вопрос дружбы и товарищества

где-то на востоке солнце гладило новостройки своим рассветным заревом, пробиваясь сквозь шторы авангардными полосами-закорючками. одна из полос нагло ухватила меня за голую пятку (так и думал, что не надо было вытаскивать её из-под простыни!) и начала медленно, но верно нагревать. спросонья раз дернул ногой, два — ничего понять не мог, что за радиатор топит. радиатор, к слову, не топил уже давно, и на том спасибо — какое в июле месяце отопление? жарило всё равно будь здоров, и я в итоге так и проснулся окончательно, от жары. чёрт-те что. и где теперь спасительно прохладные волны китежи, когда они так нужны? палило, однако, со всех сторон: я и забыл, что роман остался сегодня у меня. ну, как остался — долг любовника, прости господи, ибо негоже оставлять всего зацелованного меня в проёме собственной двери. теперь пожинаю плоды. а роман сам по себе был радиатором — от него, можно сказать, буквально несло теплом за метры (на самом деле, в некоторых местах между нами было меньше пяти сантиметров). лучше бы он так грел зимой, а не в разгар лета со сломанным вентилятором. а всё-таки надо было вставать. роману, может быть, и не зазорно дрыхнуть до посинения, он вон как вчера… суетился, устал человек, а у меня статья, между прочим, не дописана! попытки изящно и бесшумно выскользнуть из постели, дабы не разбудить сладко спящего магистра, не увенчались успехом: за эти несколько секунд все мои требующие зарядки суставы хрустнули, скрипнула кровать, а я — что стало вишенкой на торте — запутался в простынях, и, стараясь удержать равновесие, свернул с тумбочки будильник, который с пронзительным вскриком умирающего героя грохнулся на пол. я пытался рукой нашарить на несчастной тумбочке свои очки, подслеповато глядя на реакцию романа. реакции в полном смысле слова не последовало; роман лениво открыл один глаз, посмотрел на меня секунды три, закрыл обратно, проворчал что-то. звучало бы это что-то, наверное, убедительнее, если бы не было по большей части произнесено в подушку. я нехотя улыбнулся. со сна волосы у романа были ещё более взъерошенными, чем обычно, хотя я не предполагал, что это вообще возможно. а может, ну её, статью… и жару ну… работник я, конечно, добросовестный, но пара часов отдыха, особенно с утра пораньше, особенно, когда всё всегда в срок, должно быть, не преступление?.. роман, впрочем, решил эту моральную дилемму за меня. — что ж тебе с самого утра неймётся, сашка, — пробурчал он, окончательно повернув голову ко мне. даже со сна у него был хитрющий взгляд, вот ведь! — я, впрочем, уже передумал вставать. — это пра-а-авильно, — в своей манере протянул роман. он провёл рукой по лицу, словно стирая остатки сна, и выдал: — курить охота. раз уж ты устроил тут минное поле, принеси закурить, умоляю. — я смотрю, ты всё никак перестать умолять не можешь, а? — прыснул я, а потом всё-таки сел, помотал головой, потому что глаза опять слипались (весьма справедливо, надо сказать, на часах и семи утра не было) и с наслаждением потянулся. — очень смешно, сашка. я же тебя как человека… — да сейчас, сейчас! сейчас всë никак не наступало: я не мог найти очки, а шататься на ощупь было чревато разнесенной комнатой и новыми синяками. — ты случайно не видишь мои очки? — а мои сигареты в джинсах лежат. — а ты, я посмотрю, не боишься, что с ними что-то случится, — съехидничал я, нащупывая джинсу. — в жизни бывает что-то и пострашнее помятых папирос, — выдал роман философскую мысль, тут же выхватив у меня из руки заветную пачку. — ага, только в кровати не кури, а то придется всё белье перестирывать. — кроватью это называть было всё-таки очень смело, учитывая, что нам пришлось импровизировать (мы сдвинули мою койку и витькину — сам витька ещё вчера днём куда-то подозрительно запропастился). — не боись, — щёлкнула зажигалка и на мгновение показался лепесток огонька. — микулишна и не такое видела. и нюхала. василиса микулишна — наша общажная кастелянша, и я видал, как осуждающе она смотрит, когда кто-то приносит ей на стирку как минимум не идеально чистое белье. не знаю, как часто его меняет роман, но меня пока ни в чём она не попрекала. тут дверь распахнулась, — а я даже не слышал, как повернулась ручка! — спиной вперёд, с папкой под мышкой и сигаретой в зубах влетел витька, равнодушно посмотрел на меня, в панике уже ищущего свои джинсы, так же бесстрастно бросил взгляд на романа, который даже с места не сдвинулся, и грохнул бумаги себе на стол. — койку мою на место не забудьте поставить, тунеядцы проклятые, — буркнул он и был таков. — грубиян, — весело сказал ему вслед роман. я ошарашенно повернулся к нему. он только пожал плечом, душераздирающе зевнул и пыхнул дымом, который тут же претерпел любопытную метаморфозу, приняв форму расплывчатого вопросительного знака. а дело было вот в чём: я витьке ничего про нас с романом не говорил. более того — говорить я ему не собирался. неловко получилось, когда узнал эдик… и дело было не в том, что эдик мог кому-то разболтать, а в том, что кто-то мог по несчастливой случайности оказаться не в меру любопытным, порой лезущим не в своё дело да ещё и витькой корнеевым, который, как известно, славится всем вышеперечисленным. честно говоря, и эдик-то узнал случайно, заглянув однажды к роману в лабораторию (посоветоваться хотел, что ли…). так уж совпало, что именно в тот раз роман то ли не захотел, то ли забыл, то ли ещё по какой-то причине, в общем-то, не запер дверь, и эдик зашёл как раз тогда, когда я полез романа целовать. роман очень долго смеялся, я очень долго чуть ли не рвал на себе волосы, а эдик, добрая душа, очень долго извинялся, хотя уж точно не его вина была в том, что мы действительно повели себя так… мягко говоря, неосмотрительно, к тому же в рабочее время, на рабочем месте (строго говоря, на своём рабочем месте был только роман, но для меня это было скорее отягчающим обстоятельством). — сашка, чего сидишь на полу? — окликнул меня роман. — залезай ко мне. и я послушно заполз обратно к нему, зажав в зубах сигарету. в момент, когда я прибыл на место своего назначения, от несчастной сигареты всë-таки оторвался брусочек пепла и размазался по простыни. я приуныл. роман тут же заметил: — что ты, молодец, не весел, что головушку повесил? я молча кивнул на следы преступления. роман с видом страшно мудрого сыщика поглядел на пятно, пыхнул пару раз и показательно стряхнул пепел от своей сигареты в нашу пепельницу, коей была старая жестяная банка из-под отвратительного растворимого московского кофе, который каждый божий день кашеварил витька. — да не волнуйся, — махнул рукой роман; эта же огромная тяпка грохнулась мне на плечо. — лучше вон, гляди, какое высокое небо за окном. это к солнечной погоде. а с витькой я уже говорил. — как говорил? — сигарета чуть не выпала у меня изо рта. — ну, вот так. манус манум лават, понял? — ни черта я не понял и не постеснялся именно так и заявить. чего уж тут… стесняться. роман вздохнул: — схема. как ты помнишь, со мной в комнате живёт эдик. — я кивнул. — витька, как тебе доподлинно известно, живёт с тобой. — я кивнул, но с меньшим энтузиазмом. — и когда мне, по какой-либо причине, вдруг необходимо остаться у тебя… витька перемещается в нашу с эдиком комнату. — на кой чёрт витьке это надо? — всё звучало логично, кроме этой части. я никак не мог взять в толк, какой витьке, простите за тавтологию, от этого толк. они ведь с эдиком и так виделись почти постоянно, как мы с романом, чуть ли не под ручку ходили. если только не… я посмотрел на романа, поражённый внезапной догадкой. — а мне это зачем надо, как ты думаешь? — всё-таки спросил роман, подталкивая меня к ответу, и в глазах у него были искорки смеха. — ты же не хочешь сказать… — да, саша, — улыбнулся роман, коротко ткнулся лбом мне в плечо. — голова у тебя всё-таки светлая. — м-да… и давно они?.. — меньше, чем ты думаешь, но больше, чем ты знаешь, — туманно и совершенно бессмысленно отозвался роман, буднично положив горячие ладони мне на талию. — это началось, когда еще и тебя-то не было в планах… — ой, хватит всякую околесицу нести, — я несильно боднул его в лоб; он в ответ поцеловал меня в шею. всë-таки приятно, чёрт бы побрал. всë время бы так с ним и сидел… — ещё скажи, что я тогда под стол пешком ходил. — не знаю, они уже того… или нет, — проигнорировав моё последнее замечание, задумчиво произнес роман. — чего — того? — ну… кровати сдвигали уже или нет… надо будет уточнить. — роман! — возмущенно (по большей части смущенно) всплеснул я руками и чуть не заехал ему по носу. — не позорься! где твой гордый статус магистра? спрашивать такие пошлости… — по-моему, гордый статус магистра не распространяется на дружбу и товарищество, — едко заметил роман, теперь уже держа своими граблями меня за рёбра, — как говорил классик, в вопросах дружбы размер не имеет значения. — роман!