Танец больной вязи

Суровые птицы Скайрима давно не кричат, а снег и холод усмирили себя до полного отсутствия, ведь с каждым часом в воздухе искрилась теплота. Довакин стояла на палубе оперевшись на левый борт локтями. Бескрайние и чёрные воды Нирна завораживали её. Девушка сильно нахмурилась - постоянные причитания и бормотания капитана корабля её сильно достали, но пока они не прибудут на остров ей придётся терпеть Гьялунда. Не только его, но и "малыша-писклю" как она в голове называла его первого помощника Согрлафа. Лигрлейда же Дионисия уважала за то, что он всегда говорит по делу, он серьёзен и не азартен. Вчера вечером ассасин и маг в одном лице, спросила у него: —"карты? может кости?"— Он же в ответ молча помотал головой и ушёл под палубу - проверять запасы. Цицерон поглядывал на мужчин в округе. Шут казался беззаботным... если же всмотреться в его глаза заметна смешанность... стольких чувств. Он не хотел в этот "отпуск", тем более и отпуском это не назовёшь, а снова дела Слышащей, о которых он понятия не имел и до сих пор не всё прояснил. Ему хотелось обратно к Матери Ночи, к заказам на убийства, холоду и милой-премилой комнате пыток! Но слово слышащей для него закон, ведь ещё год назад она оставила его в живых и назвала своим "другом". Цицерон встал с ней рядом и взял её пепельную прядь волос и подложил себе под нос, как будто у него были усы. —Теперь Цицерон с усами! Цицерон с усами! Ухухух! А..? Не вижу улыбки на твоём лице! Ты сегодня паришь в облаках выше птичек. А может тебя укачало? — комедиант намотал её волосы на палец, которые до этого использовал как усы. —А? Прости, Цицерон, я просто хочу быстрее причалить к Вороньей скале и забыть уже об этом. Мне нужны ответы. Я как будто чувствую, что моя сила довакина утихает пока Северная дева приближается к Солстейму.— она взглянула на Цицерона, в его глаза, и хоть она говорила вежливо и приветливо, улыбалась. Глаза говорили обратное, то что таилось в её душе хочет изрезать, испепелить, съесть и уничтожить всё. Чувство ненависти и тяжести передалось самому шутливому убийце, и он забыл о шутке, не зная как холсту эмоций снова стать ярче. Рыжий весельчак редко забывал о веселье, сейчас же если он не забудет, то сильно пожалеет. Он держал прядь белых волос двумя пальцами и не имел желания отпускать. Но ещё несколько секунд такого давящего взгляда принудили. Не взгляд, а острый кинжал - почудилось ему. —В каюту. Сейчас.— Дионисия повела за собой Цицерона, не оставляя тому шансов сопротивления. Но можно спросить: он может отказаться, в чём проблема? Корабль. На Северной деве, лишь мужчины, а съедающая шута ревность и зависть изнутри не позволяют ему отойти от девушки. На то есть и другие причины. Одна из них - контроль самого довакина. Короткая цепь ошейника: больное обожание и пользование им. Верный, глупый пёс и хозяин. С другого ракурса обе стороны довольны таким раскладом карт. Один живёт и дальше в больных фантазиях расколовшегося разума поддерживая их, а другая питает свои руки болью и без крови и без жертв и конечно с отсутствием проблем, когда это требуется. В каюте. Цицерон пытался закричать, но Дионисия сжимала хватку, укрепляя свою власть над мужской шеей ещё больше. Сильней и больней становилось с каждой секундой. Сильней и больней. Резкая молния отчаяния билась о стенки кожи. Эпителий по ощущениям рвался ведь сжимать девушка любила сворачивая. Казалось. Всё казалось. Да, он никогда не думал, что хлипкий маг снаружи, может такое уметь своими колдовскими и слабыми ручонками. Воздух кончался, секунды растягивались на минуты. Воздух... только о нём и мечтал бедный Цицерон. В отчаянии хватать ртом кислород не удавалось, попытка за попыткой - провал. Затем нехватка воздуха перестала его волновать, увидев широкую улыбку хозяйки его судьбы - значит тому несказанно посчастливилось. Ведь это её настоящая улыбка, истинное лицо такого прекрасного для него чудовища. И казалось шуту: смертельная угроза стала благословением. Нет, она его конечно не убьёт, а лишь припугнёт и выпустит немного пар... как и всегда. Маг выдохнула и осела на живот того кого душила, поднеся свои руки кверху обращая ладони ввысь она довольна, тяжело выдыхая свою злость. Внутри рыжего убийцы зародилась надежды с кусочек эйдарского сыра, он дышал и его грудь тяжело подымалась вверх. Вихрем радостных чувств он стягивал одежду к ключице, не способствуя на что-либо разумное. Дионисия встала с Цицерона и присела рядом, ни в коем случае не оборачиваясь спиной, её недоверие всеобъемлющей печатью наклыдывалось на всё и ничто не исключая. Цицерон же схватился за горло и отвернулся от Довакина головой. В глазах темнело, а сам еле-еле двигался. Он поджал губы, сожмурился и сжался, затем застыл как статуя в саду аристократа. Дионисия потянулась рукой к жертве своей долгой потехи, длань шла от сгорбившейся спины по голой шее и до напряжённого подбородка. Женский голос прозвучал у самого уха, не без жестокости и насмешки. —Возможно,ты удостоишься чести стать новым призраком этого моря, если конечно мы не прибудем на остров быстрее. Такая "шутка" мне по нраву.— последние слова прозвучали дальше и тише. Шут задремал на время, ведь частичка его разума не хотела признавать такого поражения. ...Спустя два часа... Белая голова на палубе качалась из стороны в сторону, а пальцы молодой сумасбродки выстукивали по дереву мелодию, одной из песен, что она когда-то учила в коллегии бардов, но было то давно и песню она слабо помнит и изменила её сильно. Темно. Фонарь мало освещал непроглядную ночь. Ветер завывал как будто в Море Призраков и правда блуждали призраки или может наоборот..? Призраки воют как ветер? А может топчут... Шаги. Тяжеловатые, их обладатель будто боялся подойти... Это был Цицерон. Голубоглазый маг плавно обернулась к нему и уверенно прошагав схватила его руки, которые вела в уверенном движении из стороны в сторону. Цицерон и Дионисия не умели танцевать должным образом, но их танец приковывал внимание - именно в нём и отражался мотив убийства тишины - безумие и порочный круг жертв. Лишь один человек в этой паре вёл танец, второму оставалось лишь в такт следить за движением ног и рук, а напоследок - губ Слышащей, которыми она издавала песню не имеющую смысла и конца.