Наверное, не случайны

Кёка Изуми хорошо знала и нежно любила свой двор — своих друзей, которых, она думала, у нее никогда не будет. Там дом, там семья. Там та, кого она отчаянно хотела оставить и попросить ни за что не уезжать. Кёка встречает ее неожиданно. Просто так получается — сестра повела их с братом на прогулку, развеяться, прямиком в соседний город. Полчаса на электричке — и Изуми гуляет с братом по аллее, собирает букет из осенних листьев, ждет Коё, отошедшую поболтать со знакомой на пять минут. Порыв к Кёке приходит неожиданно и нежданно. Просто так подсказывает интуиция. И она просит брата тоже подождать пять минут. Чуя усмехается по-доброму — иди, если так хочешь. Мы же просто гуляем. Кивает и идет медленно по тропинке дальше. А Изуми заходит в кофейню, что так манит непонятно чем, но тянет, тянет спокойствием. И понимает, что порыв был не случайностью. Внутри тихо, в размеренном темпе идет работа. Помещение обставлено предметами в спокойных тонах, обои — приглушенно-зеленого цвета, но обстановка будто возвращает лет на пятьдесят назад, а то и на сто пятьдесят: старомодное трюмо из дуба в углу, шкафчики из того же материала, деревянный, но не скрипящий пол, небольшая люстра под потолком. Людей практически нет — только какой-то мужчина за столиком в углу с ноутбуком и девушка неподалеку от него, потягивающая неспеша свой напиток. Люси же напротив нее молчит. Из рук выпускает кружку от удивления. Та летит на пол, и осколки остаются лежать там в луже чая. Глаза Люси, изумрудные, прямо как тот зеленый чай, распахнуты в удивлении. Она не приходила в старый двор целый год, — может, даже чуть больше — и Изуми тоже не может промолвить ни слова. — Ой, — наконец отмирает Люси и тянется вниз. Подбирает то, что осталось от кружки. Ее волосы немного спадают на лицо, несмотря на заколки: две с правой стороны головы и одна с левой. Люси всегда любила их: разных цветов, размеров и форм. Одну она когда-то подарила Кёке. Прямо как дарила сестра, с белыми и серыми зайчиками, или как брат — заколки-зажимы, просто чтобы было удобно. Она тогда, помнится, ходила на боевые искусства. Или вот как мальчик Ацуши из соседского приюта: когда появлялась лишняя мелочь, он брал за руку Кёку и вел ее до ближайшего магазина. — Выбирай любую! — улыбался тепло он, а в руках у него — две мелкие монетки. Даже будучи маленькой Кёка смотрела на него, как на вылезшего из пещеры — глубоким и пронизывающим взглядом, а после выбирала. Добрая продавщица всегда посмеивалась и не брала ни копейки, да и «покупали» они сущие безделушки. — Бери любую! — сказала в тот же вечер Люси, открывая перед ней небольшую коробочку и настойчиво пихая ей в руки. Разнообразных заколок в ней было немерено. — Я знаю, тебе эту Ацуши сегодня подарил, — и кивает на маленькую желтую заколочку, которая не дает челке Изуми упасть ей на глаза. — Он тебе нравится, да? Она смотрит не так уж воодушевленно, с искоркой печали во взгляде, даже слишком уж взросло для одиннадцатилетней девчонки. Дует губы, такая колючая и пытавшаяся казаться злой. Но Кёка мотает головой: — Нет, не нравится. То есть да. Мы с ним дружим. И я ему не нравлюсь. Так что вам я не буду мешать. Она не говорит грубо или зло. Просто произносит факты — многим и во дворе, и в школе известно, что Люси нравится Накаджима. Но девочка смотрит на нее странно, немного удивленно. — Держи, — она берет из коробки белую заколку среднего размера с небесно-голубым цветком, приклеенным сверху. Вдруг улыбается так тепло, протягивает Кёке: — Это моя любимая. Я дарю просто так. И не нравится мне Ацуши, мы с ним тоже… Просто дружим. Наверное. — она усмехается так просто и так по-доброму. «Наверное». Кёка не любит это слово, всегда говорит либо твердое «да», либо честное «нет». Но от Люси оно звучит привычно. «Я на выходных в соседний город еду, наверное», «Я, наверное, устала уже гулять, пойду домой», «Я на каникулах в Вашингтоне буду, наверное» — она была иностранкой, переехавшей в их небольшой городок, когда еще Кёке не было семи, это тоже знали все. И по английскому у нее всегда «отлично» было, — хотя разговаривала практически без акцента — и улыбалась она всегда так «по-американски», и напевала она всегда, фальшивя местами, какие-то американские хиты 80-х. И это ее «наверное» звучало не как неуверенность, а наоборот даже, как что-то, в чем она не сомневается. Как отличительная черта, как то, что есть только у нее — у Люси. И она, такая импульсивная, поначалу даже казавшаяся вредной злючкой, внезапно расцветает перед Кёкой, как этот цветочек с заколки. С другой стороны — порой такая улыбчивая, но не для того, чтобы понравиться мальчишкам или старшим, а просто от искренности. «И не нравится мне Ацуши» — крутится в голове у Изуми. — А… Почему не нравится? — отмерла тогда Кёка и спросила тихо, едва дыша. — Не знаю, — пожала в ответ плечами, — Хороший он, но дурачок. — А я? — Что — ты? Изуми сама от себя такого вопроса не ожидала — но вот они, внезапные порывы. Случайности. Не случайны, видимо. Люси посмотрела на нее задумчивым взглядом и вдруг расхохоталась. — Не-е-ет, — протянула она, утирая слезинки смеха и улыбаясь. Как солнце. — Ты просто хорошая! Задумчивая только. Изуми возвращается в реальность, которая буквально вытаскивает ее из воспоминаний. Кружки на полу уже нет, чая тоже, а Люси стоит с тем же подносом в руках и, кажется, все еще не может сказать ни слова. Просто не знает, что сказать. — Так ты здесь работаешь? — первая спрашивает Кёка, так же тихо, как, помнится, всегда. — Ага, — Люси пожимает плечами. Тоже как всегда. — Я подрабатываю, у меня тут университет недалеко. Волосы у Люси снова бледно-розовые, какие были у нее лет в пятнадцать. На ней белая блузка, поверх той — коричневый сарафан, подходящий под форму. На Люси снова разноцветные заколки, а брекетов нет — сняла, видимо. Так непривычно. — Почему ты ничего не сказала? — Изуми впервые нелегко подбирать слова. Все детство будто проносится перед глазами, все моменты, все время, что Кёка провела с Люси. Они вместе гуляли на площадке, но, конечно, как и весь двор. Иногда, редко ходили вместе до школы, когда встречались на выходе из дома. Носили портфели друг друга — из вежливости, а может, из-за чего-то другого. Дарили подарки на дни рождения — мелочи, вовсе незначительные, но приятные. Ту заколку с голубым цветком, которая не на праздник, а «просто так», Кёка хранит до сих пор. А общались ли они так уж часто? Нет. Но хватало улыбки Люси — и Кёка таяла, теряла всю свою хмурость, твердость взгляда, и порой — пока никто чужой не видел — улыбалась в ответ. Хватало того, что Кёка брала ее за руку — и Люси краснела, тоже улыбалась, такая уверенная, и все еще колючка. И все еще такая солнечная. — Наверное, ты мне нравишься, — перебивает Кека, хотя Люси еще даже ничего не сказала, но собиралась. Девушка распахивает глаза от удивления. Снова краснеет. «Наверное». Может, не сейчас, но потом. Может быть, Кёка поняла смысл этого слова. И поняла, что они уже минут пять стоят в проходе и пялятся друг на друга. Отходят чуть в бок, чтобы быть незаметней, подходят друг к другу ближе. Люси вдруг берет Изуми за руку нежно, бережно. — Я сначала не знала, как сказать. Не знала, как отреагируют. Вернее, представляла, но то, что внутри у людей, я представить не могла. Что они почувствуют? И ты? Ты тоже. — сказала девушка неожиданно негромко, почти шепотом. — Я сказала уже в тот день, когда уезжала. Но тебя не было тогда в городе. И ты так и не дала мне свой номер. Кёка очень-очень хочет стукнуть себя по голове, а еще лучше — вернуться в прошлое и стукнуть по голове упрямую и колючую маленькую версию себя. — Потом возвращалась, конечно, встретиться с остальными, с Ацуши, Кенджи, Наоми, Джуничиро… Со всеми. И у них я номера взяла. Но тебя… Тебя там не было. — она сказала это печально. Грустно. И Кёке вдруг так сильно захотелось ее обнять. — Мы переехали в соседний район. Я тоже приезжала туда, но, видимо, в другое время, раз мы с тобой ни разу не пересеклись. Кёка вспоминает дальше и все больше понимает, как это было глупо. И абсурдно. И что она нравилась Люси еще тогда, еще с той заколки с голубым цветочком. — Так… Что ты до этого сказала? Ну, про то, что я тебе… — Нравишься. — перебила снова Кёка. И улыбнулась так, что Люси сначала не поверила — а потом захотела испытать это неверие еще раз. — И не «наверное». Просто «нравишься». Поговорим позже? Сжала чужую руку, так и не отпустившую ее, крепче. — Ты мне тоже. — выпалила Люси, — Я… Освобожусь через час. В шесть. — вдохнула. Ее, кажется, уже звала коллега. Но слышно было будто лишь собственное сердце. — Я подожду. Сердце забилось быстрее. — Заказывать что-нибудь будете? — Люси все еще красная, как рак. Ее распирало это воодушевляющее чувство, наполняло до краев, заставляя чувствовать себя так, будто сейчас умрет от счастья. — Одну Люси Мод Монтгомери на скамейке в парке через час, пожалуйста. — шутливо сказала Изуми, разжав чужую руку. — Подожди, ты что, флиртовала?! Кёка не ответила — она поцеловала Люси в щеку, развернулась и легкой походкой направилась за дверь, взмахивая подолом юбки-плиссе. У аллеи ее уже ждали неспешно прогуливавшиеся брат с сестрой, явно немного удивленные резко пропавшей у младшей сестры пунктуальностью. — Ты явно была там больше, чем пять минут, — усмехнулся Чуя. — И не принесла кофе. — Я не шла туда за кофе, — пожала плечами Кека, отметив, что повторила этот жест за Люси. Что ж, с кем поведешься… — Зачем же тогда ты туда пошла? — Кое улыбалась с прищуренными глазами и загадочным взглядом. Она всегда так делала, когда чуяла подвох. — Не знаю. Но я нашла там то, что искала. Где-то вдалеке садилось солнце, кричали птицы и шумели от ветра деревья. Сентябрь был прекрасен. А случайности и правда не случайны.