Попытка эскапизма

Солнце исчезло за плотной пеленой тёмно-серых облаков две недели назад. Осень началась резко, почти по расписанию: поторопилась всего на один день. Повсюду поселился холод, в помещениях не спасали тёплые свитера, а на улице приходилось кутаться в шарфы и держать руки в карманах. Феликс посмотрел за окно: дождя не было. От серости Петербурга, всегда нежно-любимой, этой осенью веяло мрачностью и тленом. Деревья по дороге в университет не спасали от давления неба, стен и тёмной Невы. Страшно хотелось сбежать – в охристую школу, где было столько родных людей и даже ветер из щелей дул по-особенному, по-родному; в яркую пиццерию, где бы собралась небольшая шумная компания и пугала громким до неприличия смехом остальных посетителей, в свободное лето, до которого ещё девять с половиной месяцев и две сессии, в парк, от самых ворот встречающий густым запахом елей. Феликс поёжился от холода, выбираясь из-под одеяла, и, наскоро переодевшись в серые джинсы и надоевший до зубовного скрежета свитер, включил телефон. В мессенджерах пусто. Пара сотен сообщений в чате курса – сплошные мемы и глупые шутки про пиво и футбол. Друзья не писали, и их чертовски не хватало. В универе нашлась компания, но оба парня были слишком тихими и правильными. Друзья из школы нередко матерились, шутили по-чёрному, иногда были прямыми до ужаса и за два года стали настолько своими, что можно было усомниться, а так ли мало они знакомы. Однако теперь Алекс писал редко, а диалог с Мишей прервался где-то в июле – да там и закончился. Телефон с громким стуком упал на стол рядом с несколькими блокнотами. Один из них – зелёный, с пандой на обложке, – напоминал о незаконченном и подзабытом в августе проекте – фантастическом романе. За вторую половину последнего месяца Феликс едва ли написал пятьсот слов, а впереди ещё четыре пятых сюжета. Но сейчас сил не было. Проглотив завтрак и схватив с пола барсетку, Феликс выбежал из дома и метнулся к электричке. Задыхаясь, купил билет, чудом с первого раза миновал турникеты и взлетел по лестнице на платформу. Издалека раздался свист и появился кружок бледно-жёлтого света. Серо-красная электричка с громким скрипом остановилась, Феликс сел в свободное кресло и снова достал телефон. Короткий рассказ был начат почти месяц назад. История про двух лихих друзей из стим-панк фантастики никак не желала продолжаться. Феликс несколько раз перечитал три абзаца, прокрутил в голове нужную сцену – погоня через чадящий дымом и паром проспект, лабиринт надземных переходов огромного города и разговор в тайном укрытие до мельчайших деталей рисовались воображением, но, чтобы отразить это на бумаге, нужны слова, а их не было. Феликс решил было попытаться продолжить роман, действие которого происходило в том же городе, но он никогда не получался на телефоне, да и главы, на которой Феликс прервался, в заметках или облаке никогда не было. Мир огромных машин, пара, сумасшедших изобретателей и ощущения всеобщей борьбы и подъёма, витавшего в продымлённом воздухе, захватывал дух, заставлял думать только о нём. Феликс знал, чем закончится его история, и больше всего на свете хотел дописать её и подарить по томику друзьям, которые всегда поддерживали его творчество. Но до конца первого черновика путь длиной не в один год, а до издания и того дольше. Как бы не потерять контакты и любые отголоски эмоциональной связи за всё это время… Желание кружило голову, а суровая реальность твердила про универ, учёбу, корочки и бесконечные тома научной литературы для курсачей и экзаменов. Электричка подъехала к вокзалу с обшарпанными колоннами. Феликс спрыгнул на платформу, в толпе спустился через подземный переход и вышел на улицу. Через дорогу стояла тёмно-зелёная стена деревьев, ограждённая тонким и кажущимся ничтожно-маленьким забором. От ворот вперёд уходила дорожка, по обе стороны которой молчаливыми стражами высились ели. Проход в другой мир, не иначе, – улыбнулся Феликс и перешёл дорогу. Запах хвои вскружил голову, стоило сделать пять шагов от входа. Здесь ещё было слишком много людей, громких разговоров, детских криков и тошнотворно ярких велосипедов на прокат. Феликс быстрым шагом отправился вглубь парка, рассматривая причудливо переплетённые корни старых деревьев. Когда он прошёл глубже, люди стали попадаться всё реже, и стало слышно, как мелодично шелестят деревья, как шуршит под ногами сухой гравий, как с тихим бульканьем ныряют утки. С неба упали мелкие капли, и спустя минуту-другую начался дождь. Вода зашелестела по некошеной траве, закапала по лицу, тонкими линиями стекая по губам. Феликс шёл мимо узкой речки, не открывая зонт, смотрел на изломанное мелкой рябью и каплями отражение тяжёлого неба, и чувствовал, как что-то родное, тёплое разливалось внутри. Он миновал мост и вошёл в круг бронзовых статуй, без которых парк не был бы собой. Феликс остановился перед центральной фигурой. Аполлоном он восхищался всегда, подолгу разглядывал изящную воздушную позу, мягкие линии сильных рук и прямой взгляд одухотворённого лица. Вода узкими струйками стекала по его телу, и из-за неё блестела, отражая серое небо, металлическая кожа. Феликс улыбнулся, неторопливо обошёл круг муз и зашагал по одной из двенадцати дорожек. Он быстро спустился по каменным плитам, придерживаясь за шершавые перила из берёзовых стволов, перебежал мост и поднялся по небольшому склону мимо Аполлона Мусагета. Деревья вскоре сомкнулись над его головой, а ухоженная дорожка стала более дикой, с неглубокими ямами, россыпями тёмных камней и торчащими пучками примятой травы. Дождь медленно сходил на нет. Феликс неторопливо брёл по дорожке и вскоре сошёл с неё на узкую тропинку, сделанную такими же чудаками, которым мало свернуть в самый дикий лесной уголок парка и идти по длинной ровной дорожке, кольцом замыкающейся рядом с Мусагетом. Мокрая трава касалась щиколоток, оставляя тёмные влажные следы на джинсах, с листьев изредка скатывались холодные капли. Феликс шёл по тропинке, с двух сторон окружённый густым почти-лесом, любовался старыми деревьями с устремлёнными в небо вершинами, и мягко улыбался от радости. Вдруг ему показалось, как между стволов промелькнула белая размытая тень, и он обернулся: там ничего не было, только ветки слабо колебались от лёгкого ветра. Феликс усмехнулся и пошёл вперёд: наверняка ресницы склеились или мелкая соринка попала в глаз. Но, когда тени почудились ему ещё дважды, он засомневался и стал резко поворачивать голову, вглядываясь в пространство между стволами. К смутным теням добавились тихие шорохи и отголоски чужого смеха. Если это не были внезапные и очень серьёзные проблемы с психикой, то над ним смеялись. Беззастенчиво играли, зная, что жертва уже не выберется из ловушки. Феликс торопился вперёд, в глухую неизвестность, отчётливо понимая, что сзади – настоящая дорожка и живые люди, но даже одна мысль о том, чтобы обернуться, была слишком страшной. Когда глухой шорох раздался прямо за спиной, Феликс не выдержал, резко повернулся и, вскрикнув, отскочил на шаг. Перед ним стояла молодая женщина с тёмными недобрыми глазами и хищной улыбкой ярких губ. Феликс отступил на шаг, но услышал за спиной тихий смех и шелест одежды: там тоже уже кто-то стоял. Женщина, одетая в белое платье, подошла ближе, положила руки на плечи – Феликс содрогнулся и дёрнулся в сторону – и мягко зашептала на ухо. От её дыхания сводило поясницу и шею, и Феликс всё пытался отодвинуться, но рука женщины оказалась в волосах и крепко схватила длинные пряди. – К нам так давно не заходили гости, что мы не можем отпустить тебя, – произнесла она, и по позвоночнику пробежало что-то, от чего Феликс вновь вздрогнул. – Пойдём с нами: у нас горят костры, ты согреешься и высушишь одежду после дождя. Голос женщины был мягким и ласковым, ему хотелось бы верить, не задумываясь, но почти незаметные оттенки интонации, лукавый прищур глаз, излом чёрных бровей и приподнятые уголки губ говорили об опасности. И это если не думать о сердце, которое стучало в груди едва ли не громче всего окружающего мира, и разуме, который кричал, что внезапно появившиеся существа – что-то неуловимое нечеловеческое было в этих бледных женщинах – не влекут за собой ничего хорошего. Феликс с трудом обернулся и попытался шагнуть назад. Сзади плотной стеной стояли девушки, как одна оскалившиеся, стоило приблизиться к ним на полшага. – Куда же ты собрался, дорогой? В парке холодно и темно, кто только не вылезает в такие часы наружу. Ты же не хочешь вдруг погибнуть? – продолжила шептать женщина. Девушки подхватили Феликса под руки и, запевая весёлую песню, двинулись вглубь парка. Тонкие кисти держали крепко, точно камнем сжав локти, а взгляды, которыми девушки оглядывали Феликса, не сулили ничего хорошего. Что это за жуткие существа? Русалки? На большой поляне горели костры, и в рыжем пламени виделось что-то потустороннее: то ли цвет был слишком красным, то ли жар разливался слишком далеко от огня, то ли сполохи мелькали чересчур резко. Плавная музыка, под которую девушки медленно танцевали вокруг костров, звеня браслетами с бубенцами, остановилась, стоило огню высветить фигуру Феликса из темноты. Но тишине не дал опуститься смех и громкие разговоры, сопровождавшиеся хлопаньем в ладоши и притоптыванием. – Ты только посмотри, как тебе здесь рады! – вновь раздался голос женщины прямо за спиной. – Ты же не обделишь нас своим вниманием? Каменные пальцы отпустили локти, но стоило заиграть лихой музыке, как новые руки схватили за ладони и потянули за собой к кострам. В воздухе пахло хвоей, горящим деревом и подброшенными в огонь травами. Девушки обходили костры, легко подпрыгивая и выкидывая в сторону тонкие босые ноги, кружились, не размыкая рук и громко пели. Длинные распущенные волосы часто касались лица во время поворотов, а от шепотков на шипящем русском дрожь проходила по телу. Феликс, поймав жестокий взгляд главной, как он понял, женщины, старался повторять все узоры танца, спотыкался о землю, не падая только из-за жёстких пальцев, сжимающих его ладони, возвращался в танец и смущённо улыбался, изо всех сил избегая взглядов. Вскоре то ли от жара костров, то ли от быстрой нескончаемой пляски стало тяжело дышать. Феликс с трудом повторял усложняющиеся танцы, не закрывая пересохший рот и плечом отводя прилипающие к лицу пряди, а каждый прыжок казался всё тяжелее, и, приземлившись, распрямлять колени и двигаться дальше становилось невыносимо. Музыка стихла, каменные пальцы разжались, Феликс упал на колени, медленно отполз от костра и лёг на землю. Она пахла пылью, сухой травой и была такой же отвратительно тёплой, как всё вокруг. В груди горело, частые глубокие вдохи не спасали от нехватки воздуха, тело гудело от усталости, а в голове разливалась тупая боль. Сколько он танцевал с этими девушками? Час? Два? Небо над поляной всё в тёмных облаках – то ли день, то ли вечер. Не разобрать. Несколько черноволосых девушек в белых платьях с красной вышивкой по рукавам и подолу подошли и опустились полукругом вокруг Феликса. Одна помогла сесть и взяла за руки, другая потянула резинку, распуская влажные от пота волосы, третья запела на чужом языке, улыбаясь и глядя хитрыми глазами, в которых плясали отблески жарких костров. Феликс с опаской смотрел на девушек, которые всё подходили, усаживались рядом и подхватывали песню. Множество рук гладило, разминало уставшие мышцы, касалось головы и волос, лёгкими движениями успокаивая боль. Духота и тяжесть во всём теле превратились в пьяную усталость, растекаясь мягкой леностью до кончиков пальцев. Феликсу подали золотой кубок с алой жидкостью, поблёскивающей от сполохов пламени, и тот, едва уловив лёгкий винный запах, в три больших глотка выпил до дна. Несколько капель сорвались с кромки кубка на руку, и одна из девушек, произнеся с упрёком: «Нельзя проливать, дорогой гость», собрала их поцелуем. – Тебе нравится наша жизнь? – тихо прошептала другая, убирая волосы с уха, и от её дыхания свело шею и поясницу. – Ты бы мог выбрать её, остаться здесь… Феликс смотрел на девушку, в шальные глаза, на беспорядочно вьющиеся тёмные кудри, бледные губы, которые она часто облизывала, будто те пересохли, яркий румянец на щеках и отдалённо чувствовал что-то неправильное. Он слегка нахмурился, отчего остальные принялись ласково разглаживать появившиеся на лице морщинки, целовать лицо и запели что-то успокаивающее. Нет, в них определённо что-то не так. Феликс вспомнил их главную женщину, жестокие глаза и ледяную ухмылку, хищный взгляд и позу и тут же разглядел её черты в каждой девушке. Всё в них не так. Не бывает таких искрящихся глаз, а румянец на щеках слишком яркий – нездоровый – даже после лихих плясок у жарких костров. – Нет, я этого не хочу, – тихо сказал Феликс и с опаской посмотрел на окруживших его девушек. Те оскорблённо поднялись одна за другой, заулыбались – от их улыбок всё внутри скрутилось судорогой страха, – и захлопали в ладоши в сложном ритме. Вино, успевшее ударить в голову, тут же выветрилось. Воздух разрезал звук рожка, ударил по ушам и отдался в голове вспышкой внезапной боли. Феликс обречённо посмотрел в сторону костров. Его подхватили, будто он ничего не весил, и потянули к огню. Девушки разбились на небольшие хороводы вокруг каждого из костров. Их пляски слились в бесконечное мелькание вышитых красными узорами юбок и тёмных волос, музыка перемешалась с хлопаньем и притоптыванием, на лицах, похожих до неотличимости, застыла высокомерная улыбка. То с одной стороны, то с другой, раздавались шепотки в самое ухо: «Мы тебе предлагали!». Феликса тянули к разным кострам, едва не начиная драки за жертву – уже не гостя, – кружили у самого огня, передавали друг дружке. Пока одна твёрдыми, точно камень, пальцами держала его за руки и влекла за собой, другие подкрадывались сзади, целовали, кусали и царапали. Пляска превратилась в вихрь пламени, духоты, боли и жестоких лиц, взглядов и губ. Неожиданный порыв желанного прохладного ветра заставил резко поднять голову и чуть не остановиться: ноги заплетались, колени дрожали, перед глазами плыло. Над качающимися верхушками деревьев разошлись облака, и в просвете появилось солнце. Костры сразу стали бледнее, а девушки отчего-то остановились и зашипели. Феликс упал и, тяжело дыша, пытался понять, что происходит. Пламя костров почти исчезло, девушки отбегали к деревьям, кричали и шипели, пряча лица в ладонях. Феликс через силу поднялся на ноги, оглянулся и сделал несколько шагов к выходу с поляны. Никто не отреагировал. Даже та страшная женщина только бросила на него злой бессильный взгляд. Надо было бежать. Пока есть возможность, пока чудовищам не до него. Возможно, это его единственный шанс. Феликс сделал несколько шагов, оглянулся и побежал. В лёгких горело, во рту чувствовался вкус крови, голова кружилась. Он нёсся мимо кустов, спотыкался о корни, кочки. Низкие ветки били по лицу, цепляли рукава. Ему чудилось шипение за спиной, но он не мог оглянуться. Только бежал вперёд, не разбирая дороги. Он оказался на дорожке и остановился на мгновение, пытаясь понять, в какую сторону ему бежать. Направо или налево? Каким путём он быстрее окажется возле Мусагета? Времени размышлять не было, так что Феликс рванул направо. Здесь бежать было уже гораздо легче, ничего не било и не цепляло, словно пытаясь заставить остаться там, с теми страшными существами. Когда вместо стены деревьев по бокам показалась поляна со скамейками, Феликс смог только слабо улыбнуться. Осталось совсем немного! Он не знал, почему, но ему казалось, что там, за статуей, за мостом, где можно встретить настоящих людей, его уже никто не тронет. Он споткнулся за Мусагетом и упал на широкую дорожку. Камни разбили в кровь ладони, барсетка отлетела в сторону, но он был жив и даже здоров. Феликс тяжело дышал, в груди по-прежнему горело и царапало, кашель было не остановить, перед глазами плыли пожухлые травинки. Долго лежать он не стал, с трудом заставил себя подняться, подобрать барсетку, вытереть руки о мокрую траву и тыльной стороной израненных ладоней отряхнуть пыль с одежды. Солнце, спасшее его от тех чудовищ, вновь скрылось за облаками, начался ливень. Феликс подставил под тяжёлые капли горячее расцарапанное лицо и болящие руки, простоял так несколько минут и пошёл по широкой дорожке. Он по-прежнему не открывал зонт, иногда смахивая с лица лишнюю воду. Холодно ему не было ни в парке, ни на платформе, ни в электричке. Вернувшись домой, Феликс достал телефон, написал школьным друзьям и, подумав, предложил парням из универа после пар поиграть в настолки в ближайшем антикафе. Разбросанные по столу блокноты он осторожно собрал, сделал пару заметок и положил их туда, где будет видеть достаточно часто. Как только отойдёт от пережитого, обязательно возьмётся за рукопись. Погоня теперь не казалась ему сложной сценой.