мёртвые не умирают дважды

      Денису кажется, что он когда-нибудь умрёт. Обязательно умрёт. В один вечер у него остановится сердце,  он закроет глаза, и всё наконец закончится. Он больше не увидит смазанные лица в тусклом блевотно-жёлтом свете единственной лампы на его столе.  Его больше не побеспокоят голоса, что залезают к нему через уши прямо в мозг и безумолку твердят, какое он ничтожество, подстилка и убийца. А главное, он больше не почувствует страха и такого раздражающего, зудящего желания, сидящего у него под кожей, в самом естестве, под самым сердцем. Денис очень ждёт этот момент. Но он никогда не наступает.       Это было похоже на его обычные кошмары. Всегда начинается одинаково – со стойкого ощущения приближающегося ужаса. Когда угрозу ещё не видно, но ты уже чувствуешь её раскрытую зубастую пасть над собой. Это как определять будет ли буря по силе ветра. У Дениса никогда не получалось, его всегда накрывало с головой. Дыши медленно. Глубоко.       Денис задыхается.  Хочет сделать полноценный вдох, а не получается. Горло сводит судорогой, а голова болит так сильно, что ему кажется, будто ещё чуть-чуть и она лопнет, как воздушный шарик. За этот вечер он съел уже порядка пяти обезболивающих таблеток, ни одна не помогла. Он пытается сопротивляться, обхватывает себя руками, пытается усилием воли удержать на месте. В пепельнице тлеют сигареты. Энергия в нём бушует, обрушивается на него холодными морскими волнами. Они бросают его из стороны в сторону, беспощадно волокут по песчаному дну и подводным камням. Денис чувствует, как вода забивается ему в нос, попадает в лёгкие. Вода, одна вода, и неба не видно. Беспокойная ты голова, Денис. Как втемяшишь себе что-нибудь…       Денис не умеет брать себя в руки как Максим. Он вообще никак не умеет. Его сил и разума не хватает, чтобы противостоять чему-то такому. Совсем другой, нематериальной природе вещей. По стенам ползут тени. Окружают со всех сторон. Разных размеров, полов, возрастов, они слетаются к Денису, как мотыльки на огонь. Пляшут, как черти в Аду, издеваются над ним, смеются. Максим говорил, что это всё не по-настоящему, что ему нечего бояться, но Денис не может. Буря сгущается вокруг него, становится всё мрачнее, яростнее. Простоубейменяуже. Простоубейменяуже. Простоубейменяуже. Лампа моргает несколько раз и гаснет с тихим электрическим треском. Темнота – желудок огромного кита, проглотившего его. Энергия внутри - всего лишь маленькая часть от огромного целого. Денис ненавидел её за то, какая она дикая и чужеродная, явно сильнее него. И за то, что она постоянно пытается вернуться к Максиму. Кричи моё имя, Денис.       Денис срывается с места, как есть. В одной лёгкой футболке и штанах, босиком.  Где-то на грани обезумевшего сознания он слышит крик Козлова, пытающегося остановить его. Но чужой голос пропадает в толпе других. За Денисом, вглубь леса, по пятам следуют трупы. Они ревут, воют, пищат, стонут, проклинают его. Ужасный, визжащий на сотню голосов табор. Он чувствует, как они царапают его по лицу ветками, как бьют по ногам мелкими камнями. Денис не знает, как остановить их, как остановить себя. Максим говорил, что у него хорошее воображение, что он очень впечатлительный. Такие живут мало, но весело. У него сдавливает под рёбрами и не отпускает. Он пытается ухватиться, а не за что. Пытается позвать, а не кого. Вода, вокруг одна вода. Он тонет. Он умирает. Кричи, и я вытащу тебя.       Денис делает судорожный вдох, когда его ловят в капкан сильных рук. Они обхватывают его, окружают меховым коконом и не отпускают. Всё тут же прекращается, замолкает, как по щелчку. Буря свистит над его головой всё тише, тише. Шепчет в затылок, что ему повезло. Дениса трясёт, и мокрые пряди липнут ко лбу. Грубоватые пальцы ласково зачёсывают их назад, а чужой смех прокатывается по коже от головы к солнечному сплетению, оставаясь там. И волн больше нет. Штиль. Только небо. Бескрайнее тёмно-синее небо и держащие его руки. Чудесные тёплые руки. - Ты такой проблемный, знаешь? Ещё немного и мне пришлось бы снимать тебя с кольев, - Максим слегка наклоняет чужую голову вбок, открывая вид на яму с заострёнными на конце палками. Денису плевать на колья, плевать на собственную смерть, ему вообще на всё наплевать. Он цепляется за Кольцова, как за последнее живое существо на планете, хотя это всё, конечно, бред. Из всех людей на всём белом свете они последние, кого можно назвать "живыми". Денис прижимается ближе, насколько может. Хочет впитать Максима всего, пустить внутрь, если потребуется. И самому остаться под кожей, в каждом органе, в каждой клеточке. Всё заканчивается, наконец-то всё заканчивается. Максим понимает его. Целует в лоб, уши, проходится парой поцелуев по щекам, а потом покрепче заворачивает в леопардовую шубу и поднимает на руки. - Всё хорошо, Денис. Мы можем идти домой.