плохо с выдержкой.

— но мы друг другу не подходим, я обязательно тебя брошу, — тихо-тихо произносит владислав, когда к его плечу прижимается чужая голова. — чуть-чуть наберусь с силами и брошу тебя. а в ответ слышится нежный-нежный смех ларионова, лежащего рядом с парнем. он аккуратно поглаживает тыльную сторону его ладони своим большим пальцем. это расслабляет лучше алкоголя. любимый человек пьянит так, как после множества бутылок чего-то крепкого не бывает. — так почему не бросишь сейчас? — с улыбкой спрашивает илья. но ответа он не ждёт, сам всё знает. и понимает, что услышит дальше. — сейчас у меня всё плохо с выдержкой, — признаётся парень, вплетая пальцы в мягкие волосы на затылке мужчины. и прикладывает свои обкусаные в кровь губы ко лбу. буд-то проверяя, нет ли у того температуры. — я просто не могу. и это было очевидно. чернокнижник никогда не говорил, что любил илью. никогда. у него это просто не получалось. вместо слов он целовал. целовал в лоб, щёки, уголки губ, шею. но никогда не говорил, что любит. илья касается немного колючей щёки своей ладонью. поворачивает голову младшего на себя и в глаза ему заглядывает. там будто отдельный мир, в этих карих безднах. и он норовит затянуть ларионова без попытки выбраться назад. в юношеском взгляде читается немой вопрос, он ждёт ответа. и илья его ему предоставляет. своими губами касается чужих. так нежно и с таким трепетом, что в моменте даже кажется, будто им лет по четырнадцать и это их самый первый поцелуй где-то в глубине подъезда перед тем, как разойтись по домам. череватый укладывает свои ладони на бледную шею ведущего, закрывая глаза. и правда, он любит той самой подростковой любовью, самой нежной и непорочной, с железным привкусом крови на языке.                         *** череватый, стоя на балконе и выкуривая уже третью сигарету за раз, смотрит вдаль. они с ильёй живут за городом, в просторном и красивом, двухэтажном доме, поближе к кладбищу, на котором чернокнижник частенько ритуалит. они давно смотрели себе частный дом, ведь жизнь в городе, который наполнен суетой переодически так сильно надоедает, что хоть в петлю лезь. и ведь влад пытался. за всё время жизни почти в центре москвы, илья парня из петли раз пять вытаскивал. зато как только они переехали туда, где тихо и спокойно, такие мысли чернокнижника впредь не посещали. ночную тишину прервал скрип открывающейся двери. из-за неё показался сонный, такой нежный илья. он уснул сразу после того, как приехал с очередных съёмок битвы экстрасенсов. ларионов уехал из дома в шесть утра, а приехал в час ночи, ещё бы он был полон энергии и не заснул. — ты чего, илюш? — улыбнулся парень, когда на его плечо опустился острый мужской подборок, а руки расположились на впалом животе. — холодно, — тихо пробубнил ларионов куда-то в мальчишескую шею, оставляя аккуратный поцелуй в том самом месте, где распологалась его татуировка. — и тебя потерял. влад ещё шире улыбается, когда ведущий носом тыкатется ему в шею. глаза у ларионова закрыты, руки образуют крепкий замок на юношеском животе, а голос предательски хрипит после пробуждения. — я очень люблю тебя, — проговаривает илья, прижимаясь к тёплому телу чернокнижника. — я люблю тебя больше, — тихо-тихо, еле слышно отвечает череватый, опуская свои ладони на руки ларионова. впервые за несколько лет их отношений. влад наконец сказал. и на лице ильи расцветает самая широкая улыбка из всех, что вообще чернокнижнику удавалось увидеть. сказал, что любит. ведь это правда.