Обречённая вера в счастье

Летнее утро 1874 года. Старый деревянный дом охватил хриплый крик младенца. Глава семейства взглянул на новорождённого ребёнка и скривил своё старое лицо. Родилась девочка с явной недоношенностью, что означало появление лишнего рта и так в большой семье, где каждый кусок хлеба считался большой ценностью и доставался только за определённые заслуги. Отец даже не взял девочку на руки, смотря на неё, как на животное, а не на собственного ребёнка. Он недовольно посмотрел на свою жену и презрительно прищурился. — Твоя вина, Мария, что не смогла родить нормальное потомство. Не думай, что за это тебе полагается хоть какая-то помощь от меня или других, — прошипев это, мужчина вышел из комнаты прочь. Обессиленная мать жалостно взглянула на уходящего мужа, ничего не сказав, виновато опустив голову. Женщина из церкви, которая принимала роды, положила младенца на руки матери и поспешно последовала на выход. Наконец, оставшись одна, мать тихо заплакала, держа на руках дочь, понимая, что ждёт её в дальнейшем. Но она и представить себе не могла, насколько сильно ошибалась. Мария вытерла пот и слёзы с лица, всё так же опечаленно смотрев на дочь, которую она так крепко держала рукой, медленно покачивая хрупкое тело. — Мы с тобой обязательно справимся, Алиса, — дрожащим голосом произнесла женщина. Раннее детство Алисы было непосильно тяжёлым. Пришлось рано повзрослеть, дабы хоть как то показать свою значимость для семьи и, самое главное, для отца, который всем видом демонстрировал безразличность и неприязнь к дочери. Маленькую Алису не так сильно ранили не вечные издевательства и физическое насилие со стороны старших братьев, не тяжёлая работа каждый день и даже не уставшая мать с её нервными срывами на дочь. Большую боль приносил именно отец с его пренебрежением и презрением к ней из-за физиологических данных и внешности. Ему не нравились ни медные волнистые волосы, ни зелёно-болотные глаза девочки, из-за которых остальные жители небольшой деревни косо смотрели и за спинами называли грязным ребёнком, а её мать продажной грешницей. В Алисе было всё не так, начиная с походки и заканчивая речью. Для отца она была позором, скорее клеймом семьи, в которую она не вписывалась, опозорив своим появлением на свет. Алиса лезла из кожи вон, ради похвального слова или мягкой улыбки отца. Исправно молилась, помогала по хозяйству, прилежно подчинялась всем велением братьев и матери, практически не создавая проблем своей семье. Но Алиса не могла понять, что единственной проблемой была она — проблема, у которой нет решения. И без того трудное детство усугубили фанатичные деревенщины, которые отлавливали девушек всех возрастов со своего или ближайших поселений, нарекая их мерзкими ведьмами и сжигая на главной площади, тем самым устраивая самосуд. Восторженная публика ликовала и плясала под адские крики девушек на костре, считав, что выполняли долг перед своим божеством и за это получат его благословление. Ведьмами считали любую, кто мог возразить мужчине, дерзить или попросту отстаивать свою точку зрения. Также могли сжечь за излишнюю красоту или же за обычный отказ от брака. Каждый раз Алиса наблюдала за ритуалом сожжения из окон собственного дома, смотря, как её отец или другие жители тащат уже практически бездыханные тела на подготовленный большой костёр, при виде которого кровь стыла в жилах. Зная, что сейчас произойдёт, девушка закрывала глаза, при этом крепко сжимая крест на шее, молясь за них и за их «греховные» души. Где-то далеко в душе Алиса понимала, что это жестоко и до жути неправильно, но против святых законов Божества она пойти никак не могла. Из-за опасений за взрослевшую дочь, чья внешность явно отличалась от других детей, Мария пыталась как можно дольше держать Алису в доме. Если та всё же была вынуждена выйти на улицу, мать убирала её волосы в небрежный пучок, который закрывала старая соломенная шляпа, также одевала в старые, длинные лохмотья, дабы внешний вид отталкивал чужой взгляд, заставляя отвернуться. Так происходило раз за разом и, казалось, тяжёлые дни Алисы не отличались друг от друга, однако в один день эта однотипная жизнь закончилась раз и навсегда.