***
Я слышал звуки сирены, а перед глазами всё плыло, будто вода прошлась по акварельной картине. Звук в ушах неприятный, такой звонкий и громкий, что я мог слышать отдалённые звуки лишь затруднено, а запах так же отдалённо напоминал мне запах дыма. Странно — я не помнил ничего, я лишь чувствовал как сильная боль распространялось по моему телу, так же быстро, как летающая пуля. Странное сравнение, но и история от этого становится не лучше. Звонкий звук в ушах так и не проходил, я слышал, как кто-то кричал или больше командовал над своими людьми. Видимо моя машина автоматически вызвала МЧС. Да, я понял где нахожусь, я вижу перед собой кожаный руль, с которого капали капли крови. Медленно приподнимая свою голову, это оказалось труднее, чем вы бы могли себе это представить. Задняя часть шеи начала гудеть от боли, вот, та причина почему поднять голову казалось хуже, чем изливаться кровью головой на руле. Не только с руля стекала струя крови, но и с моих рук. Мои руки выглядели примерно так, будто я убил человека голыми руками. Везде всё болело, но, я не чувствовал ног. Чаще всего я слышал, что при аварии или других происшествий это должно быть нормальным, но увидя, как в моей ляшке торчал предмет, напоминающий нож, я начал паниковать. Дыхания участилось, большой ком в горле закрывал мне возможность дышать. Каждый вздох причинял мне неимоверную боль. Я начал снова терять сознание, я не понимал от чего. Я умираю? Казалось, это было моим концом, но вы думайте, я бы рассказывал эту историю, если бы умер? Тогда вы спросите меня, почему я вообще это все рассказываю, ведь, если служба спасения быстро отреагировала, тогда и со мной всё должно было быть хорошо, но нет. Мои глаза начали медленно разлипаться от друг друга. Здесь было слишком ярко, душно и громко. Яркие цвета белого цвета кидались мне в глаза, ослепляли меня своей яркостью. Додуматься еще там, было не трудно — это городская больница. Почему городская? Не знаю, просто мне нравится сочетание слов, да, я псих. Пип. Пип. Пип. И вот одно из доказательств, что моя жизнь не окончилась на той Аварии. Но вспомнить что-то особенно подробно, я не смог. Даже лёжа, и слушая странные вопросы полицейских — которые были очень горячие — я не смог. С каждым новым вопросом тех Мужчин, я не вспоминал ничего, под словом «ничего», я имею ввиду «ничего». Но мой мозг будто пытался вспомнить что-то особенное. Я помню это необычное чувство, я щурился, и голова начинала болеть сильнее и сильнее, это была не та боль как там в машине. Мой пульс увеличился с восьмидесяти пяти на сто тридцать восемь. Врачи запереживались, а полицейские не перестали задавать вопросы. Те вопросы тревожили меня, хоть я и не знал ответов на них. — На соседнем сиденье нашли много крови, но кровь явно не ваша. Кто-то был с вами в машине во время Аварии? — спросил самый старший по виду полицейский, его волосы были тёмно коричневые, будто шоколадная паста, а глаза небо голубые. Я впал в ступор. Со мной кто-то был? Я не помню. Я не понимал ещё примерно часов три, что полицейские добивались своими вопросами ко мне. Единственное, на что я ответил, было моё собственное полное имя, а дальше я не издавал не звука, даже взгляда больше не поворачивал на них — я запутался в себе, я ничего не помню. А вдруг, я не Дима? Тот вопрос заставил меня задуматься о нём весь мой лежащей день в больнице. Чужая кровь была на соседнем сиденье, но, я не помню никого, кто бы мог сидеть рядом со мной. Временная амнезия? Вроде так врачи ответили полицейским, которые не отходили от меня, будто я был президентом всей России. Временную амнезию, они объяснили как временная потеря памяти на неизвестное количество дней, недель или месяцев. В моём случае те сообщили для сотрудников право порядок отличную новость: моя амнезия примерно продлится пару дней, но это лишь догадки. Но для меня это новость звучало так, будто амнезия была теперь частью меня, я пытался всё вспомнить в первую мою ночь провождение здесь. Главврач спрашивал меня о моей семье, ведь, они никого не находили — а я не помнил. Да, даже информацию про свою семью и своих друзей, я забыл. Я почувствовал себя бесполезным и брошенным, я был здесь один и не помнил ничего и никого. И закрыв свои глаза, я быстро заснул, укутавшийся в тёплое одеяло больницы, которое спасало от холодного ветра, который забирался через приоткрытое окно, которое открывали медсестры, каждый раз, после того, как я их закрывал. Я был слишком вымотан. Обезболивающее хорошо помогало, но к сожалению слабо. Моя окровалинная нога была крепка забинтованна врачами. Бинты давили на мою ляшку, и каждый раз пытаясь ослабить узко завязанный бинт, я получал по рукам — было больно, чувствовал себя как избалованный ребёнок. Мой сон я помню отдалённо, давно это было, примерно месяцев пять назад. Но мою первую огромную аварию, я помню как вчера. Временная амнезия — вот уже пятый раз я слышал это слова за все пять месяцев в больнице и в моём собственном доме. Врачи неправильно рассчитали дни, ведь у меня были не дни, а месяца. Каждый месяц моя память восстанавливалась не больше, чем на 25 процентов — и поэтому меня направили к психологу. Но мой поход к психологу я вам не расскажу, потому что времени и вправду нет, перейдём к моему странному сну. Как я и сказал, сон я помню плохо, и пару кусочков, чтобы собрать пазл будут не хватать. Закрыв тогда свои глаза, я моментально заснул — видимо из-за Аварии, сильно оно меня вымотала. Я думал, заснуть будет сложно, из-за всё ещё присутствующей боли по всему моему телу, но, как и всегда, мои догадки оказались фальшивыми, я уснул сразу, и разбудить меня — как сказали Врачи — было невозможно. Что я запомнил в этом сне особенно хорошо, это человека, сидящего рядом со мной — в машине. Я слышал его смех тогда во сне, но не видел его. Смех был таким родным, знакомым, и громким, что я почти во сне, понял бы, кто сидел рядом, но, я снова не смог. Вам наверное интересно, что я смог? В принципе — ничего. Ну, по крайней мере в те дни не смог. Сейчас я нахожусь у себя в офисе, вокруг все кричать, командуют, и смеются, при этом пока не мешая мне записывать этот ролик. Я снова отошел от темы. Сон. После того смеха, я почти повернул голову на своего собеседника, и тогда, все случилось, но уже во сне. Я услышал как кто-то посигналил, и повернул свой взгляд обратно на дорогу — и да, я как и все, рулём свернул в неизвестное мне направление. И тогда я вспомнил две важные для полиции детали — я был не один во время Аварии, и наша машина перевернулась. Хотя второе те наверное уже знали, видя нас в машине, но не суть. Но проблема была, что второго — по словам офицеров — они не нашли. Я думаю, вы уже запутались, как мой сон связан с реальностью, и вы явно хотите слышать подробности до Аварии и вовремя Аварии. Всё произошло двадцать третьего декабря, 2023 года. Моя идея в то время по поводу нового видео, казалась для меня как, что-то невероятное. Я придумывал дальнейшие идеи на ходу, и все восхищались, так же сильно как я сам. А сейчас? Я записываю вам видеоролик про то, как я попал в самую большую Аварию, по мнению многих. Думаю, многие посмеются вместе со мной. Хотя я должен признать, смеяться со мной никто не стал, они лишь бегают ко мне, как обеспокоенные родители — бесит. Так, что было дальше? Спросите вы меня. В тот день я позвал того человека, в которого влюблён уже многие годы, каждый раз видя его, и слыша его голос, мое сердце билось в три раза быстрее. С ним, моя улыбка была неимоверна широкая, а мои чувства кричали о том, как же сильно, я люблю его. Это был Никита Сударь. Удивились? Именно этого человека я позвал снять со мной новое, невероятное, и прекрасное видео, как я признаюсь ему в любви. Я понимаю, звучит странно, и абсурдно, я так тоже считал. Но поверьте, если вы держали эти чувства все эти годы, и души в нем не чаяли, то вы бы тоже сорвались с цепи, и сделали бы всё, чтобы снять этот груз с души. В тот день, я радовался без конца, со мной рядом в машине сидел человек, который заставлял меня улыбаться, без причины. И в тот день, именно я был причиной того что, он пропал. Мы часто шутили гейские шутки, ну, для него это были шутки, я в это время разузновал, есть ли у меня хоть малейшие шансы на взаимную любовь. Так же и в машине, случилось так, что я начал разузнавать — или в его глазах шутить. — Милый мой, у тебя есть возможность встречаться с многими девушками, причём троя тебе уже признались. И чёрт. Они горячие! — кричал он мне в ухо в начале нашей поездки, когда тема зашла про отношения. Ненавижу. — Ты гей? — вдруг вырвалось у меня из уст, и я посмотрел на него лишь на мгновение, чтобы увидеть его непонимающее лицо. — Что? — Ты гей? — С чего ты это вообще взял? — Ты назвал меня «Милым», так получается ты гей. — Это называется ирония, и вообще, лучше на дорогу смотри! — Значит ты гей? — Из-за иронии? — И из-за того что, тебе не интересны девушки. — Сказал я, снова повернув на него свой взгляд, смотря ему прямо в глаза, и ждав ответа. Но лишь получил по щеке, и крик о том, чтобы я: — На дорогу смотри, болван! Видимо в тот день я его сильно разозлил своими «шутками». После этого он со мной не разговаривал, даже не смотрел в мою сторону. Я тогда и правда сильно облажался перед ним, я думал, он воспримет это как очередную нашу гейскую шутку, но такого не произошло. И, я даже не мог понять, что у него творится в голове. Он выглядывал из своего окна на автобан, быстро машины пролетали мимо нас, в то время как я, никуда не спешил. Очередной заворот на следующий автобан. Ехал в основном я по навигатору, хоть и дорогу я в принципе и сам помнил, не то что сейчас. Никита злился на меня без конца. Или он не злился? Я не понимал его, и не понимаю сейчас. Через десять километров наш разговор всё так же не пришёл к чему-то. Мы открывали рты, и поворачивались, но затем всё равно затихали, и продолжали сидеть молча. Тот момент я помню отлично, я помню каждую фразу наизусть, и помню каждое чувство, которое я испытывал, и помню, как я облажался перед ним во второй раз... — Никита, я должен тебе признаться. — тогда моя идея перестала быть такой крутой и восхитительной. Делать это в машине был ещё один абсурд. Я ложаю на ходу, так же быстро, как и придумывал эту идею с признанием. Я повернул на него свой взгляд, я забыл о управлении машины, и просто не отводил от него своего взгляда. Но и дорога был пустая, перед до мной не было ни одной машины, я помнил это точно, ведь просто отводит взгляд было нельзя, а сейчас я свободна водил свой автомобиль, и старался привести себя в адекватное состояние. Сударь заинтересованно смотрел на меня, ждал моего ответа, а я зассал. Мое волнение начало расти быстро и усердно, я начал трястись. Он устал пялиться и ждать моего ответа, он отвернулся от меня смотря на дорогу перед нами, в прочее, остальное уже не важно. Он закричал. — Дима, машина! Это были последние слова Никиты, которые он произнёс мне. Я автоматически повернул рулём от страха и тем самым свернул на право, когда увидел чёрный Мерседес перед нами, который резко остановился, без единой причины. А ведь я был уверен, что там никого не было. Машина не удержалась и больше двух раз перевернулась с нами внутри. В это время многое пронеслось у меня в голове, но не долго всё пришло к тому, что я потерял сознание. Мое тело от резкости поворота стукнулось с рулём, а руки так и остались на месте. Когда мое сознание пришло в себя, я слышал звуки сирены, а перед глазами всё плыло. Я задыхался, я не мог дышать тогда от паники, когда увидел в своей ляшке торчащий нож. Нож? Да, мой нож, который я ножу собой в машине, на всякий случай. Чаще всего он болтался в машине от езди, но вреда он не приносил, а от такого поворота событий, нож вошел в мою кожу, заставляя меня от шока не чувствовать ног. Хриплое моё дыхание парамедики услышали сразу, ведь окно было разбита, а дверь будто на замок закрыли. Перед потери сознания, я лишь вслушивался в крики врачей. — Быстрее, он теряет много крови. Ему осталось примерно десять минут! — это они кричали громко, и так громко, чтобы все услышали. Десять минут? Казалось мало, но в тот момент для всех казалось, что время остановилось, а люди всё равно ходили, будто ничего не было. Кости болели, особенно рёбра, они видимо пострадали, когда ремень делал свою работу. Интересный день для меня выдался, но Сударя там так и не оказалось. Во время провождения в больнице, родственников моих так и не нашли, что кажется невозможным, но из-за проблемах в системах стало всё труднее. Одиночество — я чувствовал это на протяжении двух недель. Каждую ночь я испытывал неописуемые эмоции, после пробуждения моих кошмаров. Один и тот же парень, без лица, только вот голос все же напоминал ему кого то, но никого конкретного я не вспомнил. Те же самые полицейские, те же самые врачи, всё начало бесит. Одни и те же вопросы, и одни и те же лекарство. Мне было скучно. Ничего нового каждый чёртов день, вы представьте, каждый чертов день, звуки от прибора, разговоры в коридорах, крики взрослых и детей, плач, вопросы, допросы, лекарства, кошмары и неопознанный для меня на тот момент человек. Повязку на ноге меняли раз в неделю, или раз в две недели. Врачи говорили у меня отличные анализы, и что подняться на ноги я смогу уже довольно скоро, но я им не верил. Может я и забыл, кто я был такой, но глупым я не был. С временной амнезией было так же — фальшивые слова, фальшивые надежды. Я лежал каждое утро уктанный в своё белое одеяло и с забинтованной головой на подушке, и весь день старался самостоятельно вспомнить малейшую зацепку, кто бы мог оказаться рядом со мной — но, без результата. Еда здесь была паршивая, холодная и отстойная, и плюсом ещё и с плесенью по четвергам. Гигиеной тут и не пахло, полотенца были с пятнами крови, которые по видимому не смогли отмыть, зеркало в пятнах, тарелки плохо вымытые, так что ел я только по понедельникам, средам и субботам, в остальные дни я старался воздерживаться, на всякий случай. Погода не менялась с того дня как меня привезли. Ливень за окном, капли дождя на окнах стекающие по стеклу на подоконник. Деревья за окнами колыхались от сильного ветра, который бил по втекам и листьям. Небо пасмурное, небо плачет, небо отстойное, как можно еще назвать холодную погоду в России. Узнать в какой больнице я нахожусь, было не трудно, в моей палате весел большой плакат с надписью. «Хорошие врачи, только у нас в Екатеринбурге.» Екатеринбург? Я не удивлён, а чего удивляться? Именно сюда мы строили свой путь, именно сюда я хотел приехать, чтобы признаться Сударью в чувствах, но а вообще, я удивился, ведь двадцать третьего декабря я ничего не помнил. Разве что я попал в аварию с неизвестным мне человеком. Ногу пошевелить я никак не мог, только если на кресле-каталке, но на ней я ехал, только, чтобы сдать анализы, и, чтобы врачи мне в очередной раз сказали, что я иду на поправку. У меня было ровно пять сломанных ребер, шрам в углу затылка, глубокое и тогда в машине опасное ранение в ноге, и да, одно сломанное левое запястье, и пустяки по типу царапин и ушибов. В туалет я ходил с помощью костылей, удавлось мне по началу это не легко, со сломанным запастьем и гудящими от боли ребер. Но привыкнув, я спокойно исправлял свою нужду и мылся с помощью врачей мужского естественно пола. Физиотерапия у меня была по пятницам, каждое утро и каждый вечер. Утром меня будили не раньше пол восьмого, а вечером меня садили в кресло-каталку в пол восьмого. Боль заставляла меня понимать, что справляться с болью и одновременно заниматься физиотерапией было не просто трудно, а невозможно. Меня заставляли делать разные упражнения, через время мы перешли на ходьбу без костылей, получалось это естественно не сразу, но и со временем я хромая, но всё же ходил через зал физиотерапии. Обезболивающее мне давали каждое утро, это был по сути мой первый приём пищи после пробуждения. Друзей я здесь старался не находить, для меня это место напоминало больше психическую поликлинику. Я настойчего отказывался от соседа по комнате, во первых, из-за того, что ты никогда не узнаешь, кем может оказаться тот человек. Во вторых, я желал спокойствие, тишины и не хотел завязывать разговоров, которые было не избежать во время времяпровождения в одной палате, так что был я в своей одиночной палате совсем один, и я не жаловался, хоть и было тоскливо. Но я помню день, когда зашла медсестра, и явно не, чтобы сказать мне её очередную фразу, ведь лицо у неё было другое. И дайте мне вспомнить, как она пыталась мне мягко рассказать новость... — Дмитрий Андреевич, мне очень жаль, но нам нужно поселить к вам пациента, он прибил к нам два часа назад и недавно был на операции. Пациент в тяжёлом состоянии, а другие палаты заполнены. Мы обязательно отселим его от вас, когда мы найдём пустующую палату. Прости нас пожалуйста. — говорила она мне это обеспокоенно, и ведь её слова были правдивыми. Я часто разговаривал с Павлом Сергеевичем, мой физиотерапевт. У нас завязался разговор о работе, я свою работу не помнил, но Павел рассказал мне тогда, что в больницу поступил пациент. Выглядел он по их мнению не просто ужасно, а просто чудовищно. У него была белая футболка, которая вся пропиталась кровью, из-за очень глубокой раны в животе. Потерял он крови достаточно много, да и я слышал многое про него, хоть узнал я о нём лишь час назад. — Я не против. — ответит отрицательно было не прилично, и не правильно и противно с моей стороны. Тем более, каждый заслуживает иметь свою кровать и своё место, чтобы подлечиться. Я ждал пол часа в ожидании своего соседа по палате. Я думал это окажется быстрее, но оказалось, что тот ещё лежал в коме на операционным столе, из-за переливании крови. Два часа и тридцать минут, тот парень провёл в операционной. Вот кажется не много, у кого то хуже, но не смотря на это, все равно я сожелел ему. И вот. Двое врачей заходят в палату с мужчиной на каталке, которые после положили его аккуратно на постель, начиная прицеплять к нему трубы и вставляя в его вены иголки. Смотреть на это было больно и не очень приятно, по моему мнению. Покинули Медсестры и Медбратья палату, только в тот момент, когда тот Парень был в стабильном состоянии, он дышал, не без помощи, но пульс был в стабильном состоянии. От скуки и интереса, я поднялся тогда со своей постели, которая издавала такие же не приятные для ушей звуки. Костыли брять я не стал, я сел на стул, который разделял наши постели, и начал вглядываться в его лицо. Парень был красивым, и горячим. Я часто использовал это слова в этом видео, но так оно и было. Его волосы были более менее кудрявые, но и прямые. Так же волосы были коричневые, будто темный шоколад, и к тому же, даже немного длинные, и длинная борода почему то так же бросалась в глаза. Татуировки на теле мне сразу попались на глаза, были они разные, и интересные, я разглядывал их, и случайно даже прикоснулся к его коже своим кончиком пальца, когда слишком увлёкся. Парень лежал, дышал через трубы и боролся за свою жизнь. Я явно не знал его, лицо вроде было знакомое, но я не знал его, будто в первые в жизни его видел, а с другой стороны, будто и нет. Больше прикасаться и доставать Мужчину я не стал, он и правда настрадался, если так посмотреть на него. Я не знал его истории, не знал его самого, но если человек был почти три часа в операционной, и сейчас дышит через трубки, то он явно не попал в рай. А ведь, мне стало интересно его история, я наделся очень сильно, чтобы он очнулся, чтобы хотя бы немного узнать его, понять его историю, и разузнать, как тот вляпался в такое. Но через четыре дня, он так и не очнулся. Лишь длинная трубка помогала ему дышать. Я часто сидел рядом с ним, я сам того не понимал, но я привязался к нему, я его знал, но не знал. Да, звучит странно и не понятно, но если оказаться в такой ситуации, вы поймёте. Каждый раз сидя рядом, я читал ему новости из журнала, которые нам приносили каждый день. Я не был психом, но кроме него, у меня здесь никого не было, и у него тоже. С его родными они так же не смогли связаться, и мне стало его жаль. Ведь, а вдруг у него нет семьи или друзей, тогда бы при несчастье, он бы умер один, если с него снимут трубку, и если врачи посчитают, что у него нет шансов выжить. Новый журнал и новые новости, я читал ему и читал, до тех пор, пока сам не уставал. Закрывая бумажные журналы о растениях, о моде и о еде, я их ложил на нашу совместную тумбочку, хотя была она моя. Но сегодня всё изменилось, медсестры и главврач стояли перед нашей дверью и смотрели на меня с печалью. Я тогда ничего не понял, и когда те зашли и подошли к нему, я не просто понял всё, но и испугался. Время пришло, прошла неделя с того момента, как его заселили ко мне. Врачи держали меня, будто понимая, что я могу сорваться и наброситься, чтобы помешать им, но ведь так и было. С больной ногой я начал пытаться остановить главврача, но меня держали, и довольно крепко. Привязаться за неделю к человеку, который дышал лишь из-за той несчастной трубки, было в глазах других невозможно. Но я привязался! Я читал ему журналы каждый день. Я каждый день сидел рядом с ним и рассказывал ему как я провёл свою физиотерапию, и я был тем человеком и его соседом, который даже не зная его, обращался с ним как к своему парню, который лежал рядом. Трубку отсоединили, даже после того, как я во весь голос кричал о том, чтобы они и пальцем его не трогали. Мое сердце остановилось на мгновение, все смотрели на прибор по изменению пульса, и было лишь долгое пищание. Мои глаза прослезилась, я смотрел с огромным испугом на того парня, я молился о том, чтобы услышать не такое пищание. Все тяжело вздохнули, и я разозлился на них, разозлился, и довольно сильно, если так посмотреть. Его сердце сразу же остановилось, и дышать тот перестал так же быстро. Тёплая, маленькая слеза стекла по моей щеке, скатываясь к подбородку, стекая по шеи, а после к груди. Пип. Пип. Пип. Все повернулись ритмично и вместе к прибору, его пульс, он смог. Он дышал, его сердце забилось так быстро и так усердно, и так громко, что я, сидя в метре от него услышал стук сердце, который явно здоровался со мной. Странно звучит, да? Я облегчённо вздохнул, и начал плакать сильнее от счастья. Это было так странно и не понятно, что я сам того не понимая, начал обнимать крепкое тело врача, который держал меня, так сильно, как только мог. Глаза парня раскрылись, они были карие, такими красивыми, и из его уст все услышали лишь тихие слова, но и в тоже время отчётливые. — Дима... Дима... — шептал он себе под нос, я удивился, на мгновение я подумал он про меня, но ведь он меня не знает, и даже если бы он слышал меня пока тот лежал в коме, то, я его даже не говорил. Он не перестал, он повторял мое имя большое количество раз. Врачи просто стоять и слушать не стали, а быстро занялись анализами и проверками Мужчины. А я стоял в ступоре. Почему он повторял моё имя, он выглядел подавленим, будто искал его многое время, но не находил. Я сидел на своей постели, и сжимал свои штаны через ткань, царапая свои ляжки и в какой-то мере и сам бинт. Я был рад его возращению сюда, в мир живых, но, он начал громче кричать моё имя, будто звал меня. А я молчал. Анализы были успешно проведены, мне похлопали по плечу, и по окончанию оставили нас одних в палате. Я сидел на матрасе, и, не решался подняться, и взглянуть на него. Он не затикался, он звал, но точно ли он звал именно меня? Парень начинал плакать, трястись и кричать громче и громче. Мои уши уже сдались, это было слишком громко, мои барабанные перепонки почти лопнули на месте, так что я поднялся на ногу, и присел рядом на стул. Стул был мягким на удивление в больнице. Трогать того, я на всякий случай не стал, но Мужчина услышав, как проскрипел стул рядом, повернул свой взгляд на меня. Его глаза расширились, он узнал меня? Или боится меня? Это я тогда не знал. — Дима! — Видимо узнал, но почему тогда я не мог его вспомнить? Он прикоснулся ко мне своей ладонью, она была тёплая, у него была нежная кожа. Большим пальцем я гладил мою влажную кожу, по которой ещё недавно стекали много слёз, а сейчас мое лицо лишь выдавало недопонимание. — Дима, ты как? Ты в порядке? — спрашивал он меня, и на этих вопросов он не остановился, он продолжал и продолжал меня спрашивать. А я не помню. — Я тебя не помню, прости. Врачи сказали, у меня временная амнезия, я пытаюсь тебя вспомнить, но я не могу... Я говорил это искренне с сожаленью, а он видимо искренне тогда разочаровался. Его рука спала с моей щёки, и он начал занова плакать, но явно не от счастья видеть меня. Я не хотел уходить от него, я сидел рядом и я должен был слушать, как он всхлипывал. Каждая мысль о том, что он мог испытать, делала мне в двое больнее. — Ты был в той аварии... Я тебя помню, ты сидел рядом. Я хотел тебе что-то сказать, но и в то же время, я тебя не помню. — на автомате начал я говорить больше для себя, чем для него. Эти мысли посетили меня внезапно, я смотрел на него, и я понимал, что это он. Никита, мой Никита. Но, тогда я ещё не вспомнил его имя, лишь вспомнил, что этот человек сидел рядом со мной, как мы по началу смеялись, шутили, наше напряжение, наше молчание, я помню это всё, но не помню, что я пытался ему сказать, и кто этот человек для меня и как его звали. Я понимал для себя, что причинал ему огромную боль, сидя рядом, и смотря на него взглядом наполненное жалостью. Я искренне пытался добиться большего, но я не помню. Я просидел с ним так до самой ночи, облокотившись головой на свою руку, я поглядывал на него. Я принимал лекарства, но уже не стуле, я и не думал ложиться спать на койку, я хотел пробыть с ним, хоть и не понимал с кем я сижу уже больше восьми часов. Неторопливо мои глаза начали слипаться между собою, я буду сонно моргал, пытаясь с одной стороны не заснуть на кресле, а с другой заснуть, чтобы поспать хотя бы часик, если я смогу. В глазах темнело, я не терял сознание, а лишь был очень уставшим. И заснул бы я тогда так же быстро, если бы Никита не умирал бы у меня на глазах. Он начал сильно трястись, то поднимаясь телом, то спускаясь. Пульс начал усердно стремиться к нулю. Я вздрогнул, и увидя это сначала замер на месте, а после начал кричать, не знаю, как себя сейчас вести. Когда забежали врачи, меня почему усадили на кресло-каталку, после чего меня увезли... Что произошло? Я слышал громкие голоса из нашей с ним палаты. — Немедленно начать реанимацию, у него остановка сердца! — громче всех кричала одна из врачей, пока другие подготовили его к массажу сердце, да, и в принципе кот всей реанимации. Я потерял его, и это была моя вина.***
— Дима, ты долго еще будешь записывать своё видео. Ты пригласил меня на свидание, и сам же опаздываешь. — возмущённо сказал он мне, во время записи моего видео. Никита подошёл ко мне со спины, и обнял его, начиная играться с моей футболкой. Он часто так делал, и я считал, что это довольно мило, когда он делал это во время, как я работал, и дома, лёжа вместе в объятиях на нашей кровати. — Я уже закончил как раз. Солнце, знаешь, — начал было я, закинув голову назад, чтобы взглянуть в глаза своего Парня, который смотрели на меня. — Я безумно счастлив, что ты тогда выжил. Я испугался... — А я рад, что такой болван как ты, вспомнил, кто я такой, и как правильно ехать на дороге. — снова он начал шутит со мной, даже в такой момент, мы не думали начать плакать, лучше отшутиться, и идите дальше. Мы живем один раз, так что, я буду проводить с Никитой как можно больше времени, и решать всё спонтанно. Ведь, мы выжили, это ли не знак? «23. Декабря, 2023 года, Дмитрий Масленников — Популярный Видео Блогер — и его лучший друг: Никита Сударь, по совместительству Популярный Стример, попали в огромное ДТП. Чёрный Мерседес остановился перед Блогерами, а из-за недосмотра Масленникова, те чуть не врезались в машину, но Блогер по рефлексу свернул, и машина перевернулась три раза из-за потери равновесия, встав на удивление снова на колёсо, в которую врезались и другие машины, обзрозавав самое огромное в России ДТП в 2023. Как рассказал сам Сударь «Я вылез из машины через разбитое окно, тем самым в кожу вошло огромное стекло, которое к счастью не задела жизни важные органы. Я пытался найти помощь, но из-за недопонимания где мы находимся, и что только что случилось конкретно, я каким-то образом зашел в лес, где потерялся и истекал кровью. Нашли меня добрые люди, которые жили примерно в пяти километрах — как мне сказали — от Автобана.» сказал он в одном из интервью в NewMeInterview.»