о татушках.

Твоя кожа - поэзия как она есть, с древних времен до витражных осколков постмодернизма. эта нежная, наивная на первый взгляд, неумелая татуировка на левом плече звучит злостью, непокорной болью, гордостью, которой немного совсем не хватает до гордыни. неровный триксель словно выточен в камне, вырезан на коре дерева - он от времени и алкоголя уже синий и расплывшийся, но есть в нем сила, непобедимая сила, и нет, эта сила вовсе не дурная, не черная. это выбито Твоей рукою, Ты Сама осенила Свое тело этим знаком, и, быть может, именно он дает Тебе эту энергию сеять хаос вокруг и выходить почти всегда сухой из воды. это достойно восхищения, хоть я и не верю в колдовство. “семь смертных грехов” дикса на спине - интимнее. я не первый, кто видит, как Ты раздеваешься. это манифест? рефлексия? любовь к художнику? Ты не объясняла, но мне нравится эта трактовка. контуры чернил и пространство кожи… правда, меня несколько смущает, что столько глаз наблюдают за Нами в моменты интимной близости. но в конце концов, это хороший и тонкий намек, что Ты не любишь догги-стайл. но это еще не постмодернизм. постмодернизм - в аккуратной надписи “не чавкай” внизу живота. как иронично. я узнаю, что и здесь я не первый, но самое смешное, что мне Ты чавкать разрешаешь. Тебя это даже заводит. разрешала ли Ты чавкать другим? на правом плече - троелуние. Ты говорила, что в Свои сатанистские времена хотела набить крест святого петра. это было бы достаточно забавно, но Ты выбрала викканский символ. защищает ли Тебя луна так же, как могла бы защитить вера в рай? пока Ты во всей Своей бесстыдной обнаженности куришь прямо в постели, пепеля в разрезанную банку из-под пива, я смотрю на Тебя и каждый раз думаю эти мысли заново. это уже ритуал, молитва - подумать об этом при виде чернил на фисташковой коже… - опять задумался? - есть такое. - Ты бы знал, как отец меня пиздил за триксель. - боюсь представить. - а Ты не бойся. за запястья меня, пожалуйста, не хватай, сколько раз просить. - извини. - ничего. иди сюда, - Ты кладешь окурок в банку и выдыхаешь мне в губы дым, перед тем как лениво и размазанно поцеловать. я могу лишь подавиться тихим стоном и ответить, ощущая привкус мятного бенсона. моя ладонь ложится на Твою грудь. это так неловко каждый раз, хотя я уже не школьник, чтобы стесняться таких вещей. я не сминаю, не лапаю. просто глажу кончиками пальцев, рисую непонятные завитушки. обычно так делают женщины. - Стю, мне так жаль, что я… - не начинай, пожалуйста. все сложилось так, как сложилось. все прошло. главное, что Мы вместе. Ты слезла с кокса, я слез с хмурого… - я столько хуйни натворила. - эй, - я глажу Твою щеку и заглядываю Тебе в глаза. - если хуйня - это то, что Ты гоняешься за мной по дому с тапочкой в руке, то все нормально. Мы оба с кукухой. но живем же как-то. Ты вжимаешься носом в мою шею. я обвожу контуры троелуния. я не разбираюсь в викканских поверьях, но помню, что Ты объясняла, что конкретно это - символ триединой богини, девы, матери и старухи. Ты давно не дева. Ты не хочешь быть матерью. Ты еще не старуха. быть может, этот знак Тебя защищает сейчас от всех тягот материнства и старости. жаль, что этого знака не было на Тебе, когда он должен был защитить Тебя от страшных вещей во времена, когда Ты была еще девочкой. - хочешь прогуляться? - бубнишь Ты мне в шею. - м… давай я чуть отдохну. голова кружится после такого. - Ты кончил всего два раза, я знаю, что Твой предел - четыре. - Ты так мучила меня, что я чуть не помер! - ладно, лежи. кофе? - а что там у нас за окнами? - хм… - встав с постели, Ты направляешься к окну и раздвигаешь тяжелые гардины. - сумерки, как видишь. по ощущениям часа четыре. чтоб я еще раз джемовала с вами после полуночи, неблагодарное дело. - надеюсь, Мы никого не разбудили. - да похуй, нудл все равно сериалы в наушниках смотрит, а рассел храпит за стенкой. - а Ты спать не хочешь? - не знаю. а Ты? а я хочу спать. пиздец как хочу спать. но вряд ли уже засну. - м… днем посплю. давай кофе. может текст напишу после прогулки. - о чем? - о татушках.