La nuit près du feu

Revoici dans l'ombre du soir (с)

Мир полон недомолвок, страхов и лжи. И тем удивительнее, как порой слепы бывают люди, когда дело касается их близких, в непогрешимость которых они безоговорочно уверовали. За годы жизни в Камелоте Мерлин не раз видел, как плетут интриги и предают: разоблачил, оставшись в тени, множество «доброжелателей»; знал о том, что Моргана готова принести в жертву мести и своему властолюбию всё, что когда-то любила, ещё до того, как это стало очевидно Артуру или, тем более, Утеру; подозревал, и в итоге оказался прав, Агравейна, когда Артур безоговорочно доверял ему. Казалось бы, он заслужил, чтобы к нему хоть немного прислушивались. Так почему Артур так беспечно отмахивается, когда он говорит ему, что Мордред опасен? Пусть друид и спас ему жизнь, это ничего не меняло. Никто не знает, какие у него были мотивы, он пришёл в подземелья крепости Ишмира тенью Морганы и был точно таким, как в видении, которое разделил с магом Ватес перед смертью. Таких совпадений не бывает. Мерлин заставляет себя не думать о том, что у его неприязни есть и иная сторона – осознание, что не будь этого дамоклова меча, их похожесть нельзя было бы отрицать; что при иных обстоятельствах они могли бы стать… не друзьями, конечно, но кем-то вроде. После того, как не стало Ланселота, ему больше не с кем было поговорить, почувствовать, что его действительно понимают и принимают таким, как есть. И всё, что судьба может предложить ему, это возможный будущий убийца надежды Альбиона и, что немаловажно, его лучшего друга? Не смешно. Мерлин ворошит палкой угли в костре и, глядя на пляшущие языки пламени, позволяет себе ненадолго отпустить эмоции: огонь взметается ввысь снопом искр и осыпается пылающим дождём на влажную от росы траву. – Неплохо. Маг вздрагивает и медленно оборачивается, сталкиваясь взглядом с Мордредом – друид выглядит совершенно спокойным, словно тут ему самое место, и только в глазах пляшет улыбка пополам с восхищением: – Это было красиво, – продолжает он. – Что ты здесь делаешь? – Не мог уснуть. – И потому решил проследить за мной? – Мерлин намеренно не скрывает сарказма. – И часто ты так уходишь ночами в лес под отводом глаз? – отвечает друид вопросом на вопрос, и в его голосе сквозит насмешка. – Не твоё дело, – получается устало, но абсолютно беззлобно. Мордред выглядит таким безобидным, таким домашним без всей этой мишуры рыцарского облачения, что злиться на него совершенно не выходит, но и избавиться от подозрений не получается. Чары отвода глаз тем и хороши, что крайне просты в использовании. И они не действуют только на того, кто ищет намеренно. – Зачем ты меня искал? – Хотел поблагодарить. – За что? – Ты спас мне жизнь. Мне ли не знать, как тяжело тебе далось это решение. Мордред садится недалеко от него на траву, и Мерлин чувствует, как их плечи соприкасаются. Простой жест, невольно напоминающий, что рядом с ним живой человек, а не абстрактный заклятый враг. И ничего плохого он не сделал. Пока не сделал. Маг смотрит на то, как огонь поглощает сухой валежник, невольно вспоминая совсем иное пламя. – Ты ведь тоже видел это? – Мордред словно читает мысли. Мерлин осторожно поворачивается к друиду: – Видел что? – Эмрис, не притворяйся идиотом, со мной это не требуется. Надо же, у судьбы (или что там вставляет ему палки в колёса?), оказывается, всё-таки бывает чувство юмора. – И ты пришёл в Камелот, зная, что ты тот самый друид, которому предначертано убить Артура? Мордред лишь пожимает плечами: – Я не собираюсь его убивать, – и прежде чем Мерлин находится с ответом, добавляет. – Быть может, я не святой, Эмрис, но и не монстр. Он по-прежнему сидит так близко и кажется совсем обычным, простым, начисто лишённым лукавства – словом таким, каким Мерлин бы хотел его видеть. – И всё же пророчества Ватеса… –…всегда сбываются. Я знаю, ты уже осудил меня и вынес приговор, – Мордред неотрывно смотрит на мирно потрескивающий костёр. – Но мне нужна твоя помощь, а не порицание. – Моя помощь? Он только сейчас осознаёт, что никогда об этом не задумывался. С того самого дня, как умирающий провидец показал ему жуткую картину будущего, Мерлин ни на минуту не сомневался, что Мордред – зло. Может, пока сокрытое, но зло. И мысль, что он мог быть не более, чем жертвой обстоятельств, казалась непривычно абсурдной. – Я вовсе не хочу, чтобы всё так закончилось, но боюсь, что один не справлюсь, – в голосе друида угадывается что-то очень похожее на отчаяние. Мерлин качает головой и поднимается на ноги, потушив пламя одним движением руки, словно его здесь никогда и не было. Их мгновенно укутывает непроглядная темнота безлунной ночи, и на секунду кажется, что ничего вокруг нет – ни леса, ни бесконечного неба, ни твёрдой земли под ногами. Мордред совершенно бесшумно встаёт и подходит ближе, и Мерлин совершает над собой титаническое усилие, чтобы не отступить назад, на выученное безопасное расстояние. – Я бы хотел тебе верить, – почему-то шепчет он. «Спасибо, Эмрис», – эти слова звучат прямо в голове мага, не нарушая хрупкую тишину. Мордред быстро подаётся вперёд, касаясь своими губами его – слишком мимолётно, чтобы считать этот жест поцелуем – и спешно исчезает в черноте леса, оставляя Мерлина одного. И что это сейчас было?