Огненосец

Таймлайн: зима 2014 Эра: Titan

Фотис уже не был прежним. Одним из первых это заметил Спирос — так уж сложилось, что его он звал на пиво чуть чаще, чем прочих из их во многом совпадавшего регулярного окружения. Хотя, казалось бы, вот тебе Кристос, с которым у тебя общая студия, Звезда Хаоса и много настолько же общей головной боли на тему микширования. Вот тебе Динос, с которым вы вроде как были на одной волне в последних турах. Но в какой-то момент Фотиса как подменили, или что-то в нём перемкнуло — поди разбери. Всё реже он предлагал куда-нибудь заскочить после репетиций, ссылаясь на загруженность и непрерывный поток заказов на сведение. Спирос и не настаивал — кто, как не он, знал, как это бывает, когда расписана почти каждая минута в сутках. Только лишь один раз, когда Фотис пришёл пораньше, чтобы собрать установку к началу их трёхчасового прогона, Спирос решился задать этот трудный, неизбежный вопрос. — Тебя что-то тревожит в последнее время? И было неясно, увидел ли тогда Фотис в этом намёк на порицание или что-то ещё, что могло бы заставить его неправильно интерпретировать чужое беспокойство, но с тех пор он стал ещё отрешённее, а в ответ тогда только покачал головой с вымученной улыбкой, прежде чем налечь на педали обеих своих басовых бочек. Фотис уже не был прежним. Следующим в этом убедился Кристос, когда не смог дозвониться до их барабанщика, забыв дома ключи от студии, и потерял два часа дороги до неё и обратно вхолостую. — У меня впервые чувство, что ему нет дела до проблем, которые касаются нас всех, — поделился он со Спиросом тем же вечером. — Он же никогда таким не был. Не могу понять. — Ты знаешь, что будет, если Сотирис тоже заметит. Отрицать очевидное было неприятно. Сотирис умел считать деньги не только на любимой работе в своём банке. Фотис уже не был прежним — это и стало его приговором. Спиросу всегда было любопытно, в какой именно момент жизни к их ударнику намертво приклеился этот взгляд. Даже когда Фотис улыбался, он всё ещё смотрел с опаской, почти дичком. Вот почему Спирос точно не хотел стать тем, кто в конечном итоге будет вынужден поставить ему ультиматум. Он не жалел о том, что никогда не называл себя лидером. В конце концов, остановившийся механизм, который обеспечивал пульс в их полуразложившейся септической плоти, перестал маскировать свою неисправность. Последней каплей стали пропуски репетиций. Иногда Фотису вдруг нужно было всё бросить и вернуться в Салоники, иногда его нежданно-негаданно звали отыграть чей-нибудь концерт, а иногда он даже не утруждался себя покрывать, как будто тоже понимая, к чему это скоро приведёт в любом случае. Спирос нешуточно волновался, всё больше подозревая, что у Фотиса случилось что-то такое, чего он не может доверить никому из них — и это после всех медных труб, после всех Сцилл и Харибд, которых они собрали на совместном пути. Подошло время для решающего вотума недоверия. Репетиция не была похожа на репетицию: никто не подключался, не настраивал звук, не крыл микшерный пульт на чём свет стоит и не закреплял тарелки. Витавшее в воздухе напряжение было всё равно что перед публичной казнью. Кто-то должен был не выдержать, и в конце концов не выдержал Спирос. — Фоти, ты же всё уладишь к туру? — он взял слово раньше Сотириса — сразу как только почувствовал, что согруппник уже был готов это сделать. Фотис замялся, растирая шею и всеми силами пытаясь показать, что он не хотел этого разговора при всём составе. — Я не могу обещать, прости, — в конце концов сумел ответить он. — И что это значит? Как нам это понимать? — вмешался Сотирис, в тоне которого сейчас уже почти не было намёка на дружественность. Вся она осталась там, где им из раза в раз приходилось играть с подкладом. — Это значит, что я не могу сказать, буду ли я готов к туру, — с трудом проговорил Фотис, не поднимая глаз. «Наказанный щенок». — Никто не давит на тебя. Мы только хотим разобраться, — Спирос старался быть мягче, догадываясь, что ударник уже ощутил себя загнанным в угол. — Не надо, Сет, — вдруг осадил его Кристос, почти сразу поймав на себе непонимающий взгляд брата. — Я думаю, Фотис уже всё для себя решил, если так отвечает. Давайте не будем тянуть ещё дольше, — он опустился на диван рядом с одним из усилителей, сцепив руки в замок и обратившись уже напрямую к Фотису. — Просто скажи, ты заинтересован в том, что мы делаем, или уже нет? Несколько бесконечных секунд царила тишина. Сотирис уже выглядел порядочно раздражённым. Спирос стоял, скрестив на груди руки и глядя на ударника почти умоляюще. Фотис со вздохом потёр пальцами веки. — Это сложно, парни. — Да или нет? От тебя требуется только ответить прямо, — Сотирис неотступно продолжал прессовать вопреки словам Спироса. Это было похоже на пытку. И это-то после всех его россказней на интервью о том, что среди них сейчас не было заменимых игроков. Вот она, концепция лже-семьи, которой так хотела считать себя каждая группа, но которой не сумела стать в конечном счёте почти ни одна. — Нет, — затравленно огрызнулся Фотис, и это звучало так, будто он был готов сказать что угодно, лишь бы это прекратилось. — То-то и оно, — поджав губы, резюмировал Сотирис, теперь уже вынудив Кристоса поднять ладонь и вставить слово: — Хорошо. Значит, просто занесёшь ключи от студии на неделе, и мы квиты. Нам надо готовиться к туру. — Так и сделаю. Спирос чувствовал, как его кровь становилась всё горячее. Ему всегда было не занимать сдержанности, но в этой ситуации хотелось не то пнуть микрофонную стойку что было сил, не то загородить Фотиса собой и прямо на месте высказать Сотирису за лицемерие. Но эмоциям нельзя было передавать управление — он слишком хорошо это понимал и потому решил смолчать, даже не предполагая, сколько за это придётся заплатить уже постфактум. Так они остались без барабанщика прямо накануне поездки на Кипр. Кристос кроме прочего лишился собрата-звукаря, а для Спироса это ознаменовало собой конец дружбы длиной почти в десятилетие. Выручить их на один раз согласился Намтар — один из тех голландцев, мастеров ужаса, с которыми им предстояло новое кругосветное, — но ни у кого не было идей, кто мог бы буквально посреди уже начавшегося тура влиться в постоянный состав. Заговорили о сессионщиках. Разговор, однако, получился недолгим: Сотирис был против из финансовых соображений, Спирос — из личных. Ответственным за рекрутмент сделали Кристоса — благо, что связей у него было аж до самой Праги на севере и Лондона на юге. И Кристос не подвёл, уже через неделю достав откуда-то трёх кандидатов. Но до того времени им всё же пришлось отыграть одну неполноценную репетицию. Конкретно Спиросу пришлось не отыграть, но пережить: нужно было не думать об искусственных бочках, о грувах, которые Фотис сочинил сам и которые они должны были вместе показать миру — это продолжалось уже так долго, что по-другому, казалось, никогда и не бывало. Разобранная установка стояла нетронутой и пустой и производила впечатление не так давно заброшенного дома — вроде бы ещё не порос быльём и сорняками, а уже с трудом представляешь, как кто-то сюда вернётся. И всё же Спирос, по своему обыкновению, переживал больше, чем стоило бы. Младший Антониу редко когда сидел без дела, поэтому всего через день от игры в три грифа греки уже назначали прослушивания. Они, по закону Мерфи, тоже прошли не очень-то гладко: парень из Афин, который отозвался первым, перестал выходить на связь за несколько дней до запланированной репетиции, хотя ему, казалось бы, сделать это было проще, чем остальным. Другой успел отточить только две песни из всего заявленного сета на тур и вызывал много сомнений — в особенности у того же Кристоса. На паренька из Нижней Австрии, который обещал всё уладить и изо всех сил постараться приехать точно к нужному времени, не надеялся никто. И всё же Спирос провёл с ним одностороннее заочное знакомство, когда брат поделился его каналом на YouTube — его названный ударник (кажется, Керим) наполнял обновлениями с завидной регулярностью. Спиросу всегда было комфортнее именно так: присмотреться издали, попривыкнуть к каким-то повадкам ещё до того, как с ними придётся иметь дело вживую, оценить, наконец, все детали с угла своего перенасыщенного жаждой эстетизма сознания. Заметив, что старший не может оторваться от ноутбука на студии уже по меньшей мере час с тех пор, как получил наводку на канал, Кристос решил пошутить: — Ты уже свой выбор, смотрю, сделал? Спирос вопроса, казалось, не услышал, слишком глубоко поглощённый одним из крайних видео, где упомянутый Керим отрабатывал на педалях свивелы и очень сосредоточенно (и даже убедительно) пояснял, зачем ему была нужна для этого детская присыпка. Но волновало его даже не это, а то, сколько внимания этот самый Керим уделял технике и как увлечённо вещал обо всём, что имело хотя бы какое-то отношение к его кухне. И когда Спирос увидел его в деле, он понял, что уже почти сдался. Кристос, молча смирившись с тем, что ему не ответят, сел рядом и, будто резко что-то вспомнив, ткнул пальцем в список рекомендованных, где внимания Спироса дожидался какой-то кавер, тоже его авторства. — Этот парень хотел попробоваться в Slipknot, кажется. В этот момент Спирос будто отмер и обратился взглядом к брату. — И что же они? Кристос пожал плечами, не будучи уверенным, отчего айовские перцы оставили этого малого проигнорированным. Может, в нём было даже слишком много энтузиазма для них, а может, на примете уже давно был кто-то другой. Скажем, чей-нибудь папенькин сынок. — Не знаю. Не получилось? Спирос кивнул, принимая такой ответ и уже без колебаний клацнув по записи с Eyeless. Он смотрел почти не моргая, не отрывая глаз от машины из живой плоти, которая филигранно диктовала ритм от первого до последнего такта. Вот оно. — Он будет нашим Джордисоном, — с улыбкой вынес свой вердикт Спирос, как будто уже зная, что живая репетиция никак не изменит его решения, а только заставит в нём утвердиться.