– Хозяин B5, вы что там, очумели?

                   Подозрение уже потихоньку начинало закрадываться в бедную голову Рейчел. А спустя время она поняла: что-то не то. Доктор, несомненно, изменился, хотя и не ясно, где это они могли встречаться раньше. И все-таки она не была настолько глупой, чтобы оставаться в этом жутком месте с этим не менее жутким мужчиной, чье поведение так внезапно сменилось.        К тому что она просто не могла больше игнорировать тут же зажегшийся где-то в ее подсознании предупреждающе красный огонек. Она знала: он давал ей понять, что опасность близко.        «Нужно уходить,» — такова была её мысль, когда она подбежала к железному засову у выхода из операционной. С бешено колотящимся сердцем поднапряглась, вцепилась в дверь… Заклинило, поняла она и принялась осматриваться в поисках чего-нибудь подходящего. Взгляд её остановился на значительного вида увесистом, но заржавевшем ломе, который девочка тут же схватила. Теперь, по идее, должно было получиться. Вставив железяку в приём и поднажав пуще прежнего, она услышала долгожданный звук, предвестник чего-то хорошего — щелчок. А потом шаги и вкрадчивый мужской голос за своей спиной, от которого лом со стальным звоном полетел на пол.              — Я же сказал, что бежать нельзя.               Доктор. Но как? Он уже вставил протез? Ноги будто прилипли к полу.              — Скажу по секрету, это мой собственный этаж, — прошептал названный психотерапевт девочки, — и если ты сбежишь отсюда, то я больше ничего не смогу сделать для тебя сам. Понимаешь?        Отчего она не может двинуться? В чем проблема? Это её так заворожил звук голоса доктора или же страх? В любом случае, она опоздала с побегом.              — Почему ты хочешь сбежать, Рейчел? Неужели ты всё позабыла? Ещё не очнулась ото сна? Я ведь не причиню тебе вреда, — тут его голос понизился до заговорщицкого шепота; он наклонился к самому уху девочки, так, что она чувствовала его сбивчивое, ненормальное дыхание на своих волосах. — По крайней мере, я так думал. До того момента, пока не увидел твоих намерений.              — Доктор? — в горле у нее пересохло.              — Ты действительно всё позабыла, — продолжал Данни. — Подумай. Очнись наконец! Вспомни, каким я был раньше, Рейчел.       Она стояла в ступоре, всё так же ощущая дыхание Диккенса на своей голове. О чем он говорит? Она же не видела его до этого, разве нет?       Горя желанием поскорее скрыться отсюда, она совершила отчаянный рывок вперед. Свобода рядом, она сумеет… Но доктор предпринял то же самое, и железная хватка его руки сжалась на ее плече.              — Рейчел, прошу, — проговорил Данни, шумно глотая воздух после той небольшой схватки, произошедшей между ними только что, — повернись. Взгляни же на меня своими чу́дными глазками!        Медленно, повинуясь странной просьбе, она развернулась, опасаясь, однако, поднять взгляд на этого человека.       Лицо же доктора мгновенно преобразилось, а стекла очков блеснули.              — Да, вот оно! Это то, за чем я гнался всю жизнь. Ты понимаешь?              — Нет… Вы сумасшедший?              — Как тебе будет угодно. Но ты всё же не понимаешь… не знаешь цены своих глаз! — он бережно приподнял её голову за подбородок. — Все вы тут не понимаете. Для вас это всего лишь орган, позволяющий видеть, необходимый и обыденный. Но я… — он на секунду прикрыл веки, — но не для меня. Вы не понимаете цены своих глаз, а могли бы жить без них? В детстве я обходился без правого глаза, и соседские дети посчитали, что я могу стать подходящим объектом для издевательств, а моя мама так волновалась по этому поводу, что в конце концов повесилась.              — Мне жаль, — бесцветным голосом сказала девочка, и ни в её виде, ни в тоне, каким она это произнесла, не было ни намёка на сострадание; впрочем, доктор и не обратил внимания на её слова и продолжал:              — Мне было трудно, конечно. Но ее глаза… — он запнулся. — Ах, эти глазки! Как же они великолепны! Мёртвые и глубокие, как два бездонных озера были они на ее белом лице! — доктор взбудораженно провёл рукой по растрепавшейся причёске, а затем указал на свой правый глаз: — Видишь? Это протез. А как я хотел, чтобы моё лицо было таким же, как у всех! Полноценным, обычным. Как я завидовал тем людям с красивыми глазами, как ненавидел тех, кто обладал двумя здоровыми глазными яблоками! Увы и ах. Видимо, мне суждено было быть уродом. Но я не терял надежды, и теперь собираю чужие глаза для своей коллекции сам. Оглянись! Разве не прекрасно?        Рейчел с подавленным видом торопливо осмотрела помещение и вновь опустила голову. Она уже видела. Кучи банок с глазами размещались буквально повсюду, полки и шкафы были уставлены ими. Карие, зелёные, даже красные. Но больше всего было синих и голубых. Похоже, мужчина и правда провел немало времени за поисками тех самых, и желал их чуть ли не больше всего на свете. Рейчел никак не могла избавиться от ощущения, что все они устремлены именно на нее с какой-то укоризной, будто говоря: «Вот, а эти глаза все еще имеют хозяина, в то время как наши владельцы уже мертвы и гниют где-нибудь в канаве».              — Хотя, — сказал доктор Данни, делая еще шаг ей навстречу, — знаешь, тепрь это не так уж и важно. Ведь я нашёл тебя!              — О чем вы… — начала девочка. Похоже, от страха и гнетущей атмосферы этой комнаты она уже не способна была что-либо соображать.              — Скажи, тебе когда-нибудь делали комплименты по поводу твоих глаз?              — М-м… Один мальчик как-то сказал, что мои глаза интересные.              — О. Вот как. Что ж, огорчает, что я не первый, кто додумался до этого. Тем не менее, тот мальчик был абсолютно прав. Но, Рейчел, у меня есть определения намного точнее и изящнее, чем жалкие слова того мальчишки! Для твоих идеальных глаз у меня найдутся хоть тысячи, миллионы подходящих прилагательных и метафор, ведь они воистину достойны этого! Рейчел! — казалось, ещё чуть-чуть, и на его губах покажется пена.        Ей никогда такого не говорили. И она, может быть, испытала бы какие-нибудь тёплые чуства от этих слов, если бы их произнёс хорошенький мальчик её возраста, но точно уж не взрослый мужчина, а тем более чокнутый доктор с обостренным фетишем на глаза.       Взгляд ее помутнился. Она открыла было рот, чтобы что-то ответить, но так и не выдали ни звука помимо хриплого дыхания, что вызвало у Дэниела какие-то смешанные эмоции; со слегка порозовевшими от напряженности щеками он опять взял её за плечи и предпринял очередную попытку:              — Твои глаза точно такие же, как были у матери в тот день, когда она убила себя. Эти глазки ни с чем не спутать! Мать в тот момент была уже мертва, потому они и были такими тусклыми и обреченными. Но ты! Ты-то ещё жива, а твои глаза точь-в-точь такие же!        Рей вывернулась из-под его рук и в ужасе попятилась, тут же, впрочем, с глухим стуком треснувшись головой об оказавшуюся сзади стену. Осела на пол да так и осталась сидеть, обняв колени.              — Ох, какая же ты неосторожная, Рейчел, — приторно улыбнулся Данни, склоняясь над ней и с особым удовольствием замечая появившееся на почве этого ещё большее смятение в её глазах. — Ты же могла пораниться, и с таким темпами обязательно поранишься. Давай, я помогу тебе подняться?       Девочка несколько секунд равнодушно глядела на протянутую ей руку «помощи»; потом доктор, устав ждать, сам нетерпеливо подхватил ее за кисть и легонько дернул вверх, а так как Рейчел не сопротивлялась — она вообще всем своим существом выражала бессилие и выглядела в целом, как марионетка, — притянул к себе и приобнял за спину. Глаза ее всё так же оставались ненормально безразличными ко всем махинациям со стороны Данни, и тому это несказанно нравилось, потому что он уже поставил для себя четкую цель — расшевелить чувства Рейчел.              — Ты не уйдешь. Надеюсь, это ясно?        Предварительно закрыв ей рот ладонью, Диккенс с наслаждением смотрел, как она силится что-то сказать; как блуждают ее потерянные синие глазки, в которые он когда-то так страстно, по-ребячески глупо влюбился. Только, вот жалость: в них прокрался страх, и теперь они начинают становиться такими же, как самые обычные, неинтересные ему, как и у самых обычных людей. В них отражаются все эмоции, какие испытывает человек в настоящий момент; в них нет той неживой красоты, особенности, какая есть в глазах этой зацепившей его девочке, и именно такими становились её глаза, что ему очень не нравилось. Живые глаза — значит, скучные глаза. То ли дело — как у Рейчел, его обожаемой Рейчел… Девочке же оставалось только испуганно мычать что-то невнятное в руку, закрывавшую ей рот и отнявшую возможность спокойно говорить.              — Ш-ш-ш, — притворно ласково прошипел доктор. — Я отыскал, наконец, то, за чем охотился чуть ли не всю свою жизнь, и ты полагаешь, что теперь я так запросто откажусь от своих планов? Нет. Как я уже говорил тебе, такие глаза я последний раз видел у своей покойной мамы. Глаза живые, но мертвые. Это глаза человека, давно потерявшего всякую веру и неспособного больше любить. Я ни за что, — слышишь? ни за что — больше не потеряю их. Пойду ради этих пустых глазок на что угодно!       Он убрал свою ладонь ото рта Рейчел, тут же схватил за дрогнувшие запястья, и, круто развернувшись, повалился вперед, вынуждая и ее тоже рухнуть туда следом. Они упали, как выяснилось, на операционный стол, где руки девочки всё так же оставались в неволе, стиснутые крепкими пальцами Диккенса. Его лицо надвисало прямо над ее головой; красивое, если бы не безумное выражение, всецело сковавшее его сейчас, и двойной правый глаз с зеленой и красной радужками вместо положенного одного. Ранее это обстоятельство казалось ей просто немного настораживающим; сейчас же выглядело страшно до жути и дрожи в коленках. Однако желание орать от ужаса появилось только после того, как доктор заговорил; при этом из его рта вывалился язык — ненормально длинный, более заострённый к концу и в общем выглядевший неестественно.       — Это начнет, пожалуй, выглядеть весьма глупо, если я ещё раз скажу, как красивы твои глаза, но, пойми, не могу с собой ничего поделать. Мне хочется осыпать тебя комплиментами день и ночь; ты представляешь, в таком случае, как невероятны твои глаза? Это начинает сводить меня с ума, клянусь. Сколько раз я с абсолютным бесстрастием забирал чьи-то глаза, но твои… они меня просто околдавали, Рейчел! Действуют на меня, словно наркотик. Я не могу поверить в то, что нашёл их. Наконец-то, те самые! — он перевёл дыхание, а потом со странным выражением взглянул на нее. — Я непременно заберу твои замечательные глаза, но для начала… наслажусь твоим телом!