Внутренний мир незнакомца

Одно из самых увлекательных занятий — наблюдение за людьми. Особенно занимательным оно становится, если наблюдать за занятыми тем или иным делом. Ещё более удивительно, но несколько затруднительно, — в момент секса и оргазма. Об этом, без малого, слагают легенды. Чон Юнхо — молодой мужчина, двадцати трёх лет от роду — открыл для себя подобное хобби в субботу, одиннадцатого ноября. Иронично? Пожалуй. Но этот секс с горячим незнакомцем он запомнит навсегда, клянётся пуннопаном от бабули, ниже по улице от дома. Она варганит их божественными. Что за приворотное зелье женщина туда добавляет — остаётся загадкой, но и ответа на неё получить не хотелось бы — в жизни должна присутствовать магия. Пусть продаёт и дальше, Юнхо любит заходить перед работой и после за ровно одной штукой — идти до дома или собственного магазинчика виниловых пластинок одно удовольствие благодаря тринадцати сантиметровому куску теста с начинкой. Тогда ветер стоял бешенный. Завывал душераздирающие песни своим скрипучим, противным, пронизывающим. Юнхо вообще-то любит мелодии ветра. Этот парень бывает чутким собеседником — особенно вечерами, зимой и поздней осенью. Он любит трепать каштановую макушку, заигрывая. Проскальзывать под свитер с целью пощекотать: извращенец. Тогда ветер стоял бешенный и грохот двери магазинчика потому вовсе не напугал, но заставил задуматься: покупка ограничителя для двери — необходимость, никак не прихоть. — Тысяча извинений, достопочтенный! — перезвоном отнюдь не колокольчиков, а отцов их — колоколов церковных, раздалось у многострадальной. — Не рассчитал силу! — дальше хохот смешливый. Глаза — щёлки, щёки — упругие полусферы. Юнхо лишь голову склоняет, стоя за стойкой с коробкой пластинок в руках. Ему привезли новую партию, заказанную ещё дедом аж из Америки. Редкие. — Я ещё недостаточно стар, чтобы быть достопочтенным, избави, — хмыкнув. — Дверь цела и на том спасибо, — диалог бурно текущий не задаётся в силу занятости попытавшихся в беседу. Незнакомец шествует в зал к секции с балладами о любви — она находится слева от входа не просто так. Ассоциации — любимое дедушкой Чон во все времена. «Сердце слева, левая сторона тела, как правило, уязвимее, вот и любовь живёт слева» — старик этот дед странный, но душевный. — Сколько за эту? — глаза щёлки и щёки полусферы спрашивают внезапно, отрывая от раскладывания ценностей на продажу по полкам за стойкой с кассой. — Youth? О, шестьдесят пять баксов, — округлившиеся глаза с жёлтыми линзами — шок незнакомца позволяет разглядеть — стоят маленькой лжи. — Так дорого?! Прошу! — сто восемьдесят, по ощущениям внутреннего метра, в мгновение ока оказываются у кассы. — Умоляю, скиньте до…до… — усердно хмурясь в раздумьях. Юнхо только лишь отворачивается носом в полки за стойкой, вертит пластинку Боба Марли в руках, придумывая ей место на деревянной поверхности стеллажа. Незнакомец пыхтит за спиной, заставляя улыбаться неосознанно. Это у Юнхо такое настроение игривое сегодня или дождь за окном способствует выработке дофамина, серотонина или типа того? — Например, до пятидесяти восьми! — ох ты. — Торговаться тебя не учили? — с забавой в голосе и уважительно оборачиваясь всем корпусом к покупателю. — Есть причина, трогательная! — выставляя палец перед собой для акцента на важности момента. — Весь в нетерпении узнать. — Сначала пообещайте скидку, — настойчивый. То на мысли наталкивает о бесполезности жизни и течении времени столь стремительном, что ты не успеваешь — банально-тривиально — жить. — Важно оценить трогательность, — возражает резонно, стоит заметить. — Семь секунд требуется, чтобы влюбиться! — вид победителя этого индивида достоин запечатления на камеру. Он смешит Юнхо до коликов. Честно. Парень оседает под кассу, сползая по полкам, болюче для спины и позвонков, зато безопасно для копчика. Странность, прикидывающаяся человеком, перегибается корпусом через стойку. — Уступите? — с надеждой чуть не детской. — Угостишь кофе? — удивительные метаморфозы. Отдышавшись от смеха. Юнхо, на заметочку интересующимся, никогда не зовёт на кофе, он буквально восемь лет живёт принципом «дом-магазин, ни шагу на волю». Но вид этого чудака приводит в восторг. Говорящая мимика — явление ранее ни разу не встречавшееся, но ту-у-ут. Сон Минги, возраста — двадцать. Жизни с горкой — во все сто восемьдесят три сантиметра роста, Юнхо уточняет точные цифры позже, по мере исчезновения кофе из стаканчика. Энергичен и неугомонен по заветам возраста. Трахается, как сраный Бог-инкуб, Юнхо срывает голос как раз в тот самый момент, когда головка бордового, тяжёлого, горячего и крепкого, как нервная система соседей через хлипкие стены, члена впервые толкается в простату. Юнхо закрывает магазинчик на час раньше — Минги приносит кофе, даже не удосужившись пробить пластинку, он просто срывается с места, как только слышит юнховское завуалированное «да». Они говорят много, без умолку. В процессе диалога возникает несколько закономерных вопросов в голове того, кто из них двоих Чон. Насколько полно нас интересует внутренний мир другого человека? Ответ удивительным образом приходит во время посиделок на маленькой кухне, квадратов двадцать, где удобно поместилось всё необходимое, включая мини кофеварку, мини микроволновку, мини тостер и мини чайник. Мини — всё, кроме хозяина квартиры. — Спортзал три-четыре раза в неделю, лет с семнадцати, — любезно удовлетворяют любопытство, кашеваря на мини кухне, мини приборами, ладно, приборы не мини. Все. — Я и спорт — несовместимые вещи, — скрипит Юнхо смехом умирающей чайки, как ещё одно подтверждение тому, что спорт для сильных, а он пополам переломался давненько, чтобы костями отыгрывать вместо ложек на людях. — Просто партнёра подходящего не встречал! — бодро опровергают установку. Это очередное «тебе девушка нормальная не попадалась просто!»? Если да — избави. Минги неаккуратен — это Чон замечает спустя три пачки печенья, о которых оба пожалеют уже утром, две чашки чая с лесными ягодами для атмосферы, осень же, ну, и одной пачки чипсов по акции. Крошки повсюду — мягко сказано. В какой-то момент зад просто привыкает к иглотерапии мелкими остатками хрустящей еды. — Такие продают недалеко от дома. Любимый минимаркет, я покажу, — планы строятся легко и непринуждённо, что настораживает тут же. Почему так быстро? Ага, планы настораживают, а член в заднице через час пребывания у незнакомца дома — нет. Сон целует первым. С горящими щеками — полусферами, разумеется — пылко и решительно, а Юнхо всего лишь перегибался через тушу «три-четыре раза в неделю в зале» за крекерами вообще-то. Но подвис на линзах. Жёлтый — его любимый. Кто же знал, что банальное «глаза у тебя красивые», станет спусковым крючком? Сон целует напористо, усадив на колени задницей, заставив раздвинуть хрупкие колени по бокам, согнув свои, чтобы деться Юнхо не смог никуда. Юнхо как-то и не торопится, способен только мычать в рот партнёра по внезапному сексу отчаянно и жалко, всхлипывая временами. Он всегда был и есть чувствительный к настойчивым ласкам. Сдаётся — катастрофа, как быстро. А Сон оказывается властным и удивительно прытким: поднимает на руки, подхватив за бёдра, и обрушивает на ворох подушек в углу импровизированной спальни. — Сколько их? — запыхавшись между губ Минги. — Двадцать, и одеяло тяжёлое, двенадцать килограмм, — обсыпая между делом шею поцелуями. — Вредно же, если сильно тяжёлое, у меня вот ш-шесть, — Юнхо спину гнёт почти неестественно, но рукам чужим позволяет чрезмерно многое. — Это ты тростинка, а мне норм, но тебе дам другое, если будет тяжело, — он вертит Чона, как заблагорассудится. Вот сейчас вздёргивает и освобождает тело от свитшота с причудливым дизайном. — Смотрится интересно, — комментирует внутренний, умерший, дизайнер в Соне. — Спасибо, — ответно тянется, сдёргивая пушистый свитер с Минги. Ёжатся оба от лёгкого сквозняка. Дальше рты заняты языками и губами. На этот раз целует Юнхо и забирается сверху сам, опрокидывая Минги на лопатки. На секунду отрывается от тела, что заслуженно может считаться искусством, замирая. Рассматривает. Хобби себе зарабатывает усердием и смелостью отдаться в чужие руки выброшенным котёнком. Готов ли Чон Юнхо, двадцать три, погрузиться во внутренний мир незнакомца, открывшись ему в ответ? Странноватые мысли на пути к единоразовому сексу, в субботу, одиннадцатого ноября, а потому… — Я нижний, мылся утром, не особо ел весь день, — информирует Юнхо, вздёргивая брови к каштану волос в слегонца пугливом ожидании. — Я верхний, мылся днём, ел только с тобой, — единодушная гармония. Снова поцелуи, скулёж Юнхо и хриплые стоны Минги. Удивительный голос у мальца под потолок ростом. Минги настойчив, грубоват, но потрясающе чуток к отзывчивости Юнхо. Чон кусает шею, оставляя покраснения — он всё ещё сверху, и никто этому не препятствует. Руки жадно исследуют крепкую грудь — пальцы особенно внимательно терзают соски, превращая те в набухшие горошины — затем пресс и, мать его женщина, он — мечта пубертатного подростка внутри Юнхо. Шесть, он пересчитал, кубиков, минимум кожи. Он горяч во всех смыслах. Не сдержавшись, Минги стонет повыше бывалых шлюх, вцепившись в одеяло-двенадцать-килограмм, Юнхо облизывает от пупка до солнечного сплетения, переключаясь укусами на набухшую грудь. — Вкусный и антистрессовый, — оно само выбивается, восхищение сквозит в голосе. — Три раза в неделю, — подмигивает хвастунишка. Юнхо сипит, когда Минги подбрасывает бёдра и опрокидывает старшего. Джинсы летят прочь в комплекте с трусами и носками. Сон смазку преподносит литр, блять, вливает бережно, растягивает дразняще, но аккуратно. Приговаривает на ухо приятности, гладит свободной рукой рёбра, словно пересчитывает, да те и сами просятся — выпирают, что видно за версту. Презервативы надеваются на оба члена профессионально перед самым волнующим. Минги входит плавно, наваливаясь всем весом, а Чон распластан на коленях под ним изумительно стыдно и пошло. Лучшее порно то, что делается вами самостоятельно. — Да! Ах-х…да! — на соседей уже плевать, тем не помочь. Кровать бьётся ритмично, задница подгорает исключительно в приятном жаре спасительного костра страсти Сона с узости задницы Юнхо. Талию тискает, как вздумается, и синяки там мерещатся прямщас. — Ох, Юн, ты так сжимаешься, — пульсирует — он в курсе. Мышцы сходят с ума в едином порыве любви к двадцатилетке, кто взял на себя смелость и ответственность вытрахать душу. Надо сказать, с душой. Юнхо захлёбывается наслаждением, кричит моментами, но срывает голос с первым попаданием головки члена Минги по простате, ультразвук, вырывающийся из глотки, глушит сигналы от мозга к телу и обратно, низкий поклон крупному дарованию господина Сона. Дальше только хрипы, стоны, несколько старческие — голосовые на износ пашут. А там и оргазм крышесносный, в прямом смысле, блядь Сон Минги, кто ж так трахается. Он сил вообще не жалеет. Следит внимательно за ритмом. Медленный — быстрый, плавный — резкий. Шлепки, шёпот пошлых фразочек, укусы сквозь поцелуи и поцелуи сквозь укусы, но не до боли. Давление рук на шею и грудь — и Илон Маск не понадобился. Он трахает сквозь оргазм, доводя до страшного состояния амёбности. Страшное оно только потому, что привыкание с первого раза, а у Юнхо давно секса не было. И укладывает под тяжёлое, обмыв перед. Юнхо комфортно, потому как руки его обнимают более крепкие, чем всё тело собственное, они защитят от последствий сна под двенадцатикилограммовым.

*

Они трахаются три раза в неделю и дают себе один выходной в одиночестве. Срок устанавливается негласный обоими — чтобы влюбиться нужно семь секунд, сказал Минги — три месяца проверка прочности нервной системы Чон Юнхо, та на ладан дышит, если откровенно. Кроме того, любовь живёт три года, а Юнхо привык сроки сокращать по максимуму. Минги вот с ним не согласен. Он красится пока знакомы три раза. Пунктик на цифру? — Оранжевый — лучший из всех, что ты носил, — вердиктом в одно отдыхательное друг от друга воскресенье. Созваниваться им не запрещали. Вот и висят больше часа на видеозвонке. — Я просидел шесть часов за окрашиванием! Ты не говорил, что будет так долго! — Определённо говорил, ты в этот момент пытался стащить Боба Марли «Is this Love», — кивая в ритм играющей мелодии с радио. — Фыр-фыр-фыр, — привычка, появившаяся у Сона в следствии знакомства с Юнхо — дразнить Юнхо фырканьем. Выдал как-то, что Чон похож на ежа с розовым пузом. — Ну, значит прослушал, но я чуть не умер! — привычка таращить глаза и возмущаться по маломальским поводам была всегда. Она откровенно Юнхо нравится. За первый месяц выяснилось, что приобретённое случайно, может стать тем, что будет сопровождать всю жизнь. У Юнхо это наблюдение за незнакомцем, чей внутренний мир оказался полон загадок и мифов. Действительно ли мы готовы погрузиться в мир другого человека, открывшись в ответ? Видимо, да, потому что какой не влюблённый и готовый ебанат согласится поехать после Рождества к морю, где ветер с вселенской ненавистью рассекает пространство из-за банального «бля, Хо-юн, хочется, аж жопа чешется!». Что за причина вообще, Сон Минги? Размышления о правдивости и правильности чувств и эмоций, вызываемых с усердием одним непоседой с чесоткой на заднице, застают в пятницу вечером, спустя ровно два месяца со дня знакомства, и кто бы вообще считал дни, верно? Юнхо копчиком к Солнцу разбирает очередную партию пластинок, что прислал дед с зарубежной поездки. В данный момент дед прозибает в Новом Орлеане, строчит собственные мелодии и выедает внуку мозг посредством мессенджеров. Храни Господь современные технологии. Чон знает о Минги два месяца, обмолвился близкому дряхлику о новом парне, прикусив язык в предвкушении стёба на ошибке. Дед никогда не подводит. Там и настигли первые звоночки серьёзного мысленного диалога с самим собой. Что знает о тебе, Чон Юнхо, один Сон Минги, внезапно скрасивший твоё одиночество длинною в восемь лет? Что знаешь о нём ты, на самом деле и в полной ли мере? У Минги глаза карие, но линзы оттенков всех существующих! Откопал на taobao комплект вместе с палитрой Пантон. Он закатывает глаза каждый раз, когда думает, что Чон не видит, если старший задаёт вопрос про прочитанную книгу за месяц. Читать он не любит и переводит тему играючи. Целует, преимущественно. У Сона сон плохой, ха. Забавно, ведь спать он любит больше еды и дрыхнет с перерывами 2/15/2/40 (часы/минуты) соответственно. — Я читал, что так делают гении! — заявляет логик столетия в придорожном кафе на пути в Пусан. На носу переохлаждение, Рождество пройдено, дед теперь в Теннесси отжигает и пишет альбом. — Тебе лень прочитать вывеску, а тут статья, — хмыкая в шутливом подъёбе любя. Они едят хот-доги, сидя на капоте гладиатора, в кузове палатка и прочая для похода бурда. Минги умудрился припороть даже проигрыватель, пару пластинок и гитару — Боба Марли он-таки спёр с концами. — Зуб даю, жопу ставлю, читал! Смешит Минги Чона до икоты противнейшей и это цепляет, знаете? Жопу-то он бережёт. А душу и сердце Юнхо не особо. Вот когда так улыбается, тянется и накрывает своими губами в кетчупе чоновы. Они кислят-сластят выплеск эмоций и признание чувств. Он заваливает на лобовое, выбрасывает продукт фаст-фуда на проезжую, за что обязательно отхватит от старшего, зарывается пятернёй в непослушные, ероша сильнее. Минги напирает всегда решительно мягко, будоражаще. Сон привык отдаваться всем сердцем каждому делу. Щекочет холодными кончиками пальцев нежную кожу живота и выдыхает горячо в шею. — Вкус-с-сный, — шипя. — Хочу съесть, Хо-юн, дай, а, — канючит дитём малым детина под два ростом. — Дурачина, — соглашается из раза в раз, подтрунивая. Они трахаются прямо на парковке придорожного кафе в тени деревьев, сумерки — пособники. Сон дышит загнанно и ненасытно вгрызается в шею, грудь, живот и тазовые косточки. Обсасывать любит словно питомец от макушки до пяток, спуская штаны параллельно. Заглатывает божественно. Он головку посасывает, втягивая в глубину, проводит кончиком по кругу, собирает смазку, толкается в уретру. Урчит, ласкаясь об руку, что направляет. Минги вовсе податливый, яркий на выражение эмоций и привязанностей. — Юн, прогнись и толкнись, хочу тебя, яйца звенят, — плаксивый в моменты острой нужды. — Жди, животное, — он не обижается, а Юнхо действительно надо чуть отстраниться. Поглазеть. Одно из самых увлекательных занятий для Юнхо — наблюдение за Минги. У него глаза такие по-собачьи верные, разрез причудлив в своей загадочности — не то сирена, не то Бэмби — щёки впалые, но округляются моментами, губы — твою-то мать, кто позволил такими обзавестись — их целовать одно удовольствие и Юнхо может запросто кончить только от этого. Минги читается, как открытая книга, не стесняясь того совершенно. Лёгкий, плавный, крепкий, отзывчивый, добрый до визга… …бессовестно голый и влажный прямо здесь и сейчас на заднем сидении танка, никак не машины. Взгляд с поволокой туманности и желания бешенного, жаждущий детка перед тобой, извращенец Юнхо, двадцать три года, только для тебя. — Пот сюды, — махнув рукой притворно пренебрежительно. Он ведь метнётся с коврика для ботинок и впечатается в тебя своей влажностью, стиснет в руках сильных, растягивать начнёт плавно, заботливо. Смазка и презервативы всегда рядом с иконой — простите верующие, но важность для Минги равная с момента появления этого костлявого и пленительного. Поглаживает, целует нежно и медленно, проникая языком глубже. Обсасывает юнховский, втягивает к себе. Руки блуждают по телу и внутри лениво-влюблённо. Крошат тебя, Юнхо, до основания. Он войдёт слитно и с одновременным выдохом. Но трахать будет сладко, со вкусом, с оттяжкой и припечатав тебя щекой к стеклу. Сзади руки будет держать согнутыми в локтях и в захвате. — Выгибаешься профессионально, — шептать будет пошло в ухо, облизывая мочку и раковину после. Вам обоим влажно, душно и восхитительно. Машина ходуном ходит, стоны слышны на улице — к гадалке не ходи, но голос Юнхо срывать обожает только от этого, диаметром удачного, крепыша. — Сильнее! Ещё! Ах- — Вот, — толчок грубый, коленями по коже — противно — держи, ох, да! — вы одновременно кончаете не всегда, но часто. Вы любовники только в своей голове. Дед уже купил подарки на свадьбу, Юнхо. — Сука ты, Сон Минги, неудержимая, — сползая щекой по стеклу, неразборчивым бубнежом. — Ты меня и таким любишь! Первая шутка, что кольнёт ебейше. Заставит задуматься вот о чём… …Хорошо ли мы знаем, всё-таки, свой собственный, мир этот?

*

Убеждённо отстаивая определённую точку зрения стоит помнить несколько важных вещей. Первое — убедись в правоте утверждаемого лично, на своём опыте. — Зуб даю и жопу ставлю, де, — откуда фраза взялась? Юнхо замирает вместе с пожилым родственником, что завалил вопросами про праздник нового года и поездку в Пусан минут тридцать тому назад, а Чон так устал отбиваться от заёбищного «парень твой? Влюбился?», что начал клясться… …треклятыми фразами Минги! Чтоб его молнией ебануло! — Вот те на, кто бы знал, что ты так умеешь выражаться, Юни, — шаркая в сторону двери с информирующей «open/close». Юнхо вздыхает громко, показательно, а сам внутри замирает вдумчиво. Три месяца минуло почти. Срок-то подходит для объявления вердикта, суд затянулся. А вердикт тот о чём? Продолжаем ебаться, Сон Минги, мечтал об этом всю жизнь? Ты зарёкся думать о будущем, Юнхо, сбегая с опухшим таблом среди ночи от бывшего к деду, что выбил зубы и денежную компенсацию из подонка битой. Мир полон насилия, но удивлять хорошим умеет по сей день. Минги заявляется помятый после спортзала в середине дня. У него выходной и третий из трёх дней зала для формирования и поддержания вот этой вот формы тела, что Юнхо заставляет течь, как хорни-водопад. — Бля, Чон Юнхо, ты с левой встал? У тебя, когда вот так брови хмурятся, значит проснулся раньше запланированного, с левой и пролил кофе на столешницу наверняка, да? Нонсенс, но ахуй ловят сразу двое из Чонов и стар и млад. Быть того не может, да? Чтобы вот так запомнить повадки незнакомца-любовника за…а сколько они ночевали вместе, а?! — Даже уточнять не буду, сталкер, — щурясь в угрозе нац безопасности. — Брось, бука, я купил тебе вот это, — протягивает трофеем, добычей — пуннопан. Юнхо клянётся, что упоминал лишь единожды про любимое место продажи вкуснятины! — Спас-сибо, что ль, — пожимает плечами и принимает, естественно. Настроение стремится вверх за ручку с подозрительностью к происходящему. А Минги не затыкается. Он знакомится с дедом, простогосподисука, лично. Братаются! Сон советует упражнения для укрепления спины и договаривается сгонять на пробежку завтра в восемь утра. — Э! — вот на этом моменте протест рвётся сам, но не безосновательно. — Завтра твоя очередь работать, старый, какая пробежка?! — плюясь чуть не воспитанно тестом с фасолевой начинкой. — Откроюсь на часик попозже, подумаешь, начальник я или где? — отмахивается дряхлость лет. — Поразительно, — рот не распахивается в стратегическом решении не терять подкрепление в виде рыбки съедобно-искусственной. Выходит, таким образом, Чон Юнхо, что не только ты что-то выудил о Сон Минги наблюдением? Убеждённо отстаивая определённую точку зрения стоит помнить несколько важных вещей. Второе — убедись в точности формулировки лично сформированного убеждение: любовь = опасность. То было в прошлом. В настоящем ты стоишь на кухне в девять тридцать и варишь кофе на троих, потому что двои из компании сгоняли-таки на пробежку, вернувшись друзьями лучшими и закадычными. Хитросплетением факторов добираются до составления нехилого графика встреч: каждый.божий.день. Минги пернатым засранцем твердит следующее: «соскучился и хочу целоваться». Он и целует — в магазине, за углом дома, в доме, в кровати, у себя, у Юнхо. На глазах деда пару раз, за что отхватывает смачный подзатыльник, но не сдаётся. Деда провожают вместе в начале весны — поехал покорять новые вершины и изучать Нью-Йорк. Однажды точно свалит в Америку с концами, оставив на внука магазин винила. Следом внезапно оказывается, что Юнхо нравится смотреть на Минги во время цветения вишни. Подходит парнишка этому сезону, как никто, по мнению Чона. Минги болтает всё ещё без умолку и незаметно знакомит с семьёй. Случается первая крупная ссора, а тем временем проходит почти полгода, кто бы знал, что время тянется столь быстро? — Я дверь просил закрыть?! У Юнхо причина орать благим матом имеется: поручил идиоту присмотреть за магазином пару часов пока сам мотался по делам деда с поставщиками винила. Родственнику не откажешь, а Сон клятвенно обещал придерживаться всех правил нахождения в помещении без хозяина. Клятвы сдерживает через раз, а теперь сидит с рассечённой бровью и улыбается. — Сколько было ворвавшихся? — пыхтит Чон натужено и злобно, вытирая кровь с побитого лица. Рядом аптечка с необходимым набором для обработки ссадин. — Трое, мелкие вандалы, — прерывается на шипение, щиплет противно. — Ты знал, что милый, когда хмуришься? Щёки-полусферы к себе притягивают, глаза в себе хоронят, Юнхо подвисает на зелёных линзах, в этот раз, сдаваясь напору. Целует сам, нежно и ласково. Все переживания испуская с воздухом. Оказывается, не любовь опасность, а глупость некоторых нерадивых. Испугался за младшего сильнее, чем за пластинки. Нонсенс. Так и понимает. — Влюбился. — И я. Минги опрокидывает на себя снова, предупреждая возмущения. Отстаивать убеждения не всегда нужно, можно просто обсуждать, что ты чувствуешь и тебя поймут внезапно для напуганной психики. — Говори, что хотел, — предлагает и пересаживает себе на колени. За ним наблюдать занимательно, когда выпрашивает информацию. — Не буду. — Вредина, — и снова сладко берёт на стойке. Та крепкой оказывается, выдерживает двоих. Напор, страсть и только-только осознанную влюблённость. Ссора исчерпывается. Начинаются свидания. Настоящие, яркие, спланированные то Минги, то Юнхо, то обоими. Первое — парк аттракционов. Благодаря новому хобби Юнхо выясняет, что Сон ненавидит высоту и страшилки. Минги выясняет, что Чон терпеть не может мокнуть вне бассейна, ванной и пляжа. В остальном сходятся на простом и обоюдном. — Сюда больше ни ногой. А ногой в океанариум. Там приходит в голову купить общую рыбку и назвать её Одиночество, потому как теперь об одиночестве Юнхо заботится Минги, а о Соне позаботится Чон. Устраивает обоих. Дед всё-таки дарит кольца. Они пригождаются — все троя переезжают в Америку спустя год. Заключение самого себя в оковы отказа от знакомств для Юнхо заканчивается его свадьбой с Минги. Та отыгрывается скромная, но всё того же одиннадцатого ноября, а Одиночество празднует вместе с теперь уже семьёй, булькая на своём, рыбьем, в комфортабельном аквариуме. Рассветы теперь встречаются вместе, винил коллекцией переезжает в атмосферный пригород, поближе к теплу. Юнхо по-прежнему худощав и мерзляк тот ещё, Минги работает над мышечной массой только двоих: дед позиции не сдаёт. А своего мужа греет в объятиях, сразу после получения кружки бодрящего. — Влюбился, — констатирует в губы. — Влюбился, — подтверждают ответным признанием из раза в раз. Одно из самых увлекательных занятий — наблюдение за людьми. Юнхо его чуть видоизменил и наблюдает теперь только за родными.