***
К тому времени, когда наступает суббота, он устает немного сильнее, чем предполагал, и крепко спит до полудня. Как выясняется, переезд из одной страны в другую, а затем столкновение с проклятиями более высокого уровня, чем он предполагал, выматывает его. Однако, несмотря на это, он чувствует себя легче, чем за последние два года. Что, конечно, только усиливает его раздражение, в котором он плавал уже много лет. Он проводит рукой по лицу, присаживаясь на край кровати, уже исчерпывая время, которое у него есть, прежде чем он начнет опаздывать на встречу со своими друзьями. Он снова тянется к телефону, убеждаясь, что отключил все остальные будильники. Он подумывает о том, чтобы снова лечь, но мысль о разочаровании Ренджуна — и Ченлэ, и Марка — заставляет его подняться на ноги. Стоя в ванной и глядя на свое отражение с зубной щёткой, торчащей изо рта, и растрепанными волосами, он в очередной раз думает о том, что теперь ему стало легче вставать с постели. Боль в конечностях ослабла, и сердце уже не так сильно сжимается от фантомных вспышек боли. Он хмурится, сжимает зубную щётку и яростно чистит зубы. Глупые, тупые соулмейты. Глупые родственные узы, которые не разорвутся, несмотря на все исследования Донхёка о проклятиях. Разлука не должна причинять боли, пока они не встретятся. И Донхёк знает, что они ещё не встретились, и всё же — и всё же. Похоже, вселенная решила запустить эффект расстояния для него. Он разговаривал с врачами и специалистами за границей, и ему не нравится, что в их теориях может быть какой-то смысл — что его телу станет легче, если он будет следовать судьбе, которая может начать давить на сердце и разум. Он надеялся, что боль вызвана не родственной связью, он почти надеялся, что боль не утихнет в тот момент, когда он сядет в самолет и полетит обратно, но он знает. Он знает, что здесь лучше — знает, что теперь он ближе к своей второй половинке. И это несправедливо. Он фыркает, выплевывая зубную пасту в раковину, всё ещё злобный. Специалисты предположили, что боли у Донхёка начались из-за его активных попыток разорвать связь. Вселенной, по их словам, не нравится, когда кто-то отказывается от чего-то ещё до того, как появился хоть какой-то шанс, хотя они не видели, чтобы дело развивалось так быстро, как у Донхёка. Они сказали, что для Донхёка было бы опасно оставаться, продолжать пытаться разорвать связь, и что касается Донхёка — что ж. Ему всё равно. Но его тело слушается, его глупое сердце подчиняется родственной связи. И теперь дома ему легче, боль начинает утихать, и он знает, что он близок. Ближе, чем, вероятно, когда-либо был. По крайней мере, у него будет время, думает он. Боль утихает, и у него появляется больше времени, чтобы снова заняться своими исследованиями, и, возможно, он сможет найти решение ещё до того, как они встретятся. Возможно, Донхёк всё сделает правильно, и он никогда не узнает человека, с которым, по-видимому, ему суждено встретиться. С этой мыслью, служащей ему ободрением, он как можно лучше укладывает волосы и поспешно переодевается, минуты пролетают незаметно. Поскольку он продал свою машину, когда переезжал, и так и не удосужился купить новую, ему приходится пользоваться общественным транспортом, а это значит, что он должен следовать строгому расписанию поездок на автобусе. К счастью, он успевает, хотя его щёки красные и надутые, когда он садится всего за секунду до того, как закрываются двери. Он уверен, что все две минуты, потраченные на его прическу, были потрачены впустую, и он пытается зачесать их назад, устраиваясь на сиденье. Ренджун отправляет ему слегка угрожающее сообщение, чтобы убедиться, что он всё ещё придет, и Донхёк дает ему попотеть пару минут, прежде чем отправить ответное подтверждение, что он в автобусе. Они просто поужинают пораньше, потом немного выпьют, и, несомненно, их с Ченлэ усилия собрать всех в караоке-кабине увенчаются успехом. Донхёк задается вопросом, как Джено и Джемин отреагируют на это, но он качает головой про себя. Они в компании уже два года, и они, конечно, привыкли к их выходкам. Может быть, без Донхёка, но всё же. Посещение караоке не должно стать неприятным сюрпризом. Он опаздывает всего на минуту, когда заходит в ресторан, но всё равно приходит туда одним из последних. Когда он быстро подсчитывает количество человек за столом, заглядывая в окно, он понимает, что, по крайней мере, опередил Марка, но, кажется, всего на несколько секунд. Когда он стоит у входа, его внезапно удивляет, что чья-то рука обнимает его за плечи. Он вздрагивает, но быстро расслабляется, когда замечает улыбку Марка в отражении окна. — Милк! — крикнул он, поворачиваясь с лучезарной улыбкой и крепко обнимая Марка. Марка немного раздражает это имя, но он не обращает на это внимания и, в свою очередь, обнимает Донхёка. — Не могу поверить, что ты действительно здесь, чувак, это как-то нереально, — говорит Марк, слегка запыхавшись, и ещё на мгновение сжимает Донхёка в объятиях, прежде чем отстраниться. -Да ладно, ребята будут рады тебя видеть. Без тебя всё было по-другому, понимаешь? Донхёк знает, но всё равно немного прихорашивается. Марк обнимает его за плечи, когда они входят, и кажется, что весь стол только их и ждал. Ченлэ и Джисон вскакивают на ноги и идут навстречу. Руки Марка соскальзывают с его плеч, когда Ченлэ обнимает его, крепко прижимая к себе, и он смеется от волнения, а Джисон стоит там, как будто это не он стоит на ногах, как будто он не просто ждёт, когда Донхёк раскроет объятия и тоже обнимет его. Возможно, это то, чего он ждал с тех пор, как вернулся. Потому что теперь он снова чувствует себя как дома, и все кажется намного проще. Лучше. Легче. Это занимает у него некоторое время. И тогда он понимает, что на сердце у него действительно становится легче, тиски, сковывавшие его последние два года, ослабевают сильнее, чем когда-либо. И он инстинктивно чувствует, что его вторая половинка находится в комнате. О, чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт. Как будто все годы его исследований вылетели в трубу. Он пытается придумать план, пытается обдумать тот факт, что связь не сработает должным образом, пока они оба не узнают человека на другом конце, но он только что вошёл в комнату, полную людей. И они, скорее всего, знают, что это Донхёк. Но Донхёк их не знает. Он бездумно оглядывает комнату, но затем быстро отводит глаза и убеждается, что смотрит на Джисона, просто на случай, если случайно встретится с ним взглядом. Он ненавидит это чувство, охватившее его тело — оно похоже на воздушное ощущение, его сердце бешено колотится, его тело хочет попытаться проследить за ниточкой, которая, как он почти чувствует, тянется к его душе, побуждая его искать её. Донхёк делает глубокий вдох, пытаясь подавить свою реакцию, потому что, если кто-нибудь из его друзей узнает об этом, они определённо устроят хаос. Он оглядывает стол, чтобы встретиться взглядом с Ренджуном, но его взгляд быстро скользит по двум другим людям, которые тоже там находятся. Он вежливо улыбается Джено, зная, что тот поговорит с ним как следует, как только он выйдет из-под контроля Джисона и Ченлэ, но затем обнаруживает, что задерживается на самом новом для него человеке из всех. Джемин, так или иначе, выглядит даже лучше, чем на фотографиях. Что совершенно нелепо, с точки зрения Донхёка, если не обращать внимания на то, как у него перехватывает дыхание и сердце бьется сильнее, чем когда-либо. Джемин, несмотря на свое молчание в групповом чате, нежно улыбается Джисону и Ченлэ. Затем его глаза перемещаются и встречаются с глазами Донхёка. И. Ох. Соулмейт. На Джемин — его гребаный соулмейт. Осознание этого ощущается так, словно его только что окатили холодной водой. На самом деле его окатывает приливной волной, которая сбивает его с ног и отправляет барахтаться в ледяные глубины, и внезапно он уже не знает, где верх. На Джемин — его соулмейт. На, блять, Джемин. Конечно. Конечно, это так. Дерьмо. Чёрт возьми. К черту всю его жизнь. Он не единственный, кто осознал это. Улыбка полностью сползла с лица Джемина, и его глаза расширились от удивления, когда он посмотрел на Донхёка. А затем, в мгновение ока, выражение его лица меняется, и глаза кажутся такими же холодными, как и глубины, в которые был отправлен Донхёк. И тут он вспоминает слова Ренджуна. Джемин тоже не верит. Что он, как и Донхёк, невосприимчив к родственным душам. Что за пара мы с тобой, думает он, и где-то в глубине души он думает: Никто из нас не хочет друг друга, но почему Джемин не хочет меня? Но вряд ли это справедливо с его стороны. Конечно, у него есть свои причины. На самом деле, это не имеет никакого отношения к Джемину. У Джемина, вероятно, тоже есть свои, возможно, не имеющие никакого отношения к Донхёку. Его мысли обрываются, как и взгляд Джемина, когда Ченлэ встает перед ним и требует его внимания. — Давай, присаживайся, — говорит Ченлэ, беря Донхёка под руку и увлекая его за собой. Когда у Донхёка появляется возможность снова оглянуться, он видит, что Джемина за столом больше нет. Сейчас там только Джено и Ренджун, и Ренджун встает, чтобы обнять его, хотя Джено просто одаривает его лучезарной улыбкой и кивает в знак приветствия, когда они все занимают свои места. Возможно, взгляд Донхёка задерживается на пустом месте Джемина, потому что Джено, который сидит рядом, даже не здоровается с Донхёком, прежде чем сказать: — Он просто отошел на минутку, извини. Он вернется через пару минут. Джено не ведет себя так, будто ему только что сообщили, что Донхёк — соулмейт Джемина. Это означает, что Джемин просто встал и ушёл без объяснений, оставив Донхёка одного за столом со всеми их друзьями разбираться со всем этим откровением. Класс. Отлично. Донхёк чувствует себя невероятно злым из—за того, что Джемин только что сделал этот выбор за них обоих — что он дал себе шанс уйти, спрятаться, в то время как Донхёку приходится сидеть здесь и обдумывать всё это. Должен ли он рассказать об этом их друзьям? Джемин отошел, чтобы убедиться, что его нет рядом, пока Донхёк рассказывает об этом всем? Что, о, эй, тот самый соулмейт, с которым Донхёк провел последние несколько лет, исследуя, как никогда не встречаться, как разорвать связь, и есть тот самый человек, который появился в их компании, пока его не было? Он решает прикусить щёку с внутренней стороны. Потому что, если Джемин предоставил Донхёку сообщить эту новость в одиночку, то он будет разочарован. Но дело не только в этом. Что убеждает Донхёка сохранять спокойствие, так это то, как отреагируют на эту новость все их друзья. Он знает, что будет смесь эмоций, слишком много эмоций навалилось на это воссоединение, которое уже состоялось. Это будет беспорядочно, и Донхёк— Донхёк только что вернулся, и он так устал пытаться оправдать все свои решения перед своей второй половинкой. Устал объяснять незнакомцам, что нет, он ещё не встретил свою вторую половинку, и нет, он не хочет этого. Он устал объяснять это своим друзьям, хотя они изо всех сил стараются понять его. А потом он думает о том, что ему придется называть свою вторую половинку Джемином, и ему придется сидеть одному за этим столом и пытаться оправдать все причины, по которым он не хочет этого делать. Он вспоминает слова Ренджуна, который сказал ему: я думаю, вы оба поладите. Он сглатывает комок в горле, улыбается сидящим за столом и спрашивает, стало ли у них лучше получаться заказывать еду вместе. Естественно, это перерастает в спор Ченлэ и Джисона, что дает Донхёку пару мгновений, чтобы привести свои мысли в порядок. Или, по крайней мере, попытаться это сделать. Джемин возвращается к столу, и Донхёк решительно не смотрит на него, хотя его мозг, кажется, улавливает все детали: цвет толстовки Джемина, посадку его джинсов, прическу, или то, что сердце Донхёка чувствует себя лучше, чем раньше. всегда так было, и— Нет. Нет, он не обращает внимания на На Джемина. Если он отошёл от стола, оставив Донхёка наедине со всем происходящим, то Донхёку тоже не нужно изображать вежливость. По крайней мере, напрямую. — О, ты вернулся! Донхёк, Джемин. Джемин, Донхёк, — говорит Ренджун, используя любой предлог, чтобы попытаться прервать спор Джисона и Ченлэ о том, стали ли они лучше выбирать еду, когда они все вместе. И тут же в ход идет его план полностью игнорировать существование Джемина. Он берет себя в руки и поворачивается к Джемину, нацепив на лицо свою лучшую дежурную улыбку, которую ему приходится извлекать из глубины души, когда с клиентом особенно трудно. Соулмейт, познакомься с соулмейтом. — Приятно познакомиться, — говорит Донхек, вставляя первое слово. Если он с самого начала слишком язвителен, он знает, что это только вызовет подозрения у остальных за столом, поэтому прячет это в себе. Он уверен, что Джемин это замечает. Джемин какое-то время смотрит на него с тем же раздражающим выражением лица. Уголки его губ тоже приподнимаются, но так, что становится ясно, что он изображает такое же выражение, как и у Донхёка. — Да, мне тоже, — говорит Джемин. Он выглядит вежливым и обаятельным, но Донхёк просто чувствует, что в его голосе слышится раздражение. Он внезапно поворачивается, смотрит на Джисона, и выражение его лица становится более искренним, когда он надувает губы, широко раскрыв глаза. — Детка, ты ведь поделишься со мной снова, правда? Ты ублюдок, выругался Донхёк, внезапно пожалев, что не знает заклинания, которое заставило бы Джемина вспыхнуть пламенем тысячи солнц. Он уверен, что Джемин точно знает, что делает, появляясь в их жизни таким образом, привлекая внимание Джисона таким, какой он есть сейчас. Прямо на глазах у Донхёка. — Эм, — говорит Джисон, потирая затылок, теперь уже совсем не думая о ссоре с Ченлэ. — Наверное? Но на этот раз я хочу чего-то немного другого… — Это прекрасно, — непринужденно говорит Джемин, улыбаясь так ярко, что, кажется, весь стол освещается, как будто это какой-то фонарь. На самом деле, Донхёк мечтает о тепле миллиона солнц. — Марк, — говорит Донхёк, поворачиваясь к Джемину спиной. — Поделись со мной. — Э-э, — говорит Марк, — нет, спасибо. Позади него раздается смешок, и он не уверен, что это только Ченлэ смеется над ним. Донхёк подпирает подбородок кулаком и выпячивает нижнюю губу, но это ни к чему не приводит. Даже двух лет разлуки недостаточно, чтобы заставить Марка подчиниться своей прихоти. — Давайте просто поедим вместе, — предлагает Ренджун, что, кажется, находит общий язык. Они все голосуют за еду — за исключением того факта, что каждый раз, когда Донхёк выдвигает предложение, Джемин оказывается в команде противника. Донхёк уверен, что он, должно быть, делает это просто из злобы. Но всякий раз, когда он осмеливается взглянуть в ту сторону, Джемин смотрит куда угодно, только не на него. К счастью, его отвлекают разговоры вокруг, поскольку все начинают делиться историями о последних двух годах, о которых Донхёк, возможно, ещё не знает. Во время разговора Донхёк обращает внимание на то, как они теперь взаимодействуют друг с другом. Похоже, почти так же, как он всё помнит, но есть и различия, которые он тоже замечает. Ренджун часто оглядывается на Джемина, когда хочет, чтобы кто—то был на его стороне, но он получает поддержку Джемина только в половине случаев — он, кажется, доволен тем, что просто сидит сложа руки и наблюдает за разворачивающимся хаосом, но в его улыбке всё ещё есть та искорка, которая показывает, что ему нравится быть в центре событий. Донхёк замечает, что Ренджун и Джено подходят друг другу. Незадолго до того, как он уехал, они всё ещё пытались разобраться друг в друге, пытались установить свои границы и понять друг друга. Но теперь они работают вместе так слаженно, как будто были вместе всю свою жизнь. Ренджун всегда искренне и благоговейно верил в свою вторую половинку. И Донхёк видит это в том, что они идеально подходят друг другу — как они старались быть единым целым. Несмотря на то, что у него скручивает живот, и на него нахлынули давние эмоции, он больше рад за Ренджуна, чем огорчен. Внезапно это кажется невероятной тайной. Он не любит скрывать что-либо от своих друзей, но просто невозможно сказать словами, что, о, моя вторая половинка тоже сидит за этим столом. Оказывается, он здесь уже два года, после того как я сделал всё возможное, чтобы попытаться сбежать от него. Отстраненно он замечает, что Джемин ведет себя относительно тихо, но не уверен, что это для него нехарактерно. Это, безусловно, нехарактерно для Донхёка, поэтому он делает всё возможное, чтобы поддержать разговор, рассказывая свои истории о некоторых проклятиях, с которыми ему приходилось сталкиваться за последние пару лет. Он старается не рассказывать им о худших из них, о тех, из-за которых их веселые улыбки сменятся озабоченными гримасами, или о проклятиях ближе к концу, когда собственная энергия и магия Донхека начали покидать его, а тело болело. Всё это время он отказывается смотреть на Джемина. Это твоя вина, думает он в глубине души, вспоминая все истории, которые он скрывает. Как и в групповом чате, Джемин молчит, когда Донхёк заговаривает. В свою очередь, когда Джемин говорит, он обязательно сжимает губы и так же молчит. Пока они едят, Донхёк позволяет своим мыслям заполнять его разум, теперь, когда ему не нужно так много говорить. Он позволяет своим мыслям вернуться к Джемину, потому что, несмотря на то, что он игнорирует его прямо сейчас, он знает, что им придется разобраться с этой ситуацией. Может быть, они смогут пройти через это, если просто откажутся признавать друг друга. Если они оба твердо намерены быть неверующими, возможно, Донхёку удастся пройти через это невредимым — возможно, им никогда не придется рассказывать об этом своим друзьям, и, возможно, это тихий секрет, который они оба могут игнорировать. Может быть, связь наконец-то будет довольна тем, что они встретились, и Донхёк наконец-то вернется к своему обычному состоянию, и он снова сможет нормально работать с большими проклятиями, не рискуя так сильно подорвать своё здоровье. И он сможет продолжить свои исследования, а затем найти лучший способ разорвать эту связь. И тогда они оба смогут забыть обо всём, что когда-либо происходило. По крайней мере, он будет надеяться. В идеале. Но весь внешний вид Джемина — да и само его существование, на самом деле — выбивает Донхёка из колеи. В итоге Донхёк остается спокойным, даже когда они заканчивают трапезу, хотя он случайно устраивает скандал, когда пытается заплатить за всех. Ему удается первым воспользоваться своей карточкой, чтобы оплатить стоимость всех блюд, включая и для Джемина, чёрт бы его побрал, потому что он сдержал слово поделиться с Джисоном. И не похоже, что Донхёк в любом случае смог бы выделить только его блюдо, если бы не хотел перестать скрывать все от своих друзей. Несмотря на то, что ему, возможно, хочется зарыться в свои исследовательские заметки и разобраться в хаосе, царящем в его голове, ему не хватает голоса, чтобы спорить со всеми, кто хочет пойти в караоке. В любом случае, это традиция, так что ему вроде как приходится идти. Джемин тоже идёт. Конечно. Естественно. Чёрт бы его побрал ещё раз. Между ними возникает невысказанное, почти неловкое чувство. Они оба прекрасно понимают, что значат друг для друга сейчас, но проблема в том, как хотя бы начать это осознавать. Это будет выглядеть подозрительно, если он отведет Джемина в сторону, просто чтобы поговорить наедине — и кто сказал, что Джемин вообще захочет говорить? Судя по выражению лица, с которым он продолжает смотреть на Донхёка, он почти уверен, что На Джемин не собирается подыгрывать его словам или превращать этот разговор в легкую беседу. Поэтому Донхёк делает всё возможное, чтобы игнорировать присутствие На Джемина, прекрасно понимая, что это ещё больше усугубляет неловкость между ними. Однако он изо всех сил старается не думать об этом, когда Ченлэ берет его под руку и тянет за собой по улице, направляясь в свой обычный караоке-бар. За два года ничего особо не изменилось, если не считать обновления каталога, и Донхёк садится и ждет, пока Марк и Ренджун поднимутся первыми. Он сидит на одном конце дивана, а Джемин — на другом. Донхёк делает всё возможное, чтобы не поворачивать голову настолько сильно, чтобы хотя бы мельком увидеть его. Однако, когда Ченлэ оглядывает зал в поисках партнера по дуэту, Донхёк и Джемин оба тянутся к микрофону. Донхёк замечает, что прищуривает глаза, провоцируя Джемина попытаться дотянуться до него ещё раз. Джемин только приподнимает брови, перенося вес тела вперед, но и ему не удается выполнить последний захват, они оба оказались в безвыходном положении. — Просто поделитесь друг с другом уже, — жалуется Ченлэ, раздраженный тем, что его задерживают. Донхёк отшатывается, а Джемин спокойно и самодовольно протягивает руку и берет микрофон. О, ради жара триллиона солнц, он желает проклясть На Джемин. Он сгибает пальцы, подумывая о том, чтобы наложить проклятие на сам микрофон, но есть шанс, что он просто обесточит всю комнату. И пока ещё слишком рано подводить итоги, и Донхёк ещё не успел похвастаться — он не был в странах, где есть такое караоке, и это то, чего ему очень не хватало. Он не собирается отказываться ни от чего другого только потому, что его вторая половинка стала для него занозой в заднице. Джемин игриво напевает слова песни, его голос поднимается и опускается на таких драматических тонах, что Донхёк почти не верит, что у кого-то может быть такой диапазон. Все остальные, похоже, привыкли к такому поведению, потому что, несмотря на довольные улыбки, большинство из них, похоже, не удивлены. Донхёк совершенно не удивлен тем фактом, что из-за этого он лишился микрофона и дуэта с Ченлэ. Он чувствует, как кто-то толкает его в бок, и поворачивает голову, чтобы посмотреть на Джисона. — Он забавный, правда? — спрашивает Джисон, и ему приходится слегка повысить голос, когда Ченлэ начинает петь по-настоящему, прилагая усилия, чтобы восстановить счет. — Э-э-э, — заикается Донхек, пораженный вопросом, — конечно. Лицо Джисона морщится. Мило, думает Донхёк, совершенно очаровательно. Он рад, что за два года ничего не изменилось. — Ты так не думаешь?» Чёрт. Будь проклят Пак Джисон. Будь проклят На Джемин. — Я… просто пытаюсь понять его юмор, — осторожно отвечает Донхёк, стараясь говорить достаточно тихо, чтобы даже Джисону было трудно его расслышать. Затем Джисон кивает, и его лицо разглаживается. — Понимаю. Думаю, мы к этому привыкли. Я забыл, что вы с ним раньше не встречались. — Да — говорит Донхёк, поворачивая голову обратно к экрану, чтобы попытаться закончить разговор на этом, хотя кажется, что Джисону есть что ещё сказать. К счастью, Джисон замолкает — или, скорее, Ченлэ передает ему микрофон и насильно прерывает. Джемин оборачивается, оглядывая группу, и все, кажется, поворачиваются к Донхёку, зная, что он будет последним. Донхёк глубоко вздыхает про себя. Он наклоняется вперед, встает на ноги и протягивает руку к микрофону, который протягивает Джемин. Он действительно старается сделать так, чтобы их пальцы не соприкасались. Он действительно старается. Но Джемин двигает микрофон слишком быстро, замечая, что Донхёк целится в него, и неправильно оценивает, где именно Джемин держит микрофон. Их пальцы соприкасаются, и от его пальцев исходит такое пьянящее ощущение, что Донхёк почти нервничает, он действительно начинает искрить и вот-вот закоротит всё в комнате. Прикосновения Джемина теплые, успокаивающие, исцеляющие от боли, которую Донхёк больше не ощущал даже кончиками пальцев. Рука Джемина опускается. Донхёк почти выпускает микрофон из рук, едва удерживая его в последнюю секунду, неуклюже роняя, но не давая ему упасть. Ощущение в кончиках пальцев исчезает, и Донхёк внезапно остро ощущает боль в пальцах, к которой он когда-то привык. Но на мгновение, всего на одно мимолетное мгновение, эта боль исчезла. И Донхёк вспомнил, каково это было без боли, которая началась пару лет назад. Теперь эта боль усилилась снова, напоминая ему, что она была всегда, но теперь она ощущается ещё хуже. Невыносимо, всего на мгновение после этого. Достаточно, чтобы он почувствовал, как подергиваются его пальцы, и мысленно задался вопросом, каково было бы переплести свои пальцы с пальцами Джемина. Прекрати, резко говорит он себе, раздражаясь, когда ловит себя на этом. Это просто ощущение новой родственной связи — их первое настоящее прикосновение, первая физическая близость. Донхёк много читал об этом и проклинает себя за то, что не подготовился к этому ощущению. Он слегка качает головой, пытаясь избавиться от ощущения покалывания в теле, как будто оно хочет снова потянуться к Джемину. Вместо этого Донхёк обвивается вокруг Джисона, и они оба встают, готовясь к выступлению. И он хотел бы, чтобы ему было достаточно вернуться домой, снова посидеть в караоке-зале со всеми своими друзьями, по которым он скучал последние два года. Он хотел бы, чтобы ощущения этого момента, когда он держит в руке микрофон и в конце их песни звучит идеальная партитура, было достаточно, но, как бы он ни старался, он не может полностью перестать думать о Джемине. Он не может перестать задаваться вопросом, смотрит ли на него Джемин, что он видит, когда смотрит на него, хочет ли он протянуть свои пальцы хотя бы вполовину так сильно, как это делает Донхёк. И он ненавидит это. Ненавидит, когда кажется, что всё, ради чего он так упорно трудился, всё, что он делал, оказалось напрасным. Ненавидит за то, что не может перестать думать о Джемине, даже когда пытается, даже когда игнорирование и попытки разорвать связь со своей второй половинкой — это всё, к чему он стремился. Когда он передает микрофон Ченлэ после ещё одной песни, на этот раз с Ренджуном, рядом с Джемином оказывается свободное место. Поэтому Донхёк вместо этого садится на пол, кладет голову между ног Марка и пытается не думать о боли в пальцах. Однако он научился жить с таким уровнем боли, даже если ему внезапно напомнили об этом. И он знает, что сможет пережить это снова. Просто это слишком, говорит он себе, проходить через это в первый раз. Он привыкнет к этому. Он позаботится о том, чтобы его пальцы больше не касались пальцев Джемина. Донхёк встает только для того, чтобы спеть ещё пару песен, но присутствие Джемина затмевает его разум и скрывается в каждом углу, в каждом его движении, поэтому он решает, что лучше просто сидеть и наблюдать за всеми остальными. Он не хочет уходить первым, поэтому ждет, пока, наконец, кто-нибудь другой не позвонит и не попросит уйти первым. Джено встает с сожалеющей улыбкой, говоря, что ему рано вставать. Большинство из них решают остаться. Донхёк встает. В то же время Джемин делает то же самое. Они встречаются взглядами, и глаза обоих расширяются. Они знают, что ни один из них не может сейчас отступить или заявить, что уходит первым, так, чтобы это не было заметно всей группе. Донхёк поджимает губы и намеренно отворачивается, прощаясь как можно быстрее в надежде покинуть комнату первым. У Джемина, похоже, такой же план. Они вместе выходят из комнаты, оба ждут Джено, который задерживается на несколько мгновений, чтобы попрощаться с Ренджуном. Донхёк отмечает, что им хорошо вместе. Это действительно так. Они сильно выросли. Он действительно, действительно отчаянно пытается думать о чём угодно, только не о Джемине, который стоит так близко к нему. Вряд ли ему это удается. Присутствие Джемина просто… невыносимо велико. В целом, это приводит в бешенство. — Послушай, — в конце концов произносит он, не в силах больше выносить тяжесть этого вопроса. Он поворачивается к Джемину, но не отводит взгляда от его уха. — Я понимаю, что это неловко, но- Джемин вмешивается, слегка наклоняясь вперед, приподнимая брови и призывая Донхёка посмотреть прямо на него, поймав его на маленькой уловке — смотреть мимо него. — О? Тебе было неловко? Он произносит это скучающим тоном, который он использует всякий раз, когда не совсем увлечен разговором в группе. Донхёк ненавидит, что он тоже обратил на это внимание. И он ненавидит, что Джемин говорит с ним таким тоном, хотя, конечно, между ними было неловко. Джемин, должно быть, тоже это чувствует. Но, возможно, он этого не делает, говорит голос в глубине его сознания. Возможно, Джемин лучше разбирается во всем этом по сравнению с ним. Мысленно Донхёк сжимает кулаки и, возможно, замахивается одним из них прямо на милое личико Джемина. Внешне он просто наклоняет голову и слегка улыбается Джемину. — Нет, я просто говорю для твоего же блага. Как я уже говорил, нам, знаешь ли, возможно, следует быть на одной волне в этом вопросе. Он дергает рукой, указывая на дверь караоке, откуда всё ещё доносится слабое пение его друзей, пытаясь прояснить свои рассуждения. Единственная причина, по которой он сейчас разговаривает с Джемином, — это убедиться, что они не устроят беспорядок на глазах у всех своих друзей. — Ммм, — промычал Джемин, кивая головой и задумчиво глядя на дверь, делая вид, что его совершенно не смущает перспектива того, что кто-то из их друзей может оказаться в центре этого разговора. — У Ренджуна действительно врожденная способность узнавать секреты. — Он сплетник, у него слишком много друзей, вот почему, — говорит Донхёк, но затем качает головой. Он не собирается любезничать с врагом. — Слушай, давай просто ничего им не скажем. Или даже будем вести себя так, будто это… что-то. Это не так. — Самонадеянно с твоей стороны даже называть это чем-то, — отвечает Джемин. — Что? Ты хочешь, чтобы я называл тебя своим соулмейтом? — Донхёк скривился, чтобы было ясно, что именно он думает по этому поводу. Судя по выражению лица Джемина, по крайней мере, он согласен с ним. — Ну, я думаю, весь смысл в том, что мы игнорируем это. — Именно так. Так что… это что-то, как бы ты это ни называл, останется только между нами. Или даже не между нами. Я собираюсь продолжать в том же духе и надеюсь, что ты поступишь так же, — говорит Донхёк, и невысказанная часть его слов звучит громко. Я буду продолжать оставаться неверующим, даже когда ты будешь передо мной, и мои пальцы не будут болеть, и тебе лучше сделать то же самое. Давай просто игнорировать друг друга, насколько это возможно. — Конечно, — отвечает Джемин с улыбкой, вежливой и резкой, громко и ясно читая тишину. — Хорошо, — выдыхает Донхёк, сжимая пальцы в ладонях. После сегодняшнего вечера ощущение первой встречи исчезнет, и Донхёк сможет снова оставить всё это позади. К счастью, Донхёк больше не вмешивается в разговор Джемина, когда Джено, наконец, выходит из комнаты. Он с любопытством смотрит на них обоих, но не ставит под сомнение напряженность между ними. — Донхек, тебя подвезти? — спрашивает Джено, похлопывая себя по карманам. Донхек хмурится, вспоминая последние пару часов. — Ты… немного выпил, Джено. Джено хмуро смотрит на него, явно демонстрируя презрение к такой перспективе. — Не я за рулем. Джемин не пил, он подбросит меня до дома. Тебя подвезти? Возможно, кто-нибудь другой не отказался бы подвезти его, поэтому он быстро качает головой. — Нет, я уже заказал такси. Джемин, который стоял рядом с ним в стороне, знает, что он этого не делал. Но если Джемин объявит об этом, то он будет вынужден отвезти его домой, так что он знает, что Джемин будет держать рот на замке. — Тогда мы подождем с тобой, — предлагает Джено, уже беря инициативу на себя. Донхёк тихо вздыхает, но следует за ним, быстро открывает свой телефон и заказывает такси, игнорируя общее чувство самодовольства Джемина, сидящего рядом с ним. Цены немного завышены, и это больше, чем он хотел бы получить на этой неделе со своими обычными денежными средствами, но он уже взял на себя обязательства. Он успевает засунуть телефон обратно в карман брюк к тому времени, как Джено снова оборачивается, ведя себя так, словно не он только что заказывал такси. — Я думаю, они немного заняты сегодня вечером, — говорит Донхёк, сообщая, сколько времени ему нужно подождать. Джено хмурится, но не настаивает, и Джемин тоже ничего не говорит. Донхёк действительно не в себе, потрясенный всей этой ситуацией с Джемином, и он знает, что любой другой член группы понял бы, что он лжет сквозь зубы. Но Джено не так уж хорошо его знает, а Джемин вообще его не знает, но не стоит раскрывать правду, чтобы его не поймали. После того, как они добрались до назначенного места ожидания на улице, на несколько мгновений воцарилась тишина, мысли Донхёка были заняты тем фактом, что он хотел бы, чтобы Джемин просто взял Джено за руку и увел его, просто чтобы им не пришлось стоять вместе. Такое чувство, что Джемин ждет исключительно из чувства долга перед Джено, и хотя Донхёк благодарен Джено за то, что тот готов ждать, Джемин, мягко говоря, немного сковывает свой стиль. — Хорошо, что ты вернулся, — наконец произносит Джено тихим, но честным голосом. Донхёк тут же чувствует себя виноватым за то, что хотел, чтобы Джемин оттащил Джено подальше. Он снова отрывает взгляд от своего телефона, чтобы посмотреть на Джено, который слегка улыбается ему, и чувствует себя ещё хуже. — Приятно вернуться, — говорит он, игнорируя всё… всё, что говорит Джемин. Он без особых усилий выдавливает из себя искреннюю улыбку, потому что ему действительно приятно видеть Джено, и насколько комфортнее ему в группе, и как часто Ренджун улыбается вместе с ним. Донхёку нравится Джено, он думает, что они останутся хорошими друзьями даже сейчас, когда он вернулся физически. Но Джемин. Снова на несколько мгновений воцаряется тишина, и Джено переминается с ноги на ногу, выглядя теперь немного более неуверенно. Джено тоже бросает взгляд на Джемина, что-то обдумывая, но затем, в конце концов, подходит немного ближе к Донхёку и понижает голос. — Ты… Я знаю, ты сказал Ренджуну, что вернулся из-за учебы, — говорит Джено тихим голосом, — но я не думаю, что он полностью убежден, просто чтобы ты знал. И, эм. Не то чтобы я вам не верил, но моя семья владеет магазином лекарственных трав, если тебе… если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится. Для твоего здоровья. Которое, я уверен, что в порядке! Но, знаешь, на всякий случай. О, Боже. К сожалению, Джено немного пьян, и его шепот не такой тихий, как он думает. Донхёк знает, что Джемин хорошо их слышит, хотя и притворяется, что смотрит на что-то вдалеке. — Со здоровьем у меня все в порядке, но спасибо тебе, — говорит Донхёк, начиная с удивленного покашливания. Его голос звучит немного громче, чтобы Джемин тоже расслышал эту часть. С ним всё в порядке. К счастью, такси уже за углом, и он может направить разговор в нужное русло. Джено ещё раз говорит ему, что рад был его увидеть. Донхёк отвечает тем же, старательно избегая смотреть на Джемина. Он знает, что они не смогут избегать друг друга вечно, но он, конечно, сделает всё, что в его силах. Джено и Джемин стоят на тротуаре, пока Донхёк садится на заднее сиденье своего слишком дорогого такси — но цена не имеет значения, когда другим вариантом было что Джемин отвезёт его домой. Когда такси отъезжает и выезжает на дорогу, удаляясь от Джено и Джемина, Донхёк прислоняется головой к окну и пытается убедить себя, что это из-за веса телефона его пальцы внезапно начинают болеть чуть сильнее, чем обычно.***
По крайней мере, составить список его клиентов не так уж сложно, и Донхёк погружается в работу с энтузиазмом человека, пытающегося убежать от чего-то. Это «что-то», конечно, невыразимо. Человек, которого он пытается пометить большим красным крестом на его лице всякий раз, когда думает о нём. На Джемин. Соулмейт. Он вздрагивает и снова сосредотачивается на проклятии перед собой — уродливой, извивающейся лозе чёрного и тёмно-зеленого цветов. Они переплетаются вокруг женщины, стоящей перед ним, которая физически не может видеть их так, как это видит Донхёк, но её пальцы сжимаются на столе, когда Донхёк тянет за определенную лозу и пытается распутать её. Этот тип отвратителен, но вряд ли это худшее, с чем ему приходилось сталкиваться. Этого недостаточно, чтобы по-настоящему заставить его перестать думать о Джемине и о своем разочаровании из-за того, что, как бы он ни старался, он просто не может заставить проклятие второй половинки проявиться подобным образом. Он много раз пытался извлечь это из своего тела, пытался вырвать это из самого себя, но единственное проявление проклятия его родственной души, которое проявилось, — это сам На Джемин. Хотя Донхёк, возможно, и думает о том, чтобы стереть эту самодовольную улыбку с его лица, даже он должен подвести черту под разрывом родственных уз, просто убрав родственную душу сам. Убийство могло бы полностью решить его проблему, но на самом деле это не то решение, к которому он когда-либо прибегнет. По крайней мере, до тех пор, пока общее самодовольство Джемина не станет ещё хуже, в противном случае он считает, что убийство того стоит. Но это расстроило бы их друзей, поэтому Донхёк вздыхает и вычеркивает это ещё раз из своего мысленного списка. Женщина напротив него удивленно смотрит на него, её собственная боль утихла, когда она пытается понять, что заставило Донхёка так поступить. Он одаривает её робкой, но ободряющей улыбкой и приказывает себе сосредоточиться, чёрт возьми. Больше никаких мыслей о Джемине. Приложив ещё несколько минут усилий, Донхёк может разрушить проклятие настолько, что сможет должным образом устранить его. Женщина напротив него сгорбилась от облегчения, делая глубокий вдох — вероятно, в последнее время она не могла этого сделать из-за тяжести этого проклятья, давившего ей на грудь. Донхёк начинает убирать в офисе, пока она приходит в себя, ощущение проклятия всё ещё витает в комнате. Если бы только было так легко разорвать родственную связь. Если бы только он мог тянуть за неё, пока она не развеется полностью, пока не исчезнет боль в кончиках пальцев. Она его последняя клиентка на сегодня, и после того, как она расплачивается и уходит, он валится на диван. Это небольшая студия, но он смог втиснуть в неё всё, что ему нужно, и клиенты, как правило, не жалуются на нехватку места, когда он объясняет, что лучше держать проклятия в узких пространствах, когда пытаешься их удалить. Он поворачивает голову в угол комнаты, раздумывая о том, чтобы поставить какие-нибудь искусственные растения, но видит только треснувшую стену. О настоящих растениях не может быть и речи, поскольку они, как правило, попадают под перекрестный огонь любых серьёзных, отнимающих жизнь проклятий, но, может быть, вид зелени всё же поможет понять, насколько уныла эта студия. И закрыть трещину. Он достает свой телефон, слишком уставший, чтобы думать о том, чтобы закрыть студию и отправиться домой, и вместо этого пытается восстановить силы, покупая в Интернете искусственные растения. Он как раз кидает одно из них в корзину, когда раздается стук в дверь. Он с трудом выпрямляется, сердце бешено колотится от удивления. Он пытается вспомнить свой календарь, но уверен, что женщина была последней клиенткой на сегодня. Никто не стучит в дверь его студии без предварительной договоренности, если только это не срочно, но даже в этом случае они пытаются сначала связаться с ним. Он успокаивается, когда смотрит в глазок и видит Ренджуна, стоящего в дверном проеме. Ренджун переминается с ноги на ногу, и Донхёк видит, что прямо за его спиной стоит Джено с сумкой в руках. Открывая дверь, смущенно сдвинув брови, но не в силах подавить приятное тепло в груди, Ренджун и Джено приветствуют его улыбкой. — Я думал, ты всё ещё будешь здесь, — говорит Ренджун в качестве приветствия, проталкиваясь в студию без приглашения. Донхёк легко отходит в сторону, потому что Джено достаточно вежлив или неловок, чтобы дождаться приглашения. — Только что закончил, — отвечает Донхёк, жестом приглашая их присесть на диван. Он пододвигает стул, который обычно использует для общения с клиентами, и тот зловеще скрипит, когда он садится на него, заставляя Ренджуна нахмуриться. — Ты закончил полчаса назад, — поправляет Ренджун после паузы. — Как ты узнал? — спрашивает Донхёк, наклоняя голову набок. — Ты что, следишь за мной, Ренджуни? Ренджун закатывает глаза. — Нет, я просто слежу за твоей страницей в Instagram. Где ты, знаешь ли, публикуешь все свои бронирования. Кстати, тебе стоит завести настоящий веб-сайт. Донхек машет рукой. — Instagram работает просто отлично. Итак, что ты здесь делаешь? Обычно я направляюсь прямо домой. — И всё же ты здесь, — замечает Ренджун. — Ты опять за мной следишь? Ренджун тяжело вздыхает. — Нет. Мы просто сначала зашли к тебе домой, подумали, что ты всё ещё здесь, когда не увидели, что ты тоже идешь. Раз уж мы здесь, давайте поужинаем. Без дальнейших распоряжений Джено ставит блюдо на маленький кофейный столик. Ренджун, конечно же, знает все его любимые блюда и пододвигает блюда к нему. Донхёк думает о своей последней встрече с Джено и о предупреждении, что Ренджун не поверил в то, что он вернулся только ради учебы — и Джено, вероятно, тоже не верит, судя по тому, что он тоже здесь. И тот факт, что он ставит маленький пузырек с чем-то прямо на край стола, вероятно, для того, чтобы Донхёк увидел его позже. Чтобы избавить их обоих, Донхёк делает вид, что не замечает этого сразу. — Спасибо, — говорит Донхёк, придвигая стул немного ближе к столу, чтобы он мог поесть. Он пытается придумать, что бы такое сказать, чтобы разрядить атмосферу и скрыть свою искренность, но он устал и проголодался, поэтому решает просто начать есть. — Ты принимаешь более тяжелые проклятия? — спрашивает его Ренджун через несколько минут после начала трапезы. Донхёк нерешительно пожимает плечами. — Наверное? В целом, да, но не на этой неделе. — Тогда объясни мне, почему ты выглядишь полумертвым. Донхёк вздрагивает и садится прямо от удивления. — Что? Ренджун хмуро смотрит на него. Джено одаривает его сочувственной улыбкой, но совершенно очевидно, что он не собирается пытаться помешать Ренджуну говорить об этом. — Почему-то ты выглядишь ещё хуже, чем когда вернулся домой, — говорит Ренджун. — Я думал, ты выглядел немного лучше, когда мы все вместе тусовались, но… ты снова выглядишь полумертвым. И у тебя дрожат пальцы. — Это не так, — сразу же отвечает Донхёк, но тут же опускает взгляд и видит, что палочки для еды в его руке действительно дрожат. Он кладет их на стол и разминает пальцы. — Хорошо, но это только из-за проклятия, с которым я только что разобрался. Через час это пройдёт. Ренджун выглядит так, будто не верит ему. — Хорошо, но ты сам сказал, что на этой неделе ты не работаешь с более тяжелыми проклятиями. И ты выглядишь… нездоровым, если честно. Так в чём же дело? Донхек качает головой. — Я не болен. Клянусь. — Боже, — говорит Ренджун, в волнении проводя рукой по волосам. — Между тобой и Джемином… Что насчет него? Донхек хочет спросить, но прикусывает язык. Он не хочет знать. Он замечает, как Джено кладет руку Ренджуну на спину, и между ними возникает ощущение легкости и ободрения. Ренджун слегка смягчается, отвечая на его прикосновение. Донхёк отводит взгляд. — Знаешь, я действительно в порядке, — говорит Донхёк. На несколько мгновений воцаряется тишина. Донхек по-прежнему не смотрит ни на кого из них. Ренджун вздыхает. — По крайней мере, доедай свою еду. А потом можешь попытаться сказать мне это ещё раз. — Похоже, ты всё равно мне не поверишь, — отвечает Донхёк, высунув язык за щеку. Ренджун не поддается на уговоры так легко, как мог бы раньше. Донхёк не уверен, что заслуживает похвалы — то ли время, то ли влияние Джено на него. — Я просто волнуюсь, — говорит Ренджун, черт бы его побрал, осознание вины — это более простой способ заставить Донхёка в чем-то признаться. — В этом нет необходимости, — говорит Донхёк, качая головой. — Ты… ты не думал о том, чтобы просто оставить всё как есть? Связь? Осторожно предлагает Ренджун. Джено искоса смотрит на него, чувствуя, что это опасная тема. Но Ренджун продолжает. — Или… может быть, если ты попытаешься встретиться с ними, это поможет? Я не говорю, что ты должен быть с ними… — Какое отношение эта связь имеет к нашему разговору? Донхёк вмешивается, немного раздраженно, перекладывая еду в контейнере, пытаясь изобразить неведение. Он никому не рассказывал о том, как связь на самом деле влияет на его здоровье, а Ренджун раньше не высказывал подобных подозрений. Ренджун поджимает губы, обдумывая, что сказать. Сердце Донхёка бешено колотится в груди. — Ты не понимал? Тебе всегда становилось немного хуже, когда ты пытался что-то изменить, — тихо говорит Ренджун. Нервничает, как будто всё ещё не уверен, стоит ли заходить так далеко. — Ренджун, — вздыхает Донхёк, стараясь говорить ровно и спокойно, несмотря на то, что его сердце колотится всё сильнее. — Ты слишком много об этом думаешь. Обещаю, я всё обдумал. Проверка связи никак не повлияет на мое здоровье, клянусь. Ренджун хмурится, глядя на него. — Знаешь, у тебя всегда хорошо получалось врать. И я ненавижу себя за то, что не могу сказать прямо сейчас, врешь ты или нет. — Я не вру, — говорит Донхек, чувствуя себя ужасно из-за этого. Плечи Ренджуна поникли, и рука Джено скользнула в его ладонь, когда он одарил Донхёка сочувственной улыбкой. Донхёк пытается скрыть свою вину, на его языке вертится ещё больше лжи. — Проклятия всегда выводили меня из себя. Может быть, я устал за эту неделю больше, чем думал. Но я не так уж плохо выгляжу, не так ли? Ренджун, к счастью, кажется, повеселел и закатил глаза, показывая, что не поддается на уговоры похвалить Донхёка за его внешность. — Я думаю, ты выглядишь прекрасно, — говорит Джено. Донхёк улыбается ему. — Видишь? Вот почему ты мне нравишься. К счастью, разговор уводит от здоровья Донхёка и родственных связей — по крайней мере, он на это надеется. Это длится несколько минут, но удача покидает его, когда Джено ловят улыбающимся в свой телефон. — Джемин снова прислал тебе фотографии Лу? — спрашивает Ренджун, откидываясь на спинку дивана, чтобы тоже взглянуть на экран. — Ммм, — отвечает Джено, наклоняя телефон так, чтобы он мог его видеть. — Лу? — спрашивает Донхёк, любопытство заставляет его заговорить, прежде чем он успевает прикусить язык. Ренджун и Джено оба непонимающе смотрят на него. — Разве он не заговаривал с тобой о Лу? — удивленный Ренджун спрашивает. — Эм. Мы не так уж много разговаривали, — отвечает Донхёк, уже сожалея обо всем этом разговоре. Вообще-то, ему не следовало открывать дверь. — О, — говорит Ренджун с явным разочарованием. — Лу — фамильяр Джемина, — быстро объясняет Джено, явно готовый разразиться потоком информации. — У него есть фамильяр? — Спрашивает Донхёк, всё ещё не в силах закрыть свой чёртов рот. — Да, Лу следит за тем, чтобы он оставался уравновешенным, — объясняет Джено. — Будь то его эмоции или магия, Лу всегда рядом, чтобы держать все в узде. Донхек на мгновение задумывается об этом — фамильяры, как правило, обладают врожденной магией хаоса. Магия более дикая, менее сдержанная, нуждающаяся в чём-то, что помогло бы направить её в нужное русло. Он не смог почувствовать сильную магию Джемина, но, с другой стороны, это мощный трюк — уметь скрывать следы своей магии. Он отвлекся от своих размышлений, когда Джено развернул свой телефон и показал Донхёку фотографию, от которой тот в изумлении открыл рот. Там изображен трехголовый кот. Лу — трехголовый кот. Все головы немного отличаются друг от друга, но Донхёк старается не обращать на это внимания. — Люк, Луна, Люси, — объясняет Джено, постукивая пальцем по каждой голове, как будто он может каким-то образом отличить их друг от друга. — У Лу… три головы, — медленно произносит Донхёк, как будто это каким-то образом изменит картину, представшую перед ним. — Да, — отвечает Ренджун. — Лу… не было там, верно? Прошлой ночью? — говорит Донхёк. Он почти уверен, что фамильяры никогда не отходят далеко от своего человека, но Донхёк чертовски уверен, что обратил бы внимание на трехголового кота. — Нет, — говорит Джено, качая головой. — Джемин обычно держит их дома. Я уверен, что ты скоро с ними познакомишься. Надеюсь, что нет, думает Донхёк. — Точно, — говорит Донхёк с легкой улыбкой. — Ну, к сожалению, у меня аллергия на кошек, так что… — О, у меня тоже. Но именно поэтому Лу великолепен — у фамильяра шерсть не совсем такая, как у обычной кошки, поэтому аллергии нет, — говорит Джено таким тоном, словно это действительно величайшая вещь в мире. — Замечательно, — говорит Донхёк, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал не слишком ровно. — Ладно, мы скоро снова встретимся все вместе, так что ты сможешь с ними познакомиться. Теперь ты готов идти? — спрашивает Ренджун, собирая контейнеры. Донхёк берет их у него из рук, разбирается сам, но бросает на Ренджуна любопытный взгляд. — Ты проводишь меня домой или как? — спрашивает Донхёк. — Знаешь, Джено умеет водить, — говорит Ренджун, указывая большим пальцем на его внешность. Джено кивает, как будто иначе Донхёк ему бы не поверил. Верно. Донхёк действительно склонен забывать эти вещи или вообще никогда не запоминал их. — Если это не доставит вам неудобств, — говорит Донхёк, потому что ему и так уже достаточно неприятно лгать Ренджуну сегодня вечером, поэтому он решает не усложнять ситуацию. — Вовсе нет, — говорит Джено с искренней улыбкой. Донхёк вспомнил о сообщении, которое Ренджун отправил ему — ранним утром для себя, поздней ночью для Ренджуна и, вероятно, за выпивкой, — в котором говорилось, что Джено действительно хотел бы узнать его получше. Донхёк был немного более сдержанным, когда они впервые встретились, колючим и резковатым, когда узнал, что Ренджун нашёл свою вторую половинку. Сейчас он значительно смягчился, возможно, из-за чувства вины, которое, как он знал, было неуместным и несправедливым по отношению к Джено. — Спасибо, — говорит Донхёк, улыбаясь в ответ. Ренджун быстро выпроваживает их за дверь, и хотя Донхёк не возражает против прогулки пешком большую часть времени, приятно сидеть в тепле машины, когда от боли в теле немеют суставы, особенно после всех этих проклятий. Ренджун и Джено тихо разговаривают друг с другом, а Донхёк смотрит в окно. Он сжимает пальцы, пытаясь не обращать внимания на боль. Пытаясь не обращать внимания на то, как он теперь чувствует присутствие Джемина, на то, что с каждым шагом, отдаляющимся от него, боль становится всё сильнее. — Эй, — голос Ренджуна прерывает его размышления, заставляя вздрогнуть, — мы приехали. Джено припарковался прямо перед домом, где жил Донхёк, и у него запылали уши, когда он понял, что погрузился в свои мысли. Он благодарит их обоих и быстро выходит из машины, но затем они оказываются в безвыходном положении, ожидая, когда друг друга либо направят в здание, либо уедут. В конце концов, когда Ренджун опускает стекло и велит ему залезть внутрь, пока он не заболел насмерть, Донхёк высовывает язык и тащится внутрь. Несмотря на сытный ужин и тепло — как в машине, так и от своих друзей, — Донхёку трудно заснуть, когда он оказывается в постели. Тяжесть в груди ощущается сильнее, чем когда-либо, словно она пытается вытащить его из уютного матраса и заставить двигаться. И он точно знает, куда. К Джемину, на другой конец родственной души. Он натягивает одеяло на голову и переворачивается на другой бок, но поспать ему удается недолго.***
Несмотря на попытки Донхёка избежать очередной тусовки со всеми — и под всеми он имеет в виду Джемина, — ему это удается не более чем через пару недель. Слишком скоро он снова оказывается в присутствии На Джемина. Ноющее гудение, которое было у него внутри и постоянно нарастало в течение этих двух недель, кажется, утихает в тот момент, когда они встречаются взглядами через всю комнату. Ренджун и Джено приглашают всех на ужин и угощают напитками, и хотя квартира, безусловно, больше, чем у Донхёка, она внезапно кажется самой маленькой в мире. Донхёк незаметно закатывает глаза через мгновение после того, как они смотрят друг на друга, чувствуя, как Джемин сверлит его пристальным взглядом, вероятно, мечтая содрать с Донхёка кожу. По крайней мере, так это ощущается. — Не могу поверить, что он не привел Лу, — жалуется Джено, стоящий рядом с ним, сокрушенно качая головой. — Да, — хмыкает Донхёк, мысленно радуясь, что Джемин не привел Лу. Присутствие Джемина и так ощущается в комнате достаточно сильно, раздражающее жужжание внутри него требует, чтобы он посмотрел, так что, по крайней мере, он не привел трехголового кота, который точно заставит Донхёка пялиться. Он ещё не видел квартиру Ренджуна и Джено, поэтому, к счастью, Ренджун устроил ему небольшую экскурсию по их квартире. Это мило, хорошо отражает их обоих — в основном Ренджуна, у которого, несомненно, было больше мнений по поводу обстановки. Он настолько поглощен мыслями о Ренджуне и Джено, что почти забывает о своей второй половинке, сидя на диване, закинув ногу на ногу и закинув руку на спинку дивана, и разговаривая с Джено. Видеть его — это почти то же самое, что смотреть дешевую игру в жанре хоррор — это заставляет его чувствовать себя смущенным, а затем раздраженным, зная, что присутствия Джемина достаточно, чтобы вызвать у него подобную реакцию. Джемин, по крайней мере, не встречается с ним взглядом, так что у Донхёка есть несколько секунд, чтобы оглядеть Джемина. Он одет в толстовку с капюшоном и джинсы, и Донхёку нравится думать, что это просто то, что он подобрал на полу по пути к выходу. Но его волосы уложены таким образом, что Джемин выглядит достаточно хорошо, чтобы попасть на обложку журнала. Если бы Джемин не был его второй половинкой, он, несомненно, сделал бы всё возможное, чтобы завоевать его расположение. Он, несомненно, сделал бы всё возможное, чтобы рассмешить Джемина и привлечь его внимание, пока Джемин не оказался бы на его орбите, и Донхек не смог бы затащить его в постель— Но Джемин — его родственная душа. И Донхёк тут же останавливает эти мысли, говоря себе, что Джемин, вероятно, высокомерный мудак с таким лицом. Вероятно, это худший тип человека, которого вселенная могла бы подбросить Донхёку, просто чтобы заставить его страдать за попытку разорвать, казалось бы, нерушимую связь. По крайней мере, так кажется до сих пор. Донхёк не собирается отказываться от попыток. Они все сидят в чем-то похожем на круг, разбросав различную мебель, пока Джено расставляет закуски и напитки. Донхёк тянется за одним, он знает, что будет пить медленнее — в то время как присутствие Джемина заставляет его гореть так, что он действительно хотел бы просто утонуть в алкоголе, он также не хочет опозориться и сказать или сделать что-то, о чем потом пожалеет. Особенно рядом с Джемином, который будет подстерегать момент слабости. Донхёк всегда считал, что шесть — это хорошее, солидное число. Даже. Они могли бы разделиться на пары, и никто не остался бы в стороне. Но теперь их семеро, и есть новая динамика, к которой Донхек не причастен или не был причастен в течение довольно долгого времени. Он отказывается быть обделенным вниманием, поэтому старается всегда быть участником какой-нибудь беседы, пытаясь освоить все новые способы общения, которыми они теперь общаются друг с другом. Но даже когда он говорит, он наблюдает и слушает — пытается убедить себя, что просто пытается изучить все особенности общения Джено со всеми, но он не может не обратить внимания и на Джемина. Джемин, который во время разговора держится открыто, следя за тем, чтобы никто не остался в стороне. Единственный человек, от которого он слегка отстраняется, — это Донхёк, но это только потому, что они отказываются смотреть друг на друга. Джемин более сдержан в выражениях, чем остальные, и, по-видимому, ему больше нравится сидеть сложа руки и наблюдать, что нервирует. Вот что это такое. Так что вместо того, чтобы прислушиваться к Джемину, Донхёк теперь, когда у него есть шанс, наблюдает за тем, как Джемин не сверлит его взглядом насквозь. Донхёк замечает, что тот молчит, заботясь об их друзьях, и это вызывает у него что-то похожее на разочарование. Это кажется почти фальшивым. То, как Джемин придвигает к ним тарелки с едой, которая им больше всего нравится, то, как он просто улыбается, когда все без умолку говорят о том, как хорошо он готовит, и умоляют его как-нибудь приготовить для них снова, и то, как он всегда встает и предлагает помочь Ренджуну и Джено с чем угодно ещё до того, как они успеют спросить. И, что хуже всего, он заставляет всех смеяться. Много. Даже Донхёк не в состоянии подавить пару удивленных смешков, застигнутый врасплох поведением Джемина. Это ужасно. Кем Джемин себя возомнил? Донхёк полагает, что не имеет значения, кем Джемин себя считает. Важно, кем Донхёк себя считает — и это раздражающая замена слишком широкой улыбкой и слишком идеальной прической. И это всё, что он хочет знать о своей второй половинке. Мысленно он начинает подсчитывать, сколько раз каждый из них заставлял комнату смеяться. И, к сожалению, соревнование оказывается ближе, чем ему хотелось бы, несмотря на то, что Джемин говорит вдвое меньше, чем все остальные. Боже, у него болят пальцы. Может быть, не хуже, чем обычно, а может быть, и лучше, находясь в одной комнате с Джемином, но сейчас он сосредотачивается на этом, подпитывая свою злобу, сидя в одной комнате со своей второй половинкой. Они по-прежнему не смотрят друг другу в глаза, но Донхёк уверен, что Джемин смотрит в ответ, как только Донхёк отводит взгляд. Несмотря на то, что слова Джемина портят ему настроение, худшая часть вечера наступает, когда Донхёк понимает, что его телефон выпал из кармана. Он ощупывает себя, стоя на кухне после того, как налил себе стакан воды, просто чтобы убедиться, что его там точно нет, но он знает, что он выпал. И он точно знает, где именно. Он бросает взгляд на диван, на котором только что сидел. Он знает, что его телефон отключился в тот момент, когда он собирался встать. И вот теперь Джемин сидит там, подвинувшись, когда Ченлэ вернулся из ванной и заставил всех подвинуться, чтобы он мог сесть рядом с тем, с кем хотел. К сожалению, несмотря на то, что они сидели на противоположных концах дивана, чтобы не встречаться, Джемина в итоге отодвинули в сторону и посадили на то место, где только что был Донхёк. Он стоит на кухне, крепко сжимая стакан, и пытается взвесить все варианты. Он может притвориться, что ничего не понял, и просто переждать, пока всё это закончится. Джемин, скорее всего, встанет в какой-то момент, и Донхёк сможет проскользнуть к нему и забрать свой телефон оттуда, где он, скорее всего, застрял между краем дивана и подушкой, и никто этого не заметит. Но проблема в том, что Донхёк встал, потому что собирается идти домой. И если он хочет успеть на автобус обратно, ему нужно будет быстро уходить. Даже если он опоздает на автобус и захочет заказать такси — чего он не сделает, потому что расходы того не стоят, — для этого ему понадобится телефон. Он запрокидывает голову и выпивает остатки воды. Говорит себе, что это похоже на алкоголь, пытаясь придать себе хоть немного мужества. Они могут разговаривать сердечно. Они могут. Не похоже, что Джемин может просто сказать ему «нет». Сделав последний глубокий вдох, он подходит к дивану, хотя его шаги начинают замедляться, и он останавливается немного дальше, чем, по его мнению, является социально нормальным. Ладно, они могут поговорить по душам, всё, что нужно сделать Донхёку, это открыть рот и попросить Джемина подвинуться. Вот и всё. Его рот не открывается. Он медлит, стоя там. Его слегка спасает Ренджун, который замечает его неловкое положение. — Ты идешь? — Эм—да, — говорит Донхёк, снова обретая дар речи. Он бросает взгляд на Джемина, и во второй раз за этот вечер их глаза встречаются. Джемин на долю секунды кажется удивленным, но выражение его лица быстро сменяется на что-то раздражающе беспечное. Донхёк проглатывает раздражение, которое накапливалось весь вечер. — Кажется, мой телефон выпал из кармана где-то там, на диване. Выражение лица Джемина не меняется. — Я не заметил телефона, когда садился. Его голос звучит так, будто он просто пытается быть полезным, но Донхёк чувствует, что в его словах есть что-то более упрямое. Он просто старается сделать более трудным. Ублюдок. Донхёк знает, что он, вероятно, поступил бы так же, что еще больше раздражает теперь, когда он сам во всем виноват. — Я думаю, он проскользнул между подушками прямо там, — говорит Донхёк, сохраняя спокойствие в голосе, потому что они оба пытаются вести себя прилично перед своими друзьями. Просто встань, придурок. Джемин не может ответить тем же, не выставив себя полным придурком, поэтому он одаривает Донхёка легкой улыбкой, от которой у того волосы на затылке встают дыбом. Джемин встает, как будто это самое простое движение в мире, но совершенно очевидно, что он не собирается помогать Донхёку достать телефон с дивана. Впрочем, это нормально, потому что Донхёк предпочел бы, чтобы Джемин никогда ни к чему из его вещей не прикасался. Он поспешно впивается пальцами в спинку дивана, слишком хорошо осознавая, что Джемин смотрит на него совершенно бесполезным взглядом. Он слишком хорошо осознает тот факт, что это их самое непосредственное общение за весь вечер, и это вызывает в нем чувство гнева, но в то же время какое-то странное. Его пальцы, которые в данный момент впиваются в диван, кажется, думают сами по себе, поскольку Донхёк знает, что его тело хочет дотянуться до Джемина. Наконец, его пальцы нащупывают телефон, и он достает его. Он и так уже задерживается, поэтому ему приходится спешить со всеми попрощаться, и он снова делает всё возможное, чтобы полностью игнорировать Джемина. Он хотел бы, чтобы это было успешнее, чем кажется, — его пальцы всё ещё болят от желания дотянуться до Джемина, и это похоже на то, как будто что-то внутри его души жаждет и тянется к нему. Донхёк с усилием прижимает пальцы к бокам, пытаясь заставить свое тело просто вести себя прилично. Даже когда он садится в автобус, ему не становится легче или лучше, как бы сильно он этого ни желал или ни пытался притворяться.***
— Слушай, я не утверждаю, но ты чем-то расстроил Джемина? Донхёк замирает, его пальцы застывают над страницей, которую он собирается перевернуть. Он должен был догадаться, что у Ренджуна будет какой-то скрытый мотив позвонить ему через пару дней после их совместного времяпрепровождения. — Что? Нет. Почему? — спрашивает Донхёк, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. Он не знал, что кто-то по-настоящему улавливает их взаимодействие, но он, очевидно, недооценивал или забывал, какими становятся его друзья, когда они так близко и могут снова увидеть все его поведение. — Хорошо… Я не знаю, — вздыхает Ренджун. — Просто, он какой-то странный с тобой. — Странный со мной? Без обид, но он кажется каким-то странным парнем, — говорит Донхёк, пытаясь придумать, что бы такое сказать, чтобы не выдать всю ситуацию с соулмейтами. Он погрузился в дальнейшие исследования, в настоящее время перечитывает совершенно новую книгу о соулмейтах, которая попала ему в руки. Он уверен, что сможет добиться прогресса в разрушении родственных уз теперь, когда он может чувствовать их так ярко. По крайней мере, одна хорошая вещь будет связана с тем тяжёлым присутствием, которое они приносят. — Ну, конечно, но не так, как он ведет себя с тобой. И ты тоже был странным. Сначала я подумал, что это просто ревность, но теперь… — Теперь? — спрашивает Донхёк, хмуро глядя в книгу, лежащую перед ним. — Я думаю, это всё ещё может быть ревность, — Ренджун произносит свои мысли вслух, очевидно, обдумывая их, не принимая во внимание тот факт, что Донхёк — тот самый человек, с которым он говорит вслух и о котором он думает. — Но странно, что ты так долго держишься за это. — Это не ревность, — твёрдым голосом говорит Донхёк, с усилием переворачивая следующую страницу своей книги и напоминая себе не отвлекаться. Он уже так близко, что знает это. — Хорошо, — говорит Ренджун, явно не веря ему. — Это не так. — Хорошо! — вмешивается Ренджун. — Ладно, я просто… Я не знаю, я просто говорю, что между вами двумя что-то странное. Я думал, вы оба, по крайней мере, поймёте друг друга. Но ты ведешь себя странно с ним, и он ведет себя странно с тобой, и я просто- почему? — Я думаю, у нас не сходится чувство юмора, — бормочет Донхек. — Нет, дело не в этом, — уверенно говорит Ренджун. — Ты часто улыбалась, когда он шутил, и он тоже улыбался твоим шуткам. — Правда? — удивленно спрашивает Донхёк, не в силах остановиться. Он не может представить, чтобы Джемин улыбался его собственным шуткам, потому что он ловил на себе взгляды, которые Джемин бросал в его сторону, когда он на самом деле намеренно пытался заставить его расколоться, и это вряд ли сработало. Ренджун на мгновение замолкает. Сердце Донхёка сжимается от внезапного страха, когда он понимает, что только что столкнулся с тем, чего ему следовало избегать. — О, так вот в чем дело? — спрашивает Ренджун, хотя кажется, что он говорит скорее сам с собой, чем с Донхёком. — Что? Что? — спрашивает Донхёк, удивляясь и желая знать, о чём, чёрт возьми, вдруг задумался Ренджун. — Дело не в том, что ты ему не нравишься или он тебе не нравится. Тебя беспокоит, что ты ему не нравишься, верно? — Что? Нет, дело совсем не в этом! — Ээ, — отвечает Ренджун, совершенно не убежденный. — Это не так! — Донхёк говорит это слишком резко. Он делает глубокий вдох. — Дело не в этом. Я не… Мне всё равно, нравлюсь я ему или нет. — О, теперь я знаю, что ты лжешь, — отвечает Ренджун. — Ты всегда заботился о том, нравишься ли ты людям. На самом деле, даже слишком. — Это неправда, — ворчит Донхёк. — Ты же знаешь, что это прекрасно — чувствовать себя так, правда? Я знаю, это, должно быть, тяжело после разлуки, но Джемин… Джемин — не замена тебе, и тебе не стоит беспокоиться о том, что он тебя невзлюбит. Я уверен, что вы, ребята, поладите, вам просто нужно это сделать… Я не знаю, перестань относиться к нему странно. Не совсем обязательно, думает Донхёк, с усилием переворачивая другую страницу. — Сначала скажи Джемину, чтобы он прекратил это, — говорит Донхёк, просто чтобы возразить. Ренджун вздыхает. — Я не собираюсь ему ничего говорить. Ты можешь поговорить с ним. Серьёзно, вам, ребята, может быть, просто нужно поговорить. Без нас. Ни за что на свете. — Да, конечно, — говорит Донхёк, и в его голосе ясно слышится сомнение. — Он замечательный! Ты полюбишь его, если просто дашь ему шанс! Перестань слишком много думать, серьёзно, ты сам себе злейший враг, когда дело доходит до таких вещей… Голос Ренджуна затихает, когда Донхёк сосредотачивается на отрывке из книги. В голове у него всё переворачивается, теории складываются воедино, а фрагменты начинают складываться в целостную картину. Донхёк перечитывает отрывок ещё раз, затем всю страницу, по-прежнему не особо вслушиваясь в рассказ Ренджуна о его склонности к саморазрушению в отношениях. — Эй, послушай, извини, но кое-что случилось. Я тебе перезвоню, — вмешивается Донхёк, уже полностью сосредоточившись — Ты… что? Ты никогда не перезваниваешь, — говорит Ренджун, но Донхёк не обращает на это внимания. Он быстро прощается и вешает трубку, кладя телефон на стол, чтобы обеими руками провести по странице и как следует вчитаться в слова. Это должно быть то, что нужно. Всё, что он искал все это время, — вот оно. Он ощущает эту связь, как тревожный трепет под кожей, и проводит пальцами по странице. Если это действительно так, если это, наконец, то, что он искал, то он больше не почувствует этой боли. Наконец-то всё закончится. На мгновение его сердце сжимается, а в животе что-то скручивается. Нет, говорит он себе. Это просто инстинктивная реакция, защитный механизм связи, пытающийся защитить себя. Донхёк хотел сделать это с тех пор, как ему исполнилось пять лет, и, наконец, понял, что такое настоящая родственная связь и к чему это может привести. Прошло столько лет, и, возможно, сейчас перед ним наконец-то лежит ответ. Он перечитывает страницу ещё несколько раз, пока его сердце не перестает так громко стучать в груди, и он не чувствует, что близок к успокоению. Он может это сделать. Это то, чего он ждал — наконец-то освободиться от родственной связи. И тут на ум приходит лицо Джемина. Чувство, охватившее его, когда они впервые прикоснулись друг к другу. Он встряхивает головой, отгоняя мысли. Джемин тоже хочет разорвать связь. Они оба будут свободны от этого, если Донхёк добьется успеха здесь. Он приподнимает книгу, держа её открытой, пока встряхивается и разминает пальцы. Ощущение соулмейта всё ещё ощущается под его кожей, более заметное, чем когда-либо, и Донхёк знает, что именно этого ему не хватало все эти годы, все это время исследований. Он никогда бы не смог почувствовать эту связь так, как сейчас, если бы не встретил Джемина. Но сейчас он чувствует, как она проходит через него. Он поднимает левую руку ладонью к потолку. Другой рукой он проводит вниз от кончика среднего пальца по ладони до запястья. Связь между родственными душами ощущается живой. Это как второй удар сердца, отдающийся под кожей. Но это осязаемо. Что-то, за что он может ухватиться. Его пальцы переплетаются, и он бормочет заклинание, которое повторяет про себя с тех пор, как прочитал отрывок. И он как будто почти видит это, как нить, переплетающаяся с его существом, сама по себе связывает его с кем-то другим. Это робкий поступок, нервный и скользкий, но он справляется с ним. И затем, когда ему кажется, что он может насытиться этим, именно теми ощущениями, которые описаны в книге, он сжимает пальцы в кулак и хватает её. Давит изо всех сил, желая разжижить и измельчить её, пока не сломается. Но в тот момент, когда он это делает — в тот момент, когда прикосновение магии становится чем—то враждебным, внезапно остается только боль. Это происходит так внезапно и остро, что он быстро падает на колени, почти полностью теряя сознание от напряжения. Это похоже на огонь, бушующий ад, который внезапно вспыхивает, а затем взрывается внутри него. Он не уверен, закричал ли он, когда это произошло в первый раз, но он знает, что прикусил язык достаточно сильно, чтобы почувствовать вкус крови во рту. Он пытается сохранить связь с соулмейтами, пытается преодолеть боль, потому что, может быть, это больше не причинит боли, если работа будет выполнена, но боль, которая грозит лишить его сознания, становится только сильнее, его зрение становится всё более и более серым, а боль настолько сильной, что у него просто чтобы избавиться от этого. Связь снова проскальзывает сквозь его пальцы, оседая на коже, но, похоже, она всё ещё злится — вырывается наружу, словно пытается задушить его. Постепенно усиливающаяся с годами боль, которая раньше была терпимой, теперь внезапно стала такой сильной. Слишком. Он сгибается пополам, обхватывая свою руку там, где боль пронзает его сильнее всего. Его лоб касается пола, и он стискивает зубы, стараясь не закричать снова, когда боль захлестывает его. Это была ошибка, думает он, но теперь уже слишком поздно что-либо исправлять. Боль продолжает терзать его тело, но в конце концов, когда он думает, что боль будет бесконечной, и он действительно совершил самую большую ошибку, она, наконец, начинает утихать. Не совсем. Донхёк не думает, что это когда-нибудь повторится. Но этого достаточно, чтобы он, наконец, смог сесть прямо, откинув голову на кухонные шкафы. Он вспотел, тяжело дышит, зрение затуманено и не желает фокусироваться. Он был близок к этому, он знает. Но он не может допустить мысли о повторной попытке так скоро, не после такой сильной боли. Он подтягивает колени и опускает голову, оставаясь лежать, свернувшись калачиком, пытаясь привести в порядок все свои чувства. Он не уверен, как долго он так сидит, но когда он, наконец, обретает способность соображать, чтобы поднять глаза, он не уверен, что зрение полностью вернулось к нему. Он моргает, но видение остается. Размытая белая фигура, сидящая у входа в его маленькую кухню, моргает в ответ. Всеми тремя парами глаз. Перед ним, несомненно, трехголовый кот. Тот самый, фотографии которого Донхёку показывали, и он надеялся, что никогда в жизни его не увидит. — Лу? — спрашивает он, ошеломленный и не верящий своим ушам. Лу, становящийся более четким по мере того, как его зрение обостряется, мяукает на него. Он не двигается. «Что— что?» Спрашивает он, мысли мечутся, и он не может привести их в порядок. Неужели заклинание настолько испортилось? Донхёк случайно что-то сделал с их магией? Неужели он— — О, боже. Джемин? С ним всё в порядке? — спрашивает Донхёк с болезненно бьющимся сердцем. После всех проведенных экспериментов, в том числе и этого, он был уверен, что всё, сделанное с его стороны, останется только у него. Это не должно было повлиять на человека на другом конце — это не должно было навредить Джемину. Но теперь сердце Донхёка сжимается от осознания того, что он, вероятно, был неправ. Присутствие Лу здесь означает, что с Джемином что-то случилось, и, скорее всего, это его вина. Он не может подняться на ноги, но все же пробирается по полу, чтобы сесть перед Лу. Отстраненно он замечает, что его нос не дергается в преддверии обострения аллергии. — С Джемином всё в порядке? — снова спрашивает он, пытаясь унять панику и подумать. Лу наклоняет все головы. Прищуривает все глаза, а затем обнажает зубы в шипении, и это кажется такой едкой реакцией, что Донхёк отшатывается. — Я… Я не знал, что это причинит ему боль, — говорит он, и голос его становится тише, потому что чувство вины по-настоящему овладевает им. Может, Джемин ему и не нравится, но он, конечно, никогда не хотел причинить ему такую боль, какую только что причинил себе сам. Лу всё ещё взволнован, но, должно быть, они здесь не просто так. На мгновение он задумывается, не позвонить ли кому-нибудь. Ренджун или Джено, которые могли бы знать, почему Лу пришел сюда. Но тогда- тогда они бы тоже знали, что они соулмейты. И, поразмыслив ещё мгновение, он эгоистично решает иначе. Лу пришёл к нему не просто так. — Могу я чем-то помочь? Спрашивает он, словно догадываясь. Губы Лу поджимаются, и хотя он всё ещё злится, теперь он не кажется такими сердитыми. Донхёк инстинктивно протягивает руку, но Лу снова скалит зубы и быстро поворачивает голову, чтобы схватить его за пальцы. Он отступает назад, вскидывая руки. — Хорошо, хорошо! Никаких прикосновений, понял. Так что… ты отведешь меня к нему? Лу поворачивает их головы к двери, так что он принимает это за согласие. Хотя ему всё ещё больно, он встает на ноги, быстро хватает телефон и прополаскивает рот, чтобы избавиться от привкуса крови, следуя за Лу к двери. Он открывает её, и он с важным видом выходит быстрым шагом, так что он следует за ним. — Мне нужно будет сесть в автобус? Вызвать такси? — он пытается спросить, потому что, хотя Лу появился внезапно, Лу, безусловно, волшебное существо. Если он решит телепортироваться, у Донхёка нет особой надежды последовать за ним — хотя он хорошо знает, что, несмотря на боль, он сможет пройти через связь до конца и добраться до Джемина. Одна из голов Лу поворачивается, чтобы посмотреть на него, и это его совершенно не впечатляет, поэтому он разводит руками и молчит до конца поездки. Лу ведет его в автобус, но никто не смотрит на него как-то странно, поэтому он думает, что они, вероятно, не показывались никому на глаза. Он продолжает стоять, и чувство вины, которое он испытывает, становится тревожным по мере приближения к Джемину. Странное чувство — признавать связь после того, как он только что безуспешно пытался разрушить её. Как он должен ответить за это Джемину? Лу прижимается головой к его ноге, когда ему нужно выйти из автобуса, и едва не спотыкается о собственные ноги, когда выходит из него. У него внутри глубокая яма, и это грызущее чувство становится только сильнее по мере того, как он подходит все ближе и ближе к Джемину. Лу по-прежнему опережает его, ведет в жилой комплекс и остается рядом с ним в лифте. Он настолько не в себе, сердце так громко стучит в ушах, что он даже не замечает, что двери лифта открылись на определенном этаже. Он не помнит, чтобы говорил с Лу о том, какую цифру ему нужно нажать. Он не думает, что ему это нужно. Выходя из лифта, он просто знает, что это этаж Джемина. Лу всё ещё ведет его к двери, хотя Донхёк, кажется, точно знает, куда идти. Лу прижимает лапу к двери, и она открывается сама по себе, какая-то магия позволяет этому случиться. — Лу? Ты вернулся? — голос Джемина эхом разносится по квартире, но Донхёк чувствует, что он напряжен. Ему больно. И во всем виноват Донхёк. Он стоит прямо за дверью, застыв и отказываясь входить. Лу оглядывается на него, а затем подходит сзади и подталкивает вперёд. Он делает шаг внутрь как раз в тот момент, когда Джемин заворачивает за угол, и их взгляды встречаются. Дверь за ним закрывается, запирая его внутри. По крайней мере, Джемин держится прямо. Но он бледен, глаза покраснели, и в его теле чувствуется явное напряжение. — А. Это ты, — говорит Джемин, и глаза его сужаются точно так же, как у Лу, когда Донхёк впервые заговорил с ними. — Я, — соглашается Донхёк, заплетающимся языком оценивая внешность Джемина. Джемин смотрит на Лу, приподняв брови. Лу просто подходит к нему, трется о его ногу, и становится ясно, что Джемин сразу же тает. Но у него также нет сил наклониться и погладить их, так как это быстро осознается, когда он пытается это сделать и в итоге издает резкий болезненный вздох. Донхёк делает шаг вперед, протягивая руку, но останавливается как вкопанный, когда Джемин вскидывает голову и снова смотрит на него. — Что? Ты собираешься попытаться помочь? — спрашивает Джемин после минуты неловкого и ужасного молчания. Донхёк опускает руку, которая так естественно поднялась, и вытирает ладонь о бёдра так незаметно, как только может. У него нет ответа. Это он виноват в том, что они оба такие, и Лу привел его сюда, но теперь он не знает, как себя вести. Джемин глубоко вздыхает, выпрямляется и опускает плечи. — Что, чёрт возьми, ты наделал? На мгновение Донхёк задумывается о том, чтобы развернуться и выйти за дверь. Вероятно, он мог бы. Джемин не в том состоянии, чтобы остановить его. Но он не может этого сделать, и он это знает. — Я… я думаю, я испортил связь, — говорит он. Джемин смотрит ещё более злобно. — Очевидно. Объясни. — Я нашёл отрывок. В книге. Своего рода заклинание, которое переводит родственную связь в… более физическую форму, — говорит Донхек, почти запинаясь на собственных словах. У него не было таких проблем с речью с того дня, когда он пытался объяснить Марку и Ренджуну, что он уходит. — Я не знал, что ты сможешь это почувствовать. — Да, что ж, — говорит Джемин, и этого достаточно, чтобы выразить свои чувства по этому поводу. Страх Донхёка только усиливается. Донхёк переминается с ноги на ногу, вспоминая все свои предыдущие попытки отстраниться или разорвать связь. — А ты? Раньше? — Что? — Чувствовал это? Когда я… когда я попытался разорвать её? — спрашивает Донхёк, голос всё ещё трудно разобрать. Джемин вздыхает, напряжение немного спадает, но Донхёк теперь знает, что лучше не предполагать, что он более открыт. — Иногда я думаю. Не так. Думаю, на этот раз ты был слишком близко. Донхёк прикусывает внутреннюю сторону щеки. — Может быть. Я не знаю. — Ты же знаешь, — смеется Джемин, хотя это звучит глухо. — Мы оба знаем. Донхёк смотрит в пол, чувствуя себя наказанным. Внутри него так много противоречивых эмоций, и хотя он предпочел бы убраться из этой квартиры и подальше от Джемина, чувство вины приковывает его к месту. И он ненавидит это чувство, потому что — ведь это то, чего они оба хотели, не так ли? Чтобы связь была разорвана? Донхёк бросает взгляд на дверь, и его сердце замирает, когда он слышит, как Джемин непроизвольно вскрикивает от боли. Он резко поворачивает голову, как раз вовремя, чтобы заметить, как Джемин морщится от боли, прежде чем тот разгладит выражение своего лица и попытается вести себя невозмутимо. Почти с болезненным любопытством Донхёк думает о том, что может произойти, если он снова посмотрит на дверь. Но он уже знает. Родственная связь, в отместку за вмешательство Донхёка, теперь вынуждает их быть вместе. — Просто уходи, — говорит Джемин, указывая на дверь, и Донхёк чувствует волну боли, которая, вероятно, заставила Джемина поморщиться за мгновение до этого. Только потому, что он так быстро пришел к этому выводу, он немного подготовился к этому и видит, как выражение лица Джемина меняется на шок, когда Донхек реагирует на боль. — Не могу, — бормочет Донхёк, когда волна боли проходит. — О, нет, — говорит Джемин, проводя рукой по лицу, когда понимает, что это правда. Если Донхёк выйдет за дверь или если Джемин попытается заставить его, они просто причинят друг другу боль. — Боже, Донхёк, что ты наделал? Странно слышать свое имя из уст Джемина. Это заставляет его вздрогнуть, что, кажется, заставляет Джемина подумать, что это снова от боли, когда на его лице появляется виноватое выражение. — Кажется, я облажался, — говорит Донхёк, пытаясь выдавить из себя смешок, но смех застревает у него в горле. Джемин прижимает обе руки к лицу, полностью скрывая выражение своего лица, но Донхёк видит, как ссутулились его плечи. Боже, что за бардак он устроил. Что за бардак эта история с соулмейтами. Он неловко стоит у двери, стараясь не думать о том, чтобы уйти, на случай, если он снова причинит боль Джемину. Если бы он причинял боль только себе, он думал, что смог бы обхватить пальцами ручку, выйти наружу и уйти, но теперь он застрял, зная, что вместо этого может просто причинить боль Джемину. — Полагаю, ты останешься на ночь, — наконец произносит Джемин, убирая руки от лица. — Эм, — говорит Донхёк, потому что у него не было ни единой мысли, кроме как не двигаться. — Для меня уже слишком поздно играть с этим в какие-либо игры, — говорит Джемин, теперь его голос звучит немного более сурово. — Сегодня ты останешься здесь, а потом мы… разберемся, что, чёрт возьми, ты натворил, и как это исправить, если утром всё будет по-прежнему. Донхёк думает о своей постели дома. Джемин стискивает зубы от боли. Донхёк тут же делает шаг вперед, протягивает руку и касается плеча Джемина. Джемин делает глубокий вдох, напряжение частично исчезает, и Донхёк чувствует, что затяжная боль тоже начинает утихать. Но затем Джемин смотрит на него прищуренными глазами и говорит: — Не прикасайся ко мне. — Разве это не… помогает? — спрашивает Донхёк, чувствуя себя немного беспомощным и потерянным перед лицом гнева Джемина. Он знает, что заслуживает этого, но сейчас он пытается помочь, и — и если он застрял здесь на ночь, значит, он хочет попробовать встать на ноги и понять, чего он может добиться от Джемина. Но очевидно, что Джемин не хочет, чтобы он стоял где-то рядом. — Ты думал, что, делая всё это, ты поможешь, — выдавливает из себя Джемин, беря руку Донхёка и сам убирая её со своего плеча. — Так что извини, но я не чувствую желания принимать твою помощь прямо сейчас. Только. ради бога, сними обувь. — Хорошо, — выдыхает Донхёк, пытаясь скрыть горечь в голосе, но он знает, что у него это плохо получается. Донхёк делает шаг назад и делает так, как ему говорит Джемин, отставляя ботинки в сторону возле двери, и Джемину требуется некоторое время, чтобы прийти в себя, прежде чем он, наконец, наклоняется и гладит Лу. Это действие кажется немного менее болезненным, чем ожидает Донхёк, что, надеюсь, означает, что за то короткое время, что он здесь, что-то помогло. — Я просто, ээ, останусь на твоем диване, — говорит Донхёк, осматривая его и пытаясь разрядить напряженную обстановку. Он немного тесноват, но он справлялся и с гораздо худшими вариантами. Джемин открывает рот, вероятно, чтобы возразить, и Донхёк фыркает. — Это я тебя расстраиваю, да? Просто оставайся в своей постели. Я останусь здесь, не обращай на меня внимания. — На тебя сложно не обращать внимания, — бормочет Джемин, но выпрямляется и поворачивается спиной, жестом приглашая Донхёка следовать за ним по коридору. Он открывает дверь и машет рукой, показывая, в каком состоянии она находится. — Ванная. Я принесу тебе запасное полотенце, но у меня нет запасной зубной щётки. — Ничего страшного, — говорит Донхёк, потому что до него доходит, что всё это до смешного странно. Он здесь, в квартире Джемина, собирается провести ночь на диване и совершенно не готов к этому. Глупый. — Ты собираешься спать в этой одежде? — спрашивает его Джемин, оборачиваясь, чтобы окинуть взглядом его наряд. Донхёк тоже опускает взгляд, хотя и знает, что одет в джинсы и рубашку большего размера, которые он накинул поверх своей более подходящей одежды, которую он носит со своими клиентами. Он проводит языком по верхнему ряду зубов. — Ээ. Да. Да, пойдёт. — Это джинсы, — отмечает Джемин. — Да, — соглашается Донхёк. Джемин дает ему время передумать, но когда Донхёк продолжает молчать, он просто пожимает плечами, поворачивается и указывает на другую дверь. — Это моя спальня, если тебе… что-нибудь понадобится, я думаю, — говорит Джемин, завершая небольшую экскурсию. — Хорошо, — говорит Донхёк, постукивая пальцами по бедру. — По крайней мере, завтра выходные, — вздыхает Джемин, проводя рукой по волосам. — Ох. Ты кому-нибудь сказал? — Кому-нибу- нет, я не говорил. Джемин кивает. Наверное, им стоит поговорить об этом, обо всех своих друзьях, потому что, вероятно, это то, что они не смогут скрыть, если всё так и останется. Но они оба готовы игнорировать это или, возможно, надеются, что вся ситуация изменится всего за несколько часов — или, по крайней мере, Донхёк на это надеется. Надеюсь, того, что он не убежит за дверь к утру, будет достаточно, чтобы удовлетворить их привязанность, а затем оставить их в относительном покое. — Я просто пойду, ээ, прилягу, — говорит Донхёк, оглядываясь на место, где он будет ночевать. — Если ты этого не хочешь. — Ээ, нет, — говорит Джемин, которому так же неловко от всей этой ситуации. — Иди. Они даже не пожелали друг другу спокойной ночи. Джемин просто заходит в свою спальню и закрывает дверь, забирая с собой Лу, и на этом всё. Донхёк глубоко вздыхает и оборачивается, внезапно оказавшись один в квартире Джемина. Он достает свой телефон из кармана и проверяет время, но его встречает предупреждение о низком заряде батареи. Он тихо стонет, сжимая телефон в кулаке и ударяя им себя по лбу. Ладно, ладно. Всё, что у него есть, — это разряженный телефон, одежда на нём и диван парня, с которым они соулмейты и с которым он только что пытался разорвать связь. Отлично, да. Абсолютно идеально. Он поднимает глаза к потолку, словно надеясь каким-то образом найти там ответ, а затем решает попытаться сосредоточиться на чем-нибудь, чем он мог бы себя развлечь. Стараясь не занимать слишком много места Джемина, он оглядывается в поисках зарядного устройства на случай, если Джемин держит его где-нибудь за пределами своей спальни, но безуспешно. Он слишком беспокойный, чтобы прилечь на диван, поэтому в конце концов идет в ванную, просто чтобы умыться и намазать палец зубной пастой, чтобы почистить зубы, насколько это возможно. Пока он сосредоточен на чем угодно, только не на уходе, с ним всё в порядке. Он в полном порядке, и Джемин тоже будет в порядке. Он наклоняется и ударяется головой о край раковины. Через некоторое время, осознавая, что он провел в ванной слишком много времени и что Джемин, вероятно, заметил это и, вероятно, думает, что за странный парень проводит в ванной так много времени, он выходит обратно и плюхается на диван. Он подумывает о том, чтобы сбросить джинсы, но мысль о том, что Джемин выйдет и увидит его в нижнем белье, вызывает у него желание уткнуться лицом в диван и задохнуться, поэтому он не снимает их, несмотря на то, что с каждой секундой они становятся всё более неудобными. Он мало спит, его джинсы сидят неправильно, диван слишком другой, и всё, что связано с Джемином, слишком тяжелое, и он не думает, что Джемин тоже спит.***
Завтрак — странное, непривычное занятие. Джемин, похоже, привык принимать гостей, он автоматически достает две кружки, но останавливается перед своей — откровенно говоря, впечатляющей или пугающей — коллекцией кофе. Ни один из них толком не знает, что делать друг с другом. — Ээ. Спасибо, я буду только чёрный, — говорит Донхёк. Он терпеть не может чёрный, но недостаток сна сказался на нём, и он не хочет проходить через весь процесс объяснения, сколько сахара ему добавлять. Он также заглянул в холодильник Джемина и заметил там какое-то альтернативное молоко, но ему не хватает смелости попробовать его. Джемин кивает, по-прежнему не произнеся ни слова за все утро, и спокойно приступает к приготовлению. Лу сидит за стойкой и наблюдает за Донхёком двумя из трех голов. Донхёк изо всех сил старается не обращать на них внимания. Он благодарит Джемина, когда перед ним ставят чашку кофе, и затем они снова молчат, пока Донхёк старается не морщиться при каждом глотке. — Мы должны начать с книги, — внезапно говорит Джемин, так сильно удивляя Донхёка, что тот вздрагивает и чуть не расплескивает весь свой кофе. Он тихо чертыхается и ставит кружку на стол, убедившись, что она не перелилась через край. — Хм? — Ты сказал, что читал отрывок из книги. Нам следует начать с этого, — объясняет Джемин, его голос замедляется, как будто он разговаривает с маленьким ребенком. Донхёк хмурится из-за его тона. — Я могу точно пересказать тебе, что там было написано, — отвечает Донхёк. — Я бы хотел увидеть всю книгу целиком, — говорит Джемин. Донхёк с трудом сдерживается, чтобы не закатить глаза. Такое чувство, что Джемин намеренно пытается задеть его за живое, хотя, возможно, это обычное раздражение Донхёка по утрам. — Отлично. Но она у меня дома, — говорит Донхёк. — Прости, это какая-то проблема или ты планировал остаться здесь навсегда? — спрашивает Джемин, с вызовом поднимая брови. Донхёк намеренно думает о своей постели и особенно о том, как оставить Джемина. Челюсть Джемина сжимается — в свою очередь, он, должно быть, тоже думает о том, чтобы оставить Донхёка, потому что внезапно Донхёк сжимает свою кружку в кратком приступе боли. Они оба одновременно отпускают друг друга. Донхёк хмурится, но губы Джемина приподнимаются, как будто его это забавляет, что только ещё больше злит Донхёка. — Отлично. Мы пойдем ко мне, — говорит Донхёк, поднимая свою кружку и допивая оставшийся кофе. Он снова чистит зубы пальцем, обещая себе воспользоваться зубной щёткой, как только вернется к себе домой. Если подумать, то здесь немного грязновато после того, как он накануне углубился в исследования после работы, но это также и недостаточно большое пространство, чтобы устраивать беспорядок. Джемину просто придется так или иначе с этим разобраться. Джемин и Лу ждут у двери, когда он закончит мыть посуду, и он удивленно поднимает брови, глядя на Лу. — Кот… кот идёт с нами? — спрашивает он Джемина, нахмурив брови. — Ага, — это всё, что отвечает Джемин и выходит за дверь, оставляя Донхёка с трудом догоняющим его. Лу каким-то образом устраивается на плечах Джемина, балансируя, несмотря на свой вес. — Ты пялишься. — Это трехголовый кот, — напоминает ему Донхёк. — У него есть имя, — ворчит Джемин. Донхёк фыркает. — Знаешь, есть у Лу имя или нет, это не меняет того факта, что это трехголовый кот. — Невежливо пялиться на вещи только потому, что они другие, — говорит Джемин. Донхёк закатывает глаза и демонстративно смотрит вперёд, направляясь к автобусной остановке, пока Джемин, в голосе которого слишком много ликования, радостно сообщая, что он идет не в ту сторону. В автобусе достаточно мест, чтобы они могли сесть, но Донхёк остается стоять, чтобы у них было меньше шансов задеть друг друга. В автобусе тихо, и Донхёк так сильно сжимает ручку, что она заметно скрипит. Когда они выходят из автобуса, Джемин нарушает молчание между ними. — У тебя разрядился телефон? — спрашивает Джемин. Донхёк подавляет желание оглянуться на него, держа голову прямо, пока направляется к своему дому. — Почему? — У тебя ужасно получается отвечать в групповом чате, но Ченлэ жалуется, что ты не отвечаешь на его сообщения о том, что он собирается пообедать, — сообщает ему Джемин. — А ты, как правило, не пропускаешь подобные сообщения. Фу. На что только не пошел бы Донхёк, чтобы пообедать с Ченлэ, вместо того чтобы вести Джемина и его трехголового кота обратно в свою квартиру. — Я не взял с собой зарядку, а у тебя не было такой, которую я смог бы найти, — пожимает плечами Донхёк. — У меня есть, — говорит Джемин. Донхёк проводит языком по внутренней стороне щеки, убеждая себя, что ввязываться в драку в такую рань не стоит. К счастью, они подъезжают к многоквартирному дому, так что Донхёк может прервать разговор и отвести Джемина внутрь. Он слишком хорошо осознает, насколько мала его квартира по сравнению с квартирой Джемина, но говорит себе, что это не имеет значения. И напоминает себе, что это определенно не имеет значения, когда он ловит взгляд Джемина, блуждающий по комнате, очевидно, сдерживающийся от одного-двух замечаний. — Да, я знаю, — говорит Донхёк, торопясь вставить первое слово, прежде чем Джемин успеет что-либо сказать. — Но это все, что я смог найти за короткий промежуток времени, хорошо? В любом случае, вот книга. Я собираюсь принять душ и переодеться. Он спешит сделать, как тот говорит, решив, что будет лучше сбежать от Джемина, чем ещё больше беспокоиться о том, что он находится на территории Донхёка. Он может осуждать Донхёка сколько угодно, но это не изменит ситуацию, в которой они оказались. Соулмейты должны принимать друг друга, несмотря ни на что, верно? Он смеется про себя, стоя под струями горячей воды в душе. Джемин может думать всё, что ему заблагорассудится, говорит он себе. Это не имеет значения. Нисколько. Он чувствует себя намного лучше, когда возвращается в чистой одежде. Он направляется к холодильнику, проходя мимо Джемина и Лу, которые сидят за его столом и просматривают страницы. — Хочешь чего-нибудь поесть? — Предлагает Донхёк, в то же самое время Джемин спрашивает его, какой именно отрывок он скопировал прошлой ночью. Донхёк поджимает губы, но направляется к столу, наклоняется над Джемином и листает книгу, пока не находит нужную страницу, постукивая пальцем по ней. — Вот этот. Хочешь чего-нибудь поесть? — Понятно, — говорит Джемин, его голос звучит рассеянно, когда он перечитывает это. — Джемин, — Джемин вскидывает голову, на его лице читается удивление. Донхёк указывает на холодильник. — Ты хочешь чего-нибудь или нет? — Ой. Спасибо, да, если у тебя что-то есть, — отвечает Джемин. Не имея абсолютно никаких указаний на то, чего бы он хотел, Донхёк решает, что Джемину просто придется принять то, что ему дадут. Хотя на всякий случай он следит за тем, чтобы в его приготовлении не было ничего молочного. Он готовит в тишине, подавляя желание нарушить тишину. — Это сложная магия, — говорит Джемин после нескольких минут молчания. — Наверное, — отвечает Донхёк, пожимая плечами. Он ловит на себе взгляд Джемина, но тот отворачивается и снова сосредотачивается на еде. — Верно. Ренджун сказал, что ты специализируешься на магии проклятий, так что, я думаю, это твоя область, — говорит Джемин, обращаясь скорее к самому себе. На несколько мгновений между ними повисает тишина, и на этот раз Донхёк решает нарушить её сам. — Чем ты занимаешься? Типа, в твоей области? — Духами, на самом деле. В основном духами животных, — отвечает Джемин, взмахивая рукой, как будто это каким-то образом помогает продемонстрировать. Донхёк пристально смотрит на него, пока тот не получает подсказку, чтобы уточнить. «Злые духи, создающие проблемы, или помогающие духам двигаться дальше, что-то в этом роде. С животными это так… воссоединяю их с прежними владельцами, помогаю им обрести покой или сею хаос. На самом деле, всё, что им нужно. Лу кивает, затем одна из них наклоняет голову, чтобы лизнуть свою лапу. Донхёку кажется, что кот осуждает его прямо сейчас, поэтому он пытается сосредоточиться на чем-то другом, не связанном с животными. — Значит, ты не… делаешь ничего с родственными связями? — спрашивает Донхёк. -Что? Нет, не совсем, — отвечает Джемин, затем снова поднимает взгляд на Донхёка. — А, так вот почему ты попал в проклятия? — Ну, да, — отвечает Донхёк, слегка сбитый с толку. — Ренджун не сказал тебе? — Зачем Ренджуну рассказывать мне? — Я не знаю, — немного раздраженно отвечает Донхёк. — Наверное, я просто предположил. Он сказал мне, что ты такой же, как я, не веришь во все эти истории с соулмейтами. Я подумал, что ты тоже должен заниматься чем-то, связанным с работой. — Я не верю в родственную связь, — поправляет его Джемин, выпрямляясь на стуле и продолжая отмечать страницу, положив руку на книгу, чтобы она оставалась открытой. — Но это не значит, что я собираюсь посвятить всю свою жизнь отрицанию этого». Донхёк уверен, что в этих словах звучит явное обвинение. Как и ты, он слышит, громко и отчетливо. Донхёк морщится и отворачивается, с силой помешивая еду в кастрюле. Может, ему стоит просто отравить Джемина здесь и сейчас и покончить со всем этим. — По крайней мере, это объясняет, что пошло не так, — хмыкает Джемин. Донхёк резко оборачивается. — Что? — То, как ты это сделал, — говорит Джемин, поднимая книгу. Донхёк выражает свое нетерпение, показывая Джемину жестом, чтобы тот уже заканчивал. Джемин откладывает книгу, постукивая по строчкам. — Вся суть книги в том, чтобы показать узы как физическое воплощение любви. Она предназначена для укрепления связей. Она не предназначена для того, чтобы люди рассматривали их как проклятие и пытались разорвать. Это обернулось против тебя, потому что магия буквально не предназначена для того, что ты пытался сделать. — С каких это пор магия должна заботиться о тебе? — Донхёк ворчит, качая головой. — Поскольку мы оба начали испытывать боль ещё до того, как встретились, чему, кстати, даже не суждено было случиться, — отмечает Джемин. — Вся эта физическая дистанция, связанная с болью, должна проявиться только после встречи. Ты уже не раз разрушал родственные узы и магию, и теперь мы сталкиваемся с неприятными последствиями… всего этого. — Не веди себя так, будто это было односторонне, — жалуется Донхёк. — Я знаю, что облажался, я это понимаю. Я знаю это. Но перестань смотреть на меня так… вот так. Джемин моргает, глядя на него. — Как? — Как будто ты такой невинный! Как будто ты можешь осуждать меня за все это! Ты ведь тоже хотел разорвать связь соулмейта, верно? Я знаю, что всё испортил, но ты сам сказал, что я был близок к этому. Ты смог сказать то же самое? Джемин встаёт, и книга внезапно захлопывается. — Очевидно, нет, потому что ты никогда не сгибался пополам от невообразимой боли, верно? Так что, может быть, мы должны радоваться, что я, по крайней мере, знал достаточно, чтобы оставить всё как есть. Донхёк понимает, что в ту ночь ему тоже было больно, но затем задвигает эту мысль на задворки своего сознания. Это не имеет значения. Если он заговорит об этом, то поймет, что это проигрышный момент — в конце концов, он ожидал, что в тот вечер пострадает только он сам. Проблема в том, что Джемину это тоже аукнулось. — Я пойду на улицу, — говорит Джемин, а затем, когда Донхёк внезапно хватается за виски, быстро меняет свое заявление. — Я собираюсь в ванную, — однако это не сильно помогает. От боли у Донхёка всё ещё слабеют колени. — Становится только хуже, придурок, перестань думать, — с трудом выдавливает из себя Донхёк. — Как я могу перестать думать? Это невозможно! — Перестань думать об уходе! Если ты хочешь злиться, просто злись в этой комнате или ещё где-нибудь, — отвечает Донхёк, теряя терпение. И затем, внезапно, боль уходит. На его голову всё ещё давят, но это не больно. Больше нет. Донхёк поднимает взгляд и понимает, что Джемин стоит прямо перед ним. И на его голову давят пальцы Джемина, которые в данный момент перебирают пряди волос и прикасаются к нему. Донхёк так растерялся, что у него отвисла челюсть, но на языке не было слов. — Лучше? — Джемин спрашивает его мягким голосом. Донхёк кивает. Джемин опускает пальцы, но остается рядом. Донхёк закрывает рот и сглатывает, давая себе минуту перед тем, как заговорить. — Я подумал… Никаких прикосновений? — Я никогда этого не говорил, — отвечает Джемин. Донхёк на мгновение задумывается, у него пересыхает во рту, когда он говорит. — Определенно подразумевал это. Джемин хмыкает. — Ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе? Донхёк думает о том, как боль сразу прошла, о мгновенном облегчении. Хотя ему неприятно это говорить, ему становится легче оттого, что Джемин сказал это первым. — Я никогда этого не говорил, — повторяет он. Джемин кивает, и, похоже, это всё, что они оба готовы сказать по этому поводу. Джемин делает шаг назад, но далеко не уходит, а Донхёк просто прижимает пальцы к уголкам глаз и пытается успокоиться. — Все подгорает, — говорит Джемин, отвлекая Донхёка от его мыслей. Он поднимает взгляд и видит, что Джемин уставился на еду. — Ты, придурок, тогда выключи огонь! — Донхёк жалуется, отодвигая Джемина в сторону, чтобы тот мог это сделать. Джемин разводит руками. — Это не я готовил. — Да, похоже, всем нравится, как ты готовишь, так что я уверен, ты знаешь, как убавить огонь, — огрызается Донхёк в ответ. Джемин остается на своем месте, но делает шаг в сторону, когда Донхёк пытается накрыть блюдо, пока его не стало невозможно спасти. Джемин не отвечает на его комментарий, что только раздражает его, хотя он изо всех сил старается скрыть это, пассивно-агрессивно накладывая еду как можно лучше. Он протягивает её Джемину, чтобы тот взял. — Кстати, не вздумай жаловаться, что оно подгорело. Я тебя выгоню. Джемин, вероятно, очень хорошо знает, что Донхёк на самом деле этого не сделает, но, к счастью, хранит молчание, когда берет тарелку и садится есть. Донхёк решает присесть на свой диван, чтобы дать им немного пространства, и, к счастью, связь не возражает против того, что они находятся на небольшом расстоянии друг от друга в другом конце комнаты. В середине трапезы он вдруг вспоминает о своем телефоне, встает, чтобы поставить его на зарядку, и заканчивает тем, что осматривает свою спальню. Его квартира меньше, чем у Джемина. Диван Джемина, безусловно, лучше, чем у него — конечно, ему не нравится Джемин, но он не думает, что пожелал бы своему злейшему врагу спать на его собственном диване. Но было бы слишком самонадеянно собирать вещи самому. В этот момент Джемин, конечно же, кричит на всю квартиру: — Не забудь свою зубную щетку! В то время как Донхёк буквально только что подумал, что будет лучше, если он останется у Джемина во время этого испытания, ему также не нравится, когда ему это говорят. Он появляется в дверном проеме, скрестив руки на груди. — Кто сказал, что я вернусь к тебе? Джемин пристально смотрит на него, держа рот на замке. Донхёк бросает на него сердитый взгляд. — Тебе стоит доесть, — говорит Джемин через мгновение. Глаза Донхёка сужаются ещё больше. — Что, если это затянется до завтра? Как насчет работы? Я не могу жить в твоей квартире». — У тебя ведь есть студия, не так ли? — спрашивает Джемин. — Да. Джемин откидывается на спинку стула, лениво взмахивая рукой. — Тогда я и с этим разберусь. Но будем надеяться, что до этого не дойдет. — У тебя что, нет места, где можно поработать? — спрашивает Донхёк, обнаруживая, что теперь он полностью прислонился к дверному косяку. — В основном я работаю вне своей квартиры, — пожимая плечами, отвечает Джемин. — Так что я могу переезжать, когда захочу. Ему кажется странным, что Джемин находится в его квартире, и ещё более странным становится тот факт, что он останется у Джемина, и он не хочет иметь дело со всеми мыслями о том, что они крутятся вокруг друг друга. Донхёк и так чувствует себя достаточно странно из-за того, что его работа — единственная, которая связана с попытками разрушить их родственную связь. — Да, — говорит Донхёк, — будем надеяться, что до этого не дойдет. Несмотря на свои прежние протесты в лицо Джемину, он заканчивает тем, что собирает сумку, чтобы переночевать у Джемина. Закончив, он выходит и обнаруживает, что его еда всё ещё теплая, и вопросительно смотрит на Джемина. — Я сказал, чтобы ты доел, — говорит Джемин, прежде чем он успевает спросить. — А теперь поторопись, доедай, и пошли. Донхек настолько удивлен действиями Джемина, что даже не спорит, а просто спокойно ест свою еду и моет посуду, прежде чем они оба отправляются обратно к Джемину. — Что ты хочешь на ужин? — спрашивает его Джемин, пока они ждут автобус. — Я только что поел, — отвечает Донхёк. Джемин вздыхает. — Да, я знаю. Очевидно, на потом. И к тому времени, как они возвращаются в квартиру Джемина, они всё ещё спорят о посуде. Донхёк ставит свою сумку у дивана, не утруждая себя её распаковкой — он не планирует оставаться здесь так долго. Он собирается изучить их связь и попытаться найти способ убедиться, что они снова смогут держаться на некотором расстоянии друг от друга. Возможно, им будет трудно избегать друг друга в квартире, но они определенно делают всё, что в их силах. Донхёк делает вид, что не чувствует на себе пристального взгляда Лу, а Джемин делает вид, что его здесь нет, когда он выходит из своей спальни по этому случаю, и они разговаривают только тогда, когда Джемин снова пытается спросить его, что он хочет на ужин. Этот разговор проходит так же хорошо, как и раньше, и в конце концов Джемин просто сдается и начинает придумывать что-то, о чем не говорит Донхёку. — Итак, — говорит Джемин в какой-то момент, когда они почти закончили готовить еду. — Ты нашёл что-нибудь, что могло бы нам помочь? — Подумай о том, чтобы уйти, — предлагает Донхёк, и после минутного колебания Джемин соглашается. Донхёк дергает ногой, непроизвольно реагируя на внезапную боль. Всё не так плохо, как было в последний день, но и не идеально. — Извини, — Джемин морщится, но Донхёк отмахивается от извинений, так как он был первым, кто предложил это в любом случае. — Становится лучше, — говорит Донхёк. — Если я не могу что-то найти, это должно помочь… просто пройдет само по себе, в конце концов. — Но как долго? Донхёк фыркает. — Не знаю. Я всё ещё изучаю это. Не похоже, что многие люди проводят исследования в этом направлении. — Хорошо, — отвечает Джемин, отворачиваясь от него, его голос звучит странно ровно. Донхёк собирается задать ему вопрос, потянуть за ниточку, хотя и знает, что ему следует оставить это, но Джемин начинает раскладывать еду по тарелкам, чтобы они могли поесть. Это ещё один ужин в относительной тишине, потому что Донхёку не хватает смелости нажимать на кнопки, на которые он не должен нажимать. Он берет тарелки, сердито смотрит на Джемина, когда тот пытается протестовать, и моет их, пока Джемин готовится ко сну. Донхёк не отстает, хотя в итоге задерживается на кухне, чтобы убедиться, что не столкнется с Джемином в коридоре, когда тот будет умываться перед сном. По крайней мере, устраиваться на диване удобнее. Но, опять же, он почти не спит. И следующий день тоже не вселяет в них особых надежд. Эта связь остается непоколебимой, удерживая их вместе, и они не могут сделать и шага без того, чтобы кто-нибудь не пострадал. И они оба пытаются. К концу вечера Донхёк чувствует себя немного не в своей тарелке, он не может покинуть квартиру Джемина без его согласия — а, как выясняется, он этого не хочет. Они по горячим следам ссорятся — или, скорее, Джемин удручающе молчит, когда Донхёк пытается оттолкнуть его, и всё заканчивается тем, что Донхёк закрывает за собой дверь ванной, просто чтобы получить немного пространства. Эта связь ощущается сильнее, чем за весь день, но Донхёк полон решимости не обращать на неё внимания. Она должна исчезнуть. Всё должно наладиться. Оставаться на месте Джемина, или, скорее, быть пойманным в ловушку на месте Джемина, должно быть более чем достаточно, когда дело доходит до возмездия. Он долго стоит под горячим душем, надеясь, что к концу приема счет Джемина за воду уменьшится. Это глупо. Из этого должен быть какой-то выход, и с этой решительной мыслью он угрюмо направляется обратно к дивану и возобновляет чтение своих последних научных работ. Он даже не осознает, что заснул, пока внезапно не просыпается и не сворачивается калачиком от боли. — О, чёрт, чёрт, На Джемин, — выдыхает он, всё ещё в полусне, но точно зная, кто всему этому причиной. — Прости, прости, я знаю, я не хотел, чтобы было так больно, — произносит голос Джемина прямо над его ухом, и Донхёк замирает. Он, должно быть, всё ещё спит. Он даже не замечает, как боль утихает. — Ладно, это сон, понял, — бормочет Донхёк, зарываясь лицом в подушки дивана. — Да, — говорит Джемин хриплым голосом. — Просто сон. Конечно, он, должно быть, спит. Диван слишком мал для двоих, не так ли? Джемин не может сейчас так тесно прижиматься к нему. Верно. Он видит сон. Но это лучший сон, который он когда-либо видел.***
Утром Донхёк просыпается один на диване. Джемин на кухне, он пытается бесшумно передвигаться, пока не замечает, что Донхёк пошевелился. На диване есть небольшая вмятина. Он прижат к подушкам ближе, чем обычно. Может быть… — Ты спал со мной на диване прошлой ночью? — спрашивает Донхёк, всё ещё не совсем проснувшись и не в состоянии произнести ни слова. Его голос грубый и хриплый, но Джемин слишком поражен вопросом, чтобы попытаться что-то сказать о качестве слов. — Спал… — повторяет Джемин, и слово замирает на полуслове. Он с трудом сглатывает. — Эм. Да. — Хорошо, — говорит Донхёк, потому что его мозг наконец-то разобрался с языком, и он решил, что, на самом деле, больше не хочет тянуть эту тему. Он садится и вытирает лицо руками. — Который час? — Пять минут восьмого. Ты начинаешь в девять, верно? — спрашивает Джемин, быстро меняя тему. — Да, — отвечает Донхёк, поднимаясь на ноги. — Я пойду собираться. Ещё немного рано, так как Донхёк, как правило, просто вскакивает с постели и направляется прямиком на работу, хотя обычно опаздывает на минуту или около того, но он рад возможности выбраться из квартиры Джемина. И подальше от дивана, где он теперь может вспомнить, как Джемин обнимал его прошлой ночью. Он быстро собирается и стоит у двери квартиры Джемина в ожидании. Лу тоже ждет, и Донхёк смотрит на них, но, похоже, Лу пойдёт, нравится ему это или нет. Джемин умеет водить машину, но от его дома не так уж сложно добраться на автобусе, так что они придерживаются этого. Донхёк чувствует себя на пределе, зная, что Джемин вот-вот войдет в его рабочее пространство и всё увидит, но если он не хочет, чтобы кто-то из них согнулся от боли, он мало что может сделать, чтобы остановить это. Студия, по крайней мере, достаточно просторная, чтобы Джемин мог занять свое место в углу комнаты. Джемин передает ему контейнер с небольшим количеством еды на завтрак, и у Донхёка пересыхает во рту, когда он благодарит его. Не похоже, что Джемин сегодня принимает клиентов, но он остается вежливым, но тихим, когда Донхёк входит в дверь. Первые пару часов он чувствует себя напряженным, но потом погружается в работу и ненадолго забывает о присутствии Джемина. По крайней мере, до тех пор, пока у него не заурчит в животе, и он не вспомнит, как долго они оба здесь работают. Он тихо заказывает для них несколько блюд, которые приносят как раз в перерыве между посещениями. Он молча ставит их на стол Джемина, и они снова молча едят, стараясь не обращать внимания друг на друга. Донхёк чувствует, как Лу наблюдает за ним, но он полностью сосредотачивается на просмотре видео, которое Джисон отправляет в групповой чат. Затем приходит следующий клиент Донхёка, и всё возвращается к работе. Обычно он задерживается в начале недели, чтобы привести в порядок больше дел, но он всё ещё слишком остро ощущает присутствие Джемина, даже после стольких часов работы. Поэтому он собирает вещи и предлагает поужинать где-нибудь в ресторане, чтобы оттянуть возвращение в квартиру и на этот чёртов диван. Джемин, по крайней мере, достаточно легко соглашается, или слишком устал, чтобы спорить, поэтому они вместе ужинают в маленьком ресторанчике. Они по-прежнему молчат. Это сильно раздражает Донхёка, но он не осмеливается открыть рот. Они вместе ужинают и вместе возвращаются в квартиру Джемина, оба разбредаются по разным комнатам и снова пытаются игнорировать друг друга. Не успеет Донхёк и глазом моргнуть, как остаток недели пролетит незаметно. Ночью он остается на диване Джемина, и хотя Джемин больше не прижимается к нему, Донхёк всё равно чувствует его присутствие каждый раз, когда пытается заснуть. Джемин продолжает приходить к нему в студию, и в течение нескольких дней они испытывают свои силы, когда Джемин выходит угостить их обедом. Сначала он не может отлучиться больше чем на пять минут, но на следующий день может отсутствовать десять, потом пятнадцать, потом двадцать. К концу недели они могут проводить в разлуке почти час. На следующей неделе — два. Затем три. Они стараются не прикасаться друг к другу, но и не отходить слишком далеко. И они на самом деле не говорят об этом, даже когда Донхёк проводит дополнительные исследования, но всё ещё недостаточно смел, чтобы попытаться снова разорвать связь со своей кожей. Несмотря на то, что Джемин каждый божий день проверяет, насколько далеко они могут зайти, и хотя у Донхёка трясутся руки, это никогда не выходит за рамки дозволенного. Это медленный прогресс, но это уже что-то. Он каждую неделю платит за аренду своей маленькой, дерьмовой квартирки и говорит себе, что скоро вернется туда. Они вернутся к своей обычной жизни, и у Донхёка будет свое личное пространство, и они, наконец, снова будут порознь. В его жизни снова будет только Донхёк, а не Донхёк-и-Джемин. Джемин вернулся в свою квартиру на пару часов раньше, теперь, когда они смогли преодолеть это расстояние, но Донхёк знает, что ему осталось совсем немного, прежде чем ему тоже придется возвращаться. Он собирает вещи, когда раздается стук в дверь, и он открывает её, чтобы увидеть Ренджуна, стоящего с другой стороны. — Привет? — растерянно приветствует он. — Ты… ты оставлял сообщение? — Оставлял, — отвечает Ренджун, ошеломленный и слегка раздраженный, проходя мимо двери. — Ты не ответил. Решил всё равно заскочить. — Да, — отвечает Донхёк, в голове у него всё кипит. — Что-то случилось? — Знаешь, люди постоянно навещают своих друзей, и это не вызывает подозрений, — парирует Ренджун, плюхаясь на диван в студии. — Конечно. Твоего щенка нет с тобой? — спрашивает Донхёк, немного удивленный, что не видит Джено прямо за спиной. Ренджун выдыхает немного воздуха, очевидно, пытаясь не перевести этот разговор в драку, но борется с собой. Донхёк полагает, что это на него так действует, но он немного нервничает, зная, что у него есть время вернуться к Джемину, и он не может вызвать подозрений во всей этой истории. Он не очень хорошо справляется со своей работой, но, кажется, ему всегда чего-то не хватает, когда дело доходит до общения со своей второй половинкой. — Что с тобой? — спрашивает Ренджун, решив вообще не отвечать на вопрос Донхёка. — Ты устал? Снова переутомляешься? — Нет, — честно отвечает Донхёк, потому что присутствие Джемина почти всегда заставляет его уходить из студии раньше, чем обычно. Ренджун хмыкает, оглядывая его, но, похоже, не может найти вранья. Он фыркает. — Ты выглядишь лучше. Ты стал больше спать? Поэтому ты не так часто нас навещаешь? Он не так часто навещает их, потому что Джемин и Донхёк согласились постараться сохранить в тайне всю их ситуацию. Хотя, возможно, теперь, когда между ними есть расстояние, которое они могут увеличить на несколько часов, им стало легче, Донхёк также беспокоится, что они слишком привыкли быть рядом друг с другом, и это может быть замечено. Он не говорил об этом Джемину, но у него такое чувство, что Джемин думает о том же. — Я думаю, — отвечает Донхёк, пытаясь смягчить свои резкие высказывания. — Прости. Думаю, сейчас я просто наверстываю упущенное из-за переезда и всего остального. — Я понимаю, — выдыхает Ренджун, к счастью, тоже смягчаясь. — Но ты можешь попытаться отвечать чаще, понимаешь? Джисон расстроится, если ты этого не сделаешь. Джемин и так в последнее время какой-то раздражительный, и на тебя он тоже скоро начнет дуться. — Джемин тоже? — немного удивленно спрашивает Донхёк. Губы Ренджуна кривятся. — Я имею в виду, вроде того? Он отвечает так же часто, как и всегда, но он просто… не в себе. И он давно не присылал фото кошек. — Он присылает много фотографий, — говорит Донхёк, потому что Джемин обычно отправляет их в групповой чат, похоже, только для того, чтобы увидеть, как Донхёк закатывает глаза. — О Лу. Но не о трех разлученных, — поправляет Ренджун. Донхёк удивленно и растерянно поднимает брови. — Они действительно разделились? Ренджун бросает на него особый взгляд. — Да. Джено показывал тебе фотографии, верно? — Лу, а не… они не разлучены, — говорит Донхёк. Он пытается вспомнить все появления Лу, которые он видел за последние несколько недель, но Лу всегда был просто трехголовым котом. Никогда не было трех одноголовых кошек. — Ну, может, если бы ты видел нас почаще, — ворчит Ренджун, но качает головой, чтобы убедиться, что ДонхЁк с ним не спорит. — Но да. Лу разделяется. Я думаю, ты не знаешь, но… — Но? Ренджун стонет. — Это беспокоит, когда ничего не происходит, вот и всё. Сердце Донхёка слегка замирает в груди. — Почему это беспокоит? Ренджун бросает на него странный взгляд, но не ставит под сомнение его интерес к теме. — Лу, как правило, так долго остаются вместе, когда им нужно больше поддерживать Джемина. — Почему?.. разве Джемин не был бы уравновешенным? — осмеливается спросить Донхёк, игнорируя ответы, которые звучат у него в голове, потому что ты живешь в его квартире. Потому что ты пытался разорвать связь. Потому что ни один из вас не может продержаться дольше шести часов, не причинив друг другу боли. — Это то, что мы все хотим знать, — вздыхает Ренджун через пару мгновений. — Но, в любом случае, я думаю, он скажет нам, когда будет готов. По крайней мере, готов встретиться с нами лицом к лицу. — Хм? — Он ведет себя как трус. Как ты. Продолжает нарушать планы, как он обычно делает, когда что-то скрывает, — отвечает Ренджун слишком небрежно для того уровня опасности, в котором внезапно оказывается Донхёк. Он кашляет, затем прочищает горло. — Верно. Ренджун хмуро смотрит на него. — Ты расскажешь мне, что происходит, или всё ещё собираешься трусить? — Я же говорил тебе! Я просто привыкаю к этому! Я вернусь к нормальной жизни примерно через две недели! — Это очень сжатые сроки, — отмечает Ренджун. Донхёк мысленно отвешивает себе подзатыльник. Скорее всего, им потребуется две недели, чтобы провести ночь порознь. Он делает ставку на то, что это станет окончательным возвращением к его нормальной жизни, демонстративно игнорируя тот факт, что им, вероятно, всё равно придется провести следующий день вместе. Может быть, они смогут поработать посменно, пока всё не наладится. — Ну, ты же знаешь, как я работаю, — отвечает Донхёк. — Всегда с планом и все такое. — Конечно, — недоверчиво тянет Ренджун. Донхёк сжимает губы, чтобы не сказать ещё что-нибудь, что могло бы его уличить. Ренджун, в конце концов, вздыхает. — Не хочешь поужинать со мной? Донхёк прекрасно осознает, на что он рассчитывает. Но если он оттолкнет Ренджуна сейчас, это вызовет ещё больше подозрений. — Э-э, конечно. Дай мне минутку, мне нужно в туалет. — Так внезапно? — пробормотал Ренджун, больше для себя, потому что Донхёк уже проталкивался к двери и направлялся в ванную. Он находит контакт Джемина и набирает его номер — они добавились друг к другу неделю назад, после того как Джемин отправился за продуктами и ему понадобилось спросить, что ему нужно в магазине. Он нажимает «Набрать», и звонок завершается, когда за ним закрывается дверь. — Ты что-то покупаешь? — вместо приветствия спрашивает Джемин. Донхек морщится. — Кстати, об этом. Только что появился Ренджун и пригласил меня поужинать. На несколько секунд воцаряется тишина. Давящая тяжесть их связи, напоминание о том, что он ведет обратный отсчет, как будто перед ним тикают физические часы. Тем не менее, Джемин не обращает внимания на очевидное. Он просто вздыхает. — Да, удачи тебе сбежать от него. — Этого буквально не произойдёт, — со стоном соглашается Донхёк. — Да, — смеется Джемин. — Тогда увидимся позже. — Да. Увидимся. Донхёк вешает трубку и для пущей убедительности снова стонет. Но никакими жалобами его от этого не избавишь, и чем дольше Донхёк здесь находится, тем ярче становится обратный отсчет времени перед ним. Он быстро выходит из ванной и возвращается в студию, приветствуя Ренджуна улыбкой. — Итак, куда мы идем?***
— У тебя дрожат руки, — говорит Джемин, когда Донхёк переступает порог. — Я заметил, — отвечает Донхёк, в данный момент пытаясь развязать шнурки своих дурацких ботинок, чтобы снять их, но узел затянут туго, а пальцы не слушаются. Следующий вздох у него вырывается с дрожью, он опускает голову и приказывает себе просто развязать этот дурацкий узел. Он снова дергает, но шнурок не поддается. Он пытается просто схватить ботинок за задник и стянуть его, но руки сами собой натягиваются на него. Они не прикасались друг к другу с той ночи, когда Джемин свернулся калачиком вокруг него на диване, но Донхёк ощущал дистанцию каждую секунду. Теперь, после стольких недель, это похоже на сокрушительную волну облегчения, которая грозит вывести его из равновесия. К счастью, он держится достаточно уверенно. Прикосновение Джемина лишь мимолетно, ровно настолько, чтобы остановить его руки от бесплодного стягивания ботинок, после чего он переходит к развязыванию шнурков Донхёка. — Твои руки… не начали трястись? — тихо спрашивает его Донхёк, наблюдая за тем, как тверды пальцы Джемина. — Так ты, наконец, признаешь, что дрожь вызвана узами? — Джемин возражает, глядя на него сквозь ресницы. Донхёк отводит взгляд, поджимая губы. Как и в случае с Ренджуном, он пытался скрыть, что у него трясутся руки всякий раз, когда Джемин уходит достаточно надолго, чтобы это начало происходить, обвиняя в этом проклятия или что-то ещё. Джемин вздыхает. — Мои руки не дрожали, нет. — Правда? Никогда? — спрашивает Донхёк, не двигаясь, даже когда Джемин заканчивает развязывать шнурки. Его руки больше не дрожат, но он не обращает на это внимания. — Иногда, — отвечает Джемин. — Но я думаю, что Лу отрицает большую часть этого. Донхёк смотрит мимо Джемина и видит Лу, который сидит в конце зала и критически наблюдает за ними обоими. — Ренджун сказал, что он беспокоится, — говорит Донхёк, вспоминая их разговор. Он пытается представить, как Лу разделяется на трех отдельных кошек, но это непростая задача. — Он, как правило, заходит без предупреждения, когда беспокоится, — говорит Джемин. Донхёк издает смешок. — Не только из-за меня, — говорит Донхёк, слегка качая головой. — Из-за Лу. Я даже не знал, что Лу может разделяться. Джемин пожимает плечами, подтягивает под себя колени и приподнимается. Донхёк чувствует, что Джемин воздвигает стену, не желая больше говорить об этом, и он подумывает о том, чтобы прорваться сквозь неё, просто чтобы посмотреть, что Джемин скрывает. Но он сгибает пальцы, дрожь проходит, боли больше нет, и он думает, что должен Джемину за то, что тот помог ему с обувью, поэтому встает, больше ничего не говоря о Лу. — Ренджун также сказал мне, что я выгляжу лучше, — говорит Донхёк, прежде чем успевает дважды подумать об этом. Что, чёрт возьми, я делаю, спрашивает он себя, потому что он должен просто позволить Джемину вернуться в свою спальню и оставить их обоих наедине с их обычным молчанием и игрой в притворство, что они оба не существуют в этой квартире друг с другом. Джемин останавливается, повернувшись к Донхёку спиной, но не делает ни шага дальше. Через мгновение он оглядывается, в уголках его губ появляется тень улыбки. — Да. Думаю, ты правда выглядишь лучше. Донхек кивает. — Я думаю… и ты тоже. — Да. Джемин собирается снова повернуться. Донхёк сглатывает, несмотря на сухость в горле, и говорит. — Как ты думаешь, мы должны сказать им? Выражение лица Джемина остается спокойным, но Донхёк замечает, как напрягся Лу. — А ты? — спрашивает Джемин в ответ. Донхёк не знает, и очевидно, что Джемин знает об этом. Пока Донхёк молчал, он воспользовался шансом пройти в свою спальню, Лу бросил на него последний взгляд, прежде чем выскользнуть и последовать за ним, проскальзывая в дверь до того, как Джемин закроет её за собой. Донхёк смотрит на свои ботинки, с которыми ему помог Джемин, и не знает, что и думать.***
Он говорил себе, что с нетерпением ждет того дня, когда снова уснёт в своей постели, но правда в том, что это просто странно. И неудобно. К несчастью. Джемин потратил немало денег на высококачественную мебель, и Донхёк, плюхнувшись на неё, вспоминает, насколько дешевый его собственный матрас. Удивительно, но диван Джемина никогда не вызывал у него проблем со спиной, но он думает, что его кровать вполне может с этим справиться. По крайней мере, здесь нет трехголового кота, который осуждал бы его за то, что он пинает свои одеяла и пытается устроиться поудобнее. И все же, несмотря на все его усилия, в первые пару ночей, проведенных у Джемина, он совсем плохо спал. И это очень расстраивает, потому что это то, чего, как он говорил себе, он ждал. Он смирился с тем, что живет в квартире Джемина с его трехголовым котом, только чтобы вернуть их связь в такое состояние, когда они действительно смогут провести ночь порознь. И вот это случилось. А Донхёк, блять, не может уснуть. На следующий день он немного не в духе. Его первый клиент за этот день только напомнил ему о том, насколько гармоничной стала его жизнь с жизнью Джемина, когда они спросили его о симпатичном мальчике, который так вежливо сидит в углу и всегда говорит по-доброму. — Это была временная договоренность, — объясняет Донхёк одной из них, постоянной клиентке, которая пришла, потому что её бывший муж постоянно ругался и был очень раздражающим, с напряженной челюстью. — Такого больше не повторится. — Какая жалость, — говорит она с жалостью, хотя он едва ли может сердиться, когда её голос звучит ласково и терпеливо. — Вы двое, казалось, так хорошо ладили. Пара его клиентов намекали на то же самое, все они были разочарованы, что им не удастся встретиться с Джемином, но он не позволил теме разговора затянуться. Но с этой клиенткой, которая смотрела на него с пониманием, он решил проявить свое любопытство. — Правда ли это? — Вы заставили друг друга часто улыбаться, — она говорит это со своей собственной улыбкой, которая подразумевает, что она определенно знает что-то, чего не знает он. Он прокручивает в уме полученную информацию, пытаясь вспомнить все её предыдущие визиты. Он помнил о том, что клиенты не обращали на Джемина особого внимания, разделяя их работу, хотя они и не могли находиться отдельно друг от друга, но он знал, что за эти недели они привыкли друг к другу, привыкли к взаимному согласию, которое устраивало клиентов лучше, чем когда-либо. игнорирование друг друга всегда было таким. — Понимаю, — отвечает он, но пока откладывает это в долгий ящик. У него есть работа, которую он должен выполнить. В конце концов, когда упрямое проклятие на неделю утихло, она взяла его за руки с той же понимающей улыбкой, что и раньше. — Не переступай через себя, — говорит она, согревая ладони Донхёка. — Ты делаешь замечательную работу. Но… может быть, тебе следует знать, что, когда он рядом, у тебя всегда получается немного лучше. Выражение шока на его лице не поддается контролю. Она пару раз похлопывает его по рукам, всё ещё продолжая улыбаться. — О, — говорит он, не в силах найти хоть какое-то сопротивление. Он думает, что должен чувствовать разочарование. Ещё несколько недель назад он бы почувствовал. Сейчас он просто чувствует, как эта странная дыра в его груди становится немного глубже и шире. — Иногда трудно поверить, что с нами может случиться что-то хорошее и волшебное, — говорит она ему, по-прежнему с пониманием в голосе, — но ты так много для меня сделал, так что если я и могу что-то для тебя сделать, так это попросить тебя немного послушать это, а? Он кивает, во рту у него пересохло. Она ещё раз похлопывает его по рукам и отпускает. Она расплачивается с ним наличными, но он тайком кладет несколько купюр обратно в её сумку, когда она поворачивается, чтобы уйти. На следующем приеме он не может перестать думать об этом, задаваясь вопросом, чувствуют ли другие его клиенты разницу в том, как он справляется с проклятиями. Даже если он пытается это отрицать, он чувствует разницу теперь, когда по-настоящему обращает на это внимание. Присутствие Джемина усиливает его собственные методы, и осознание этого вызывает бурю внутри него. Он едва замечает, как проходит время, пока Джемин и Лу не останавливаются, держа в руках пакет с едой. Пальцы Донхёка начинают подергиваться, но не дрожать, и присутствия Джемина достаточно, чтобы заставить их остановиться. Он берет пакет, и они оба садятся на диван и начинают есть. Слова его клиента вертятся у него на кончике языка, так что он едва не выдает их, но сдерживается. Что Джемин собирается с этим делать? Это то, к чему они стремились — держаться как можно дальше друг от друга. Если Донхёк скажет ему об этом, это не поможет ни одному из них. — Сложное проклятие? Спрашивает Джемин, нарушая их обычное соглашение о молчании. — Хм? — У тебя было сложное проклятие? — повторяет Джемин. — Нет? — отвечает Донхёк вопросом на вопрос, не понимая, почему Джемин спрашивает. — Тогда что у тебя с лицом? — спрашивает Джемин. Донхёк моргает, глядя на него. — С… с моим лицом? — Очевидно. Ты его искажаешь. У тебя появятся морщины, ты же знаешь, — отвечает Джемин, пристально глядя на него. Донхёк отводит взгляд. — Из-за морщин я буду выглядеть мудрее и старше, — говорит Донхёк, чувствуя, что кончики его ушей становятся тёплыми. Это очень много — чувствовать на себе пристальный взгляд Джемина. — Одно дело выглядеть мудрее, другое — быть им на самом деле, — парирует Джемин. Донёк резко поворачивает голову, чтобы посмотреть на него, собираясь сказать, что я самый мудрый парень в этой комнате, спасибо, но Джемин заговаривает раньше, чем он успевает. — Так в чем дело? — Чёрт, я даже думать здесь спокойно не могу, — отвечает Донхёк, отворачиваясь и уставившись в стену. Лу появляется в поле его зрения, и он слегка улыбается ему, но сдерживает желание протянуть руку. — Мне показалось, что это тебя беспокоит, — говорит Джемин, сохраняя спокойствие в голосе. — Вот и всё. Донхёк не сможет рассказать ему о клиенте или о том факте, что он больше не может спать в своей постели. Его рука сжимает тёплый контейнер с едой, который Джемин принес ему — ему пришлось прийти сюда, потому что в то время они толкались, но он знает, что Донхёк прекрасно может заказать себе еду сам. Тем не менее, он всё равно принес её. — Наверное, я просто подумал, что нам, наверное, стоит как-нибудь в ближайшее время навестить наших друзей, — решает сказать Донхёк. — Теперь, когда у нас есть достаточно времени и расстояние до связи. Джемин наклоняет голову, что пугающе похоже на то, как это делает Лу, как будто он анализирует Донхёка и выбирает в нем всё более мелкие и слабые стороны. Но его следующие слова звучат непринужденно, не показывая никаких признаков того, что он может верить Донхёку, а может и не верить. — Я думаю, это было бы неплохо, — отвечает Джемин. — Может, мне написать в чате? Донхёк поднимает брови. — Тогда они точно поймут, что что-то происходит. Не волнуйся, я уверен, что Ренджун пригласит нас куда-нибудь в течение дня. — Ты говоришь уверенно. — О, так и есть. Хочешь поспорить? Джемин фыркает. — Нет, спасибо. Эй, ничего, если я побуду здесь до конца дня? Пока ты не пойдешь домой. Донхек находит ответ легким. — Ммм, конечно.***
Донхёк, конечно, выигрывает спор. Ренджун отправляет сообщение в чат, и они встречаются за ужином на выходных. Он провел день в квартире Джемина, просто чтобы переночевать у себя, на случай, если кто-нибудь в конце концов узнает, что он остановился у Джемина. Мысль о том, чтобы рассказать об этом своим друзьям, не покидает его, она сильнее, чем когда-либо, но Донхёк знает, что у него всё ещё нет ответа для Джемина, если тот спросит, хочет ли он этого. Какой в этом смысл, спрашивает он себя. Если Донхёк просто пытается снова разорвать связь, какое это имеет значение? Эта мысль будоражит его, поэтому он старается вообще не думать об этом. — Ты очень агрессивно их вытираешь, — сообщает ему Джемин, выходя из своей спальни и выглядя — чёрт. Донхёк знал, что ему следовало приложить больше усилий. Он быстро опускает голову, чтобы никто не заметил, как он пялится, и ещё тщательнее вытирает миску полотенцем. — Просто разозлился, что ты сам не помыл свою кофейную чашку, — отвечает Донхёк, но они оба знают, что это не настоящая обида, потому что Джемин обещал, что сделает это после того, как соберется. Джемин умеет мыть посуду и… ну, всё остальное. Он самый раздражающе идеальный сосед по дому, за исключением того факта, что иногда он тренируется в гостиной, чтобы, как он уверен, заставить Донхёка страдать. — Я же сказал, что собираюсь! — хнычет Джемин, обходя кухонный стол с другой стороны, чтобы посмотреть, не может ли он чем-нибудь помочь. Но нервную энергию Донхёка нужно было выплеснуть, и он проделал внушительное количество работы по уборке и домашнему хозяйству, ожидая, пока Джемин закончит собираться. — Мы бы опоздали, — отмечает Донхёк, хотя именно так они и планировали. Донхёк приедет на автобусе чуть раньше, а Джемин приедет на машине. Джемин предложил подвезти и его, но у Донхёка началась паранойя из-за того, что его могли увидеть в одной машине. Это действительно будет плохо? Он снова задается вопросом, и эта мысль почти заставляет его снова начать яростно убираться. Это было бы не так уж ужасно, решает он, но он знает, как предал бы себя Ренджун, если бы они ничего не сказали, но были пойманы таким образом. — Ты уверен, что тебя не нужно подвезти? — Джемин снова предлагает, похлопывая себя по карманам в поисках чего-нибудь. — Ключи на скамейке, — говорит Донхёк. — И нет, это всё равно недалеко. Джемин делает пару шагов, забирая ключи с того места, на которое указал Донхёк. — Я могу высадить тебя за углом. — Если нам повезет, нас увидят. Мне пора, увидимся там, — заканчивает разговор Донхёк, быстро помахав Лу на прощание. Но их разговор не выходит у него из головы, пока он идет. Проблема в том, что они так долго скрывали это. И Донхёк всегда был так непреклонен в том, что касалось разрыва родственных уз, бесконечно настаивая на этом, независимо от того, сколько раз все пытались убедить его в обратном. Я всё ещё такой, говорит он себе, но даже он знает, что эта мысль слаба. Он уже несколько недель не думал о том, чтобы разорвать связь соулмейта. Сначала это было потому, что он был слишком напуган, чтобы снова причинить такую боль себе или Джемину — и хотя это чувство еще не прошло, он знает, что это уже не самая главная причина. Он бьется головой о стекло автобуса. Но если они не разорвут связь, что тогда произойдет? Джемину просто придется каждые несколько ночей сдавать свой диван Донхёку? Он должен приходить в студию Донхёка только для того, чтобы сделать связь достаточно счастливой, чтобы они немного отдалились друг от друга? Это несправедливо по отношению к Джемину. И даже если Донхёк начинает относиться к связи терпимо, он потратил на это столько лет учебы и упрямства. Он почти рад, что теперь Джемин на расстоянии, что дает ему время подумать обо всем этом в одиночестве. Но он ненавидит, что вообще думает об этом — ненавидит, что теперь, после стольких лет, всё кажется другим. Он был так близок, так близок к тому, чтобы полностью избавиться от этой связи. И все же мысль о новой попытке наполняет его ужасом, и он не знает, что с этим делать. К тому времени, как он приходит в ресторан, в голове у него всё ещё царит бардак. Он уже пятый посетитель, и он быстро просматривает расстановку гостей. Он надеялся, что там будет свободное место, чтобы они могли сесть на противоположных концах стола, но все три оставшихся места находятся на одном конце стола. Он собирается сесть либо рядом с Джемином, либо почти напротив него. Он отвлекся от своих размышлений, когда чья-то рука обняла его за плечи. Они все поприветствовали друг друга, жалуясь, что Донхёку потребовалось слишком много времени, чтобы встретиться. Он чувствует себя виноватым за это и обещает, что постарается лучше организовать свое расписание, чтобы они могли делать это чаще. Ченлэ приходит шестым и садится по другую сторону стола. Это означает, что когда Джемин приходит десять минут спустя, он сидит прямо рядом с Донхёком. Джемин вопросительно смотрит на него, потому что они обсуждали свой план на этот счет — что будет лучше, если они просто попытаются игнорировать друг друга, как они это делали во время их последней встречи со всеми, — но это стало намного сложнее. Донхёк пожимает плечами, давая понять, что это был не его выбор в том, как были расставлены места. — Безумно рад видеть, что вы оба всё ещё живы, — говорит Ченлэ, переводя взгляд с Донхёка на Джемина. — Вы оба ведете себя хуже, чем Джено, когда дело доходит до группового чата, — недовольно добавляет Ренджун. Джено надувает губы. — Привет. Я не ужасен. Ченлэ воркует, протягивая руку, чтобы погладить его по затылку. — Ты просто ужасен, чувак, — добавляет Марк, подталкивая Джено локтем в бок. — Но ты милый, поэтому мы не обращаем на это внимания, — соглашается Ченлэ. Джемин тут же выпячивает губы и прижимает к ним палец, пытаясь вести себя мило. Донхёк стонет, качая головой, и находит взгляд Джисона в знак солидарности, когда они оба отшатываются от действий Джемина. — Ты какой-то пугающий, — говорит Ченлэ Джемину, хотя на его лице улыбка, которая полностью состоит из нежности. Донхёк замечает, что его улыбка становится шире, и он кладет локоть на стол и прикрывает рот ладонью, чтобы скрыть выражение своего лица. Джемин издает пронзительный звук, а затем наклоняется через стол, чтобы попытаться поцеловать Ченлэ в лицо, нисколько не смущенный тем, что Ченлэ называет его страшным. Весь стол смеется, когда Ченлэ храбро пытается отбиться от него. Они все заказывают себе еду, и за столом сразу разгорается столько разговоров, что все пытаются заговорить друг с другом. Донхёк рассказывает о том, чем он занимался, коротко и просто — на самом деле он не дает повода для насмешек ни одному из своих друзей, потому что слишком многое восходит к Джемину. Он перекручивает и меняет некоторые истории, например, о маленьком мальчике одного из его клиентов, который пришел с цветком для него, потому что был немного влюблен. Он с гордостью рассказывает собравшимся, что завоевал сердце самого симпатичного семилетнего мальчика, но правда в том, что мальчик пришел к Донхёку только для того, чтобы тот передал подарок Джемину. В свою очередь, Джемин рассказывает об одном из призрачных животных, которое преследовало его до дома, но никогда не обнаруживало его присутствия, пока оно внезапно не появилось в конце коридора посреди ночи и не напугало его до смерти, пытаясь укусить за лодыжку. Это половина правды — это не выходило у Донхёка из головы, когда они покидали студию, и никто из них этого не заметил. Когда Джемин зашел на кухню за стаканом воды, животное восприняло его как некую угрозу Донхёку, и той ночью, проснувшись на диване, он увидел, что Джемин отчаянно дрыгает ногами в каком-то танце, пытаясь уберечь милую маленькую призрачную фигурку от того, чтобы его укусили. Поэтому, Донхёк думает, что они правильно делают, притворяясь, что-мы-не-жили-друг-с-другом-несколько-недель-потому-что-мы-соулмейты, но, к сожалению, он ошибается в тот момент, когда Джемин встает, чтобы сходить в туалет. Кажется, что все сидящие за столом поворачиваются к Донхёку, и разговор становится самым тихим с тех пор, как они все сели за стол. — Ээ, — говорит Донхёк, прекрасно понимая, что все смотрят на него. Обычно ему это нравится, но сейчас он не знает, что такого сделал, чтобы вызвать такую реакцию. — Итак… ты и Джемин, — говорит Ченлэ, наклоняясь над столом с блеском в глазах. Донхёк уверен, что побледнел, но пытается скрыть это за коротким смущенным смешком. Возможно, это звучит чересчур резко, но это дает ему время прийти в себя. — Что мы? — Вы двое разговаривали друг с другом? Как следует? — Ренджун, удивленно подняв брови, берет инициативу в свои руки. — Что? Нет, зачем нам разговаривать? — отвечает Донхёк, пытаясь вести себя так, будто это самая невероятная идея. Чёрт, чёрт, где, чёрт возьми, Джемин? Он смог бы выбить их всех из колеи настолько, что заставил бы отступить. — Вы двое очень разные по отношению друг к другу, — говорит Джено, и именно так Донхёк понимает, что они в некотором роде облажались. Тем не менее, он пытается исправить ситуацию. — Хорошо? Я имею в виду, мы вроде как просто говорили о том, чтобы, не знаю, терпеть друг друга ради блага всей группы, понимате? — говорит Донхёк, быстро произнося слова, поскольку он пытается замести следы. — Одно дело терпеть друг друга, — говорит Марк, поднимая палец, — и совсем другое — придвигать кусочки еды, которые вам нравятся, поближе друг к другу. — Я этого не делаю, — возражает Донхёк, качая головой и скрещивая руки крестиком, просто чтобы донести до него суть. — Ты буквально пододвинул кориандр со своего блюда поближе к нему, чтобы он мог его взять, — говорит Джисон. Блять. Они что, серьезно так сделали? Донхёк даже не заметил. — Я предположил, что ему это понравится, после, знаете ли, ужасной истории о том, как он пил такой смузи, — говорит Донхёк, радуясь, что эта история всплывает у него на ум всякий раз, когда он вспоминает о кориандре. — Я не думаю, что он действительно это сделал, — бормочет Марк. — Да, ну, я не знаю. Я просто отклоняюсь от темы, — отвечает Донхёк. — Вот и всё. Он знает, что этого будет недостаточно, чтобы сбить группу с толку, но, возможно, этого будет достаточно, если они будут особенно осторожны в том, как будут взаимодействовать всю оставшуюся ночь. Донхёк может отвлечь их внимание, а Джемин умеет раздражающе хорошо врать — что, по крайней мере, сработает в их пользу. Донхёк уверен, что у них всё получится. — Вы трахались? — Ченлэ внезапно спрашивает совершенно серьезно. Донхёк давится так сильно, что задыхается. Ему приходится ударить себя в грудь, уголки его глаз наполняются слезами. — Что? — Ченлэ, — вздыхает Ренджун. — В этом был бы смысл, вот и всё, что я хочу сказать! — Мы не- Нет, какого хрена Чжон Ченлэ! С трудом выдавливает Донхёк, хватаясь руками за свое пиво, чтобы хоть как-то прочистить горло. Где, чёрт возьми, Джемин? Ему в голову быстро приходит идея, и он опрокидывает пиво чуть больше, чем следовало бы, проливая пару капель себе на рубашку. Правдоподобность этому придает тот факт, что он все еще задыхается и что-то лопочет. — Я — Иисус Христос. Посидите здесь и подумайте о своих действиях, пока я схожу в ванную и приведу себя в порядок. Никогда больше не заикайтесь про это, боже мой. Он встает прежде, чем кто-либо успевает его остановить, и спешит в ванную. Джемин как раз выходит из ванной, но он хватает его за локоть и тащит обратно. Джемин идёт без возражений, хотя смотрит на Донхека со смесью смущения и растерянности, когда они вместе стоят у раковины. — Ченлэ думает, что мы трахались, — быстро говорит Донхёк, решив, что это лучший способ выразить то чувство, от которого он страдает. Глаза Джемина расширяются, даже его обычный контроль над выражением лица ослабевает. — Он — что? — Они знают, что что-то изменилось, и их очень умным выводом было то, что мы трахались, — объясняет Донхёк. Джемин проводит рукой по лицу. — Ты серьезно? Донхёк пристально смотрит на него, слегка прищурив глаза. Он тот, кому просто пришлось высидеть весь разговор, пока Джемин прятался здесь, он может отбросить любые сомнения. — Кстати, я сказал, что мы договорились ладить ради общего блага, — говорит Донхёк, тыча Джемина в грудь. — Так что не говори ничего странного. А теперь уходи, пока Ченлэ не начал думать, что мы тут трахаемся или что-то в этом роде. Джемин всё ещё выглядит несколько ошеломленным, но делает шаг ближе к двери. Но затем он внезапно оборачивается, глядя на грудь Донхёка. — Ты пролил свой напиток? — Боже мой, просто уходи! Он выталкивает Джемина за дверь, а затем подходит к раковине и упирается в неё руками, опустив голову, пытаясь осознать произошедшее за последние пару минут. Итак, все их друзья думают, что они переспали. Отлично. Замечательно. И даже несмотря на то, что Донхёк яростно отрицал это, этого всё равно может быть недостаточно. Но если это так, то они вряд ли поверят, что они просто ладят друг с другом ради блага всех остальных. Они поймут, что это что-то другое. Фу. Возможно, было бы лучше просто согласиться с теорией Ченлэ, если бы не тот факт, что от этой мысли у него краснеют уши и горят щёки. Нет, неважно. Ничуть не лучше. Он ополаскивает лицо водой, затем рубашку, просто чтобы попытаться избавиться от запаха пива, и дает Джемину пару минут помучиться в одиночестве, прежде чем выйти и присоединиться к столу. Они все замолкают, и Донхёк занимает свое место, пристально глядя на них всех. Марк вскидывает руки, что заставляет остальных за столом повторить его движение, что означает, что Джемину удалось что-то сказать, чтобы заставить их замолчать. Отлично, это дает им по крайней мере несколько дней, прежде чем кто-нибудь из них начнет приставать с новыми вопросами. Они заказывают ещё по порции выпивки, и, к счастью, разговор переходит от Донхёка и Джемина. Они оба стали более внимательными, Донхёк слишком хорошо осознает каждое действие, которое, к его смущению, стало инстинктивным — например, допивает напиток Джемина, когда ему больше не хочется, или следит за тем, чтобы вода была долита друг другу. Боже, это по-домашнему. Когда, чёрт возьми, всё это произошло? И это похоже на то, что попытка не думать о Джемине приводит к обратному эффекту. Или, может быть, он, наконец, осознает, как много думает о нём. Потому что он смотрит на Джемина и думает, что это освещение ему идет. Ему бы понравилось, если бы я сделал фотографию, я уверен, он смог бы её отредактировать. О, может, мне стоит сфотографировать Джисона для него— Боже. Какого чёрта. Он угрюмо отхлебывает пиво, испытывая искушение выпить больше, чем следует, просто потому, что в голове у него полный бардак. Он убеждает себя не делать этого только тогда, когда не уверен, что сможет избавиться от всех очевидных инстинктивных привычек, которые выработались у него рядом с Джемином. И ничему не помогает то, что из-за того, что он становится тихим, он больше наблюдает. И наблюдает за тем, как Джемин относится к тому типу людей, к которым Донхёк поначалу относился с подозрением, но потом он понял, что Джемин точно такой же с людьми, которые ему небезразличны. В нем столько любви и доброты, что как-то нереально видеть и понимать, что Джемин именно такой. Это не притворство. Это делается не только для того, чтобы досадить Донхёку или занять его место. Джемин очень, очень отличается от того, каким он воспринял его в первый раз, и осознать это — всё равно что заглянуть в бездну. В остальном, ужин был приятным. Донхёк обещает себе, что он не лжет, говоря, что обязательно будет чаще встречаться со всеми ними. Потратив гораздо больше времени, чем кто-либо из них, вероятно, рассчитывал, они выходят на улицу и выясняют, как им всем добраться домой. Донхёк встречается взглядом с Джемином, который наклоняет голову, как бы спрашивая, не хочет ли он, чтобы его подвезли. Донхёк думает о том, что это определенно вызовет переполох в их группе, поэтому он качает головой. Тем не менее, Джемин медлит, пока не убедится, что у Донхёка есть способ добраться домой, который теперь находится с Ренджуном и Джено. Конечно, он должен ожидать, что его начнут допрашивать, как только он сядет на заднее сиденье. — Я рад, что вы двое поладили, — говорит Ренджун, поворачиваясь на пассажирском сиденье, чтобы посмотреть на него. Донхёк стонет, откидывая голову на спинку сиденья, чтобы ему не приходилось так сильно скрывать выражение своего лица от Ренджуна. — Джемину сейчас определенно комфортно рядом с тобой, — добавляет Джено, и Донхёк почти обижается на мысль о том, что он когда-либо ставил Джемина в неловкое положение, но он хорошо помнит, как они общались друг с другом раньше в группе. Донхёк, конечно, не пытался быть внимательным к нему тогда. Донхёк не хочет ничего говорить, чтобы не выдать себя, что заставляет Ренджуна вздохнуть, но он быстро пытается заговорить снова. — Я просто рад, что вы оба пришли в себя. Клянусь, это впечатляет, насколько вы разные, но в то же время абсолютно одинаковые. Ты даже не представляешь, думает Донхёк, но потом это заставляет его чувствовать себя виноватым из-за того, что он держит всё это в секрете от своих друзей, поэтому он просто застенчиво улыбается Ренджуну. — Я буду чаще выходить в свет, — говорит Донхёк, придерживаясь искреннего подхода в надежде, что они больше не будут зацикливаться на Джемине. Ренджун одаривает его улыбкой, слегка угрожающей, но до смешного милой. — Тебе лучше, ты же знаешь. — Я буду, клянусь, — обещает Донхёк, прикладывая руку к груди, чтобы выразить свою искренность, что заставляет Ренджуна смеяться и, следовательно, Джено улыбаться. Донхёк рад, что они есть в его жизни, но мысль о секрете становится всё тяжелее с каждой минутой. Разве было бы так уж плохо рассказать им об этом? Он снова задается этим вопросом, уже слишком много раз за сегодняшний вечер. Джено и Ренджун отвозят его домой, и он остается один, погруженный в внутренние споры, которые перерастают в настоящую войну. Однако в конце концов всё всегда сводится к одному и тому же ответу. Если это закончится разрывом родственной связи, тогда в чём смысл? После нескольких часов беспокойного ворочания с боку на бок он натягивает одеяло на голову, но от этого вывода сон его не становится лучше.***
Донхёк на самом деле не собирается терять счёт времени. Это может быть ложью, в зависимости от того, какую часть мозга он использует. Если это та часть, которая сосредоточена на исследованиях, то это будет честно — он никогда не хочет упускать время, но он просто не замечает этого, когда так сосредоточен на завершении своей работы. Если это та часть, которая в последнее время всегда сосредоточена на Джемине, то это может быть ложью. Если это та часть, которая сосредоточена на его родственной связи, то это определенно ложь. Он чувствует, как это пульсирует у него под кожей, более настойчиво, чем когда-либо в последнее время. Руки Донхёка начали дрожать час назад. Тогда он заметил это. И решил не обращать на это внимания. У него есть теория, что Джемин не должен ничего чувствовать, потому что он ожидает, что Донхёк придет к нему на ночь, так что он будет ждать. Донхёк должен быть единственным, кто чувствует, что связь становится напряженной, когда это только его решение — попытаться выйти за пределы дозволенного. Просто весь прошедший день у него в голове был полный бардак. Понимая, что ему не по себе от мысли о разрыве родственных уз, как будто это больше не является удовлетворительным ответом на вопрос, почему они не должны рассказывать об этом своим друзьям, он снова погрузился в исследования, словно пытаясь вспомнить, зачем именно он это делает. Но он начинает волноваться, потому что, как бы сильно он ни пытался убедить себя, он знает, что не сможет пройти через это. Больше нет. По крайней мере, не по его собственным причинам. Но сейчас он в долгу перед Джемином и должен довести дело до конца. По крайней мере, он в долгу перед диваном Джемина, на котором ему следовало бы сейчас валяться. Вместо этого он переворачивает ещё одну страницу. Головная боль сильно давит на виски, мешая сосредоточиться, но он полон решимости попробовать и посмотреть, как далеко он сможет продвинуться сегодня вечером. Может быть, он сможет продержаться так всю ночь, как будто, если он растянет связь сегодня достаточно сильно, она снова станет более слабой, чем когда-либо прежде. Он не осознает, как далеко зашёл, пока внезапно не слышит недовольный голос Джемина, эхом отдающийся в комнате и резко отдающийся в его ушах. Донхёк поднимает голову, подперев её кулаком, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь пелену. Однако чем ближе он подходит, тем отчетливее становится фигура Джемина. Он не может ничего сделать, кроме как вздохнуть с облегчением, когда пальцы Джемина пробегаются по его волосам, и головная боль сразу же начинает утихать. — Джемин? — спрашивает Донхёк, просто чтобы убедиться. — Да, — отвечает Джемин мягким голосом, в то время как его пальцы слегка сгибаются, нежно массируя кожу головы Донхёка. — Знаешь, ты опоздал. — Тебе… было больно? Джемин вздыхает. — Нет. Я бы накричал на тебя, если бы было. — Нет, ты бы не накричал, — говорит Донхёк, обнаруживая, что ему легче говорить, чем больше утихает боль. Однако он держит глаза закрытыми, не решаясь поднять взгляд, на всякий случай, если Джемин уберет пальцы с его головы. Джемин на самом деле не кричит, по крайней мере, не всерьёз. Донхёк уверен, что его ждет жестокий нагоняй, но не на повышенных тонах. — Мне хочется наорать на тебя прямо сейчас, — говорит ему Джемин. — Но это не так, — замечает Донхёк. Джемин на мгновение впивается ногтями ему в голову — всё ещё нежно, но предупреждающе. — Я должен, — вздыхает Джемин. — Но если от этого твоя головная боль усиливается, какой смысл здесь находиться? Донхёк что-то задумчиво сглатывает. Он опускает голову и на несколько мгновений остается наедине со своими мыслями и осознанием того, что Джемин рядом. Джемин пришёл, зная, что Донхёк соблюдает дистанцию, даже когда ему не было больно. Он пришел просто помочь. Внезапно у него защипало в глазах. Они начали слезиться. Он сделал глубокий вдох и зажмурился, не позволяя глазам опуститься. — Донхёк? — нерешительно спрашивает Джемин. — Просто… просто головная боль. Извини, — отвечает Донхёк хриплым, но легко скрываемым голосом. Джемин что-то напевает, поглаживая пальцами затылок Донхёка, пока его большой палец не касается задней части шеи, нежно массируя её. Донхёк вздрагивает от прикосновения, но Джемин не останавливается ещё пару минут, пока Донхёк немного не приходит в себя эмоционально, хотя физически он начинает слабеть. Он ненавидит себя за то, что так расстраивается из-за этого. Всё должно было быть просто. Вся эта ситуация должна была быть простой — всю свою жизнь он пытался разорвать связь со своей второй половинкой. Но теперь это причиняет боль Джемину. И теперь это причиняет боль ему. И дело не только в боли из-за расстояния. Он понимает, что теперь не думает, что сможет пройти через это. Потому что встреча с Джемином всё изменила, и ему больше не противно это чувство. — Пойдем домой, хорошо? — говорит Джемин всё таким же нежным голосом. — Тебя ждет ужин. — Прости. — Хм, — говорит Джемин, продолжая поглаживать Донхёка по затылку. — Ты можешь загладить свою вину, угостив меня чем-нибудь, хорошо? Это слишком любезное предложение. Джемин слишком добр. — Хорошо, — всё равно соглашается Донхёк, потому что он и так чувствует себя достаточно виноватым из-за того, что заставил Джемина так сильно волноваться, что тот проделал весь этот путь сюда. Джемин не убирает рук, пока не убеждается, что Донхёк собирается встать. Донхёк старается скрыть своё лицо, насколько это возможно, потому что он уверен, что боль будет так легко видна — в присутствии Джемина он едва сохраняет самообладание, и у него не хватает ума скрыть это достаточно хорошо, чтобы притвориться, что это не так. Оказалось, что за рулем был Джемин, поэтому Донхёк устроился на пассажирском сиденье, чтобы немного доехать домой. Джемин убавил громкость, поглядывая на Донхёка, даже когда тот изо всех сил старался скрыть гримасу. — Твои пальцы всё ещё дрожат, — замечает Джемин. Донхёк опускает взгляд, улавливая легкую дрожь, и сжимает пальцы в кулаки на бёдрах. Джемин протягивает руку и берет его за одну из ладоней, что помогает немного успокоиться. У Донхёка слишком пересохло во рту, чтобы даже попытаться выдавить из себя слова благодарности. То, что у него скручивается в животе, может быть проявлением нежности, а может, и страха. Слишком много эмоций переполняют его, и он уже не знает, что ему следует чувствовать. Когда Джемин паркуется и они направляются в квартиру, ему кажется, что его тело работает на автопилоте, хотя его разум мчится со скоростью миллион миль в час. Ему кажется естественным войти в квартиру, привычным движением, но сейчас он так много думает о том, как часто бывал здесь, насколько по-другому и легко сейчас находиться рядом с Джемином. Он настолько погружен в свои мысли, что даже не замечает, в каком состоянии диван, пока Джемин что-то не говорит. — Ээ, да. Лу немного… — голос Джемина затихает, и Донхёку требуется некоторое время, чтобы осознать это. Он внимательно смотрит на диван, и его глаза расширяются от шока. Он изорван в клочья. Чехлы на подушках разорваны, и Донхёк видит кусочки набивки, которые пытаются вывалиться наружу. Понятно, кто виноват, но это не имеет смысла. Несмотря на их отношение, Лу — хорошо воспитанный кот, и никогда не показывал признаков того, что царапает то, что не нужно. — Какого чёрта? С ним всё в порядке? — спрашивает Донхёк, оглядывая комнату в поисках чего-нибудь. Джемин потирает лоб. — Отлично. Он просто сейчас в моей комнате. — Зачем он это сделал? — спрашивает Донхёк, указывая на диван. Джемин морщится, и Донхёк уверен, что Джемин знает причину этого, потому что он не выглядит обеспокоенным или смущенным состоянием своего дивана. Тем не менее, он только пожимает плечами. Донхёк решает не настаивать. В конце концов, он уверен, что имеет к этому какое-то отношение, и если Джемин будет достаточно любезен, чтобы не винить его, то он согласится с этим. — Иди поешь, — говорит Джемин, уводя разговор в сторону от дивана. Это довольно сложно игнорировать, так как взгляд Донхека постоянно скользит по нему, когда он садится за стол, но также легче смотреть на это и пытаться осмыслить, чем смотреть на Джемина и пытаться осмыслить его чувства. Однако, когда он замечает, что Джемин достает две тарелки, он впервые смотрит на него как следует. — Ты ждал меня? Джемин кивает, затем придвигает тарелку Донхёка поближе к себе. — Да. Ешь. Донхёк чувствует себя по-настоящему ужасно, эмоции так противоречивы, когда он садится за стол и ест стряпню Джемина. Это вкусно, и он убеждается, что Джемин тоже знает, просто чтобы увидеть улыбку Джемина и избавиться от части своего беспокойства. Он также моет посуду, заверяя Джемина, что его пальцы больше не дрожат. Джемин по-прежнему остается дома и вытирает посуду, хотя обычно сам моет посуду. Вместо этого, как только Донхёк заканчивает уборку, Джемин заставляет его сначала пойти в ванную, чтобы принять душ. — Твоя одежда в сушилке, — говорит ему Джемин. — Давай, шевелись, мне тоже нужно в душ. — Ты мог бы уже сходить, — фыркает Донхёк, но не утруждает себя медлительностью. Душ, по крайней мере, дает ему несколько минут побыть одному, чтобы все обдумать. Он решает попытаться на время отодвинуть свои эмоции в сторону, потому что, если он попытается распутать эту путаницу сегодня вечером, всё может просто рухнуть на глазах у Джемина, поэтому он больше сосредотачивается на логических вещах. Например, гадать, сможет ли он найти достаточно приличное, не поцарапанное место на диване для работы. Он забыл захватить свою одежду, чтобы отнести её с собой в ванную, но когда он с полотенцем на поясе направляется к сушилке, то обнаруживает, что одежда теплая, как будто Джемин только что быстренько её постирал. О, боже. Его эмоциональное состояние висит на волоске. Он быстро одевается, стараясь не слишком задумываться об этом. Джемин выходит из своей спальни и встречает Донхека в коридоре. — Извини за диван, — говорит Джемин, смущенно потирая затылок. Донхёк слышит, как Лу мяукает у него за спиной. Он оборачивается, чтобы бросить на него взгляд, в который не был посвящен, но затем с улыбкой поворачивается к Донхёку. — Эм, всё в порядке. Наверное, всё равно лучше, чем у меня, — говорит Донхёк. — Ой. Нет, нет, я не собирался заставлять тебя спать на нем. Я просто… слушай, как насчет того, чтобы лечь в одну постель? — Типа… в твою постель? Джемин облизывает щеку внутри, и Донхёк задается вопросом, не перенял ли он эту привычку у Донхёка. — Ну, да. У меня есть только одна, — говорит Джемин. Когда Донхёк колеблется, он добавляет: — Только на сегодня, пока я не разберусь с этим. Извини, я как-то забыл обо всей этой ситуации с диваном, пока мы не вернулись сюда. — Всё в порядке, — успокаивает Донхёк, потому что тот озабоченно хмурится снова. -Если ты уверен, что хочешь делить её со мной, то да, всё в порядке. Может, это и не очень хорошо для сердца Донхёка, но, что ж. Он уже вырыл много могил, что значит ещё одна? Джемин кивает, на мгновение заламывая руки, прежде чем отойти в сторону и выйти в коридор. Донхёк уступает ему дорогу, и Джемин без дальнейших разговоров направляется в ванную, оставляя его наедине с тем фактом, что сегодня он будет спать в постели Джемина. С Джемином. Он ничего не будет обдумывать сегодня вечером, он решит это прямо там. Больше не надо. Он направляется в спальню Джемина, чтобы поприветствовать Лу, который смотрит на него широко раскрытыми глазами, сидя на кровати, но затем он неожиданно наклоняет головы, показывая, что не прочь почесаться. Это заставляет его остановиться. — Ха. Ты и правда какой-то странный сегодня, а? Что с тобой такое? Спрашивает он, присаживаясь на корточки. Лу снова мяукает и спрыгивает вниз, задевая одного из них головой о его руку. Сначала он колеблется, так как Лу обычно позволяет ему погладить себя только на секунду, когда он разрешает, но на этот раз он бьётся головой о его пальцы всякий раз, когда он останавливается. — Ты хорошо себя чувствуешь? Лу мяукает так, что, по его мнению, это означает «всё в порядке», что странно, но он воспринимает отсутствие беспокойства Джемина как признак того, что с Лу в целом всё в порядке. — Ты поссорился с Джемином или что-то в этом роде? — он делает предположение, и на этот раз Лу мяукает так, что это определенно означает «да». — О. Он уверен, что это из-за него, особенно учитывая поведение Лу с диваном и его поведение сейчас. — Ты должен быть с ним поласковее, — мягко говорит он Лу. Лу закатывает глаза. Он прищелкивает языком, но решает, что если начнет драться с Лу, то проиграет, поэтому просто продолжает гладить его. Он здесь так долго, что Джемин выходит из душа и видит, что Донхёк все еще сидит на корточках и гладит его. Он успевает заметить краешек нежной улыбки на лице Джемина, но она исчезает, когда тот выключает верхний свет, оставляя гореть только лампу у кровати. Джемин забирается в кровать, но Донхёк садится на пол и продолжает гладить Лу. В комнате нарастает напряжение, так как Донхёку есть что сказать, но он не уверен, как к этому подступиться. Он уверен, что Джемину тоже есть что сказать, тем более что Донхёк вряд ли чувствует себя так же плохо физически, как в студии. Джемин сдается первым. Донхёку удается собраться с духом, потому что он понимает, что Джемин собирается заговорить, когда тот опускает телефон на грудь, и свет в комнате немного гаснет. — Что заставило тебя это сделать? — Джемин спрашивает его странно спокойным голосом. Донхёк ещё пару раз проводит пальцами по шерсти Лу, пытаясь обдумать вопрос. Есть несколько вариантов ответа, в зависимости от того, о чем его спрашивает Джемин. — Почему я… остался в студии сегодня вечером? — он догадывается. Джемин хмыкает. — Ну, скорее, то, что заставило тебя попытаться разорвать связь соулмейта. С чего все началось, я думаю. Это сложный вопрос. Донхёк прикусывает внутреннюю сторону щеки, его пальцы задерживаются на шерсти Лу. Он молчит достаточно долго, чтобы Джемин решил ответить первым. — Для меня это был мой отец. Мои родители были соулмейтами, но он… на самом деле, он кусок дерьма. Она любила его, но он… Я не думаю, что он когда-либо любил её. Но он всё равно оставался здесь слишком долго, потому что именно этого ожидало от них общество. Если бы не эта связь, я не думаю, что моя мама была бы так склонна просто… терпеть его, — говорит Джемин всё ещё спокойным голосом, несмотря на важность темы. Однако Донхёк видит, что Джемин открыт для вопросов, поэтому он решает спросить. — Как долго они были вместе? — Пока мне не исполнилось четырнадцать, — отвечает Джемин, а затем переходит к дальнейшим подробностям: — Он поднял на неё руку, я вмешался, и тогда всё пошло прахом. Я рад, что так получилось. — Мне жаль, — говорит Донхёк, потому что его сердце сжимается, и он не может представить, что, несмотря на всю доброту Джемина, он раньше оказывался в таком положении. — А мне нет, — отвечает Джемин, хотя Донхёк может сказать, что его сочувствие никоим образом не было воспринято плохо. Донхёк знает, что в этом нет необходимости, что Джемин не будет давить на него, если он решит не отвечать — он может сказать что-то вроде 'это не мои родители. Я просто такой.' Но Джемин проявил к нему такую доброту и ранимость сегодня вечером, протянув руку помощи, и Донхёк решает принять её. — Я думаю, мои родители любили друг друга, когда впервые встретились, — начинает Донхёк, продолжая гладить Лу. — И это не так… Я думаю, эта ситуация отличается от твоей. Я хотел, чтобы мои родители оставались вместе, и думал, что так будет всегда, потому что они были соулмейтами. Но они расстались, и это было не так… это было не так уж плохо, но все же… — Всё ещё достаточно, чтобы заставить тебя отвергать соулмейтов, — понимающе заканчивает за него Джемин. Донхёк глубоко выдыхает. — Да, — отвечает он, хотя теперь это звучит как ложь в его устах. — Сколько тебе было лет? — Джемин задает тот же вопрос, что и Донхёк. — Где-то пять. Я был маленьким и сейчас люблю их партнеров. Но они были соулмейтами и любили друг друга какое-то время, и всё же этого было недостаточно, чтобы удержать их вместе. — Полагаю, проблемы противоположны, — бормочет Джемин, несколько озадаченный. Донхёк тоже издает хриплый смешок. В комнате снова повисает пауза, и Донхёк уверен, что Джемин собирается что-то сказать, но на этот раз он спешит сказать это первым, его сжигает любопытство. — Ты… ты когда-нибудь пытался по-настоящему разорвать её? — Донхёк спрашивает, потому что он неделями искал признаки этого. Но Джемин, несмотря на свое неприятие соулмейтов, не кажется, что он так уж зациклен на этом. — Да, когда-то, — отвечает Джемин после минутного колебания. Донхёк сглатывает, сердце учащенно бьется. — Когда? — Я думаю, примерно в то время ты начал искать здесь квартиру, — признается Джемин. Донхёк чувствует, что замирает. Значит, недавно, но никаких попыток, как только они встретились. — Ты начал чувствовать дистанцию, — думает Донхёк. — Хотя мы никогда не встречались. — Ммм. Я сказал себе, что, по крайней мере, подожду, пока не встречу свою вторую половинку, чтобы принять решение, но… Думаю, я мог бы сказать, что ты не хотел встречаться. И я боялся, что мы просто застрянем друг с другом из-за этого, совершенно без любви, как мои родители, — смеется он, хотя это звучит немного болезненно. — И..... ты думал об этом после того, как мы встретились? Спрашивает Донхёк, не в силах остановиться, прежде чем по-настоящему обдумать, что может с ним сделать ответ. Тишины почти достаточно, чтобы Донхёку захотелось вцепиться себе в кожу. — Нет, — шепчет Джемин, совершенно искренне. — Хотя я и пытался? — Ну, после того, как ты попытался, я понял, что это причинит тебе боль, поэтому я этого не сделал, — отвечает Джемин, и теперь его слова звучат легче. — Я понимаю, почему ты попытался в первый раз, но не сегодня… Я думал, ты перестал интересоваться этим. Конец его предложения звучит неуверенно, как будто он тоже нервничает из—за ответа, который может получить. Донхёк делает глубокий вдох, хотя ему кажется, что в этой комнате не хватает кислорода. Его пальцы слегка сжимают шерсть Лу, и он прижимается к нему головой, как будто тоже ждёт ответа. Что ему терять? Спрашивает он себя, и ответ приходит быстро. Он может потерять Джемина. Но теперь он не так уж уверен, что это произойдет. И шанс… одного шанса достаточно, решает он. В этот момент, когда глупая надежда заставляет его чувствовать себя безрассудным, он отвечает. — Думаю, я беспокоился о том же, о чем и ты. Что ты застрянешь с кем-то, кого не любишь. Мне казалось несправедливым, что я буду просто сидеть здесь и всё время валяться на твоем диване. — Ты валяешься на моем диване реже, чем когда-либо, — отвечает Джемин тонким и осторожным голосом. — И если бы я был против, я бы тебе сказал. — Да. Но я просто..... Я не знаю. Я был ошеломлен. Напуган. Внезапно всё, к чему я стремился, то, во что я вложил всю свою карьеру… всё изменилось. Но даже если бы я передумал, даже если бы всё изменилось для меня, я не был бы так уверен в тебе. Я думал, ты всё равно захочешь порвать с нами, так что… Джемин замолкает на какое-то ужасное мгновение. Донхёк внезапно чувствует себя идиотом. Он не хотел давить на Джемина, но теперь он просто выложил всё. И, возможно, этого будет достаточно, чтобы Джемин подтвердил, что ничего не изменилось, что всё, что чувствует Донхёк, только на его стороне. Если он сейчас встанет, он задается вопросом, хватит ли у него сил стоять на ногах? Но он уверен, что ему придется это сделать, чем дольше продлится молчание. Может быть, если он уйдет, Джемин не получит никаких последствий от этой связи. — Иди сюда, — говорит Джемин, и Донхёк слышит, как он ворочается на кровати, садясь поудобнее. Донхёк отрывает взгляд от Лу, который теперь сидит и смотрит на него понимающим взглядом. Донхёк встает. Джемин протягивает руку, и Донхёк берет её, позволяя Джемину осторожно опустить его на кровать. Они лежат бок о бок, глядя друг на друга. — Ты передумал? — спрашивает Джемин. Донхёк фыркает и пытается отнять свою руку, чувствуя себя гораздо более уязвимым теперь, когда Джемин действительно может его видеть. Джемин переплетает их пальцы, не давая ему вырваться. — Донхёк. — Да, ладно, я так и сделал, — отвечает Донхёк, потому что, по его мнению, он и так уже во многом признался. — Всё, над чем я работал, в итоге ничего не значило. — Это значило что-то, — увещевает Джемин, качая головой. — Я знаю, что ты попал в проклятия из-за родственной связи, но ты хорошо работаешь со своими клиентами, Донхёк. Все твои годы исследований родственных связей помогли тебе достичь того, что ты есть сейчас. Только потому, что твои чувства изменились, это не значит, что ты вдруг отказался от всей этой тяжелой работы. — Эх, — стонет Донхёк, закрывая глаза другой рукой. — Донхёк, — снова произносит Джемин, на этот раз более удивленно. — Это смущает, — выдыхает Донхёк. Джемин хмыкает, протягивая другую руку, чтобы погладить Донхёка по волосам. — Почему? Донхёк подглядывает сквозь пальцы и видит, что уши Джемина полностью покраснели, и смеется. — Ты точно знаешь почему! Не пытайся поставить меня в ещё большее неловкое положение, сказав это вслух. — Я думаю, нам будет немного легче, если мы начнем больше говорить вслух, — говорит ему Джемин. — Знаешь, вместо того, чтобы замыкаться в себе и причинять боль, ты можешь просто сказать мне, что я тебе нравлюсь. Он заканчивает предложение певучим голосом, поддразнивая. Донхёк снова стонет. — Я ненавижу тебя. Уходи. Джемин замолкает. — Не буду. — Убирайся, — ворчит Донхёк, вытягивая ноги в попытке дотянуться до Джемина, чтобы попытаться столкнуть его с кровати. Джемин просто смеется над ним, приподнимаясь на локте и убирая руки от лица Донхёка. Донхёк, как положено, убирает руки от лица, глядя на Джемина. — Ты милый, — говорит ему Джемин. — Боже мой, — говорит Донхёк, понимая, что краснеет, и понимая, что именно поэтому Джемин рассказал ему. Дразнящая улыбка Джемина становится более мягкой, взгляд блуждает по лицу Донхёка, и он подавляет желание снова спрятаться за его рукой. Донхёк не может отвести взгляд, даже если бы захотел. Джемин полностью заворожил его, наблюдая. Ожидая. В комнате снова повисло напряжение, но хорошего рода. Внутри Донхёка разгорается предвкушение. Но его прерывает троекратное мяуканье. Они оба поворачивают головы, и Донхёк чуть не падает с кровати, когда видит, что на него смотрят три разных кота. — Боже мой, они действительно разделились, — говорит он в шоке, глядя на все эти разные конечности. Это определенно все те же головы, но теперь Лу — это Люк, Люси и Луна, которых Донхёк увидел впервые. — Наконец-то, — смеется Джемин, наклоняясь, чтобы протянуть им руку и что-то сказать, пытаясь привлечь их внимание. Но они все поворачивают головы и целеустремленно выходят за дверь, оставляя Джемина и Донхёка одних в комнате. — Их… трое, — Донхек всё ещё ошеломлен этим, а затем до него доходит. — Боже мой, так это из-за меня Лу не разделялся, верно? Джемин снова садится на кровать, немного дуясь из-за того, что три кота ушли, но не пытаясь вернуть их обратно. Однако он смотрит на дверь, а не на Донхёка. — Ты был не единственным, кто сомневался в своих чувствах, — объясняет Джемин. — Я был в нерешительности по поводу всего, что касалось тебя, и из-за этого у меня тоже возникли разногласия с Лу. — И теперь… — Теперь я совершенно уверен, что хочу поцеловать тебя, — говорит Джемин. — И я больше не испытываю противоречий по этому поводу. — О, — Донхёк прочищает горло. Джемин смотрит на него с легким беспокойством. — Слишком прямолинейно? — Нет, — говорит Донхёк, хотя это больше похоже на писк. Он собирается с духом, ещё раз за этот вечер, и поворачивается так, чтобы оказаться лицом к Джемину. Он протягивает руку, обхватывает щёку Джемина, а затем проводит ладонью по его волосам, чтобы обхватить шею сзади. И затем он наклоняется вперед и целует Джемина, и в этом поцелуе нет и следа смущения, страха или тревоги. Донхёк целует свою вторую половинку, но он целует кого—то, кто намного больше, чем просто это. Джемин — это гораздо больше, чем он когда-либо думал, что может иметь. Это потрясающее ощущение. Он как будто парит, его тело такое легкое, что он его почти не ощущает. Он действительно парит. Джемин не теряет ни секунды. Он целует в ответ, притягивая Донхёка ближе, руки скользят по его спине, пока не успокаиваются. Они глубоко целуются, и Донхёк загорается ощущением тысячи пузырьков внутри себя, пока не начинает улыбаться. Это сбивает жар их поцелуев, и Джемин целомудренно целует его до тех пор, пока они оба не начинают улыбаться так широко, что не могут продолжать. Джемин хочет провести пальцами по его коже, но Донхёк просто падает и утыкается лицом в грудь Джемина. Он чувствует, как Джемин удовлетворенно хмыкает, и он крепко обхватывает Джемина руками, прижимаясь к нему всем телом. — Когда заканчивается срок твоей аренды? — Джемин спрашивает его мягким голосом, словно не хочет портить момент, но этого вопроса достаточно, чтобы Донхёк всё равно покатился со смеху. — О, один поцелуй и ты уже предлагаешь мне переехать к тебе? — Донхёк язвит в ответ, поднимая голову так, что его подбородок теперь лежит на груди Джемина. — Ты жил здесь последние несколько месяцев, просто чтобы ты помнил, — указывает Джемин, приподнимая брови. Он гладит Донхёка по волосам. — Но мы можем освободить мой кабинет и устроить тебе нормальную спальню, если хочешь. — Ты используешь кабинет для работы, — напоминает ему Донхёк, изо всех сил качая головой. — Но, насколько я знаю, ты не храпишь и спишь с Лу, который, я уверен, всё равно не потерпел бы, если бы ты брыкался по ночам. И кто поручится, что связь снова не разозлится из-за отдельной спальни? — Ты спал на диване, — ровным голосом произносит Джемин. — Я уверен, что у нас всё будет хорошо. — О, так теперь ты не хочешь, чтобы я был в твоей постели? — спрашивает Донхек, достаточно драматично, чтобы сделать вид, что он собирается встать и уйти, но Джемин смеется и обнимает его, удерживая сверху. — Я знаю, что просить тебя переехать ко мне — это слишком, — говорит Джемин. — Не то чтобы это должно было произойти немедленно. Только… ну, знаешь, просто интересно, когда закончится срок твоей аренды. — Как ты и сказал, я и так живу здесь большую часть времени. А если серьезно, мы все знаем, что мое жилье — отстой, — отвечает Донхёк. — В любом случае, срок аренды истекает через два месяца. Я уверен, что если бы я узнал, что с тобой кошмарно спать, я бы всё равно перекинул все вещи из твоего кабинета в свою студию и переехал туда. Джемин издает недовольный звук, но на самом деле не выдвигает никаких аргументов. Донхёк снова становится бескостным, пользуясь шансом обхватить Джемина, теперь, когда у него есть такая возможность. — Нам придется рассказать всем, если ты переедешь, — говорит Джемин. — Я не думаю, что мы сможем это скрыть. Донхек улыбается про себя. — Я не думаю, что это будет так уж плохо. — Нет, я почти уверен, что Ренджун собирается убить нас, и я уверен, что Джено поможет ему, — говорит Джемин. Донхёк смеется. — Мы сможем с ними справиться, — говорит Донхёк. — И под этим я подразумеваю, что ты можешь. По какой-то причине тебе нужно тренироваться, верно? — На самом деле, я тренируюсь, чтобы видеть твое взволнованное выражение лица по утрам, когда ловлю твой пристальный взгляд. Донхёк что-то бормочет, затем решает, что ему нечего возразить, поэтому он просто легонько шлепает Джемина по руке и снова утыкается головой ему в грудь. Он волнуется ещё больше, когда чувствует, как Джемин целует его в макушку. — Ненавижу тебя, — снова ворчит Донхёк, просто чтобы возразить. Он знает, что его голос звучит примерно так же правдоподобно, как и тогда, когда Ренджун впервые попытался сказать ему, что у него хорошая квартира. Джемин проводит рукой по руке Донхёка, задерживая пальцы на пульсе, где Донхёк впервые попытался вырвать соулмейта из своей души. Ему не нужно ничего говорить. Этого движения достаточно, чтобы заставить Донхёка вздрогнуть, и Джемин задерживается там лишь на мгновение, прежде чем переплести их руки. Они больше не будут трястись. Никогда больше. Донхёк крепко сжимает его руку и не отпускает.