Твой истинный

К концу тяжёлого рабочего дня возвращение домой, особенно с мыслями о любимом омеге, доставляло Сану ни с чем не сравнимое удовольствие. Перешагнув порог их с Уёном просторной квартиры, ставшей самым родным местом во Вселенной, альфа сразу же поймал знакомый и приятный запах. Уён пах лавандой. Лаванда всегда ассоциировалась у Сана с беззаботностью и успокоением, и столь расслабляющий, нежный и чистый запах идеально подходил его мальчику. Щёлкнув выключателем, Чхве уже готов был окликнуть своего парня, но внезапно остановился и задумался. Что-то здесь не так. Аромат, источаемый запаховыми железами, был слишком интенсивным. Сан и Уён съехались не так давно, и Уён, совсем юный и неопытный омега, никогда не проводил течку с альфой. Чхве оберегал его от всех ужасов мира, с которыми, будучи угнетаемой единицей их жестокого общества, мог столкнуться Чон, но не смог уберечь от самого себя. Зверь внутри рвётся, рычит, скулит, пока Сан, следуя низменным инстинктам, подкрадывается к двери спальни, где Уён лежит полностью обнажённый, липкий от стекающего солёными бусинами пота, и трётся об одеяло, выстанывая имя альфы. Сан замирает. Запах лаванды пробивает его до костей, а омега на кровати приподнимает голову, цепляясь расфокусированным взглядом за своего мужчину, и прикусывает пухлую нижнюю губу с родинкой – шоколадной крошкой – на ней. — П-помоги мне… Помочь? Но как? Если они прикоснутся друг к другу, то Сан не остановится, даже если его придётся оттаскивать. Его разрывает из-за запаха, из-за красивого и желанного тела; его ведёт от очередного тихого стона и от того, как худые руки Уёна ласкают себя же между ног. Омега мокрый от смазки, стекающей по мясистым бёдрам, а новое шёлковое постельное бельё хоть выжимай. Сан одним рывком срывает с себя пиджак и забирается на кровать, тут же укрывая худое подрагивающее от стремительно накатывающих волн возбуждения тело в своих крепких объятиях, и чувствует, как по его коже проходится заряд электричества. Он всем своим существом ощущает, как податливое тело омеги, столь чувствительное к любым действиям альфы, отзывается, и Чхве окутывает его своим пьянящим ароматом, который кружит голову, словно столь любиоме Чоном игристое. Уёну физического контакта до боли недостаточно, поэтому он взбирается на колени Сана, трётся о его стоящее колом возбуждение задницей и хнычет в шею альфы, жадно вдыхая его феромоны. — Почему мне так плохо? Почему внутри… Так жарко? — голос дрожит, и зверь внутри Сана облизывается, смотря на точёные ключицы, чуть набухшую грудь с торчащими сосками и такое желанное тело, что уже готово принять его в себя. — Тише, тише… Ты же знаешь, что нам… Нам пока нельзя, малыш. Слишком рано… — у Чхве мысли путаются, все его органы чувств напряжены до предела. Альфа сосредотачивается на запахе лаванды, что с каждым вдохом изводит его; он чувствует крышесносное желание и раскалённое тело, обжигающее даже через ткань брюк, которые давно стали тесными и раздражающе влажными в районе паха. «Я помогу ему пальцами, я помогу ему только… Ему нужно просто снять напряжение...» Сан прокручивал эти мысли в голове, словно мантру, когда поочерёдно вводил пальцы в омегу, оглаживал его бархатные стеночки, которые так и затягивали фаланги всё глубже и глубже. В ответ на действия альфы Уён протяжно скулит и, чтобы окончательно не утонуть в приятных, до этого момента неизведанных ощущениях, покрывает шею Чхве поцелуями-укусами; его бёдра дрожат, поэтому Сану приходится обхватить омегу за талию, удерживая на месте, и осторожно двигать пальцами внутри, раздвигая их на манер ножниц, с каждым движением погружаясь чуть глубже, ища простату. Стоит Сану коснуться желанного комка нервов, Уёна потряхивает, и он замирает, не смея даже дышать; вот насколько поначалу шокировали омегу новые ощущения. Альфа ещё несколько раз скользит подушечками пальцев по простате, давая Чону привыкнуть, и затем, не сдержавшись, осторожно надавливает. Уён вскрикивает, выгибаясь всем телом, которое будто слеплено из пластилина, и в уголках его бездонных кофейных глаз скапливается влага. Сан неотрывно наблюдает, навеки сохраняя в памяти, как омега ловит с каждого движения его пальцев искры, но Уён, смутившись, резко отворачивается, вновь начиная терзать блестящие от слюны губы. — Нет… Нет… Пожалуйста, не смотри на меня, — шепчет Чон, пока по его раскрасневшимся щекам стекают дорожки слёз. У альфы каменный стояк в штанах, а его пальцы Уёну совсем не помогают; им обоим этого слишком мало. Настроение омеги скачет так же стремительно, как и меняются его желания. Будь проклята эта течка. И если минуту назад он смущался и пытался избежать чужого взгляда, то сейчас самостоятельно слазит с чужих бёдер и тянется к ремню в штанах альфы. Однако его руки сразу же перехватывают, сжимая тонкие запястья. — Нельзя, — рычит волком Сан, а Чон только хмурится, вырываясь из чужого захвата. — Не хочешь меня? Я… Могу и без тебя! Я могу просто… Найти другого альфу, что отымеет мен- Уёну не дают договорить. Альфы от природы своей ревнивые существа, а в период течки их омег — так особенно. А когда твоя пара — Чон Уен, в котором одновременно уживаются две противоположности — демон-искуситель и невинный ангел, сменяющие друг друга в зависимости от настроения омеги, — остаётся полагаться только на выдержку, которой, к счастью,Чхве никогда не был обделён. — Заткнись. И не смей упоминать других альф! Никогда. — Чхве впивается в губы Уёна требовательным поцелуем, а затем тянется к его шее, с большим трудом сопротивляясь желанию оставить свою метку, чтобы она, словно красивый цветок, распустилась на шее, демонстрируя всем, что этот омега уже занят. Сан хочет – Сан получает. Он получает Чона полностью. Альфа больше не смеет медлить и ловит громкий стон, когда головка его члена вторгается в сочащуюся смазкой дырочку омеги; Уён лишь раздвигает ноги шире, подмечая, как у Чхве в глазах бесы танцуют. — П-пожалуйста… Прошу… Я больше так не могу... А Сан – тем более. Один толчок, грубый и жёсткий, и Уён вскрикивает, выгибаясь в пояснице так сильно, что очертания крупного члена альфы можно разглядеть через впалый живот. У Сана срываются тормоза, а запах его омеги смешивается с его собственным запахом. Всё выглядит слишком идеально. Чон на его члене выглядит так правильно. Белую рубашку приходится снять в процессе, потому что Уён, цепляясь, срывает пуговицы, и те, как бусы, рассыпаются в разные стороны. Голые сильные плечи тут же покрываются царапинами, потому что Уён не знает, куда выплеснуть все скопившиеся в нём эмоции. Чхве вытаскивает член и переворачивает омегу на живот, поднимая его зад и разглядывая, как уже красные мышцы сжимаются, тоскуя по желанной наполненности. — Прости меня, малыш, — говорит альфа, вгоняя член по самый узел, что не проникает внутрь. Это будет опасно. Это будет очень опасно. Но всё нутро Уёна просит именно этого. Омега опирается о стену у кровати, смотря, как Сан долбится в его тело, как крепкие руки сжимаю тонкую талию, оставляя алые отпечатки, повторяющие форму чужих пальцев, и затем оглаживают живот, ощущая головку члена сквозь кожу и мышцы. — Метка… Оставь метку! Ах, пожалуйста, альфа, пожалуйста, — умоляет Уён. Темп становился всё быстрее, но в момент Сан останавливается, хватает Чона за волосы и тянет к себе ближе, прижимая его к своей груди так, чтобы он острыми лопатками прижимался к его вздымающейся широкой груди. — Будет больно, любовь моя, прости, но я больше не могу, — рычит Чхве, делая самый грубый толчок. У Уёна перехватывает дыхание от того, что внутри него сейчас член Сана вместе с крупным узлом; он едва остаётся в сознании, когда острые зубы впиваются в его шею, прокусывая тонкую кожу. Альфа сжимает челюсти и прокусывает запаховую железу, тем самым окончательно делая омегу своим. Что-то животное просыпается в Сане в тот самый момент, когда он ощущает вкус крови на зубах; довольный зверь победоносно воет, когда Уён кончает и обмякает словно тряпичная кукла в руках своего альфы. Чхве кончает внутрь с гортанным стоном, долго ожидая, когда узел спадёт и он сможет выйти. — Малыш, как ты? — шепчет Сан на ухо, но омегу отключило после оргазма. Альфа улыбается, целуя Уёна в потный горячий лоб, и осторожно снимает с члена его податливое тело, чтобы после обтереть его бёдра и запачканный семенем живот махровым полотенцем. Чхве укладывает омегу на свою грудь, обнимая, и убирает его растрепавшиеся волосы с лица. — Я люблю тебя, мой истинный.