Два пера

<...> Весна ещё только начиналась, но в Питере снег уже сошёл, оставляя на своём месте лишь талую воду. Холодный ветерок с Невы то и дело оставлял от своих прикосновений к воде рябь. Она весело игралась со стеклянными отражениями зданий в ней, искажая их форму. Этой ночью прошёл снег. Большие хлопья падали с кучерявых облаков небосвода на мокрый асфальт. Температура значительно упала со вчерашнего дня, от чего по спине Уильяма прошла лёгкая дрожь. Балкон был застеклен, тем не менее от открытой двери шёл холод по ногам. Занавески чуть колыхались, а владелец квартиры-студии устало готовил свой ужин. Со стороны болкона до него доходили звуки порывов ветра. Жил он, к не которому счастью, не в самом Питере, а его пригороде - Кировске. Здесь все ещё кое-где был снег, а ветер лишь крепчал по сравнению с культурной столицей России. Это не очень нравилось Уильяму, однако в тоже время приятно напоминало ему о родном городке. Жил ранее паранек не особо далеко от Ленинграда. В том месте было часто холодно, погода словно каждый день меняла свое настроение, словно малое дитя, которое само не знало чего хочет. Эти порывы изменений и оставляли после каждого дня в Питере приятный осадок на душе. Хотя бы что-то здесь было его. Хотя бы что-то было родным, не отчужденным к его бедам и страхам. Уильям всегда выглядел собранным, сильным. Его описывали как ответственного человека, который готов на все. Однако, что же было внутри светлого паренька? Ведь в каждом человеке есть своя суть, стержень или опора. Светлая или тёмная, мягкая или твёрдая - зависит лишь от самого человека. Она может манить или отталкивать. Может быть и так, что это внутреннее дитя, спрятанное внутри...или же вольная птица, жаждущая высоких полётов и встреч с облаками. И всё же... Какая же она была у него? Сам Уильям не знал. Спросили бы - не ответил, но мечтал. Мечтал о том, что когда нибудь он сможет по-настоящему взлететь, забыть о былом и давних обидах. На столе оказалась тарелка с варёной картошкой. Свежие овощи покоились помытыми рядом. Это сильно резонировало с кратким и сухим человеком. Его принципы, словно высокие башни в стиле эклектики отталкивали обывателей, но так же и притягивали своей неизвестной стойкостью. Горячий чай с ромашкой согревал душу. Как же давно Уильям не пил его? Год, два? Он не помнит. Воспоминания застилали глаза и отвергали реальность. Но... Огонёк. Живой, горящий в глазах все так же мягко смотрел на раскрыты конспекты с занятий, медленно изучая их. Родом Темзенд был из утонченной страны, что поражает своей красотой и неожиданной аккуратностью её линий - Англии. Он помнил свое детство в этой стране. Его отец был англичанином, а мать русской. Они вместе создавали лёгкий дуэт, который напоминал вольный ветер с мягким запахом мяты и мелисового чая, расслабляя и даруя отдых от вечной человеческой беготни. Позже Уильям вместе с матерью переехал в Россию. Страну жестоких нравов, холодных многоэтажек, неприметных ларьков и удивительных своими противоречивыми идеями людей. Каждый новый день по своему пугал, младшая школа казалась адом. Он плохо знал сложный русский язык в свои девять лет. Ночью, плача в свою подушку, он звал папу. Доброго папу, который всегда его поддерживал. Никогда. Никогда в те моменты мальчик не звал маму. "Почему? Почему мама снова пьёт? Что это зи жидкость, мама? Пожалуйста, хватит" - пытаясь вырвать бутылку из руки мамы, плакал Уильям. Тогда он был слаб, но не стыдясь этого лишь когда был один. В прохладной комнате, где даже через закрытую дверь чувствовался холод с улицы, ведь мама снова забыла закрыть окно. Пила ли она всегда? Или в его воспоминаниях было только это? Нет, не всегда. Иногда она плакала. Мальчик помнит эти дни. Помнит, когда она тоже звала папу. Но не знает почему. За что? Винил ли он тогда себя? Почему в те дни чай оттавался в горле неприятным горьким привкусом? Сейчас чай был другим. Снова без того неприятного привкуса боли и горьких слез. Даже без сахара он был сладок как никогда в прошлом. Словно все прошло... Как и тёмная ночь с завываниями вьюги за тонким стеклом, в маленькой квартирке на окраине Кировска. Через тёмные шторы просачивался резкий свет утреннего солнца, заставляя Уильяма встать раньше собственного будильника. Холодный пол ничуть не приводил в чувства, тёплая кровать все так же манила своим спокойствием и уютом. Хотелось забить на все, но он не мог. Еле поступив на бюджет, в гуманитарный университет правсоюзов, было нельзя упастить эту возможность. Если не получить образование сейчас, то позже жизнь просто растопчет светлого мальчика уже навсегда. Собранный ещё вчера рюкзак ждал паренька у выхода из квартиры, пока сам хозяин квартиры допивал чай. Шторы уже не скрывали солнце собой, освещая разложенный диван, ровные стопки книг на рабочем столе, что указывали на спокойный нрав прилежного студента. Люди уже с утра бежали кто куда, ботинками шлепая по лужам. Где-то виделся вчерашний снег, уже грязный от следов ботинок. Магазины ещё только начинали свою работу, открываясь. На автобус в Питер стояла нервная очередь людей. Однако, Уильям не спешил. Ему нравилась эта атмосфера жизни, которая бежала, гналась вперёд. Так глупо и по-детски... На его бледных губах заиграла еле видная улыбка. Кто-то сказал бы, словно она была дежурной, выдавленной от вежливости, но именно таковой была искренняя улыбка студента, ещё не скрытая с утра от чужих глаз. Звуки машин, бегущие люди и снова трасса... Спустя время он стоял на против входа в высшее учебное заведение, как будто в первый раз разглядывая его. Оно было все таким же холодным и серым. Однако, внутри казалось уютным и уже родным. Позади послышались тяжёлые шаги. На губах Уильяма заиграла улыбка. Она казалась такой искренней, но... Предательски блеск в глазах был холоден, как лёд. - Mein lieber Freund! //Мой дорогой друг! - рыжеволосый паренёк хлопнул по плечу Темзенда - Всё такой же костюм, ужас. Ты в одном и том же ходишь или мне кажется? - Неожидал с утра увидеть вас, Савелий. - в отличие от друга, его речь казалась мягче, не смотря на довольно грубый русский язык. - Ну я же просил, Савва. Савва! Ты меня слышишь или что? - он ткнул загорелый пальцем в лоб Уильяма, от чего он поморщился. - Пхахахах, морщись-морщись, schneewittchen! - Schneewittchen? - непонимающе переспросил Уильям. - Пхах, белоснежка. В любом случае, сегодня ты идёшь со мной после пар - Савва вздохнул, поправляя рыжие локоны. В отличие от причесанного собеседника, ему в волосах только птиц не хватало. Просто вылете гнездо. - Сколько можно? Я уже не раз повторял, я не могу... - Уильям отстранился, отодвигая надоедливого паренька и уже быстрее шагая в сторону института. - Нееет, ну хотя бы сегодня давай во время обеда в столовую сходим, тут недалеко..! - закончил рыжий, плетясь за другом. - Савелий, одного раза мне хватило. Состояние кухни за стойкой просто нечто, пока заказывал еду был в ужасе. - он с укаризной посмотрел в глаза рыжего - Полная антисанитария, грязь. Пока ел по ножке стола бегал таракан. Мерзость. - он отвернулся, ещё ускоряя шаг - Постоянно непонятная какая-то суета. Карты к оплате не принимают, кассовые чеки не дают. Вы точно снова хотите туда наведаться? - Oh mein Gott //о мой бог, ты меня пугаешь, Уильям. Выдал такую речь тут. - догоняя друга, паренёк вздохнул - Тогда опять по шавухе? Думаю, mein Vogel согласится//моя птица. - Я подумаю, Савелий. Прошу, уйдите, через пару минут начнётся первая пара. - вздохнув, студент встал у подоконника с сокурсниками. Те болтали о своём, но некоторые приветственно подняли руку или поздоровалась с новоприбывшим. Тот в свою очередь в ответ им кивнул. - Скучный ты человек, Уильям. У тебя же четыре пары? - не дожидаясь ответа, он продолжил - Буду ждать тебя вместе с mein Vogel за столиком! Темзенд устало посмотрел в сторону загорелого паренька. Иногда хотелось стать таким же как он. В помятой рубашке, тёмных джинсах и рюкзаком, в готором вряд-ли найдётся хотя бы пару дельных конспектов. Как же тот все же закрывал сессии? Просто чудо. Насколько сам Уильям знал, ему помогал... Его птица? Он никогда не понимал как человека можно сравнивать с птицей: "Рождённый ползать летать не может" Или же было в этом что-то недосегаемо правдивое, пугающие до глубины души? Время шло. Каждая пара тянулась не торопясь, заставляя ещё больше устовать от процесса обучения. Тем не менее время неумолимо жестоко, поэтому оно шло. Не смотря на невзгоды или радости, мерные шаги все так же механическим стуком продолжают звучать в голове. Хоть дело близилось к вечеру, но солнце светило достаточно ярко. Со стороны востока на него налвигались угрюмые тёмные тучи. Казалось, они так далеко, но резкие раскаты грома указывали на обратное. Пахло свежестью и мокрым асфальтом. От старых зданий тоже тянуло сыростью, вовлекая Уильяма в пучину собственных запутанный мыслей. Сегодняшний день ему казался ничем не примечательным и весьма серым, если не считать новое прозвище от Савелия. Позже он посмотрел все что что означает данное слово, однако был удивлён непонятным переводом. Schneewittchen означает чистый белый цвет, в то время как Белоснежка - имя девушки. Тем не менее студент не был против прозвищ от одного из немногих друзей. И вот, он уже заходит в тёплое помещение. В воздухе витает запах мяса со специями и овощей. Здесь сухо, очень приятно и колоритно. Людей немного, но каждый счастлив. Кто-то с упоением поедает пищу, кто-то общается со знакомыми или друзьями. Тем не менее даже излишняя атмосфера некого комфорта пугала его. Он казался очень нескладным и неуместным среди уютных людей, спокойных и в неофициальной одежде, будто сейчас они сидят в гостях у близкого человека. Уильям был достаточно высок, его волосы всегда были аккуратно прилизаны, на носу поклились очки. В строгой одежде, на которой и при желании найти складку не получится, он выглядел вычурно, неподходяще. Сердце забилось чуть быстрее. Кровь начинала капеть в жилах, воспоминания окутывали больной разум. Призраки прошлого вновь гуляли перед глазами, насмезаясь над незадачливым пареньком и намекая на то, что ему пора бы уйти. Не успел и шага к двери сделать наш герой, как Савва окликнул его. Он сидел с каким-то пареньком, что был того же возраста как и они с Уильямом. У него были кудрявые тёмные волосы, но тот смотрел в окно, поэтому увидеть черты лица было невозможно. - Боже, mein lieber Freund! Мы здесь, уже заждались тебя - Савелий весело улыбался, начиная трясти за руку сидящего рядом. Я только хотел подойти к столу, как он обернулся. Лёгкие кудри аккуратно всколыхнулись и яркий цвет глаз, что словно лёд, буквально как два блестящих его кусочка, неотрывно смотрели в душу...и будто ранили меня своими острыми краями. Кровь в моих жилах холодела, а дыхание перехватывало от этих тёмных омутов, что будто хотели съесть всего меня. Они медленно утягивали в свою пучину бескрайней бездны, откуда мне никогда было бы не выбраться. Шаловоивый блеск их манил и делал неожиданно холодный лёд словно тёплым лишь для одного меня. И вправду. Mein Vogel. Словно птица, свободная и гордая в своём одиноком полёте, сейчас восседала за столом в своей истинной красе. Нахальные глазки с упоением смотрели на моё замешательство, но это лишь заводило меня. При всей своей вольности он выглядел нетронутым, словно истинное божье дитя, слепленное им из чистой любви. Шаловоивая улыбка на тонких, но таких манящих губах уже сводила меня с ума. Он выглядел как настоящий ангел, спустившийся с небес. Тогда Уильяма не волновало ничего, лишь призрачный образ прекрасного ангела рядом. Даже привычно бесящий Савелий с его шуточками не трогали сердце скупого до эмоций студента. Он не помнил что говорил и что ел. Лишь лёгкие и переменчивые эмоции, что словно погода в Ленинграде, запомнились и теперь были высечены в его памяти, казалось, на века. Тот вел себя спокойно, будто рыба в воде, весело переговариваясь с Савелием о том, да о сём. Иногда спрашивая о чём-то и самого Уильяма, но тот лишь машинально что-то отвечал. Он хотел, чтобы это продолжалось вечно. Лёгкие движения, умелая постановка речи, яркий блеск в глазах... Но время неумолимо. Стрелки настенных часов в заведении показывали уже седьмой час, а на улице сгущались тучи. Ливень, не жалея сил, стучал по окнам, застилая обзор на улицу. Редкие прохожие бежали с зонтиками или в капюшонах, стараясь поскорее попасть домой. Пьер засобирался, виновато смотря на нового знакомого и друга. Попрощавшись, он вышел. Темзенда словно холодной водой окатило, когда за столиком сидел лишь Савва вместе с ним де самим. Желудок неприятно скрутило и только сейчас студент начинал понимать, насколько глупо поступил. Две пряди не аккуратно съехали, выьиваямь из общей причёски. - Mein lieber Freund! Что с тобой? У тебя словно по дороге от института до сюда почку украли - Савелий вновь веселился, не замечая ничего вокруг себя - Ну, не кипешуй. Завтра же у нас встреча будет у Ирки, приходи, развеешься хоть! Уильям уже не слушал друга, накидывая пиджак на плечи и доставая зонт из рукзака. Он ушёл в собственные мысли, вспоминая о том лёгком чувстве безмятежности рядом с птицей. Сейчас голова немного болела, от происходящего щемило в груди. Неприятные пульса и от висков не давали покоя, сковывая железным обручем голову. Каждое действие соправождалось в голове нечетким вопрос почему, ломая душу изнутри. Именно таким был вкус час я бергамотом для него. Словно послевкусие от чей-то утраты. Кому-то он нравится, но Уильям чутко ощущал несозмеримую простоту внутри, что вновь открывала заслонку былых воспоминаний наружу. - Оххх... Тебе вообще понравился Пьер? - Савелию порядком надоела отстраненность друга и он с укоризной в карих глазах посмотрел на собеседника. - Пьер? - Уильям непонимающе посмотрел на друга. - Oh mein Gott, ты вообще его не слышал? Он же представился. Ты не исправим, Уил. - видя, как сморщилось лицо собеседника, Савелий все же продолжил - Да ладно тебе. Он должен потом будет придти на встречу, так что ещё раз поболтаете. Может тогда у тебя не будет своих проблем. Не чувствуя ног, студент вышел из заведения, где несчадно лил дождь. Не открывая зонта, что просто повис на руке, он помчался домой. Уильям чувствовал, как потоки холодной воды бьют по лицу и затекают под рубашку, как ветер колышит мокрую ткань. Никогда раньше он не был настолько живым.