Когда сердца пылают

Треск огня и звук шкварчащих на гриле колбасок разносится по заднему двору вместе с ароматным запахом жареного мяса, скручивающего желудок в тугой узел и заставляющий слюну во рту выделяться с рекордной скоростью. Арсений отточенными движениями переворачивает каждую колбаску, с удовлетворением замечая, что другая сторона уже зарумянилась. Сегодня был важный день — годовщина их отношений и пять лет с той ужасной катастрофы, в которой им и довелось познакомиться. Арс до сих пор благодарит бога и судьбу за то, что ему удалось спастись, но, конечно, в этом заслуга именно его самого родного и любимого человека, без которого Арсений и жизни впредь не представляет. В ту ночь Арс проснулся от удушливости в груди, но было уже поздно. Огонь, возникший в результате короткого замыкания, распространился по деревянному дому с завидной скоростью, языки пламени сметали все на своем пути, не жалея ни занавесок на окнах, ни деревянных ступеней, ведущих на второй этаж. Арсений, оцепенев, в ужасе смотрел на то, как единственный выход из спальни полыхал огнем, и даже не успел подумать о том, что может спастись через окно. Хотя бы попытаться. Антон тогда появился будто из ниоткуда, сквозь слепящий глаза дым прорвался на второй этаж дома, отважно переступая через горящие балки и падающие части крыши, в своей оранжевой форме пожарного и каске, закрывающей почти все лицо. Ему были не страшны огонь и дым, пламя при виде него будто расступалось, открывая дорогу к единственной цели — спасти жителя этого дома и вывести на улицу в целости и сохранности. К тому моменту Арсений уже едва видел сквозь потяжелевшие веки и почти не дышал, наглотавшись угарного газа. Привкус копоти навсегда отпечатался на языке, а сильные руки и приказы не закрывать глаза и не отключаться — в сознании. Уже после, придя в себя в карете скорой помощи, Арсений узнал, что соседи вызвали пожарных, увидев полыхающий дом, а его спасателя звали Антоном. Дом восстановлению не подлежал, и Арс принял простое для себя решение снести его и позвать своего спасителя на ужин, чтобы отблагодарить. Прошло пять лет, новый отстроенный дом радовал глаза своих хозяев, задний двор пестрил цветами и зеленью, а зона барбекю была любимой у Антона и при любом малейшем случае он тащил Попова жарить мясо или сосиски. Как и сейчас. Арс отвлекается от своих размышлений, переводя взгляд с мангала дальше. На качеле, уперевшись взглядом в телефон и раскачиваясь на пятках, сидел Антон. Его волосы чуть отрасли за лето и выгорели на солнце, от чего сейчас отливали золотым оттенком. Челка то и дело спадает на глаза, закрывая обзор, и Антон раздраженно отфыркивается от нее. Арсений любуется своим мужчиной, мечтательно улыбаясь, и приходит в себя, когда чувствует запах подпаленного. Чертыхнувшись, спешит развернуть колбаски другой стороной, чтобы не сгорели, а когда поднимает взгляд обратно, качели качаются в одиночестве, а со спины его прижимают к крепкой груди. — Я сейчас свой язык проглочу. — Чужое дыхание щекочет волосы на затылке, из-за чего Арсений немного ежится и передергивает плечами, улыбаясь. — Скоро будет готово? — Скоро, — обещает Арс, беря кухонные щипцы и перекладывая порцию мясных изделий в приготовленную заранее глубокую миску, где под фольгой уже лежат жареные кусочки горячего шашлыка. Они ужинают на закате, сидя под садовым зонтом с подсветкой и слушая музыку из колонки, оставленной под крышей дома на случай, если пойдет дождь. Сидят рядышком, соприкасаясь коленями, едят, не пользуясь столовыми приборами, потому что — а зачем? — и смеются, обмениваясь разными историями и сплетнями. У каждого в груди покоятся умиротворение и тихая любовь, которую они дарят друг другу уже позже, в их кровати, в общей спальне на первом этаже. Арсений прижимается обнаженным телом, целует в грудь и обнимает рукой, счастливо вздыхая. Очередной прекрасный день, наполненный счастьем, спокойствием и любовью. Антон непривычно тих, перебирает темные волосы пальцами, а грудная клетка едва колышется от его дыхания. Арс почти засыпает, утомленный солнечным и насыщенным на эмоции днём, как чувствует усилившиеся объятья и чужой тяжелый вздох. Раскрыв глаза, он запрокидывает голову и сонным взглядом смотрит на Антона. — Что такое? — Шастун снова вздыхает, глядя сверху вниз на мужчину с сожалением и смирением. — Пора, Арсюш. — Что? — Арсений глупо моргает, не улавливая, о чем ему говорят, как в следующий миг чувствует резкую боль в груди. Пытаясь глотнуть воздух, он широко раскрывает глаза и в панике смотрит на Антона, пытаясь выбраться из крепких объятий, но тот их только увеличивает, пока из зеленых глаз текут слёзы, забиваясь в уголки растянутых в улыбке губ. — Все хорошо, родной, — шепчет, тяжело сглатывая, — все хорошо. Я люблю тебя. Спасибо тебе за жизнь, о которой я всегда мечтал, но которую мне было не суждено прожить. Будь счастлив. Арсений не понимает, что происходит. Перед глазами расплывается лицо Антона, превращаясь в серое пятно, а вскоре он широко раскрывает глаза и тут же жмурится от яркого света. Во рту сухо, как будто он не пил месяц, руку в месте сгиба тянет тупой болью, а голова раскалывается на тысячи осколков. Арсений морщится и пытается сесть, шарит рукой по простыням, силясь найти ладонь Антона и сжать ее, как делал каждый раз, когда просыпался ночью от кошмаров, но натыкается только на пустоту и холод. — Вы очнулись! — чей-то бодрый голос звенит в ушах и вынуждает снова поднять опухшие веки. В воспоминаниях все еще бьется картинка льющего слёзы Антона, и это дает толчок к пробуждению. Царапнув сухим, словно наждачка, языком по нёбу, Арсений с трудом сглатывает немногочисленную слюну и упирается взглядом в мужчину в белом халате. Значит, с ним что-то стало ночью, и Антон отвез его в больницу. Но где он сам? — Где Антон? — голос хриплый и до ужаса севший. Мужчина вскидывает брови и переводит взгляд с приборов, к которым подключен пациент, на него самого. — Кто? Арсений Сергеевич, вы не волнуйтесь, главное, что вы пришли в себя. Не представляете, как ваши родные переживали, пожар — такая трагедия! Многим не везет так сильно, и из комы они вовсе не выходят, а у вас получилось, пусть и спустя месяц. Арсений резко вдыхает сухой воздух и замирает. По телу ползут мерзкие мурашки, пальцы ног и рук холодеют от ужаса, а сердце, истерично вопя, отказывается верить в то, что уже успел обработать мозг. — Какой пожар?.. — Вы не помните? — голос доктора звучит осторожно, а взгляд сквозит настороженностью. Арсению осталось совсем немного до новой потери сознания, но он продолжает, надеясь, что его жестоко разыгрывают. — Он ведь был пять лет назад. Ан-нтон спас меня. — Ох, так Антон — это тот погибший пожарный. Увы, Арсений Сергеевич, ему не удалось выбраться. Насколько мне известно, он донес вас до кухни, а затем толкнул к выходу, заметив, что на него падают балки. Такое несчастье, — мужчина качает головой, пока у Арсения весь мир рушится, — настоящий герой. — Нет, — слёзы стекают по щекам, горло сдавливает так, что трудно дышать. — Этого не может быть. Мы ведь…он…он жив! Он ведь жив, мы оба выбрались! Он не может быть мертв, нет! Врач действует быстро и профессионально, когда слышит участившийся пульс пациента. Уже через пару минут Арсений засыпает, когда в его капельницу вводят снотворное. Ему нужно отдохнуть.

***

Холодный осенний ветер пробирает до мурашек, Арсений кутается в свое пальто и прячет нос в шарфе. Прошло полгода с его выхода из месячной комы и целая вечность с момента, как он осознал, что вся его счастливая часть жизни была лишь игрой его же воображения. С холодной бетонной плиты на него смотрит фотография широко улыбающегося мужчины с искрами и живым блеском в глазах, но надписи снизу не дают обмануться. Арс думал, что будет сильным, но ноги подкашиваются, и он оседает на землю, не замечая, как пачкает штанины об сырую землю. Слезы нет смысла останавливать: их скопилось слишком много, и невозможно уже держать эту боль в себе. — Привет, Тош. Ты меня не знаешь совсем, но ты за меня жизнь отдал. А я о тебе знаю все, — всхлипнув, он закрывает на секунду глаза, но тут же вдыхает прохладный воздух и открывает их. — Я себе навыдумывал там всякого, ты бы только знал, — из груди вырываются отчаянные смешки, а слёзы брызжут лишь сильнее, — мы были так счастливы. Если бы…если бы у меня был выбор, я бы лучше остался с тобой там. — Говорить вслух оказывается невероятно тяжело. Арс облизывает губы, чувствуя соль своих слез, поднимают голову к серому небу и сжимает пальцами ткань пальто на своих коленях. Совсем шепотом продолжает, снова глядя в глаза того, кто спас его душу и тело. — Я был так счастлив. Те пять лет, которых ты никогда не знал, были лучшими. Ты был лучшим. Мне жаль, что мы не смогли познакомиться в этой жизни, но я благодарен тебе за ту и за то, что дал мне надежду в этой. Прости меня, я тебя люблю. — Посидев еще немного, пока слёзы не высохнут окончательно, а грудь перестанет сжимать тугим кольцом, Арсений касается двумя пальцами своих дрожащих от холода губ и прислоняет их к губами на фотографии, после чего встает и, не оглядываясь, движется к выходу с кладбища. Уже на выходе он замечает, как сквозь серые облака просачивается луч солнца, и улыбается, подставляя лицо теплу и щурясь. Спасибо тебе, Антон Шастун.