who is the lamb? who is the knife?/какой ягненок? какой нож?

«я был наполнен ядом, но благословлен красотой и яростью».

С тех пор, как она узнала правду, все в ее рту превратилось в пепел. Правду о том, что значит быть Таргариеном; драконом, в жилах которого бушует огонь. Рейнира не разговаривала со своим дядей почти две недели, слишком злая и сбитая с толку тем, что он не рассказал ей во всех подробностях, что значит для нее, принцессы-дракона, превращение в женщину. О том, как в день ее шестнадцатых именин у нее полностью отнимут ту маленькую свободу, которая была ей дана. Что ее тело больше не будет принадлежать ей, а будет передано победителю, который был достаточно достоин пролить кровь других на их меч и завоевать ее в качестве трофея. — Это была игра, в которую мы играли, твой отец и я – заполучить деву, осквернив ее первую кровь и пролив ее на меч победителя. С согласия девы или без него. — Ее дядя так грубо высказался, многозначительно ухмыльнувшись при слове «меч». — Он был пьян, вино развязало ему язык, и непристойные слова срывались с него импульсивным признанием; правдой. В глазах дяди тоже мелькнуло что-то неизвестное ей, темно-фиолетовое и таинственное – блеск пламени, что горел в его взгляде, когда он смотрел на шлюх, но никогда не смотрел так на нее. Никогда на нее – его наивную племянницу. И вот тогда Рейнира сильно ударила его по шраму на щеке – тому самому, который она раньше ласково гладила, оставляя его с пустыми чашами и одиночеством в качестве единственных друзей. Именно тогда Деймон Таргариен, принц-изгой, впервые почувствовал, как мстительные слезы и скрежет зубов принцессы-дракона вгрызаются в его внутренности, разрывая его в клочья. Это не была просто детская игра, а ее будущее. Результат ритуала – охота на нее – определит, какой мужчина отравит ее таргариеновское лоно. Дядя был ее самым любимым человеком в мире, вплоть до того рокового момента. Он никогда не лгал ей, никогда не позволял ей увидеть эту свою сторону, полную похоти и порочности. Он всегда был чист и честен с ней. Она могла бы смириться с этой грязной частью своего дяди, но Рейнира не могла понять, почему он тщательно скрывал от нее этот секрет, из всех возможных. Ее кровь вскипела от ярости, что человек, которого она больше всего почитала – который был ей больше отцом, чем ее собственный, – мог скрыть это от племянницы, которую, по его словам, любил столь сильно, как собственную дочь. Отец никогда не рассказывал ей о ее судьбе, поскольку она была его единственной дочерью. Он был очень больным, с полуразрушенным разумом и телом, на полпути к разложению. Единственное, что приносило ему утешение и могло заполнить пустоту в его сердце после смерти матери более пяти лет назад, было маковое молоко. Он узнал ее только один раз, когда произнес имя ее матери, и это привело к ее грусти и разбитому сердцу. Рейнира давно перестала навещать его, оставив его чахнуть, как цветы, которые она положила у его постели. Это было единственное напоминание о ее существовании для него. А потом был он, ее сводный брат, первенец, старший и наследник. Она слышала истории о нем, ужасающие истории о том, как он пробил себе дорогу из глубочайших глубин семи преисподних, чтобы вырваться от своей матери, первой жены и королевы ее отца. Она слышала истории о том, каким он был дерзким и грубым – чудовищем во плоти. Увы, Рейнира знала, что все это ложь, потому что Эйгон был самым игривым и терпеливым с ней. Он всегда был внимателен и нежен к ней, как и подобает всем братьям; играл роль отважного рыцаря-дракона, спасая беспомощную принцессу-деву, отчаянно желающую, чтобы ее доблестно защитили от зверя. После этого Эйгон подхватывал ее на руки, смеялся и прижимал к себе крепко, иногда даже слишком крепко. Особенно когда неожиданно появлялся их дядя, прерывая их игры. Улыбка Эйгона исчезала в тот момент, когда их дядя называл ее «маленькой племянницей». В его глазах вспыхивали искорки огня в тот момент, когда кончики ее пальцев касались пальцев Деймона и вырвали ее из рук брата. Он никогда не возражал и ничего не говорил, когда она повиновалась, как послушная принцесса, уходя с их дядей на ежедневные уроки. Но с годами Рейнира видела, как огонь разгорался еще ярче, его челюсти сжимались сильнее; его хватка на ней становилась все крепче и крепче, как будто он навсегда потеряет ее. Рейнира все еще могла представить, как кончики его пальцев оставляли небольшие синяки на коже ее предплечья двухнедельной давности. Когда от последних уроков с дядей, которых она с нетерпением ждала каждый день, у нее скрутило желудок. Она была в шоке, когда ее дядя рассказал ей самую глубокую, мрачную тайну, его слова ранили ее каждой пьянящей правдой. Она выбежала из комнаты в покои своего старшего брата; спящая драконица проснулась – плачущая и разгневанная. — Почему, почему, почему?! — Она изливала гнев у него на груди, слезы пропитали его одежду, когда он обнимал ее и ласково поглаживал кожу ее шеи. Эйгон держал ее нежно и бережно, как будто Рейнира могла сломаться. Эйгон просто позволил ей плакать до тех пор, пока слезы окончательно не высохли; пока истощение не захлестнуло ее. — Все будет хорошо, Рейнира… Вот увидишь, милая сестра, — и, поцеловав ее в пылающий лоб, слегка прикоснувшись к щеке, Эйгон оставил ее отсыпаться от отупляющих кошмаров, о которых Рейнира только что узнала. И что обиднее всего, она ему поверила. Но он солгал ей точно так же, как их дядя, но более зловещим способом. Они держали ее в спальне Эйгона, им больше не разрешалось покидать ее. Это было для ее защиты, ее служанки шептались с ней в перерывах между купанием и принесением еды. Каждый раз, когда она спрашивала служанок или стражей о причинах, они держали язык за зубами, боясь, что потеряют его, если признаются в слишком многом. Но Рейнира знала правду. Они боялись ее – ее дяди и брата. Боялись, что она попытается сбежать, восседая на спине дракона, чтобы избежать своей судьбы вместе с Сиракс и улететь к свободе. Двое мужчин, самых важных для нее, которые презирали друг друга, сговорились держать ее за семью замками и беречь, как некий драгоценный трофей. Прелестная принцесса-дева, беспомощная, без доблестного рыцаря или принца, которые могли бы ее спасти. Потому что ее доблестный рыцарь–дракон и принц-дракон – которые, в конце концов, были зверями – те, кто держал ее взаперти. А затем, в последний день перед ее шестнадцатыми именинами, ей принесли подарок от ее дяди и брата. Он был сделан специально для первой ритуальной охоты, выкован в Древней Валирии драконьим огнем и мастерством одаренного кузнеца. Это было приспособление из валирийской стали, предназначенное для защиты ее женственности от посторонних рук, пока пир не закончится и не начнется охота. Рейнира укусила себя за щеку, из которой потекла кровь, когда мейстер застегивал металлическую ленту вокруг ее талии. Но когда она почувствовала прохладный поцелуй стали, прижатой к ее обнаженной коже, она ахнула от внезапного контакта – ничто, кроме ее руки и маленькой одежды, никогда не было так близко к этой части ее тела. Он взял ключ и запер ее там, улыбаясь. — Я расскажу принцу Деймону и принцу Эйгону, какой послушной юной леди вы были, принцесса. Они будут очень рады услышать это. Она просто уставилась на него, желая ударить и поцарапать, сказать, что она думает о таких подарках от принцев. Но когда она сдвинула ноги, тяжесть между бедер коснулась ее промежности, заставив ее на этот раз сдержать стон. Хорошо, Рейнира кивнула и улыбнулась сквозь зубы, чувствуя себя скользкой и липкой от стали, неспособной что-либо сделать, снова запертой в клетке и бессильной. Когда наступило утро, она почти не спала, боясь увидеть их всех. Тех, кто будет жадно пялиться на нее, осматривать ее, как какое-то редкое животное. До того, как они сами превратились в животных, гоняясь за ней по лесам, перегрызая друг другу глотки, чтобы попробовать ее на вкус – выследить и освежевать, как какого-нибудь священного и испуганного оленя. Все, что могла видеть Рейнира – кровь и грязь, покрывавшие красивое платье, которое теперь украшало ее стан. Блестящая ткань лунного оттенка подчеркивала изгибы ее тела, а из-под платья выглядывала нежная грудь. Грудь, которая была напряжена всю ночь, а соски стали твердыми, словно красные рубины, от давления между бедер, которое не приносило облегчения. Ее волосы были идеально расчесаны и заплетены в косу. Ее фиалковые глаза были подведены темной сурьмой, щеки и губы покраснели от переполняющего их тепла и постоянного покусывания губ. Рейнира едва узнала себя, когда посмотрела в зеркало: повзрослевшая и расцветшая женщина, достигшая совершенства. Последнее, что сделали для нее служанки – умастили ее ароматными маслами сандалового дерева и жасмина. Любимые ароматы ее дяди и брата. Дверь между ней и тронным залом была последним барьером, который Рейнире пришлось преодолеть. Она слышала смех и громкие приглушенные разговоры. Она сжала кулак и уняла сердцебиение, вдыхая и выдыхая в предвкушении. Когда объявили о ее появлении, она прошла через Большой зал с высоко поднятой головой, со всей грацией и величием, которые только могут быть у принцессы. Но ее глаза игнорировали столы с мужчинами, сидящими под троном; они искали единственных двух мужчин, которые были ей настолько дороги, что она постоянно смотрела на них с благоговением. Они сидели посередине за столом, одетые в почти одинаковые черно-красные одежды с драконьими акцентами, украшенными алыми рубинами. Красные рубины, которые отражали ожерелье, туго обмотанное вокруг ее шеи, и изящные драгоценные камни, закрепленные в ее серебряных косах – кровоточащие звезды, мерцающие при свете свечей. Пламя и кровь. Первым, что она увидела, были глаза ее дяди, очерченные темными кругами. Его длинные волосы были заплетены в боевые косы в тон ее волосам, но он просто уставился на нее, тусклые фиалки вспыхнули, отчаянно цепляясь за ее сиреневые глаза, боясь потерять ее снова. Она вызывающе отвела от него взгляд, ее живот затрепетал, пульс снова забился о тяжелую сталь между бедер. Его рука потянулась к рукояти Темной Сестры, но это был всего лишь призрак. До настоящей охоты оружие было под запретом, поэтому он согнул руку и сжал ее в кулак у бока. Хорошо, подумала Рейнира, пусть он немного почувствует, что значит быть бессильным. — Добро пожаловать, принцесса, — прервал ее теплый голос, и ее глаза сразу же нашли его красивые бледно-фиолетовые. Глаза, которые сияли живостью и весельем, яркие, как его улыбка. Огромное отличие от глаз ее дяди. — Добро пожаловать на твой великолепный праздник в честь именин, дорогая сестра. Ты больше не ребенок, а женщина, взрослая и расцветшая. От этих слов у нее по спине пробежали мурашки. Его серебристые волосы были наполовину распущены, две косы соединялись в одну, окружая его ореолом, похожим на золотое солнце. У нее перехватило дыхание, вены вспыхнули праведным гневом от того, как великолепно выглядел Эйгон. — Да, добро пожаловать, племянница, — Рейнира услышала, как хриплый голос отозвался мягким, напряженным эхом. Они оба поклонились ей, предлагая перемирие, опустив головы в знак уважения к ней. Рейнира на мгновение остановилась, желая броситься вперед и вырвать им косы, потому что они были недостойны их. Вместо этого она выпрямилась еще больше, слегка присев в реверансе в их сторону, отказываясь наклонять голову ни на дюйм вниз. Теперь она заняла свое место между ними, на расстоянии вытянутой руки. Потому что все могли только смотреть на нее, не прикасаться к ней и не пачкать ее, пока кто-нибудь из них не начнет охоту и не заявит на нее права. Она надеялась, что это не так, чтобы досадить дяде и брату и усилить их власть над ней. Слуга наполнил ее кубок вишневым вином, в то время как в Большом зале царила тишина, ожидая ее. Она поднесла чашу к губам и сделала глоток, осушив все до капли, при этом немного малинового напитка пролилось ей на пальцы. Она поймала взгляд дяди, устремленный на ее перепачканные вином губы. — Рейнира…Я думаю, тебе следует поесть, — она медленно засунула пальцы в рот, грубо посасывая их, слизывая сладкую жидкость с кончиков. — О, это божественное вино, — Рейнира подняла свой кубок. — Я бы выпила еще, если тебе так хочется, брат. — Она повернулась к Эйгону, будущему наследнику, и ее слащавая улыбка и слова были пропитаны ядовитой вежливостью, не обращая внимания на дядю и острую боль внизу живота. Деймон схватил свой кубок и залпом выпил вино, как человек, умирающий от жажды. Она услышала, как он кашлянул, сердито требуя, чтобы ему снова наполнили кубок. Рейнира довольно улыбнулась, радуясь тому, что все еще способна выводить его из себя; насекомое, ползающее и прячущееся под его решимостью. — Что бы меня порадовало, милая Рейнира, так это если бы ты прислушалась к словам нашего дяди и набила свой желудок чем-нибудь другим, кроме вина, — ее улыбка погасла быстро, как угасающее пламя. С каких это пор это "наш дядя"? Рейнира недооценила силу, которую они имели над ней. Это заставило ее захотеть убежать и уйти... но сегодня у нее будет достаточно времени для этого. — Тебе нужно много есть, чтобы сохранить силы и выносливость для охоты на именины, дорогая сестренка. Смешок Эйгона присоединился к стуку крови в ее ушах, когда он потягивал вино. Она захотела протянуть руку и влепить пощечину этому незнакомцу, чтобы он испортил свой царственный наряд и стер глупую ухмылку с лица. Но Рейнира опустила глаза в свою пустую тарелку, чувствуя пустоту, когда Деймон приказал наполнять ее чашу только водой до конца пиршества. Приказы. Была ли ее жизнь такой? Лишенная свободы? Всегда следовать правилам и указаниям, что делать? Еда, поставленная перед ней, выглядела изысканно и вкусно, от ее аппетитного запаха у нее потекли слюнки, но Рейнира предпочла съесть немного хлеба, сыра и гранатовых зерен, проигнорировав лимонный пирог, ее любимый. Сиреневые глаза, окаймленные сурьмой, оглядели комнату, замечая поклонников, которые преследовали бы ее, ранили или убивали друг друга, чтобы поймать и обладать ею. Ее желудок – яма со спутанными змеями, извивающимися внутри нее, как нити страха; злобно шипящие и готовые нанести удар в любой момент. Дом Ланнистеров. Дом Грейджоев. Дом Дорн. Все мужчины смеялись, пили и пировали вместе. Радостные и жизнерадостные. Ее охватила паника, и она сглотнула, внезапно почувствовав, как пересохло в горле и закружилась голова – всему виной было вино. Рейнира закрыла глаза и выпила глоток воды, ощущая, что кто-то встал перед ней, наклонившись. — Принцесса Рейнира, — приветствовал ее звучный голос, пронизанный теплотой. — Сир Харвин? — Она ахнула и уставилась на него, едва узнав его, с его длинными темными вьющимися волосами и широкими плечами, которые больше не скрывала броня золотого плаща. Харвин стал выше, сильнее с тех пор, как Рейнира видела его в последний раз. Пульсация отозвалась внизу ее живота, когда он улыбнулся ей, заставив ее нутро сжаться. — Вы присоединитесь к охоте? — Маленькая часть ее надеялась, что это так, потому что он всегда был добр к ней. Глубоко внутри она знала, что он будет нежен с ней. Ее желудок затрепетал от такой мысли. Она услышала, как ее дядя фыркнул и закатил глаза, когда ему снова налили вина. — Только тем, кто достоин чрева Таргариенов, разрешено охотиться, милая племянница, — его глаза угрожающе сузились, когда он посмотрел на Харвина и сделал большой глоток вина. Рейнира увидела, как Харвин заметно напрягся и раздул ноздри, глубоко выдохнув. — Это правда, что говорит ваш дядя, принцесса … — Он грустно улыбнулся ей. — Для меня было бы большой честью присоединиться к охоте за вашу руку, потому что вы заслуживаете этого как никто другой. У Рейниры перехватило дыхание, искренность в его голосе задела струнку в ее сердце, и она впервые за долгое время почувствовала уважение. Это заставило свежий влажный нектар собраться между ее и без того липких бедер. Она заерзала на своем месте, ее глаза слегка затрепетали. — Довольно, Стронг! — Деймон поднялся из-за стола, его голос был ядовитым, он опрокинул кубок с вином, алое пролилось на пол, собираясь лужицей крови. На белоснежном платье Рейниры появилось красное пятнышко. Почему он должен все испортить? Река ярости заструилась по ее венам, наконец-то пробудившись к жизни. — Возможно, дорогой дядя, тебе следует прислушаться к своим собственным советам и съесть что-нибудь, чтобы загасить вино. Ты бы не хотел споткнуться по пьяни и пораниться… Еще до начала моей охоты, не так ли? — Огонь Рейниры вспыхнул, обжигая ее щеки, под стать покрасневшему цвету ее дяди, начиная стекать по его шее. Харвин ухмыльнулся ее словам, прочищая горло. — Прошу прощения, если я слишком смело отозвался о принцессе, принц Деймон. Я говорю только правду. Я думаю, каждый мужчина в этом зале может подтвердить, что она – самое прекрасное создание, которое они когда-либо видели. Принцесса – женщина, достойная уважения и любви. Любой мужчина здесь, у которого есть два глаза, может это увидеть. — В тот момент Рейнира почувствовала, что взгляды всех мужчин были прикованы к ней – раздевали ее, сбрасывали платья и остригали, пока она не станет обнаженной и уязвимой, как ягненок. Харвин впился в нее взглядом, в котором отразился тот же взгляд, что и в сверкающем взгляде ее дяди. И во взгляде ее брата, о котором она совсем забыла. Эйгон подошел к Харвину и встал перед ней. Разгоряченный и жадно смотрящий на нее; глаза, ищущие и изголодавшиеся по ней, желающие поглотить ее целиком. У нее по спине пробежали мурашки, когда она осознала, какую необузданную силу таит в себе. И абсолютное оружие между ее бедер, влажное и пульсирующее под сталью. Возможно, в конце концов, она могла бы контролировать их, подчинить своей воле с помощью простой возможности пронзить ее их мечами. — В самом деле, сир Харвин, она прелестное создание, — ладонь ее брата схватила его за мускулистую руку и сжала так сильно, что остался синяк. — Принцесса Таргариен, достойная не просто какого-то там... — Эйгон дико жестикулировал рукой, игриво ударяя Харвина по плечу, — … сильного мужчину. — Он ухмыльнулся, когда Харвин опустил глаза, свирепо глядя на Эйгона. — Но мужчину, в крови которого достаточно огня, чтобы сравниться с ее кровью. Рейнира посмотрела вниз и увидела гигантскую лапу Харвина, крепко сжатую в кулак, и это заставило ее сердце подпрыгнуть. Рейнира держала их, как глину на ладони – глину, которую она лепила украдкой и с которой манипулировала украдкой. — Дорогой брат, возможно, сиру Стронгу следует разрешить участвовать в охоте, — глаза обоих расширились от ее откровенных слов. — Это могло бы быть еще одним из моих прекрасных подарки на именины. — Глаза Эйгона скользнули вниз, сверкая распутством, желая полюбоваться ее бедрами, скрытыми большим столом. Она поерзала и глубоко вздохнула, продолжая свою шараду. — Чем больше мужчин присоединится к охоте за моей девственностью, тем веселее. Она повернулась к своему дяде, который тяжело дышал, его глаза проникали ей в самую душу, его ноздри раздувались не просто от гнева – от возбуждения. — Ты не согласен, дядя Деймон? — Рейнира посмотрела вниз и увидела очень заметную выпуклость, обрисовывающуюся под его штанами, напряженную – как будто он был в таком состоянии весь праздник. Она невольно облизнула губы, чувствуя, как ее захлестывает волна адреналина. — Эта перспектива меня так воодушевляет. — Она прикусила губу, посмотрела сквозь ресницы на Эйгона, который глубоко вздохнул, задержав дыхание, и слегка неохотно улыбнулся ей. — Конечно, Рейнира. Сиру Харвину будет позволено присоединиться к охоте. — Наглая улыбка осветила ее лицо, когда она услышала его слова. — Спасибо тебе, Эйгон. Ты такой щедрый, дорогой брат. Деймон поднялся, чтобы возразить, но Эйгон продолжил, заставив его замолчать. — Но. — Его голос был хриплым, полным веселья. — Если сир Харвин Стронг поймает тебя первой, сестра, — тон был опасным, сочащимся восхитительным ядом. — Это будет только для того, чтобы спасти тебя для меня. Твоего будущего короля. Сердце Рейниры упало, живот сжался от волнения, когда глаза Эйгона потемнели от желания, поглощенного ночью. — Как это звучит, сир Костолом? Вы можете присоединиться к охоте, чтобы помочь поймать красивую добычу, но не участвовать в ритуале принцессы-девы? Вы можете сберечь мой трофей, — от Харвина исходила тихая, но безжалостная ярость, когда он сопротивлялся желанию переломать парочку костей, послушно сцепив руки за спиной. Без сомнения, хотел придушить ее брата за то, что он исказил ее слова, чтобы насмехаться над ним. — Сохранить мою принцессу-дракона для своего будущего короля, хм? — Я.... Да, ваша светлость, — коротко ответил Харвин, бросив на нее мимолетный печальный взгляд. — Тогда мне нужно одеться и подготовиться к охоте. Чтобы сохранить и защитить принцессу, — он сердито посмотрел на Деймона, прежде чем слегка поклонился Эйгону и ей. — Ах! Замечательная идея! Я действительно считаю, что всем уже почти пора готовиться к главному событию! — Эйгон хлопнул в ладоши. — Вы свободны, сир Стронг. Харвин ушел, расстроенный и побежденный, первым покинув пир. Эйгон объявил всем в Большом зале, что пир окончен, и по залу пронесся торжествующий рев, от которого у Рейниры закружилась голова. Когда зал опустел, она снова ощутила страх и беспокойство, когда Эйгон подмигнул ей, провел языком по зубам и безумно ухмыльнулся Рейнире, которая старалась не морщиться и не плакать. Он склонился над столом и прошептал: — Боги, сестренка, ты действительно нечто неземное. Прелестное создание, предназначенное для того, чтобы мучить сны каждого мужчины наяву... — Эйгон протянул руку, коснувшись кончиком пальца одного из локонов, выбившихся из ее кос.— Я мечтал об этом дне с тех пор, как ты обхватила меня своей маленькой ручкой и сжала в своих объятиях. Рейнира застыла, не в состоянии отвести взгляд от него; тайна её брата проникла в её душу, словно медовая вода. Слеза скатилась по её щеке. Эйгон протянул руку, чтобы провести по ней тыльной стороной ладони, но резкий голос остановил его, и она уставила взгляд в обсидиановые глаза-фиалки своего дяди. — Эйгон … — сказал он хрипло, резко схватив Эйгона за запястье, опережая своего племянника, вытирая ее заплаканную щеку, пытаясь очистить ее. — Никто не должен прикасаться к ней, пока охота не закончится. Ты, как никто другой, знаешь это, — Деймон по-змеиному зашипел, желая глубоко вонзить свои клыки в яремную вену ее брата, убив его за слова, слетевшие с его губ. — Отпусти меня, дядя … — пригрозил Эйгон, сжав руку в кулак, готовый ударить их дядю, поднять руку и сразиться с ним у нее на глазах впервые в жизни. И в тот момент она полностью понимала их непростые отношения. Рейнира была ключом к поддержанию мира между ними. Между мужчинами. Между королевствами. Игра, в которой она должна победить. Как Таргариен, ей придется принести себя в жертву – плоть, пламя и кровь, чтобы утолить голод драконов, чтобы они остались сыты. Она нежно положила руку на крепкую хватку своего дяди на запястье ее брата. — Пожалуйста … — набожно взмолилась она, умоляя их обоих сохранить мир еще немного. Пока. Деймон немедленно отпустил запястье Эйгона, отступая из зала, как будто ее прикосновение сильно обожгло его. Еще один огонь зажегся внизу ее живота. Огонь расцветал в ее плоти и крови. — Уведите ее, — это было все, что хрипло произнес Эйгон, впервые за этот день не в силах поднять на нее взгляд. Рейниру вывели из зала, связанную, с завязанными глазами, и увели в неизвестном направлении. Чтобы встретиться лицом к лицу со своей будущей судьбой.