Красные простыни

Несмотря на то, что с первого взгляда так и не скажешь, но Хо Гамён — очень гордый человек. Более того, очень гордый мужчина. Он помешан на контроле, хоть и отрицает это, и не любит упускать из виду ни одной детали, не доверяя такому понятию, как «хаос», предпочитая план, чем любую спонтанность, которую предпочитает он сам. И, также Хо Гамён уступает лишь ему в прихотях, но не столь часто. Тем слаще каждый момент, когда Чан Ильсо может нагнуть этого сильного и преданного мужчину на той же кровати, тех же красных простыня, что и десятки шлюх до него. Чаще всего, это он столь ленив, вместо того, что бы сказать Хо Гамёну привести ему проститутку, он, раздвинув ноги, скажет ему сделать всё самому. У Хо Гамёна толстый, тяжёлый член, который наполняет его достаточно объёмно, чтобы он забыл, как глотать слюну и как произносить слова. Чан Ильсо редко бы на что променял это, кроме тех случаев, когда он может перевернуть их ситуацию. Конечно, Хо Гамён важнее, чем любая безымянная женщина, даже если тот весь напряжённый, даже если тот чертовски жёсткий внутри, что почти больно протискиваться внутрь него, даже если ему приходится работать, а не расслабляться, как он того хотел изначально — Чан Ильсо любит такие моменты, тратя так много масла для вечнонапряжённых мышц. Наблюдать за тем, как рельефная напряжённая спина пытается расслабиться на его просьбу (Гамён-а, сделай мне милость, дай себе получить удовольствие), как краснеют плечи и открытая кожа шеи, как сильные руки сжимают шёлковые простыни в кулаки, а лицо, наверное, искажает в чем-то непередаваемо-сложном выражении, как Чан Ильсо судит по тяжёлому дыханию, продвигаясь всё глубже в горячее и чертовски узкое нутро; приятнее любой мягкости женщины, если он будет честен. Бёдра в его руках дрожат и похожи на камень, когда он медленно гладит их, призывая ослабить давление на мышцы; войти всегда было самой трудной частью. — Молодец, — сладко произносит он, чувствуя ещё одно мимолетное случайное сжатие вокруг своего члена, вновь убеждаясь, что ни одна женщина и близко не стоит с мужчиной в его руках. Чан Ильсо улыбается тому, как Хо Гамён осознанно прогибает для него спину, облегчая ему проникновение, хотя он не спешит сегодня, размазывая излишки масла повсюду, простыни всё равно безнадёжно испорчены. — Банджу… — тихо спрашивают его, опустив голову к матрасу, сжимая теперь подушку вытянутыми руками, чуть ёрзая в его хватке, на его члене. Чан Ильсо нравится, как Хо Гамён просит его, не выражая этого словами, ибо всё столь очевидно. Поэтому он резко выходит из него почти до конца, отодвигаясь назад; то, как чужие бёдра потянулись за ним — его награда, и он улыбается этому, врезаясь обратно, с достаточной силой, чтобы Хо Гамён покачнулся; или это покачнулась кровать? Давление вокруг его члена только возросло, казалось бы втягивая его ещё глубже, не желая отпускать, становясь похожими на тиски. Чан Ильсо улыбается довольнее тому первому стону и выраженной дрожи, которые он смог сегодня ночью вырвать. Он планирует сделать это ещё минимум десять раз.