***
Он просыпается только к обеду, разбуженный духотой. Весна в этом году поистине невыносима своими перепадами температуры и обилием солнца. Привыкший к умному комфорту своей квартиры, где вся техника настроена так, чтобы самой определять, когда следует включаться, Эндрю очень вяло, но напористо выпутывается из захвата одеяла и, наконец, разлепляет глаза. Ожидаемо, кровать пуста. Сложно сказать, когда именно ушёл Нил, но что-то подсказывает, что он встал ещё с первыми лучами Солнца. Как Миньярд не переносил холода, Нил ненавидел жару. И пусть самому Эндрю тоже не очень нравилось плавиться под невыносимыми показателями термометра, Джостен, кажется, вообще не мог выносить даже малейшего тепла. И даже так он ни сколько не следил за собственным комфортом, забывая включать кондиционер. В комнате светло и невыносимо душно, но как бы ни было желание открыть настежь окна, Эндрю их избегает. Плотные ночные шторы хорошо поглощают большую часть лучей, оберегая глаза и ватную голову от резких цветов. Ему удаётся вразвалочку добраться до огромного комода, половина которого уже давно забита его собственными вещами, которые Миньярд либо оставлял специально, либо забывал, либо Нил покупал что-то в качестве подарка. Эти самые подарки обычно были отвратительны, но Эндрю нравилось носить их дома из-за их удобства. Вот и сейчас его выбор падает на коротенькие, слишком коротенькие хлопковые шорты, которые прикрывают равно столько же, сколько и боксеры, и яркую невесомую майку, большую даже для него. Похвалив себя за то, что вчера всё же оторвал свою задницу от кровати и принял полноценный душ, а не обошёлся скудным обтиранием, как сделал это с Нилом, Эндрю побрёл умываться. Целый тайм, проведённый прошлым вечером на воротах в полную мощность, и без того влиял на мышцы, заставляя их ныть и ощущаться каменными, а шлифовка пусть и непродолжительной, но не менее активной деятельностью в постели делала из него инвалида этим утром. Не сними он часть напряжения горячим душем, сегодня навряд ли встал бы с кровати. Обычно Эндрю не имел ничего против подобной перспективы — к неудовольствию Кевина, который всегда ворчал на него из-за прощенных возможностей для тренировок, — но не сегодня. У него была только неделя, чтобы провести её с Нилом. Миньярд был решительно настроен на то, чтобы взять от этого всё. Их графики редко позволяли проводить так много времени вместе за раз, но в то же время достаточно редко бывало такое, что они расставались на целых полгода, как это произошло сейчас. Карьера Эндрю вынуждала его постоянно быть в разъездах — это не новость, — но вот Нил обычно обитал в Нью-Йорке или его окрестностях, выбираясь в другие штаты вслед за Миньярдом в надежде урвать хотя бы пару часов встречи. И это замечательно работало, пока Джостен, поддавшись на уговоры спонсоров и Кевина, не решил, что ему стоит чаще появляться на собственных выставках, даже если он и будет оставаться в тени, как создатель. Будучи скульптором, Нил обладал невероятной живучестью в этой вымирающей отрасли. Конечно, каждый сезон дебютировало так много дарований, надеющихся завоевать своё место под звёздами и стать известными, но реальность этого мира так быстро уничтожала их, зачастую не оставляя ни одного из новичков на слуху под конец года. Нилу же не только удавалось выживать целых шесть лет подряд, оставаясь одним из самых популярных творцов современности (и это при сокрытии своей личности!), но и при этом дебютировать дважды с одинаково ошеломляющим успехом. По крайней мере, если верить словам Кевина, сам Нил мало что рассказывал о своём первом опыте. И даже если Кевин весьма ненадёжный источник, любящий описывать своё личное отношение, как всеобщее, Эндрю ему верил. Видя сейчас, как каждую новую работу Нила скупают за огромные деньги, выстраиваясь в очередь за его творениями, как оставляют заявки на работу под заказ бедному менедждеру Джостена, который вынужден ежедневно сталкиваться не только с этими людьми, не знающими значения отказа, но и самим Нилом, который по большей части игнорирует всё, что ему говорят, Эндрю верит, что Нил — один из гениев их века. Даже он сам, ничего не смысля ни в «прекрасном», ни в скульптуре в частности, мог сказать, что работы Нила — это что-то, что поражает не хуже самых сильных ударов. В первый раз, когда Миньярд оказался в студии Нила — большая комната в его квартире, переделанная под мастерскую и оборудованная всем необходимым, — он потерял дар речи. Впервые в своей жизни не от страха или злости, а потому, что у него перехватило дыхание. Прямо посреди комнаты, густо освещённой светом из панорамных окон, на него смотрел маленький нежно коричневый оленёнок. Он лежал на небольшом подиуме, поджав под себя свои крохотные более тёмные копытца, и робко выглядывающая мордочка была направлена прямо в сторону дверей. Мурашки пробежали от этого опасливого, но таящего столько надежды взгляда. Только неестественные блики и запах помогли так быстро вернуть себе знание того, что никакого живого оленёнка быть не может в центре Нью-Йорка на тринадцатом этаже. Так что да, Эндрю прекрасно понимал, почему богачи готовы отдавать такие бешеные деньги за то, что выходит из-под умелых рук Нила. Часы показывали начало четвёртого, что было в значительной мере больше, чем ощущал Эндрю. Холодильник Нила, как обычно, пестрил изобилием невкусных, по мнению Эндрю, ингредиентов, поэтому он благоразумно оформил доставку из ближайшего ресторана. Джостен наверняка за этот день не вкусил ничего, кроме литровой кружки кофе, которую ему по приколу подарил Эндрю в начале знакомства, и которой тот теперь завтракал. На бутерброды не уходит много времени, даже если сделать их пришлось довольно много: сам Эндрю находился на грани безумства от голода, и мороженое, к сожалению, не смогло бы избавить его от этого отвратительного чувства, когда желудок начинает поедать сам себя, даже если в морозилке Нила было как минимум четыре разных вида десерта. Стучать к Нилу, когда тот работал, бессмысленно. Эндрю знал, он проверял. Поэтому он просто отодвинул одну из этих огромных раздвижных дверей, сделанных только для того, чтобы облегчать жизнь грузчикам, которые забирают новые произведения на выставки или торги. Нил, ожидаемо, находился в середине комнаты, удобно устроившись прямо на полу. Эндрю завис на мгновение в дверях, чтобы запомнить этот образ. В одних шортах, Нил скрючился над блокнотом, из которого только недавно вырвал листок и бережно сложил рядом с ещё дюжиной таких же. Его длинные каштановые волосы, блестящие в лучах солнца огнём, были собраны в небрежный пучок, удерживаемый одним из карандашей. Особо проворные прядки, избежавшие захвата, ниспадали прямо до лопаток, вились и немного подпрыгивали, когда Джостен чертил особо резкую линию. На подиуме перед ним был огромный, ещё необработанный кусок мрамора. Он отбрасывал большую тень, которая благодаря движению Солнца, клонилась в сторону, а не падала прямо на Нила. Эта горная порода была такой же холодной и безжизненной, как и любая другая, в понимании Эндрю. Но, конечно же, для Нила это было не так. Можно было смело отдавать руку на отсечение со ставкой на то, что Джостен уже видел, чем именно является этот кусок. Приглушённая музыка лилась из наушников Нила, пока сам он, кажется, даже не обращал на неё внимания. Эндрю не знал, вслушивался ли тот в песни или же просто использовал их как способ отгородиться от мира. Подойдя к столу, наименее нагруженному всевозможными инструментами — Эндрю знал названия, но никогда не вникал в то, что есть что, — он оставил поднос и как можно более заметно подошёл к Нилу. Тот даже не дёрнулся, когда с него сняли один из наушников. — Минуту, — не поднимая глаз, потребовал Нил, быстро двигая карандашом в руке. Эскизы, разбросанные по полу с особой нежностью, пестрили увеличенным представлением различных деталей того творения, которое Нил собирался создать в ближайшем будущем. Эндрю видел поразительно точные наброски складок, кажется, мантии; видел проработанные линии увядших лилий, которые, кажется, должны были располагаться в ногах человека; видел каждый зарисованный ноготок на босых ногах; в том наброске — наименее детальном, но не менее прекрасном — Миньярд видел опасный прищур глаз змеи и её огромные клыки, с которых капала кровь, пока сама рептилия обвивала грубую мужскую кисть, на которой остались две маленькие ранки. — Доброе утро, — улыбнулся Нил, задирая голову. — Уже вечереет. Мешки под небесными глазами выдавали усталость. Миньярд в серьёз задумался о том, во сколько именно Джостен оставил его одного в постели. — Наш уговор, — хмурясь, напомнил он, но всё равно помог подняться и усесться за тот самый столик, где он оставил скудный запас еды. — Никакой работы, пока мы вместе, — со вздохом произнёс Нил, кивая. — Но по факту я ведь и не работал, да? Моя работа — непосредственное взаимодействие с твёрдыми породами, а рисование, скорее, хобби? Раздражение испортило всё впечатление об этом дне, что начался так хорошо. Джостен всегда находил оговорки, чтобы обходить правила и уговоры. И Эндрю мог бы давно поставить в этом точку, но Нил делал это настолько грамотно и без реального вреда (для окружающих, никогда для самого себя), что он просто не находил в себе сил на это. Если не смог покончить несколько лет назад, когда был всего лишь заинтересован, о чём говорить сейчас, когда увяз по уши? — Не дуйся, — нежно произнёс Нил, обвивая его запястье и притягивая к себе для объятий. Пусть и не сопротивлялся, но Эндрю постарался передать всё своё недовольство. Может, Нил и безбожно красив и очарователен, но его личико не та причина, по которой стоит прекращать дуться. — Больше никаких набросков и работы, пока ты здесь, — обвивая его плечи, выдохнул Нил в поражении и привычно уложил голову в ложбинке плеча и шеи. — Утром, когда увидел, как ты спишь, меня посетило вдохновение. Я должен был зарисовать основную идею. — Стоит ли мне переживать, что на одном из набросков мой член? — вспомнив тот бред, который нёс Нил во время секса, Эндрю хмыкнул. Нил звонко рассмеялся ему в шею. Ловко выцепив карандаш из гульки кудрей, он наслаждался тем коротким мигом, пока они рассыпались по спине и плечам. Эндрю любил эти волосы, наверное, больше самого Нила, если учесть, сколько средств для ухода и укладки он лично советовал в надежде, что Джостен сможет нормально беречь это дарование. Когда они встретились впервые, волосы Нила были едва ли длиннее «нормальной» для парней длины. Обычная ничем непримечательная стрижка мужского каре так хорошо шла Нилу, что Эндрю едва ли контролировал покалывание пальцев от желания прикоснуться к ним, пока Кевин — его личный кошмар с конца первого курса университета и, оказывается, друг детства Нила, с которым они на долгие годы потеряли контакт, — представлял их друг другу. Это был один из немногих благотворительных вечеров, на который Кевин и команда пиара их команды по экси уговорили Эндрю почтить своим присутствием. Главная причина уступки Миньярда — пожертвования для детей в системе, а также то, что само мероприятие никак не связано с экси. Это был какой-то художественный благотворительный вечер, где такие богачи, как Кевин и Эндрю (с недавнего времени) могли купить очередную бездарную картину за смешную количеством нулей цену. У него не было никаких планов и ожиданий на эти несколько обязательных часов, которые он пообещал провести на мероприятии, но Нил Абрам Джостен, гордо носящий бейджик Организатора, изменил это. Эндрю сам не понял как, но был пойман в холодное вежливое очарование Джостена, не понимая, то ли оно его бесит, то ли привлекает. Тогда у Нила было короткое каре с этими вьющимися завитушками на концах. Спустя два месяца, когда Кевин пригласил Нила на одну из их игр, они уже накрывали уши. В следующую их встречу они уже достигали скул. Дэй хмыкал и причитал о небрежности вида, но Эндрю нравилось, а когда Джостен мимолётом упомянул, что всегда мечтал о длинных волосах, то и вовсе заткнул Кевина, напомнив ему о том, что у Ники до сих пор хранились студенческие фотографии Кевина, на которых он совершенно небрежно спал в одежде Элисон в комнате девушек в окружении более дюжины пустых бутылок из-под алкоголя. Заботящийся о своей репутации в глазах подростков и общества в целом (подростки — наиболее сильный рычаг давления), Дэй быстро заткнулся. Отслеживать рост волос Нила дальше стало несколько проблемно. Они так часто пересекались, что в какой-то момент Эндрю просто с удивлением отметил, что они уже достигали плеч. Однако выглядели при этом совершенно безобразно, а Нил жаловался на то, как сложно разбираться во всех этих способах укладки и том, какие средства подходят именно его типу волос. В итоге Эндрю взял на себя эту миссию только лишь потому, что совершенно точно незаконно иметь волосы, о которых мечтают миллионы, только для того, чтобы так бессовестно носить их. Только поэтому, а не потому, что самому Эндрю нравилось заниматься волосами Нила в процессе обучения. И совершенно точно не потому, что это помогло в рекордные сроки им обоим сблизиться. Сейчас, когда сам Нил проникся релаксацией этого процесса, Эндрю мог довольствоваться мягкими и не спутанными кудряшками, которые без выпрямления достигали середины груди. Вместо того, чтобы заниматься уходом за волосами, Миньярд теперь заплетал их во всевозможные причёски, которыми пестрил его тик-ток. Конечно же, только из-за развития мелкой моторики, а не по каким-то иным причинам. — Я хочу использовать твой образ для этой статуи, — прошептал Нил, млеющий от того, как легонько его дёргали за прядки. Он был в опасной близости от того, чтобы уснуть. Эндрю дважды постучал его по спине, вынуждая отстраниться со стоном. — Ешь, скоро доставят ужин, — всучив ему в руки бутерброд, Эндрю широко откусил свой. К превеликому неудовольствию, Нил продолжал держать бутерброд и смотреть на Эндрю вместо того, чтобы есть. — Это тот мрамор, о котором я говорил. Он почти полностью совпадает с тоном твоей кожи, это просто удивительно! Когда я увидел его, не смог пройти мимо. Не могу работать ни над чем другим, мне нужно сделать из него что-то. — Что ты хочешь от меня? Прозвучало грубее, чем предполагалось, но Нил понял. Конечно же он это сделал. Приподняв уголки губ почти в робкой улыбке, он выпрямился и собрался, являя тот свой серьёзный образ, который всегда присутствовал, когда он общался с кем-то по рабочим вопросам. Эндрю должна была бесить эта холодность и решительность во взгляде, но, какая жалость, она лишь возбуждала. — Разреши мне использовать твой образ, — прямо заявил Нил, сминая бутерброд в отвратительную кашу в руках. — Ничего из того, что я говорил прошлой ночью. И я ни за что не продам её в личную коллекцию. Только музей под началом Рейнольдс. По завершении обучения Эндрю не смог отделаться от той части команды, которая не была его семьёй. К сожалению. Даже если не брать во внимание Ники и Кевина, активно поддерживающих общение с остальными Лисами, Миньярда угораздило связать свою жизнь с тем, кто каким-то образом сумел подружиться с Элисон Рейнольдс, которая после окончания университета не только занялась своим становлением в качестве дизайнера (довольно успешного, по скромному мнению Эндрю), но и выкупила несколько особо прибыльных арт залов в Нью-Йорке. — Мне плевать, что ты решишь изобразить, — честно признал Эндрю. — Но не продавай меня кому-либо. — Я договорюсь с Элисон только на выставку, полное обладание за мной. — Твори, что хочешь, — закинув последний кусок бутерброда в рот, Эндрю пожал плечами. Широкая острая улыбка Нила, делающая его лицо немного сучьим, была достаточной благодарностью. Тягучий поцелуй с привкусом тунца и зелени? Неплохое дополнение к этому.***
Жизнь после университета всегда казалась мутной и бесперспективной. Эндрю действительно не имел ни единого варианта, чем планировал заниматься дальше, даже специальность, выбранная наобум в первые месяцы в Пальметто, не то чтобы привлекала. Изучать юриспруденцию было интересно, но тратить на неё всю свою жизнь? Не в его интересах. Обретя семью, на протяжении многих лет он был вынужден наблюдать за тем, как каждый из них отсчитывает дни, часы и минуты до того момента, как они оторвутся от него. Конечно, Ники и Аарон просто хотели поскорее обрести своё счастье и сделать ещё один шаг навстречу своей мечте, но даже это знание не могло не ранить Эндрю. Маленькая его часть, каким-то чудом всё ещё верящая в добро (спасибо, Ники) знала, что стоит ему сказать, его братья останутся рядом, придумают способ не оставлять его. Но Эндрю молчал. Он не считал, что вправе просить у них что-либо. Не у Ники, пожертвовавшем восемь долгих лет только для того, чтобы быть рядом с Миньярдами, не у Аарона, так сильно выросшем за время их знакомства. К концу пятого курса у Эндрю была семья не по крови, а по выбору, чью любовь он ощущал так явно, что сжимало сердце. А ещё это приносило неописуемую боль, ведь он не мог продолжать держать их вечность на привязи. Он видел, как скучал Ники по оставленному столь надолго парню в другой стране. Видел, как с каждым днём, приближающим их выпуск, всё больше расцветал кузен, чаще улыбаясь той искренней глупой улыбкой, а не её убогой фальшивой копией. Эндрю видел, как ровнее держал плечи Аарон, что год назад отказался даже от крекерной пыли из-за скорой перспективы переезда в далёкий от близнеца штат на пару со своей девушкой, которую не так давно принял Эндрю. Он видел, как Кейтлин всё смелее взаимодействовала с ним и даже могла шутить и подкалывать его, рекомендуя парней для одной ночи, которые были подозрительно сильно во вкусе Эндрю. А ещё Эндрю видел Кевина, который всё сильнее хмурился, рассматривая все те предложения от спортивных команд, которые передавал ему Ваймак. Там были и контракты Миньярда, которые те даже не смотрел. В планах Эндрю никогда не было связывать свою жизнь с экси, он успешно игнорировал своего единственного друга и тренера, заменившего им всем отца, лишь командному психологу признаваясь, что ему страшно. Он практиковал это на протяжении целого года, пока Дэй не поймал его в ловушку пустого общежития и не заставил хотя бы выслушать его. Кевин на удивление грамотно выстроил свою речь, объясняя все преимущества выбора карьеры спортсмена хотя бы на один сезон. Он акцентировал внимание не только на том, что подобный опыт даст самому Эндрю в будущем, но и грамотно расставил приоритеты в том, как именно Миньярд сможет помочь своей семье, пока получает эти незаслуженно огромные деньги на протяжении тех трёх лет, которые предлагал контракт в его руках. Дэй даже позаботился о том, чтобы от лица Эндрю связаться с ними и передать условия об отказа на интервью, пресс конференции и сохранять право на согласие за Эндрю в соглашении на рекламу и иную пиар-деятельность. Во второй раз за время их знакомства, Миньярд увидел позвоночник этого человека. Первый был пару лет назад, когда они, аутсайдеры Лисы, сумели обыграть Воронов в финале студенческого турнира, когда Кевин перебил свою номерную татуировку фигурой Королевы. Заинтригованный, Эндрю не только выслушал, но и согласился по итогу, вверяя своё будущее, как он когда-то и обещал, в руки человека, который вырос за эти годы. Эндрю не мог не поймать себя на мысли, что все вокруг него изменились, и только он не то что не поднялся ни на ступень, наоборот, только сдал позиции. Стараясь не думать об этом, Миньярд сумел продержаться два бесконечно долгих года, пока его величество Судьба не свела его с Нилом. Яркий, запоминающийся и живой, он воплощал в себе всё то, чего так не хватало самому Эндрю. Он никогда не мог найти правильный способ освобождать бушующий океан внутри себя, всегда казался непроницаемым для людей, которые почему-то считали, что неспособность выражать чувства приравнивается к неспособности чувствовать. Какое досадное упущение для Эндрю. Всегда для него и никогда — для окружающих. Конечно, были исключения из правил, его семья, та же Рене и Би, но эта капля в море не могла соперничать с роем человечества. И потом появился Нил, который, казалось, так не похож на него тем, с какой лёгкостью он показывает себя миру, но в тоже время имеющий столько всего, пересекающегося с Миньярдом. Противоречия, которые цепляли. Эндрю пытался понять, почему он сам не может так ярко передавать эмоции взглядом, почему не может одной хмуростью бровей осудить и рассмеяться одними глазами. Эндрю пытался понять, почему его собственная мимика настолько сложна для людей, что им требуются годы, чтобы научиться понимать её. Эндрю злился. На себя, на Нила, на Кевина, который их познакомил. Эндрю злился и завидовал Нилу, выражая всё своё недовольство так, как привык — скудным количеством фраз и пристальными взглядами. Кевин неоднократно отчитывал его за это, но всё равно не терял надежды на то, что оба его друга однажды поладят. А потом Нил просто подловил момент, когда Дэя не было рядом, и спросил в чём проблема Эндрю. — Ты постоянно пялишься на меня так, будто я дразнил твою кошку, но я абсолютно уверен, что никаких животных не мучал. Да и в первую встречу ты был более благосклонен, хоть и не дружелюбен. Бедный Нил, он тогда ещё не знал, что Эндрю никогда не дружелюбен. — Что именно я сделал, что тебя разозлило? — прищуриваясь, напрямую спросил Нил. — Мы не сможем сосуществовать в пространстве, если ты не скажешь. Кевина огорчает, что мы не ладим. — Ты ничего не сделал. — Чушь, — он решительно тряхнул головой, отправляя свою кудряшки в забавный полёт. Туда-сюда. Эндрю хотел прикоснуться к ним. — Я вижу, что бешу тебя одним видом, но не могу вспомнить ничего, чем мог бы обидеть тебя. — Мы не в детском саду, чтобы обижаться. — Ты понял, о чём я. — Нет, не понял. — Эндрю! — Нил? Даже сейчас, когда оба, кажется, испытывали равную степень раздражения: Нил — из-за упёртости Эндрю, а Эндрю — из-за того, что казалось, будто открыт для глаз Нила так, как не был никогда ни для кого, — они совершенно по-разному выражали это. Нил хмурился, поджимал уголки губ и вскидывал руками, чуть ли не крича; Эндрю лишь на миллиметр приподнял бровь и вздохнул. — Что у вас происходит? — Кевин, отправившийся им за напитками в одну из кафешек в парке, осуждающе посмотрел на обоих. — Эндрю ведёт себя, как ребёнок, и возмущается, что я пытаюсь поговорить по-взрослому, — откровенно жаловался Нил с очаровательно надутыми губами и выражением искренней усталости. — Значит, теперь ты знаешь, каково мне общаться с тобой, — Кевин безразлично пожал плечами и для приличия скривился, отдавая Эндрю его фраппучино с мороженым и маршмеллоу. Освободив, наконец, руку, Дэй грозно указал на Нила пальцем, потрясывая им в воздухе. Что весьма забавно, учитывая разницу в росте и комплекции. — Я не стану защищать тебя, когда ты сам нарываешься. — Я буквально просто говорил! — Ты всегда просто говоришь, а потом другие вытаскивают тебя из неприятностей, — Кевин звучал максимально устало. Забавно, что защищая Нила каждый раз, когда говорил с Эндрю, он никогда не перебрасывал всю вину только на Миньярда. Презумпция невиновности не работала ни для Эндрю, ни для Нила, которых Кевин громко заявлял, что знал как облупленных. И если насчёт своей кандидатуры Эндрю был ещё более склонен соглашаться, то насчёт Джостена мог поспорить. Что с того, что они знались и дружились в детстве, если последнее десятилетие не общались совсем? Сам Кевин прямое доказательство того, как люди склонные меняться и расти со временем, Нил просто не мог остаться таким же, как и в их последнюю встречу в двенадцать лет. В тот день Нил показал, что не только обладает тем, о чём до сих пор грезил Эндрю (как бы он не отговаривался, что внешняя недоступность ему только на руку), но и видит его так, будто прожил с ним под одной крышей не один год. Эндрю невзлюбил его ещё сильнее. К сожалению, Нил это заметил, поэтому не прекращал терроризировать каждый раз, когда Кевин оставлял их хотя бы на минуту. Эндрю действительно ненавидел его тогда. А потом Кевин пригласил его на одну из модных выставок в Чикаго. Для него не было секретом, что Дэй был одержим искусством, даже больше — Эндрю иногда пользовался этим знанием в своих интересах, обменивая билеты на выставки взамен на то, что ему было нужно. Но сам он никогда не соглашался. В тот роковой день Эндрю винил перенос матча, на который они как раз-таки и приехали в чёртов Чикаго, из-за неисправности какой-то там техники. Будучи в неплохом настроении (утром он получил приглашение на свадьбу Аарона и Кейтлин, а также очень неловкую просьбу от брата быть его шафером) Эндрю согласился. Бродить по небольшим залам с непонятным для него экспонатами было скучно, а слушать рассуждения Кевина о том, что именно хотел передать тот или иной автор — утомительно. До тех пор, пока они не достигли главного зала, посреди которого стояла чёртова Элисон Рейнольдс, нагота которой легко просматривалась сквозь воздушное прозрачное платье, каждая складка которого была столь реальна, что поражало. Эндрю даже видел каждый волосок её распущенных волос, которые, видимо, под действием воображаемого ветра, легко откидывались назад. Он никогда не был ценителем женской красоты, не в общепризнанном плане, но зависнув прямо напротив величественной девушки Эндрю искренне считал её прекрасной. — Удивительно, да? — встав по право плечо Миньярда, с придыханием спросил Кевин. — У него такой огромный талант. — Тебе ли не знать, что таланта не существует, — сумев кое-как побороть сжавшееся горло, произнёс Эндрю. Он смотрел прямо в глаза Элисон. Те самые, которые видел ежедневно на протяжении трёх лет университета и никогда не думал, что в них может быть скрыто столько эмоций. — И тем не менее я не нахожу другого слова для того, чтобы передать то, как он видит окружающий мир. Это касается всего, понимаешь? Что перед ним бы ни было, Нил будто бы видит это насквозь. Я рад, что как бы тяжело это ни было, он никогда не сдаётся, пока не воплотит увиденное точь-в-точь. Нил. Это было удивительно, но в тоже время будто бы какая-то крохотная часть внутри него ожидала услышать это имя. В следующий раз, когда они встретились, гнев Эндрю был многим меньше чем на настырное любопытство, как и обида на Вселенную за то, что даровала Нилу талант так легко самовыражаться. И если в тот день он ответил на один из вопросов Джостена максимально честно, это было совсем не потому, что хотел, чтобы они поладили.***
Услышав долгожданный свисток, оповещающий о завершении первого тайма, Эндрю максимально быстро побрёл на выход с корта. У него было в районе сорока минут на то, чтобы привести себя в порядок и добраться до места. Во взгляде Кевина, когда он проходил мимо сокомандников прямо в раздевалку, пока остальные слушали напутствие на следующий тайм, было осуждение и обида, но всё-таки перевешивало понимание. Эндрю удалось сторговаться не только с командой, но и с тренером, чтобы успеть вовремя. Конечно, идеальный вариант включал в себя то, что его вовсе отпустят с игры, но это было слишком нереально. Поэтому они сошлись на половине матча, большую часть которого Эндрю стоит на воротах, выкладываясь на полную. Руки ныли, а тело громко протестовало, пока он приводил себя в порядок. Эндрю довольно давно научился работать с этой болью и усталостью. Влезать в брюки и рубашку на мокрое тело — то ещё удовольствие, потребовалось куда больше времени, чтобы сделать это, но результат стоил усилий. Осмотрев свой полностью чёрный наряд с ног до головы, и поправив воротник рубашки, и расстегнув ещё одну пуговицу для красоты, Миньярд провёл пятернёй по волосам зачёсывая их назад. Эндрю нервничал. Боги, у него даже руки дрожали не от усталости, а от того, что он всё-таки сделал это. Приверженец «я не люблю сюрпризы» решил сделать сюрприз. В его защиту: Эндрю просто не мог пропустить этот день. Сегодня впервые состоялась полноценная выставка работ Нила, его и только его, на которой он к тому же решил выйти в свет впервые за последние семнадцать лет. Эндрю знал, как он нервничал и до сих пор не был уверен в том, действительно ли хочет вновь показать своё лицо. Нил ни разу не заикнулся о том, чтобы попросить его присутствовать, даже если и очень хотел. А он хотел, Эндрю чувствовал это в том, как Джостен каждый раз цеплялся за него после разговоров с организаторами и менеджером. И Нил попросил его приехать, если бы не знал, что у Эндрю финальная игра сезона в этот день в центре долбанного Нью-Йорка. Он даже не допускал мысли, что будет хоть какой-то вариант, что Миньярд сможет освободиться и приехать, что он пропустит глупый финал глупой игры ради него. Так по-идиотски и в духе Нила. Поэтому Эндрю придумал хитрый план длинною в четыре месяца, разругался со всем начальством и нанял независимых юристов, доказывающих то, что по заключённому контракту Эндрю более чем имеет право на такой финт ушами. И преодолев всё это, он теперь был здесь, перед крупным зеркальным зданием недалеко от стадиона, где сейчас шла (уже заканчивалась) главная игра сезона экси. Он ни о чём не жалел. — Миньярд, — властный голос помог быстро найти среди всех этих однотипно богатых людей знакомое лицо. — Рейнольдс, — поприветствовал он, подходя к девушке в строгом бардовом платье. Шёлк материала красиво облегал её фигуру, подчёркивая все достоинства, но в тоже время выглядел слишком прилично, чтобы кто-либо мог допустить сексуализированные мысли. С возрастом Элисон не только стала выглядеть лучше, как бы парадоксально это ни звучало, но и научилась разделять свой сучий образ на несколько категорий. Сейчас, например, перед Эндрю была не просто зазнавшаяся богатенькая девушка, смотревшая на окружающих, как на грязь, а решительная бизнесвумен, в голове которой одновременно работало около сотни процессов. — Ты опоздал, — протягивая ему бокал шампанского, покритиковала она, но без жара. — Он уже начал общаться с журналистами, так что нам стоит поспешить и вернуться до того, как Нил сморозит глупость. — Невозможно, — хмыкнул Эндрю, но подстроился под её быстрый звонкий благодаря высокой шпильке шаг и на ходу осушил бокал. Эндрю был прав, они не успели. Судя по шуму собравшихся зрителей, Нил успел бросить как минимум шесть колкостей. Нил стоял на небольшом возвышении и смотрел на кого-то в первом ряду, выглядя при этом как никогда серьёзно. Этого выражения не было, даже когда он скрупулёзно снимал по миллиметру с особо хрупкой породы в попытке добиться гладкости линии. Чуть наклонив голову, он слушал вопрос и барабанил пальцами по стойке перед ним, к которой был прикреплён микрофон. — Это не имеет отношения к вечеру, следующий, — решительно произнёс он, теряя всякий интерес к журналисту и осматривая головы стервятников. Элисон зашипела что-то про грубость, но Эндрю не обратил на неё внимания. Его очаровал вид Нила так сильно, что он усомнился в реальности происходящего. Определённо Эндрю должен был привыкнуть к тому, что Нил прекрасен, но, увы, он не привык. Не тогда, когда тот выглядел настолько непохожим сам на себя. Ворох кудрей был укрощён в сложно продуманную причёску из множества кос и распущенных прядок, которые чередовались и собирали все волосы с виска назад, подчёркивая острые скулы и чёткие линии глаз. Тех самых глаз, которые были подведены небольшими грамотно растушёванными чёрными стрелками с тонкими блестками на концах. Классический костюм с рубашкой цвета лаванды ещё больше акцентировали внимание на глубине светлых глаз, облепляли фигуру непозволительно соблазнительно, а жилетка, выбранная заместо пиджака, только усугубляла ситуацию. Хотелось прорваться сквозь всех этих стервятников с фотоаппаратами, подняться на подиум и притянуть Нила в объятья, скрыть от любопытных глаз. — Как вы прокомментируете то, что ваш стиль сравнивают с молодым скульптором Натаниэлем Веснински? Вы черпали вдохновение из его немногочисленных работ или же учились у него после того, как Натаниэль пропал? Эндрю заметил тот момент, когда Нил начал забавляться. Должно быть, он давно ждал этот вопрос в надежде, что кто-то подтолкнёт его к раскрытию правды. Прищурившись в усмешке, Нил покачал головой и рассмеялся. Элисон и Эндрю затаили дыхание. Миньярд не знал, как много ей известно, но даже если Джостен рассказал только сжатую историю, Рейнольдс была полностью на их стороне. Навряд ли Нил позволил кому-то диктовать свою публичную реакцию, было маловероятно, что он в принципе с кем-то обсудил подобный сценарий, так что оставалось только ждать, что именно он ответит и какую реакцию это вызовет. — «Пропал»? Вы очень забавно называете элемент насилия, произошедший над ним. Разве вы не видели все те новости, в которых говорилось, что его отец сломал его кисти рук, когда Натаниэль в очередной раз не смог победить в конкурсе? И это при том, что для своего возраста Натаниэль был успешен и пользовался спросом среди мастеров. Об этом говорилось довольно много, — Нил улыбнулся журналисту и потянулся за бутылкой с водой, показательно выставляя на обозрение свои руки. — Я не копирую Натаниэля Веснински и не могу оценить его стиль, ведь сложно оценивать самого себя. — Но никто не видел Натаниэля после того происшествия! — Потому что я переехал в Англию и прожил там какое-то время, — легко отмахнулся Нил, будто это действительно было таким уж пустяком. Будто бы у всех были богатые родственники, которые без вопросов были бы готовы забрать известного в его стране ребёнка и не только укрыть его от глаз ответственности, но и полностью сменить его имя, стереть все данные о его текущем существовании. — Легко притвориться другим человеком, сменив имя, особенно если не показываться на публике долгое время. Все забывают то, как ты выглядишь и что именно творишь. — Но почему вы начали с нуля зарабатывать своё имя? Разве не было бы проще использовать старое? — А если бы я провалился? — Нил пожал плечами. — Порочь то, что во всеобщих глазах было прекрасным — страшная перспектива. Мне пришлось заново учиться не только лепить и высекать, но и делать бытовые вещи. Мой почерк, например, до сих пор отвратителен, сколько бы я над ним не работал. Моя мелкая моторика была полностью уничтожена и не вся вернулась в прежнюю форму. Бывают дни, когда я не могу работать из-за боли и тремора. И это спустя более десяти лет. Глава Натаниэля Веснински полностью закончена, ему больше нечего дать этому миру, он умер вместе с последней работой «Подвал Балтимора». Сейчас есть только Нил Джостен, который не собирается угождать желаниям критиков и других мастеров. Он делает то, чего хочет сам. — Могло быть хуже, — хмыкнула Элисон под завершение интервью и ловко пробралась сквозь все эти тела. Нил, заметив её приближение, поспешил к краю подиума, чтобы подать руку. Может, Рейнольдс и владела в мастерстве искусством передвигаться на этих каблуках-убийцах, но шлейф её платья был довольно длинным, нельзя было допустить, чтобы она упала или даже запнулась перед столькими зрителями. Улыбкой и кивком передав ей полное право дальнейшего организатора, Джостен поспешил покинуть видное место. Судя по тому, что он направлялся прямо в сторону Эндрю, Элисон успела дать ему какую-то подсказку. Сложно не заметить тот момент, когда Нил увидел его. Серьёзная критичность лица превратилась в игривость в уголке губ, пока блестящие топазы сужались от счастья, такие необъяснимо тёплые, что Эндрю на мгновение онемел в поражении. К сожалению, эти самые глаза, вознёсшие на Небеса, мгновенно опустили на Землю, когда расширились едва ли не в ужасе. Звонко стуча каблуками туфель (Элисон неведомым образом уговорила его надеть именно эти туфли с зауженными носами, недостаточно высокие, отрывающие его тонкие щиколотки), Нил быстро преодолел расстояние и не терялся в реакции. — Просто сделай это, — вздохнул Эндрю, зная, что негодование лучше выпустить сразу. В любом случае для объятий у них была целая ночь. — Твоя игра! — Я сделал всё, что в моих силах. Остальное за Кевином и командой. — Но!.. — Когда я уходил, разрыв был в шесть очков. Побольше веры в них, — Эндрю не верил, что именно он говорил эти слова. — Я не мог пропустить твою выставку, — примирительно добавил он, чувствуя, как смущение пробирается сквозь его тонкую кожу. Нил выразительно захлопнул рот и закусил губу, хмурясь. Не сложно было догадаться о чём именно он думал. Наверное, эта черта была ещё одной на двоих — переживать за карьеру и успех другого больше, чем за свою. Вера Нила в него столь же сильна, сколь и восхищение Эндрю — им. Сдувшись, словно шарик, у которого отпустили конец, Нил поник на мгновение, а уже в следующее так широко и облегчённо улыбался, что Эндрю в очередной раз понял, что продолжает правильно показывать свои чувства. — Я рад, что ты здесь. Нил потянулся к его руке, привычно переплетая их пальцы в лёгком и ненавязчивом жесте привязанности, который они позволяли себе в окружении посторонних людей. — Спасибо. «Спасибо, что рядом». «Я благодарен, что ты поддерживаешь меня». «Мне было страшно всё это время, но теперь всё в порядке». «Я люблю тебя». Может, Нил и видел Эндрю, словно раскрытый тайник драгоценностей, но и Миньярд разбирался в этом символизме значений. «Нет нужды благодарить» — говорило его собственно сжатие пальцев и прищур глаз, отождествляющий улыбку.***
Сложно наслаждаться малопонятным значением скульптур и небольших картин-черновиков, которые Нил постыдно избегал почти что с искренней паникой, когда столько людей постоянно нарушали их покой. Стараясь быть вежливым — хоть раз в жизни, Джостен — Нил пытался отделаться от бесконечного потока вопросов, используя Эндрю в качестве обстоятельства. За этот вечер Эндрю побыл и новым спонсором, и дотошным заказчиком, и близким родственником, и придирчивым критиком, и любовью прошлой жизни Нила, с которой они были трагично разлучены на долгие столетия до тех пор, пока судьбоносно не встретили этим роком днём, а лишь для того, чтобы отвадить тех, кто хотел просто пообщаться с Джостеном. И это при том, что все версии звучали одинаково убого, ведь имя и лицо Эндрю Миньярда мелькало в новостях так часто, что даже уличные собаки подходили к нему. Хорошо хоть не за автографом, а за простой лаской за ушком, иначе Эндрю бы не выдержал. И даже в этой суматохе Нил умудрялся отвечать на все высказанные и оставшиеся беззвучными вопросами Эндрю о тонкостях и посыле работы. Нил с нежностью направлял его пальцы, позволяя коснуться произведения и ощутить его текстуру и знакомил с самыми мелкими шероховатостями, оставленными специально. Эндрю заметил, как несколько особо снобистых людей с завистью и ненавистью смотрели на него, когда они обходили оградительные линии. Роль создателя безусловно давала Нилу несколько преимуществ, которыми он с удовольствием делился со своим парнем. Эндрю не мог сдержать довольного оскала, в ответ той чопорной дамочки, считающей себя выше всех остальных. — Разве он не закрыт? — спросил Эндрю, скептически оглядывая закрытый зал, перед которым они остановились и от которого Нил искал в кармане ключ. — Официально он откроется в последний день, — пояснил Нил, победно доставая небольшой ключик из кармана жилетки и вставляя его в замочную скважину, — но мы можем зайти уже сейчас. Улыбка Нила — нерешительная провокация и озорство. Он нервничал самым очаровательным образом и быстро проскользнул в приоткрытую дверь, утопая в темноте. Эндрю, как и всегда, следовал за ним без раздумий. Даже если темнота была почти осязаемой, несложно было понять, что зал многим меньше остальных. Серость чего-то большого предупреждала о скульптуре в центре. Пытаясь разглядеть в темноте Нила, Эндрю пытался контролировать своё дыхание от предвкушения. Неведомое чувство внутри знало, что будет перед ним как только свет включится. Только вот Нила поблизости не было, а лёгкий щелчок выключателя — был. Зрение, ещё не привыкшее к темени, быстро пришло в норму. Зал действительно был довольно маленьким, а крупная фигура в центре только оттеняла это впечатление. Любопытный, Миньярд больше не мог тратить драгоценное время на поиск Нила. Его взор, будто марионетка искусного кукловода, направился прямо на скульптуру. Нежно-розовый мрамор, практически белый для глаз, был тем самым огромным куском горной породы, который он уже видел в мастерской Нила. Только вот если тогда это был грубый увесистый кусок камня, способный раздавить любого своим весом, то сейчас — это кропотливо высеченный образ, который удушал своей грациозностью и силой тонких и плавных линий. Это был не первый раз, когда творения Нила выбивали дух, но первый, когда Эндрю не требовалась расшифровка посыла. Может, он и не понимал достоверно, но даже его скудных знаний хватало, чтобы прочувствовать эмоции этой работы. Крепкая мужская фигура, частично скрытая за обманчиво мягкой, но плотной тканью, полностью закрывающей лицо, ступал по сухим цветам лилий, что крошились под его стопами в пыль. Нагая грудь была приподнята во вдохе, только усиливая эффект силы и стойкости, но бережность, с которой короткие слегка толстые пальцы придерживали тело белоснежного змея, кричала о противоречии. Благодаря приглушённому свету казалось, что капли крови, капающие с клыков рептилии, парили в воздухе, пока те, что текли из раны на руке мужчины, выглядели тяжёлыми и весьма болезненными. Сделанная из камня кожа передавала каждую пору, мурашку, волосок и шрам; она казалась такой реальной, что создавалось впечатление, будто стоит сделать лишь шаг, коснуться её, и почувствуешь тепло. Эндрю поддался этому наваждению. Пальцы касались обманчиво гладкого камня, который был не только твёрд, но и холоден. Это разочарование только усиливало боль и восхищение, сплетённые в узел скульптуры. Это было невероятно. Эндрю впервые поражался не талантом и мастерством Нила, а историей, которую передавал этот образ перед ним. Он не мог отождествлять его с собой. Нет. Эндрю был меньше этого незыблемого мужчины. — Я решил, что будет неплохо узнать твоё мнение прежде, чем выставлять на всеобщее обозрение, — услышал он приглушённый голос Нила из-за спины, но так и не обернулся. Эндрю просто не мог проявить подобное неуважение к скрытому за слоями фатина лику. — Ты не можешь видеть так, — тихо опроверг он, борясь за каждый ровный звук своего голоса. — Разве? — Нил мягко усмехнулся и, однозначно, покачал головой. — Первое, что я сделал — лицо. — Оно скрыто. — Ты смотришь не под тем углом, — нежность упрёка была именно такой, какой обычно говорили с детьми. Отдёрнув руку, Эндрю обернулся, чтобы посмотреть на него. Тёплая рука ласково обхватила локоть, когда Нил встал за ним, и доверительно потянула вниз, призывая то ли наклониться, то ли сесть на пол. Эндрю понимал, чего именно добивался Нил, но не был уверен, что готов к этому. Конечно, он заметил, как воздушная ткань, скрывающая лицо мужчины, приподнималась ближе к подбородку, но думал, что это не более чем хитрый и какой-то сложный ход для полной передачи умысла, а не то, что имеет реальное значение. Эндрю не хотел следовать за просьбой склониться, но именно это он и делал. — Видимо, ещё тогда я знал, что ты не поверишь мне, — хмыкнул Нил тогда, когда Эндрю не мог вымолвить ни слова. На самом деле даже с такого ракурса лицо было всё ещё плохо рассматриваемым, однако этого хватало. Эндрю знал эту линию подбородка и челюсти, знал форму губ и маленькую родинку у носа. Он видел их в отражении, видел в лице Аарона. Он знал эту горбинку перелома на переносице и форму крыльев носа. И Эндрю был очень рад ошибиться, сказать, что это не он. Но это был он. Эндрю не мог так откровенно лгать перед неоспоримыми фактами. — Через неделю, когда закончится выставка, я могу открыть лицо полностью, если ты не веришь мне. — Нет, — поспешно ответил Эндрю, хватая его за руку. — Не смей рушить это. — Разве это разрушит? Уверен, станет только лучше, — Нил остро улыбнулся. В отличие от Эндрю, он не остался на корточках, полноценно сел на пол, скрестив ноги и наклонив голову так, что его длинные пряди теперь покоились на одном плече. — Тебе придётся восстанавливать, Элисон не позволит лишить её экспоната. — Не хочешь, чтобы все поняли, что это ты? Понимаю, — понимающий кивок. — Теперь ты мне веришь? — Ты невозможен. — Неправильно, — Нил ухмыльнулся и толкнул его плечом, — я буквально существую. — Да, но не из этого мира. — О, ты думаешь, что я путешествую сквозь миры и материи? Это было бы здорово. Самодовольство смешивалось с озорством, когда Нил приподнял подбородок и прищурено смотрел на него. — Не мог поверить, что ты ведёшь себя как идиот перед лицом Ангела, — вздохнул Эндрю, внезапно чувствуя слишком уставшим. — О, так ты прочитал название? Плюхнувшись на попу, Миньярд завалился на него, укладывая голову на плечо. — М, мог придумать что-то более оригинальное. — Зачем, если это передаёт смысл? Вопрос не требовал ответа, поэтому Эндрю молчал. Он слышал, как за дверью, отделявшей их от основного пространства галереи, шумели голоса, иногда звенели бокалы и цокали каблуки дам. Этот приглушённый шум был приятен. Веки наливались тяжестью переживаний этого дня, стремились опуститься и дать организму необходимую передышку, но упёртость была сильнее. С каждым разом всё медленнее моргая, Эндрю взглядом плыл по каждому миллиметру статуи, находя всё больше неведомых ранее деталей. Это было почти также интересно, как если бы Нил просто рассказал обо всём. И Джостен сделал бы это, если бы он попросил, только вот Эндрю не просил. Казалось правильным сделать всё самому, разобрать изложенную перед ним картину и понять её так, как это сделает его собственный мозг, а не с подсказками. Эндрю не заметил, когда уснул.***
Город шумел даже ночью. Кутаясь в один из огромных махровых халатов Нила, Эндрю крепко сжимал перила. На улице было тепло, но бесконечный ветер на высоте неприятно холодил распаренную ранее кожу. Его бычок уже давно приземлился под ноги суетливой молодёжи, которая всё куда-то спешила в этот поздний час, а Миньярд так и не мог решить, нуждается ли он ещё в никотине или стоило уже вернуться в комнату. И то, и то было заманчивым. Решение, как это и бывает обычно, нашлось само, когда он услышал хлопок двери в спальне. Нил выглядел расслабленным. Этот день дался ему слишком тяжело, и теперь не было смысла это скрывать. От былой роскоши не осталось ни следа. Приталенные вещи уступили место низко сидящим пижамным штанам, верх привычно отсутствовал — Нил всегда избегал футболок в жару. На его лице была расслабленная и ленивая улыбка, пока он расчёсывал пальцами влажные волосы. Эндрю не мог не провести пальцами по припухшему нижнему веку, лаская раздражённую кожу. Покраснения и опухлость всегда появлялась на его лице, когда Нил смывал косметику. Сев на кровать, Эндрю притянул его в объятья и медленно поцеловал. Смех Нила тонул где-то между вдохами, пока сам он обвивал плечи Эндрю. Это был прекрасный лёгкий звук, сравнимый разве что со звоном детских колокольчиков или звоном разбивающихся капель росы. Мурлыкающий звук, когда его уронили на кровать и подмяли под себя, тоже был прекрасен. Эндрю любил это. Нил был именно таким для Эндрю: легким, открытым и таким невинным, что просто невозможно было не задаваться вопросом, что такого Миньярд сделал в своей жизни, раз заслужил это. Голос в голове, подозрительно похожий на смесь Би и Ники, твердил, что он не должен ничего заслуживать и право на любовь имеет любой, но Эндрю до сих пор не охотно принимал эту концепцию. Не в отношении себя. Он никогда не умел говорить правильно, обличать чувства в слова и отдавать их другим. Действия — вот его язык. Он хорошо умел показывать свою любовь через грубую силу, оберегающую и защищающую; неплохо справлялся с тем, чтобы заботиться через подкидывание еды в карманы вещей или готовку, когда кто-то был слишком нагружен, чтобы следить за этим самостоятельно. Эндрю даже научился получать удовольствие от компании тех, кто был ему дорог, чтобы показать, что он рядом. Такой его жизнь была до появления Нила. Он всё ещё плох в словах, но теперь знает, как простым прикосновением передать куда больше, чем набором гласных и согласных. Как проявить нежность и перестать страшиться того, что это кто-то заметит. Нил научил его быть уязвимым и наслаждаться этим. Поэтому Эндрю знал, что его поймут. Исследуя до мелочей известную грудь, он задавался вопросом, сможет ли и он когда-нибудь показать Нилу, как тот выглядит в его глазах. Естественно, он не мог ни лепить, ни высекать, ни рисовать, но, возможно, существовал какой-то способ передать это, просто Эндрю пока не знал о нём. Он определённо точно собирался это исправить. Пока что же единственный знакомый ему способ был до ужаса банален. Прикусив губу, Эндрю чуть оттянул её, вызывая недовольное мычание. Руки Нила ухватились за его волосы, дёргая кончики в недовольстве. — Позволишь мне?.. — Да, — перебил Нил, продолжая дёргать за прядки, но без прежней силы. — Чтобы ты не хотел — да. Эндрю не требовалось иного ответа. Его доверие Нилу было таким же, каким Джостен удостаивал его самого. Имея совершенно разный опыт за плечами, они одинаково строго относились ко всему, что касалось интима и не были готовы пожертвовать своим комфортом в угоду потворству другому. Дрожание тела под ним манило. Толком ничего не сделав, Эндрю уже умудрился вызвать мурашки и этот очаровательный румянец, расползшийся по загорелой груди. Очерчивая контур торса, он не мог не дразнить, целуя и кусая каждый сосок настолько невесомо, насколько только мог. Это было приятной пыткой для них обоих. Может, они и любили грубо и быстро, но это не значило, что они не умели по-другому. Иногда, когда позволяло время, а усталость в костях была слишком сильной, чтобы её выносить, Миньярд любил растягивать каждое действие ровно так, чтобы приблизить желанное наслаждение и только усилить его в момент освобождения. Это было своего рода фетишем, доводить до исступления порой самыми невинными действиями, а после провожать в пучину разврата под своим бдительным надзором. Резинка штанов слабая, растянутая со временем, легко соскользнула по бёдрам. Сложно было удержаться и не оттянуть её для звонкого шлепка по коже, но Эндрю удержался. Пришлось немного передвинуться, чтобы снять их полностью, но это пустяки. Согнув ноги в коленях, Нил слишком развратно развёл их в стороны, вызывающе выгибая бровь, будто бы спрашивая, что дальше намерен делать Эндрю. Это было настолько в его духе, что Миньярд просто не удержался. Шлёпнув-таки его по бедру, он подцепил край боксеров. — Всё ещё лишнее. Нил даже не сделал вид, что готов помочь. Просто перенёс весь вес на пятки и лопатки, отрывая задницу от матраса и оставляя всю работу на него. Наглый паршивец. Эндрю любил его. Всё ещё довольно вялый член мягко выскользнул из плотной ткани, которая отправилась на край кровати вслед за штанами. Нил раскинулся так непринуждённо, будто отсутствие одежды — это норма. Это поражало до сих пор. Отсутствие стыда, принятие себя и своей сексуальности в глазах окружающих, даже если сам Джостен продолжал быть невежественным в этом вопросе, делало его более привлекательным. Он не стыдился ни реакций на физические стимуляции, ни того, какой эффект оказывал на других. В данном случае, на Эндрю. Миньярд искренне считал, что Нил — это испытание, посланное Создателем, его выдержке. Справлялся Эндрю с попеременным успехом. Руководить положением Нила легко, особенно когда с готовностью передвигает свои конечности так, как нужно, стоит Эндрю лишь едва приложить силу и взять их в руки. Он раздвигает ноги, как и ранее, и с интересом смотрит на Эндрю, когда тот просит поднять ноги выше. В итоге Нил едва ли не складывается пополам, обхватывая колени и, кажется, впервые смущается открытости, но не из-за того, что самые сокровенные его части так бесстыдно выставлены на обозрение, а из-за того, что он не понимает, для чего это. Он с любопытством наблюдает за тем, как Эндрю устраивается между его ног, забавно вытягивает шею, чтобы видеть, и вскрикивает, когда язык впервые касается ягодичной складки. Эндрю победно ухмыляется. Он долго думал над тем, чтобы сделать это. Несколько бесконечно долгих месяцев исследований и долгих консультаций, моделирование ситуации и все это только для того, чтобы убедиться, что Эндрю хочет этого. Он легко раздвинул ягодицы, крепко впиваясь в них пальцами и на пробу провёл по плотному кольцу мышц, что сокращается при контакте. Это странное чувство, но оно не неприятно. Он попробовал ещё раз, и теперь Нил более подготовлен к ощущениям и не пугается. Дразня какое-то время, Миньярд не делал ничего, что выходило бы за рамки невинных шалостей. Только этого быстро становится мало, как для него, так и для Нила. Это ужасно, ведь несмотря на всю подготовку, он оказался не готов. Засосав кожу рядышком, он вынужден был отстраниться, чтобы добраться до спрятанной в шкафу смазке, перед этим успокаивающе погладив Нила и попросив его подождать мгновение. Он двигался как можно быстрее, сам внезапно распалённый перспективой попробовать Нила на вкус так. Оральная смазка без вкуса нашлась быстро, Нил не имел привычки переставлять что-то в этом ряду. Эндрю нетерпеливо открыл её на ходу и намазал на пальцы, решая сэкономить немного времени. Это капля в море в сравнении с тем, что ждёт их дальше, но он хотел скорее нырнуть, так что такая торопливость оправдана. Устраиваясь обратно под пристальным взглядом, он отметил, как неудобно лёгший халат сковывает его движения, поэтому развязал его, но не тратил время на снятие. Вязкая жидкость легко распределялась по ложбинке, стекала вниз и задерживалась на неровности ануса, помогала легко скользить пальцем внутрь. Нил шипел при проникновении, но быстро успокоил, что это было неожиданно, а не больно. Эндрю рефлекторно погладил его по ноге, не контролируя себя. Это действие всегда успокаивало обоих, поэтому не было смысла отказываться от него. Привычная растяжка дополнялась небольшим нововведением. Было не совсем удобно, Эндрю то и дело наталкивался на собственный палец, больше мешающий его фрикциям, но, кажется, так было только для него. Нил медленно таял, терял хватку на собственных коленях и тихо постанывал, подстёгивая Эндрю действовать решительнее. К первому пальцу быстро добавился второй, выполняя привычные действия от которых, Миньярд был уверен, Нил будет терять голову. Его затвердевший уже истекающий член только подтверждал это. Растягивать Нила — это привилегия, которой Эндрю впервые не наслаждался в должной мере. Сегодня это была скорее потребность, нежели необходимость. Именно поэтому, когда два пальца начинают свободно ощущаться в естестве Нила, он медленно вытаскивает их. Оскорблённый, Нил незамедлительно замычал в протесте, что совершенно очаровательно. Его зависимость от Эндрю в сексе — что-то, что многие посчитают ненормальным, но что для самого Эндрю — дар, посланный с небес. Он никогда не был ни у кого первым, а то, что для Нила он ещё и последний — не может не тешить эго. Эндрю Миньярд далеко не праведный человек, он был склонен ко многим грехам. И Гордыня в их числе. Язык мягко скользил внутрь, когда он в очередной раз провёл сначала вокруг колечка мышц, а после — чуть надавил. Это одновременно знакомо и ново. Нил приветствовал его новым стоном и полной потерей контроля. Длинные накаченные ноги упали на плечи Эндрю с тяжёлым ударом, но Миньярд не был против. Его руки привычно ложились на бёдра, сжимая упругие мышцы и успокаивающе поглаживая, так отлично от того, что творил его рот. Вылизывание никогда не было его фетишем, но, возможно, он просто смотрел на это действо под неправильным ракурсом, ибо сейчас Эндрю был более чем уверен, что это может стать один из любимых процессов. Его язык толкался и лизал, давил и успокаивал, пока слюна всё больше собиралась вокруг рта и стекала вниз совершенно точно мерзкой дорожкой, но разве то, что Эндрю не обращал на неё никакого внимания, не было показателем? С этого угла он плохо видел Нила, но знал, что тот впивался пальцами в простынь или же свою грудь, царапая отросшими ноготками всё, что оказывалось под рукой. Он чувствовал, как он выгибался и пытался насаживаться ещё больше. Воображение Эндрю полностью заменяло зрение, рисуя ту саму картинку, которая заставляла его собственный член болеть от сдерживаемого давления. Он не хотел отвлекаться на что-то столь низменное, когда в руках было прекрасное. Кстати о руках. Следуя сбившимся мольбам о большем, Эндрю на удивление легко приспособился к тому, чтобы упираться только в один локоть, используя вторую руку, чтобы вновь скользнуть в Нила. Только в этот раз для помощи, а не основного орудия. Двойное ощущение того, как напрягались и тянулись мышцы Нила, кружило голову. Эндрю едва не застонал сам, желая ощутить это давление там, где желал больше всего. Он давил на простату, игрался с ней и диаметрально нежно лизал там, куда дотягивался языком. Смазка давно высохла или была съедена, но слюна достаточно замещала её, чтобы не причинять дискомфорт. Это могло длиться вечность или же мгновение — ориентация времени потерялась давно, о ней никто не скучал. Единственным реальным напоминанием о происходящем был собственный пожар внутри и учащённое дыхание Нила, который уже откровенно метался по кровати. Он скулил, выгибался дугой и пытался что-то сказать, но не мог произнести больше двух букв за раз. Эндрю был готов отдать всё за то, чтобы посмотреть на это со стороны. Искушение прикоснуться было велико, но это не было целью. Кристально ясно, что почувствуй кто-либо из них давление на члене, всё закончится буквально в течение секунд. Правда, Эндрю не думал, что даже неприкосновенность к собственному члену спасёт его от позорного спускания в трусы, но это мелочи. Главное — это то, как сжались мышцы Нила в попытке усилить ощущения. Эндрю начал работать усерднее. Он чувствовал, как пульсирует низ его собственного живота, и просто молился (впервые в жизни, как иронично), чтобы сдержаться. Он мог бы ликовать в тот момент, когда Нил задохнулся посреди крика, сильно кончая себе на живот и содрогаясь всем телом так, как не реагировал никогда. Но он этого не сделал. Двигаясь больше автоматически, чем осознано, Эндрю сбросил с плеч ноги Нила и проскользил по его телу, пачкая и себя липкой спермой, наконец, накрывая губы в сумасшедшем поцелуе, на который ему отвечали на удивление упорно. Нил определённо точно потерялся где-то в своей голове настолько сильно, что даже не понял, что именно произошло. И будь Эндрю чуть более лучшим человеком, чем он был, он бы позволил ему вернуться в реальность. Но он не был. Поэтому он, распахнув халат, быстро стянул свои собственные боксеры ровно настолько, чтобы вытащить член и двумя резкими движениями кончил следом, прикусывая губы Нила едва ли не до крови. Бессилие разливалось по и без того уставшему телу, вынуждая его рухнуть сверху и даже не пытаться подняться. Эндрю не был достаточно хорошим человеком. У него было много изъянов и грехов, которых он не стыдился. У него было прошлое и своя история, которая леденила многих своей откровенной жестокостью и несправедливостью. Но у Эндрю был Нил, который показал ему, что он более человечен, чем думал. Нил не делал это осознано, наверняка, он даже не догадывался об этом, считая, что со всеми партнёрами в прошлом, Эндрю был именно таким. Только вот он не был. Никогда до этого Миньярд не стремился стать лучшей версией себя ради того, кто этого даже не просил. Никто никогда не слушал его историю со спокойным выражением лица, где только глаза выдавали всю боль и гнев от услышанного. Никто никогда не представлял образ Эндрю в мраморном Ангеле, который был осквернён. И всё это Нил делал без какого-либо ожидания взаимного шага, потому как Нил просто был Нилом. Человеком, который не смотрит на других, не имеет общепризнанной морали и отталкивается от собственных убеждений, какими бы жестокими они ни были. Нил Джостен был тем, кто бескорыстно полюбил Эндрю в том виде, котором он был. И меньшее, что смог сделать Эндрю в ответ — это полюбить также сильно