Не так, как должно

Всё идёт не так, как должно. И определённо не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это понять, но… Дин всё продолжает пытаться убедить себя в том, что его вины в том, что Дьявол оказался своенравным ублюдком, решившим утащить за собой в могилу весь мир… впрочем, какое ещё «за собой» нахрен? Скорее уж, перед собой, потому что в сми тупо не успевали освещать все события — то и дело вспыхивали ярким огнём новые точки военных конфликтов, на которых никто никого не жалел, не проявлял человечности, танки шли прямо по горам трупов, самолёты сбрасывали бомбы и плевать на что, а потому доставалось и многоэтажным зданиям, и больницам, и школам, и детским садам, репортёров, рискнувших заснять репортаж, нередко разрывало на отвратительные ошмётки взрывами прямо в онлайн-трансляции, которая прерывалась тут же, но лишь потому что техника мгновенно выходила из строя. И, словно этого пиздеца было мало, природа тоже сошла с ума: проснулись вулканы и небо заволокло беспросветными тучами пепла, несколько десятков городов так и не успели эвакуировать во всеобщем-то хаосе, но ещё больше… ещё больше ушло под воду. Дин так и не знал, что именно этот конченный ублюдок сделал с ледниками по всему миру, раз те растаяли за считанные часы, не оставив и крошечных льдинок после себя. Был бы жив Сэм, то, наверное, смог бы объяснить хоть что-то, но, увы, младшего брата больше не было, как и ответов на то, что именно того убило: чужая шальная пуля или яд с когтей твари, на которую они как раз охотились… наверное, отвратительное это утешение, тот факт, что всем монстрам тоже нехило досталось? Дин подавил рвущийся наружу хриплый истерический смех — по всему миру погибли миллиарды людей, привычная карта мира навсегда изменила свои границы, из-за извержения вулканов, возможно, наступила ядерная зима, а он всё думает о том, что где-то там беснуются недобитые твари. Если беснуются, потому что сейчас у всех проблемы. Планетарных масштабов, причём… и, наверное, не было особого смысла в том, чтобы сгребать граблями всевозможные чужие останки, поливать их бензином и сжигать? И Дину и самому хотелось бы знать, почему он это делает: чтобы мир ко всему прочему не заполонили недовольные, злобные призраки или из соображений профилактики распространения заболеваний, а может и того и того разом. И совсем немного потому, что себя чем-то занять всё-таки нужно было, раз уж в какой-то момент он остался без брата, друзей, машины, хоть какого-то подобия места, которое можно звать домом, и всяких смыслов жизни. Теперь все его дни… что ж, их едва ли можно было отличить друг от друга: он выдвигался вроде бы ранним утром, сгребал искорёженные останки людей и животных и сжигал, когда надоедало передвигаться пешком, то пользовался машинами (разумеется, теми, в которых не было трупов) до тех пор, пока в баках не заканчивался бензин, грабил супермаркеты и пока что тщетно, но искал какое-нибудь надёжное укрытие, потому что с хмурых туч то и дело срывался не то пепел, не то снег. Немного радиоактивный, куда ж без этого, но Дину уже было плевать. Он в любом случае сдохнет. Не от голода, так от холода. Не от холода, так от голода… а если не от этого, то от какой-нибудь шальной пули, внезапной бомбы, оголодавшей твари или же потому что где-то, на особо сложном участке, нельзя проехать, а только взрывать или перелезать через нагромождения, и его или заденет осколками, или он случайно поцарапается. Заражение крови — это вам не шутки, и пусть в походном рюкзаке есть место и для лекарств на все случаи… но стоит где-то промедлить и всё. Ничто не спасёт. И наверное нет ничего удивительного в том, что Дин даже и не старается следить за редкими, пробивающимися по карманным радио и рациям новостями, потому что смысла в этом не видит — всё равно не скажут ничего хорошего, а всё плохое он и так каждый день видит… И настоящей радостью для него становится то, когда, где-то на междорожье, пустыре между городами, удаётся найти какой-то более-менее целый мотель с кафе и приличным баром. Тут уже успел обосноваться какой-то парень, по виду довольно молодой брюнет… и Дину кажется, что где-то он этого типа видел раньше, но сейчас у него только одно желание — нажраться, как следует, и забыться. В идеале на день-два, потому что расположение этой забытой всеми дыры очень даже годится для чего-то подобного, как и для того, чтобы впервые за долгое время пообщаться хоть с одним живым человеком. И даже неважно, о чем именно. — Что пьёшь? — спрашивает Дин. Собеседник молча показывает бутылку, на которой написано что-то по-французски, вроде, но Дин почему-то уверен, что это что-то куда более крепкое, чем вино, и как-то кисло сообщает: — Я проебался по полной программе. — Я тоже, чувак, — Дин выдавливает из себя слабую улыбку. Они пьют… сколько? Дин не считает ни время, ни стаканы, ни бутылки… и как-то не отмечает тот самый момент, когда они вместе добираются до ванной справить нужду там по очереди и принять душ, но уже почему-то вместе и что-то там смутное про то, что не хочется залазить грязным в под одеяло… Горячая вода расслабляет приятно и друг по несчастью помогает смыть всю налипшую грязь со спины… как и когда они доползают до предположительно комнаты Майкла, как тот представился, Дин тоже не знает, но что-то там было про то, что безопаснее запереться и спать в одной комнате, потому что мало ли что. Обогреватель справляется еле-еле, холод с улицы пробирается сквозь чуть ли не микроскопические щели, которые как не затыкай, всё равно без толку. Да и, несколько одеял и подушек, набросанных на кровати так, что те больше напоминают причудливые гигантские гнёзда, тоже не очень спасают. И наверное Дин слишком пьян, а ещё в творящемся вокруг пиздеце уже давно плевать на большую часть своих принципов и не только, среди которых числилось и «отсутствие сексуального интереса к мужчинам», которое также способствовало тому, что он избегал чужих заинтересованных взглядов. И ещё это также способствовало и тому, что у него имелись довольно смутные представления о том, что и как правильно делать, если вдруг в пьяную голову всё же взбрела идея о том, как можно согреться. Так, чтобы довольно быстро и без лишних проблем. Ладно, пожалуй, не без лишних проблем, потому что всё, на что хватает соображений Дина, это стащить с себя всю одежду и, нырнув под одеяло, прижаться как можно ближе к чужому телу и начать водить рукой по чужому члену, чтобы возбудить… нет, оно-то, конечно, понятно, что под и в ворохе одеял никто в здравом уме не трахается, но когда в комнате холодно, то уж лучше под одеялом… пусть будет очень и очень жарко и некомфортно, но зато это избавит от простуды или что там ещё можно подхватить, ай, впрочем, сейчас не до этого, потому что чувствовать чужую сильную руку уже на своём члене оказывается неожиданно… ничего так? Правда, Дин думал, что это всё равно вызовет у него какие-то неприятные ощущения или мысли, но ни тех, ни других не было. И всё же… вести дальше и перехватывать инициативу он предоставил Майклу, потому что где-то между не утерпел и признался, что сексом с мужчиной раньше не интересовался, а потому, как там и что правильно, не особо смыслит. — Ну, у меня с теорией чуть получше, но я тоже никогда раньше не, — в ответ сознался тот. Ну, и это было определённо лучше, чем полный ноль. А потому они сначала сходятся во мнении, что далеко заходить не стоит, хватит и простой взаимной дрочки, чтобы согреться, но почему-то… почему-то это лишь распаляет желание большего и… Никто из них не хочет останавливаться. И Дин с удивлением ловит себя на мысли, что, не смотря на все непривычные ощущения: сначала чужие, тщательно смоченные слюной пальцы, постепенно добавляющиеся и аккуратно двигающиеся внутри, а затем и неожиданно мягко толкнувшийся внутрь член — он получает удовольствие, особенно от того, когда темп движений набирается быстро и в пьяных, не очень-то складных и связных мыслях, мелькает что-то шальное не только о том, что из него сейчас походу всю душу вытрахают, причём самым приятным способом, но и о том, что круче у него никогда и ни с кем прежде не было. И вот перед глазами проносятся звёзды и Дин громко стонет от жаркого удовольствия, но даже это всё не мешает ему, пусть и мельком, но увидеть голубые вспышки в зелёных глазах… впрочем, разум оставляет эту проблему уже на утро, когда до него как-то резко доходит, что он потрахался с грёбанным архангелом. И ошалевший и растерянный, он не придумывает ничего лучше, кроме как свалить куда и как можно подальше. Майкл, проснувшийся несколькими мгновениями позже, почему-то в реализации этих намерений не препятствует. Только говорит: — Люцифер мёртв. Я… мне пришлось его убить. Хотя это и произошло слишком поздно… и я хотел всё исправить… правда, хотел, но ему удалось меня ранить и лишить большей части сил… Майкл бормочет что-то ещё, не очень разборчиво, но Дин на это никак не реагирует, продолжая собирать кое-какие припасы, и на некоторое время в комнате повисает напряжённая тишина, которую нарушает один-единственный вопрос: — Скажи, мы… мы ещё встретимся? В голосе Майкла сквозит непонятная надежда, но Дин продолжает хранить молчание. Не хочет он больше тусоваться с этим пернатым… кем Майкл там себя возомнил… Разумеется, что их пути пересекаются вновь, но уже позже. Гораздо позже. И на этот раз Дин хочет задать вопросы.