⋅⋅⋅•⋅⊰∙∘٭⋅𖣔⋅٭∘∙⊱⋅•⋅⋅⋅
— Увидеть нас могут! — строгость держать в тоне старался мужчина, чьи глаза вбирали в себя оттенки обжаренных кофейных зёрен. — Пусть видят, — заговорщически шептала ему, устраиваясь на бёдрах. Она всегда была такой. Видно, возраст в голову бил, а иначе неясно, откуда в ней бралось столько недетского ребячества. — Совсем не заботит тебя, что скажут люди?! — раздражённо прижал её к себе, озираясь по сторонам, не желая, чтобы кто-то стал свидетелем их близости. — Не заботит, — довольно улыбнулась, его сжатые губы облизывая. Камал смутился. Хоть и не молод был, но границы приличия чтил, в отличие от юной особы, сидящей на его коленях. — Сумасшедшая, — покачал головой, но ничего не мог с ней поделать. Как вообще с ней связался? В последнее время всё чаще об этом задумывался. — За то меня и любишь, — поёрзала на нём, дразня и вынуждая шумно вздохнуть. Где-то за дверью послышались шаги, и мужчина напрягся, желая прислушаться, но Шарму это, кажется, совсем не волновало, потому что её ловкие пальчики уже расстегивали пуговицы на его шервани. — Деви… — твёрдо выделяя имя, предупредил. — Да? — невинно захлопала глазками, по его груди коготками проводя. Рай зашипел. Наверняка даже выругался про себя. Этот бхут в женском обличии, забыв о всяком стыде, провоцировал его, проверяя на прочность, и, по всей видимости, у него были все шансы на то, чтобы одержать над ним верх. — Хочешь, чтобы прямо тут на тебя набросился?! — с угрозой проговорил, желая, чтобы она отступила. — Какой ты догадливый, — закусила губу, еле сдерживая смех. — Боялась, весь вечер уйдёт, пока донесу до тебя. Снова покачал головой, но на этот раз смягчилось его лицо. Прислушавшись и убедившись в том, что шаги стали отдаляться, он провёл ладонью по её щеке и, наклонившись, оставил будоражащий поцелуй на еë шее. Деви таяла. Всё рядом с ним меркло, и она тянулась к нему всем своим существом. Тонула в его ласке. — Люблю тебя, — как в бреду шептала, теряясь от нежности, которую дарили его грубые руки. Сколько раз уже сказала, что любит? Потеряла счёт признаниям. И каждый раз, как впервые, слетало с её губ: — Люблю… — ведь жизненно необходимым казалось говорить ему об этом. Если не скажет, задохнётся. Захлебнётся в этом чувстве, которое топило её собой. Последние солнечные лучи прятались за горизонтом, словно стесняясь стать свидетелями развернувшегося в старой библиотеке. Сколько бессонных ночей провели вместе? Какая разница, если мало? Мало его. Мало его запаха. Мало тела и души по отдельности. Нужно всё и сразу, а иначе не хватает. Неряшливо задранная скомканная одежда. Растрёпанные волосы. Тяжёлое хриплое дыхание на двоих. Нужда неисчерпаемая друг в друге. Исцелиться от этой зависимости не представлялось возможным. Деви хотела, чтобы он обнимал её вечно. Хотела чувствовать его в себе всегда и слышать, как глубоким голосом заботливо спрашивает: — Тебе не больно? — размеренно входя и наполняя её собой. И она, конечно же, с трудом качала головой, в наслаждении прикрывая глаза. А у Рая при виде этого очи темнели, поблёскивая, но не низменной похотью, а чем-то более возвышенным. В мыслях так невовремя всплывал вопрос: «Если соитие — это соединение тел, тогда как назвать слияние душ?» Камал смотрел на неё неотрывно, подмечая каждую деталь. Ловил губами её сладкие стоны. Вдыхал обжигающий воздух, который выдыхала она, и, несмотря на поглощённость процессом, чутко следил за темпом своих толчков, боясь причинить ей даже небольшой дискомфорт. Хорошо её знал. Стимулировал чувствительные точки, чтобы расслабить и заставить с большим рвением отдаваться страсти. Доводил до исступления, вынуждая бесстыдно выгибаться навстречу. — Моя дорогая Деви, — с нежностью ей повторял, касаясь открытых участков кожи губами, а она прижималась к нему ближе, растворяясь в его объятиях и вдыхая аромат тёплых пряных ноток, что в сочетании с древесными аккордами кутали и грели её собой, находила покой.⋅⋅⋅•⋅⊰∙∘٭⋅𖣔⋅٭∘∙⊱⋅•⋅⋅⋅
— Камал… — дрожаще уста приоткрылись, давая слететь имени любимого. — Камал… — сердце сжимается так, словно его мышечную сущность скрутило. — Мой Камал, — тёплые, как когда-то обладатель имени, слёзы выпали из глаз неспешно. Дивия подняла голову с пола, рука её на грудь легла, впиваясь в сари. Тихие, но такие тяжёлые рыдания рвали её изнутри. Сотрясали измученную душу. Её исхудавшее тело еле сносило бремя, свалившееся на хрупкие плечи, но ведь боль не знает милосердия. Попусту солёные капли проделывали дорожки на её щеках. Разве сжалится над ней судьба и вернёт Камала? « — Мужчины из рода Рай — воины, отдающие свои жизни за Родину. Никто из них не доживает до сорока», — всплывают в памяти предостережения Видии, которая была против этого брака. Ложь… Всё ложь! Они жили. Строили планы на будущее. Думали наперёд о том, как назовут своих детей. Тогда почему счастью суждено было рухнуть? Сколько времени прошло? Дивия не знала. Волосы уже отросли с тех пор, как их ей остригли, но словно напоминая, что даже мелочи не будут как раньше, потеряли прежний блеск и шелковистость. А её это не тревожило. Она не смотрелась в зеркало. Могло ли иметь значение, как выглядит, когда скорее хотелось умереть? Мир, грязный, лишённый красок. После смерти Камала всё стало таким, даже её одежда. Уют и тепло, обретëнные с ним, исчезли с вестью о его кончине. Будто потеряла последнюю нить, связующую с сей бренным миром. Кислород потерял насыщенность. Солнце больше не светило так ярко. Трава и деревья не казались больше зелёными, а небо — таким голубым. « — Наказана за грехи свои! Ты повинна в его гибели!» — пыталась заткнуть уши, чтобы перестать слышать с презрением брошенные ей когда-то обвинения, однако они продолжали звучать в её голове. « — Вот к чему привело тебя твоё безрассудство! Пожинай же плоды своего невежества!» Хотелось спросить, куда подевалась справедливость, но было не у кого. Вокруг лишь такие же женщины в белых одеяниях, чьи судьбы наполнены скорбью утраты. А если хорошо подумать… Может, действительно виновата она? Должно быть, и вправду обязана вымаливать прощение за смерть супруга. Вот только бы понять, где согрешила. Что карму её так очернило и обрекло на вечные страдания. Хотя… какая теперь разница? Прежний звон украшений в еë ныне жалком существовании всё равно уже никогда не зазвучит. Пока Шарма пыталась удержать слёзы, которые лишали её оставшихся сил, вокруг неё другие вдовы собирались и сочувствующе наблюдали. Они дотоле не слышали её голоса. Не видели, чтобы проронила и слезинки. Многие вовсе считали, что горе лишило её рассудка. Но это было не так. Она просто устала. Деви не считала, что жить без любимого человека невозможно, потому что это противоречило природе людской. Она попросту не хотела жить без него. Не хотела. Сознание уходило от неё. В глазах двоилось и темнело, пока снова оседала на землю. Из-за влажности глаз видимость была смазанной. Последним, что уловил взор, был высокий силуэт, напоминающий собой мужской, а после и его прикосновение. Наверняка вновь Камал ей мерещился. Хотела бы она видеть его дольше, пусть и наваждением. Но веки прикрылись, решая за неё. Унося с собой во тьму.