Хрустящий пепел

Воздух пронзает отвратительно приторный запах крови, которую Фридрих тут же смахивает со своих губ. — У тебя, — выжидает паузу, словно даёт Теодоре привыкнуть к звучанию своего искаженного голоса, — ничего, — молчание, яро акцентирующее на этом слове гудит у девушки в голове, — не получилось, — вновь пауза. Тишину прерывают нарастающие всхлыпы, — Н-н-ет, — глотая слезы, обращается она к пустому и безжизненному солдату. Дрожащие губы едва ли проговаривают слова. Его имя с огромной тяжестью звучит из уст Теодоры. Раньше оно, произносимое с трепетом, отдавало нежностью и хрупкой любовью. И ни одно из этих чувств не сравнимо с кровавым скрежетом на душе, что прямо сейчас драло деревянными острыми когтями по сердцу, — Фр-фр-фридри...гх.., — последний слог забрал все жизненные силы девушки, вынуждая ту едва разборчивым хриплым голосом проклинать судьбу. Потемнение в глазах на секунду сбивает Теодору с толку, а затем фокус зрения возвращается, но чёрное нависающее чувство потерянности не уходит. Она пытается вернуть то состояние, упорно закрывая руками опухшие от слез глаза, но понимает, что это не мешает видеть все происходящее. С огромной тяжестью и дрожью девушка вновь поднимает взгляд на когда-то любимого человека, рука которого прямо сейчас тянется к ее голове. В желудке резко становится настолько пусто, что Теодора ощущает вкус собственных чувств - волнение, страх и ненависть оказываются настолько горькие и шершавые, что хочется выблевать собственные кишки и вырвать вкусовые рецепторы. Силуэт приближающейся руки Фридриха вызывает никогда ранее не испытываемую панику, агрессивные навязчивые мысли эхом отдают в голове крики о том, как жалко умирать. Нет, даже не умирать. Нынешнее состояние едва можно назвать жизнью. Не умирать. Жалко исчезать от рук человека, что успел стать смыслом жизни, заменил дом. Кажется, все - холодные пальцы Фридриха проходятся по волосам девушки. Понимание того, что это бессмысленно не отменяет рефлекторного зажмуривания - и вот уже дрожащая Теодора ощущает тепло, остающееся на голове после заботливых поглаживаний любимого... — Не получилось бы, — он первым нарушил всепоглощающее молчание меж ними, говоря голосом, с каждой секундой приближающейся к его собственному - такому родному Теодоре, — будь мы не в месте. Но мы, — он поспешил прижать ее к своей груди, обнимая и пошептывая успокаивающие слова, — вместе. Впервые девушка восприняла пробегающие по спине мурашки как добрый знак - неожиданная эйфория от объятий заставила ее изголодавшийся по парню мозг расплыться в тумане. — Вместе. И я никогда бы..., — вновь молчание, на этот раз такое родное и терпимое заглушило обоих: ни одно слово мира не способно сейчас описать их счастье. Забыв про нежности, девушка твердо прижимает его к себе, настолько сильно и горячо, желая оградить от адских огней и ветра, рассеивающего пепел некогда счастливых душ по воздуху... — И я никогда бы не подвел тебя так, как это сделала ты. Мы вместе! — Закричал он уже вновь проженным голосом, — были. Пока ты не совершила ошибку, стоящую тебе всего. С грубой силой он оттолкнул Теодору и выбрался из ее объятий. Произнес прощальное слово, — ненавижу, — затем силуэт его начал распыляться, медленно, сопровождаясь мучительными слезами и криками до боли знакомым и родным девушке голосом... Она, руководимая давлением от осознания, упала на колени возле тела Фридриха, руками пытаясь захватить исчезающие пылинки. Крик приближался к глубине ее души, физически задевая уши и заставляя их неистово истекать кровью, а слезы навсегда эхом прилипли к мыслям. Теодора невольно вдохнула носом самый отвратительный пепел - единственное, что осталось от Фридриха. Чертов пепел, пронизанный его страданиями и болью - и тот она не смогла сохранить...