Встретиться посмертно

      День сегодня был душный. совсем недавно время перебралось чуть дальше пяти вечера, и майская жара городских улиц начала понемногу спадать. Лёгкий ветер аккуратно обдувал ярко-зелёную весеннюю листву и нежно, почти незаметно ласкал волосы изредка показывающихся прохожих. На самóм кладбище, раскинувшемся на приличного размера территорию и огороженном аккуратно-чистым белым забором, тоже не было практически никого. Рабочий день ещё не закончился. Как только трудовые часы большинства населения подойдут к концу, здесь станет куда больше народа, он был в этом уверен. В конце концов, с момента смерти одного из известных молодых героев прошло совсем ещё мало времени. Оплакать и попрощаться успели далеко не все желающие.       Тот день был прохладный. Всë столько же градусов на ртутном столбе, как сейчас, но ветер сильнее и не такой тëплый. К вечеру погода совсем разыгралась: порывистые потоки хаотично разносили по кварталам листовки и газеты, небо из нежно-голубого окрасилось в серый, а ещё через десяток минут его наводнили грузные мрачные тучи.       Замечательное время, чтобы какой-нибудь недоумок с ублюдской причудой решил себя показать.       Профессиональных героев там было много, половине из них пришлось заниматься одной только эвакуацией жителей: территория злодеями была охвачена большая. По новостям беспокойно передавали, что в северо-восточной части города начался самый настоящий теракт.       Конечно, и Бакуго, и Киришима оказались там.       А потом в холодной кладбищенской земле стало на одного молодого героя больше.       Тихо скрипнув, белая калитка пропустила вглубь сада надгробий ещё одного человека. Как и у большинства в последнее время захаживающих сюда людей его интересовала новая в этих рядах могила. В чëрных одеждах и с букетом каких-то ярко-красных цветов не поднимая головы он шëл неторопливо, по приближению к цели всë больше замедляясь. Не дойдя с полдесятка шагов парень остановился, шаркнув по каменной дорожке подошвами, его кулак крепче сжал красиво упакованные цветы.       В царящей здесь тиши, разбавляемой лишь отдалëнно доносящимися шелестом деревьев и пением птиц, мелкие звуки были слышны хорошо, а потому стоящая у той же могилы пара о чëм-то прежде переговаривающихся девиц обернулась, уставившись на пришедшего, и стихла. Спустя секунду-другую где-то неподалёку проехала машина, видимо, приведя их в чувства, и те поторопились отойти, уступая дорогу. Проходя мимо парень слышал плохо скрываемый шëпот:       — Это Динамит?..       — Слышала, он не пришëл на похороны.       Верно. Не пришëл.       Обернувшись на недоделанных сплетниц, Бакуго мëртвыми глазами глянул на них исподлобья — и те поспешили уйти насовсем. Он проследил за девицами до самой калитки, и лишь после того, как те за неё вышли, повернулся обратно. Взгляд упал на могилу. Грудь выпустила устало-тяжëлый вздох.       Букет мягко опустился на серый камень. То оказались пышные пионы, символы храбрости и мужества. Не то чтобы парень когда-либо увлекался языком цветов, но однажды Киришима решил, что ему срочно нужно знать, а Бакуго не смог отвертеться. Следом за пионами на землю совсем рядом опустился и сам белокурый парень, глухо ударившись о неё коленями в чëрных брюках. Костюм для такой погоды был жарким, но проявление уважения для Кацуки было важнее какого-то там дискомфорта.       Да, на похоронах его не было. Он единственный остался в стороне в тот день. Но он просто не смог. Смерть Эйджиро оказалась слишком внезапной, его даже не успели эвакуировать, не то, что доставить в больницу. Бакуго видел это. Видел, как тело теряет укреплëнность причудой, а сразу за этим его в миг множество раз протыкают, словно иголки проходят сквозь вязаную набитой ватой куклу.       В то же мгновение, как Красный Бунтарь упал замертво, Кацуки показалось, что его собственное сердце перестало считаться живым.       Злодея кто-то отвлëк на себя, увëл подальше от тела. Он не думал, было ли это специально. В тот момент мыслей в голове вообще не осталось. Все расчëты возможных атак и уклонений сразу же стали совсем не важны, их как будто и не было до этого вовсе. Остались только мëртвая пустота и лишь одно кричащее слово:       «Эйджиро».       Бакуго оказался рядом с окровавленным Киришимой сразу же, как в груди ощутился первый болезненно режущий удар. Сердцебиение заглушало слух, быстро и гулко отдавалось в горле, мешая дышать. Взгляд плыл. Взмокшими глазами он в критической суматохе насчитал пять тëмно-красных размытых пятен: плечо, оба лëгких, грудина и горло. Насквозь. Все посторонние звуки перекрыл болезненный ушной звон. Руки непозволительно крупно дрожали. Кривым рывком сбросив с ладони перчатку он коснулся оледеневшими пальцами нижней части Киришиминого носа и неправильно резко застыл, сосредотачиваясь на единственно важном сейчас: на дыхании.       Но ничего не почувствовал.       Эйджиро больше не дышал.       Грудь не вздымалась, пульс не прощупывался.       Он не был жив.       Кацуки остолбенело сидел в расползавшейся бурой луже.       Вот так это случилось?.. Никаких предсмертных слов, ни последнего взгляда? Никто ничего не успел.       Бакуго не смог заставить себя прийти на похороны. Это всë было слишком нечестно. Весна — пора жизни, так почему Киришиму так несправедливо забрала смерть?       Однако сегодня особенный день. Кацуки слишком болезненно помнит, как ярко горели глаза Эйджиро, когда они его обсуждали. Он весь был заполнен предвкушëнным воодушевлением, уверял его — Бакуго, — что тот ни на секунду не пожалеет, что это будет лучший день в его жизни. В их жизни. И Бакуго верил. Оба они знали, что давно были друг другу больше, чем друзья, но это было впервые, когда Киришима позвал его на свидание.       Измученно-усталые красные от недосыпа и слëз глаза наконец отрывают взгляд от земли и смотрят на слишком знакомое выгравированное в литой плите имя. В голове всë ещё пусто, её заполняют только кошмарные сны по ночам. Так мучительно непохожий на себя Бакуго плохо слушающейся дрожащей рукой касается могильного камня, совсем нежно оглаживая его пальцами, будто под ними не холодный гранит, а тëплая кожа щеки. В то же мгновение колючие волосы слабо колышутся на южном ветру, и Бакуго кажется, что это в ответ их ерошит родная рука. Это невыносимо. Его тошнит. Но заставляет с больной надеждой подумать:       «Может, свидание всë-таки удалось?..»