Кто тут гопник, киса?

Утро никогда не бывает добрым, по определению. Тем более, когда ваш сон был прерывистым и беспокойным из-за присутствия в квартире трёх посторонних тел (два из которых не входят в ваше окружение и список контактов), а уровень храпа превышал все допустимые нормы восприятия человеческим слухом. Чимин щурится, пытаясь разлепить тяжёлые после почти что бессонной ночи веки, и тянет руку к телефону, который оповещает его, что на улице уже день, а если быть точнее — два часа дня. Супер, в свой единственный выходной, который парень хотел провести с пользой, он проснулся после обеда, да ещё и с головной болью в придачу. Складывалось ощущение, что это не Чонгук вчера нажрался до состояния варёного овоща, а он сам. Блять! Чимин подрывается с места, матерясь себе под нос из-за запутавшегося в конечностях одеяла, и, минуя гостиную, в которой, судя по запаху, сдохло какое-то очень вонючее и априори неприятное существо, направляется прямиком на кухню, откуда доносятся тихие голоса. — О, Чимин-хëн проснулся! Чонгук, чёрт бы его побрал, сидит за столом с полотенцем на мокрой голове, в любимой чиминовой футболке, его же трусах, и уплетает горячие блинчики, которые ему заботливо подкладывает Длинный. — Доброе утро, — мужчина кивает и возвращается к сковородке, мастерски подкидывая на ней очередной блин, — садись завтракать, пока всё горячее. — Спасибо за приглашение, — бубнит Чимин, плюхаясь на свободный стул, — если нальëшь мне кофе, я закрою глаза на то, что ты какого-то хрена в моих штанах. — Да, Хён, — Чонгук сëрбает чаем, дожевывая последний блин со своей тарелки, — мы там у тебя порылись по шмоткам, а то наши бензином провоняли — пиздец. Я их в стиралку закинул, может так сильно вонять не будут. — Ты хоть мои вещи перед этим вытащил? — Спрашивает с надеждой, принимая из рук Длинного чашку с ароматным кофе. — А надо было? — Младший округляет глаза, переводя взгляд с одного Хëна на другого. — Ребёнок улиц, блять… — Я же тебе говорил: проверь, нет ли в стиралке другого шмотья, — Длинный, наконец, выключает плиту и садится за стол, принимаясь за свой завтрак. — Так я проверил — были. — И? — Чë и-то, блядь? Шмотки были, я наши туда же пихнул и запустил стирку, — Чонгук разводит руками, — вода-то нихуя не бесплатная, экономить нужно! — Ну, тоже верно… — Где вас только таких отбитых делают? — Пак мученически стонет, откинувшись затылком на стену, — Гук, там мои рубашки белые были, которые для универа. Если хоть одна будет так же отвратительно вонять, как вы вчера, я её сожгу, предварительно обмотав вокруг твоей шеи! Понял? — Да не ссы, Хëн~и! Я туда столько кондея нахреначил, что пахнуть все дружно будем твоей китайской розой! — Я предупредил. — Кстати, Чимин~щи, — Длинный протягивает свою ладонь, перед этим обтерев её об хозяйские светлые штаны, — Меня Намджуном звать, можно просто Джун, а для друзей я Арэм. Рад знакомству, и спасибо, что не бросил в беде. — Взаимно, — Чимин отвечает на рукопожатие, но без особого энтузиазма, потому что очень хочется послать этого Арэма нахуй, но не позволяет мамулино воспитание, — там третий ваш не помер вообще? А то вонь в гостиной стоит жуткая. — Да не, — Джун отмахивается, — Хëн до вечера дрыхнуть может, ему только волю дай. Да и диванчик у тебя удобный, я бы сам обратно прилёг, отоспаться, так сказать, — и смотрит заискивающе так, с толстым намёком, — если ты, конечно, не против? Я пожрать приготовлю потом и приберу всё за нами, а мелкий сейчас быстренько посудку помоет, да в магаз сбегает. Как тебе идея? — Не знал, что гопники у нас такими хозяйственными бывают… — Кто тут гопник, киса? — Раздаётся откуда-то сбоку хриплый голос. Чимин вздрагивает, оборачиваясь, и удивлённо замирает, осоловело рассматривая мужчину перед собой. — О, Юнги-хëн проснулся, — Гук довольно лыбится и чиркает зажигалкой, прикуривая, — а мы уж думали ты до вечера продрыхнешь. Хëн уже хотел к тебе под бочок прилечь, чтобы слаще спалось, — и скалится елейно, сука мелкая. — Какой из? — Юнги вальяжно проходит мимо Чимина, продолжающего молча пялиться на рельефный торс и упругую задницу, обтянутую его(!!!), мать вашу, трусами! — Арэм-хëн, естес… — Почему на тебе мои трусы?! Мин, до этого с наслаждением присосавшийся к графину с водой, вытирает рот тыльной стороной ладони и оценивающе окидывает взглядом нового знакомого. — Мне снять? — Он вскидывает бровь, одной рукой оттягивая широкую резинку вниз и оголяя при этом остро выступающую тазовую косточку и часть гладко выбритого лобка. — Блять, да нет же! — Чимин тут же отворачивается, машинально прикрыв лицо рукой, — какого хрена ты делаешь? Юнги удовлетворённо хмыкает, возвращая резинку на место, после чего ставит графин на стол, отобрав у Чонгука наполовину выкуренную сигарету. — Ты девственник что-ли, или по девочкам? — Чë? — Краснеешь, как девка, словно членов чужих в живую ни разу не видел, — он стряхивает пепел в раковину, облокотившись бедром о столешницу, — вот и спрашиваю: девственник или натурал? — Какая тебе, нахуй, разница? — Пак ощетинивается, глядя на него исподлобья, — или ты всем при знакомстве член показываешь, и для тебя это в порядке вещей? — Не всем, киса, — Юнги широко улыбается, подмигивая, — только избранным. — Хуила, — Чимин встаёт из-за стола, решая больше не контактировать с этим на всю голову отбитым придурком, и тычет пальцем на Намджуна, — Ты — обещал мне обед из трёх блюд и чистую квартиру. А ты, — переводит взгляд на Чонгука, — пизды за всё и всех получишь позже, когда я высплюсь. И проследи, чтобы никто ничего не спиздил. Я всё проверю, и не дай Бог не досчитаюсь даже сраной зажигалки… Ты меня знаешь. — Чë, даже бумагу в сортире проверять будешь? — Кричит Юнги ему в спину. — Пошёл нахуй, утырок! Закрывшись в своей спальне, Чимин заворачивается в кокон из одеяла и, прикусив губу, пытается привести мысли в порядок. Это что сейчас вообще такое было? С какого хрена у него почти встал на малознакомого гопника с района? Или это просто усталость и долгое отсутствие секса дают о себе знать? В любом случае, ситуация — дерьмо, и с этим нужно что-то делать. План разогнать всех нахуй не сработает, потому что одежды у всех троих нет, а выставлять их голышом на лестницу — такое себе. Но этот Юнги, будь он неладен, вызывает слишком острую реакцию у голодного по мужской ласке Чимина, который чужой член в руках последний раз держал не меньше года назад, когда на студенческой вечеринке зажимался с бывшим в туалете, и всё что ему тогда перепало — быстрый отсос и запачканная в чужой сперме ладонь. Сука, где Гук вообще его откопал? Ещё и, по меркам самого Пака, такого симпатичного. С крепким подтянутым телом, голосом, вызывающим мурашки в области паха, и глазами его этими блядскими, как у лисицы… ------------- — Так что, говоришь, есть у твоего Хëна хахаль? — Не-а, давно уже нету. — Заебись. Значит будет.