ириски и риски.

      Софиты в лицо, запах восторга и алкоголя. Кучи людей сталкиваются и растворяются в явственном шуме, трепетном месиве голосов. Концерт. Лето. В гримёрке выли от радости взвинченные музыканты — группа кис-кис. Алина была в неизменной клетчатой юбке и темной короткой футболке и с фирменной пьяной улыбкой на лице. Её длинные нарощенные волосы блестели в свете ламп, как и бегающие зрачки. — Итак, сегодня у нас на дегустации коньяк "Арарат"! — торжественно выдала девушка, выкрикивая слова в крошечную камеру гоу-про и тыкая бутылкой в объектив. — Так Алина, аккуратнее, а то лишишь нас всего райдера такими темпами. Концерт ещё не начался, а ты уже на ногах еле стоишь, — забеспокоился Юра, забирая бутылку. Парень переживал за подругу, потому что её алкоголизм всё более крепчал с каждым днём, перерастая в привычку. — Бля, ну как всегда. Как вы в пьяном угаре всё крушите, так это нормально! А как я захотела снять что-то интересное, то сразу во всем виновата! — возмущалась барабанщица, оборвав видео и усевшись на диван. — Ну ты чего, Алинка. Не тебя одну обламывают. Я к примеру, вообще лишена напитков. Точнее, я предупредила, что мне можно только безалкогольное, заказала в райдер. И конечно же, это уже выпили наши "трезвенники", — стала успокаивать Соня, обхватывая Олешеву за плечи и смеясь. Она видела, как младшая смягчилась и даже улыбнулась, сжав чужую руку трепетно, наигранно-нежно.       Сомусева уже давно привыкла к пьяным обидам и алкогольным ласкам, её это даже позабавило бы, если б не одно но. Рыжевласка уже несколько лет влюблена в эту дурочку. Сонины чувства очень разнообразные, спутанные, не однобокие. Они меняются с каждым днём и порой даже дают вздохнуть полной грудью, переключившись на кого по-проще. Как и в последнее время, когда Алина отдалилась и запила, Софье стало всё сложнее её любить и лелеять. Внутренности разрывало от жгучей обиды и всепоглощающей искренности, на которую никто и не собирался отвечать взаимностью. Но ей и не надо было это, кажется. Певица сидела молча, пока красно-рыжие кудри спадали на её голые плечи — девушка надела топ. Она выглядела неизменно потрясающе, особенно с ярким макияжем и в серой юбке длины миди — по последней моде. — А знаешь что? У меня есть ириски, хочешь? — невинно произнесла Сомусева. Барабанщица улыбнулась и кивнула. А солистка оперативно достала из сумочки припрятанный кулёк конфет и протянула своей коллеге. Они выглядели как маленькие дети — улыбались и жевали ириски, которые прилипали к зубам и мешали даже думать, не то, что говорить. Но это развеселило обеих. Впервые с такой теплотой Алина смотрела в глаза напротив, уязвимо, без сарказма и пошлости. Этот момент оставил след на их маленькой истории, как первая искренность, ведь всё, что было до — несносная глупость и дешёвый спектакль. — Всё, встаём! Концерт уже через две минуты! — прокричал гитарист и все вскочили на ноги. Ребята собрались в круг и традиционно попрыгали на месте, крича "рок рок рок". А после, дружно высыпали на сцену.       Фанаты так и ревели, протягивая руки к своим фаворитам. Яркая гитарная трель разрезала воздух, барабаны отбивали жаркий ритм, вгоняя толпу в азарт с ноткой возбуждения. — Ну что, ребята, вы готовы? — заклинала огненная ведьма в микрофон, пока люди изнывали громким соглашающимся воплем. И первая песня стала смело разливаться по залу.       Некоторое время спустя, опьянённая алкоголем и чувствами, Алина покинула родное место у своего инструмента. Она медленно пошла к солистке, очень вольготно, хитро, как тигрица, караулившая жертву. Та её заметила, но петь не бросила, просто стала с интересом наблюдать, как расстояние между ними стремительно сокращается до "опасно близко". Олешева ничем не стеснена, она одним движением вплотную прижимает девушку за талию и как бы жаждет разрешения на поцелуй, одними глазами оголяя своё намерение. — Алин, ты же пьяная, это не правда, — прошептала на ухо старшая, во время музыкального проигрыша. — Я хочу тебя целовать. Это правда, — оглушительно прошептала и потянулась к губам. Девушки столкнулись в бурном поцелуе, прижимаясь и не находя утешение страстной тоске, особенно пока их душили рамки приличия и неудобная одежда.       Концерт совсем скоро подошёл к концу, а Соня всё не могла забыть тот дикий эпизод и взгляд длинноволосой, что прожигал тело насквозь. Оказавшись в гримёрке, девушки почти не разговаривали — барабанщица лениво отшучивалась от колких фразочек коллег по поводу их выходки. — Сонь, давай сбежим отсюда? — прошептала Алина, придвинувшись к сидящей на диване пассии. — Куда? — усмехнулась по-доброму рыжевласка. — Ко мне в номер. Я сейчас же вызываю такси, — сказала и тут же заказала машину в приложении.

***

      Девушки молча пребывали в пути. Соня волновалась и ёрзала, Алина — ухмылялась и падала ей на плечо, лукаво поглядывая в зрачки. — Ты будешь моей, — властно прошептала Олешева на самое ушко. Рыжеволосая лишь громко сглотнула подступающий вкус возбуждения. Обе завались в номер в лоферах, сбрасывая их на пол с тяжёлым грохотом. Соня была грубо прижата к стене — всё по традиции их безумного дуэта. Смазанные поцелуи были повсюду и певица таяла под ними, не находя спасения. Пальцы сминали бёдра и просачивались под топ, лаская грудь. Непроизвольный стон сорвался с целованных губ, на которые вновь напала ненасытная. Языки, наконец, сплелись, находя друг друга. Чёртово наслаждение. Барабанщица ловко стянула чужую юбку, которую так желала разорвать весь концерт. А солистка так же не постеснялась прелюдий, поэтому смело проникла ладонями под клетчатую ткань, сжимая ягодицы. — Что ты там говорила? Несправедливо, что только я могу трогать тебя за жопу, а фанаты нет? Может потому что ты течёшь, как сука, только от моих прикосновений? — парировала Софья, выдерживая паузу между поцелуями и усиливая давление рук. — Ммм... Да, ты совершенно права, Сонечка, — в полу-стоне прошептала Алина, с удовлетворённой улыбкой, откидывая голову назад. Олешева вдруг прижалась ближе и намереваясь вернуть себе доминантное положение, подхватила пассию под крепкие бёдра и понесла к подножию кровати. Пара терзающих метров — и они валяются на постели в неглиже, так естественно, будто они с картины Тициана. Барабанщица откидывает волосы назад и показывает Сонечке свои смуглые щёки, обласканные солнцем и крошкой веснушек. — Ты прекрасна, — шептала Софи, пока освобождала подтянутые груди напротив от кружевного лифа.       Поцелуи смещаются ниже и рисуют узоры на раскрепощённом теле. Алина загнанно вздыхает и мечется. А Соня знает и любит эту реакцию всей душой — не впервые доставляет пассии такое удовольствие.       Пальцы подцепили край белья и на весь короткий вечер избавили Алину от своего присутствия на трепещущих бёдрах. Вздох. Рыжеволосая, словно хищник, набросилась на свою добычу, терзая кожу живота укусами, касаниями, этим самым проявляя боль влюблённого сердца. Как бы случайно, ладонь упёрлась в пах, заставляя нижнюю выгибаться навстречу. Пальцы нежно прошлись по половым губам, собирая естественные соки, усиливая нажим на чувствительной точке. Барабанщица вскрикнула от всепоглощающего желания, притянула за плечи ближе, поцеловала в шею. — Тебе что, совсем невтерпёж?— парировала рыжая, ухмыляясь. — Я не могу без тебя, Соня, — выдала беззащитно девушка. — А по-моему ты отлично справляешься, когда игнорируешь меня по три месяца, — с нарастающей агрессией произнесла Софи, вводя в чужое лоно два пальца, медленно двигая ими. Несдержанный стон. Олешева мысленно прокляла себя за слабость перед своей коллегой и её чёртовыми ласками. — Я ошибалась, — с раскаянием и удушающим удовольствием в теле, сказала младшая. — А что теперь, вновь будешь меня избегать, словно незнакомы? — грубо проговорила Софья, замедляя темп толчков одной рукой, а другой, с силой сжимая её чувствительную грудь. — Ох, нет, конечно... Прошу, быстрее, — изнывала девушка. — Пообещай мне, что мы будем общаться, как нормальные люди, маленькая шлюшка, — произнесла над самым ухом Сомусева, ускоряя темп и выжидающе смотря в чужие глаза. — Ах, да, обещаю. Соня, всё, что угодно, — задыхаясь в стонах, твердила Алина. Она сжимала простынь в кулак, словно ещё чуть чуть — и она свалится в бездну. Скорость толчков, глубина, касания — это всё душило и одновременно освобождало. Барабанщица сдалась всем своим чувствам и отдалась Соне в ярком оргазме. Это была самая эмоциональная победа — триумф над всем остальным миром.       Девушки пролежали ещё очень долго в объятиях друг друга, такие взмокшие, уставшие и счастливые. Они болтали шепотом о всякой ерунде, как бы боясь спугнуть искренность и развеять это волшебство в суете будней.       Утром было всё так же тепло и даже сумрачный холод не развеял их розовый замок, их грёзы, их тайны и надежды. — Алина, а что ты чувствуешь ко мне? — прозвучал откровенный вопрос, от которого пульсировало в висках и давило на грудную клетку. Но рыжевласка была обязана произнести это. Хотела прийти к конкретике и, что греха таить, стабильности. — Знаешь, я много думала над этим, ведь у нас с тобой такие непонятные отношения длятся уже почти год. Сперва я думала, что мы будем классными подругами и мне правда было весело с тобой. Первое время мы же дружили, так ведь? Но когда это переросло во что-то интимное, мне стало страшно, ведь меня никогда ранее не привлекали девушки. Тем более, что я приставала к тебе только тогда, когда была очень пьяной. Но вчера я занималась с тобой сексом на трезвую голову (относительно прошлого), и это было иначе. Ни с кем я насколько не наслаждалась, особенно тем, как умею чувствовать. И думаю, это помогло мне понять, что просто дружить я больше с тобой не смогу и делать вид, что холодна. Я чувствую к тебе нежность и симпатию. Меня влечёт к тебе, даже сейчас. Мне не показалось и я больше не убегаю. И знаю, что тебе тоже не всё равно. Я права? — Ох, боже, Олешева. Я дождалась этих искренних слов и так рада этому! Ты права, я уже давно влюблена в тебя, но пыталась скрывать. Я думала, что ты со мной играешь и проводишь время со мной только тогда, когда рядом нет мужчины. Мне было страшно, что если я признаюсь, то ты навечно откажешься от меня, — нежно открылась Соня, впуская в своё сердце девушку напротив. Обе плакали и гладили плечи друг друга, любовались сияющим взглядом. — Сонь, я не откажусь от тебя. Ты ценная и значимая для меня. Я правда не знаю, насколько хороша буду в роли твоей девушки, но я хочу попробовать, если и ты этого желаешь. И я с радостью пойду на этот риск, ведь территория совсем незнакомая и может обернуться болью, но ты стоишь того, чтобы я рисковала. А теперь, важное отступление! Ты готова терпеть мои изъяны, прятать от меня бутылки и дарить пионы по воскресеньям? — шутливо, но с серьезными намерениями, произнесла барабанщица. — Да, я готова, моя милая любительница цветов, — радуясь, ответила Соня и оставила поцелуи на розовых щеках.

***

— Солнце, я дома! — прозвучал звонкий голос из глубины коридора. Голос счастливой рыжеволосой певицы, которая завалилась в милый израильский домик. В одной руке сжимала ручку корзинки садовых фруктов, которые собственноручно собирала половину вечера, чтобы порадовать свою любовь. А в другой руке красовались нежно-розовые пионы.       Послышался бодрый топот ног — Алиночка прибежала в запачканном фартуке. Она готовила овощное рагу и как раз ждала фрукты, чтобы добавить их в грядущий сладкий пирог. — Ах, Сонечка, ты вновь не забыла! — пропищала довольная девушка и бросилась с поцелуями на свою чудесную спутницу. А Соня никогда не забывала про букет пионов, с того самого утра, после памятного признания.       Этот совместный вечер, как и предыдущие, семьсот сорок два, проходил за разговорами по душам, вкусным ужином. И, конечно, блестящими от крепкой любви, глазами, что непрерывно смотрели друг на друга. Да, это была не идеальная любовь, которая проживала разлады, кризисы и трещины, но которая оставалась целостной, ведь каждая в этом союзе желала одного — сохранить искренность. Напоминанием этому служила вазочка с их любимыми ирисками, которые тогда, пару лет назад, соединили их сердца впервые.