. – Хантер. Нота горечи всё равно ускользает, и Омега улавливает её безумие. Она поднимает голову, чтобы ещё раз взглянуть на него таким взглядом, и если бы не его рана, Хантер рассмеялся бы при её виде. Вместо этого он снова подносит ладонь к её щеке и нежно ласкает её, мягко улыбаясь и говоря: – Я обещаю, что буду оставаться в постели столько, сколько мне понадобится. Улыбка, которая возвращается на её лицо, носит дразнящий характер, хотя остатки её слез и дрожь голоса немного смягчают её. – Хорошо, потому что я не оставлю тебя. Это ясно, солдат? Хантер фыркает. Использует свой собственный тон и свою команду. Этот хитрый маленький гений. — Да, мэм, — говорит он с собственной ухмылкой, поднимая руку, чтобы отдать честь Омеге. Удовлетворённая, Омега кивает и плюхается обратно ему на грудь, прижимаясь к нему почти так же, как это делает Бэтчер, когда просит, чтобы её погладили. Он снова обнимает её и расслабляется на подушке, удовлетворённо вздохнув, в то время как рука Омеги останавливается на его сердце, ладонь прижимается к его коже, чтобы почувствовать сердцебиение, и тепло её нежных прикосновений распространяется по всему его телу. Ощущения того, что она так близко, кожа к коже, прямо на его сердце, достаточно, чтобы заставить его забыть обо всей боли. Возобновив успокаивающие движения, поглаживая её по затылку, он наблюдает, как она удобно устраивается и закрывает глаза, готовая снова заснуть. Ему тоже следует отдохнуть: он измотан, травма отбирает всю его энергию, а хороший, глубокий сон исцелит его лучше, чем любой резервуар с бактой, в который его могли бы бросить братья. Его глаза закрываются, и он позволяет сну одолеть его. Это даётся легче, чем он думал, и он чувствует, что засыпает — но сердцебиение Омеги нервно учащается, как пересмешник, взмахивающий своими маленькими крылышками, и как раз в тот момент, когда он собирается спросить, что случилось, она вздрагивает и шепчет. — Я так сильно люблю тебя, Хантер. Это было похоже на взрыв бомбы в его груди. Взрыв звезды на просторах космоса. Оно проносится по его телу, как приливная волна, выталкивает его сердце за пределы его возможностей, перехватывает дыхание. Он большой, красивый, он... нереальный. Это единственная причина, почему он делает то, что делает. Его причина жить. — Я тоже тебя люблю, малышка, — шепчет Хантер в тишине ночи, и единственная слеза скатывается по его виску. Его губы снова находят её лоб, макушку, оставляют поцелуи на висках между словами. – Я люблю тебя больше чем что-либо. Больше собственной жизни. Но он будет жить, чего бы это ни стоило. Для неё.