Лягушачий восторг

Золотистые лучи заходящего солнца продирались свозь густую листву деревьев. В лесу тихо, только весенний, кристально чистый ручеёк тихонько журчит. Появление человека на лесной опушке нарушило природную идиллию. Сухие ветки с казавшимся в тишине громким треском ломались под его ногами. Одежда этого человека была довольно простая: льняная заношенная рубашка, выцветшие, кое-где залатанные серые брюки, испачканные в грязи сапоги, небрежно надетый старенький картуз. Красные руки в мозолях от труда, длинные растрёпанные волосы, лёгкая щетина, серьёзный взор умных глаз – весь внешний вид выдавал в нём крестьянина, однако положение этого мужчины в обществе было куда выше. Это – Евгений Базаров, разночинец, родители которого имели разные социальные статусы (отец – лекарь, мать – обедневшая дворянка) именно поэтому в нём есть черты как аристократа, так и незнатного человека. Евгений, понурив голову, пересекал опушку леса, совершенно не заостряя своего внимания на красоте окружавшей его природы. Он прислушался к журчанью ручья, внимательно всмотрелся в поток воды и, определив направление течения, отправился в сторону истока. Евгений искал водоём. Он давно не был в родной деревне, так что позабыл, где располагаются ближайшие озера: приходилось находить их местоположение, полагаясь на дедукцию.Спустя минут 10 следования вдоль течения реки, Базаров нашёл источник: небольшое озеро, вышедшее из берегов и походившее скорее на болото. Евгений удовлетворено окинул залитую закатными лучами полянку: в озере отражалось заходящее солнце, отчего гладь воды была кровавого цвета, плакучие ивы печально склонили свои ветви к озеру, по всей поляне раздавались песни лягушек. Базаров засучил рукава по локоть и подошёл к озеру. У будущего врача была с собой сумка, в которой он носил всё необходимое, оттуда Евгений вытащил коробку с небольшими отверстиями в ней. Базаров снова оглядел гладь воды. Он увидел своё отражение: печальное, уставшее, загоревшее, небритое лицо смотрело на него. Сердце Евгения стиснулось от внезапной боли, он с досадой взял камень с земли и бросил прямо в отражение. Мужчина сел на ствол упавшего дерева, что был недалеко от озера, и подпер голову руками. "Что же это все-таки было тогда в Никольском?.. Если любви нет, тогда что за чертовщина творилась со мной?" - думал Евгений. Эти мысли уже не раз приходили за последнюю неделю в его голову. Сколько нигилист ни пытался, он не мог понять своих чувств к Одинцовой. Ему всё казалось, что это была лишь страсть, жажда удовлетворения плотских желаний – отсутствие каких-то возвышенных чувств. Евгений нахмурился: от Анны он не получил ничего, кроме душевных мук. Прежде он был таким независимым, уверенным, гордым нигилистом, а сейчас чувствовал, как все его идеалы рушатся из-за отказа какой-то случайно появившейся в его жизни женщины. "Как же просто Аркадий живёт, - с досадой продолжал развивать мысль Базаров, закуривая трубку. - ему понравилась сестра Одинцовой, так он без лишних колебаний приударил за ней. Полагаю, они будут счастливыми супругами."Евгений выдохнул дым, который практически сразу рассеялся. Докурив, будущий врач убрал трубку и встал с бревна. Бесшумно подобравшись к озеру, он стал прислушиваться к кваканью. В мутной воде, на самом дне, лениво плавали лягушки. В глазах Евгения заиграл шальной огонёк, а на губах появилась странная ухмылка. Резким движением его сильные, все в ссадинах и ожогах руки погрузились по локоть в ещё тёплую на поверхности и прохладную на самом дне воду и схватили лягушку. Животное неистово билось своим скользким, крохотным телом в руках Базарова, которому доставляли извращённое удовольствие жалкие попытки амфибии высвободиться из его цепкой хватки. Наконец, лягушка была помещена в коробку и надёжно закрыта крышкой. Базаров, довольный проделанной работой, вытирал руки об одежду и поправлял рукава рубашки. Солнце уже почти село, на горизонте осталась лишь крошечная полоска багрового света. Даже лягушки будто бы стали тише (возможно, нигилист попросту распугал животных). Поляна стала мрачной, подул прохладный ветер. Одежда Базарова была немного мокрой: лягушка обрызгала его, пытаясь выскользнуть из ладоней. Так что сейчас Евгений чувствовал лёгкий мороз по телу. Взяв коробку с лягушкой подмышку и поправив картуз, Базаров пошёл домой по той же дороге, благодаря которой набрёл на поляну.Было уже совсем темно, когда Базаров тихо, чтобы не потревожить спящих родителей, прошел в свою комнату, походившую скорее на кабинет. В одном углу стоял удобный письменный стол, заваленный бумагами и немного испачканный в чернилах. Над столом было широкое, несколько пыльное, с темными занавесками окно. Вся комната заставлена старинной мебелью: дубовые комоды с многочисленными склянками, препаратами и инструментами врачей, шкаф, почерневший от времени, со скудным количеством одежды, старая скрипучая кровать с кое-где сломавшимися рейками. Базаров положил коробку с лягушкой на комод и, открыв один из его ящиков, достал стеклянную круглую вазу. В нее Евгений аккуратно переложил амфибию и прикрыл крышкой с отверстиями для дыхания. Он наблюдал за животным, невольно улыбаясь, видя безуспешные попытки лягушки выбраться из заточения. –А ведь мы с тобой чем-то похожи... – тихо сказал Евгений лягушке и открыл другой ящик комода, откуда вынул бутылку домашнего сидра. Бутыль была пыльная, а её содержимое мутное. Базаров отряхнул бутылку, и в жидкости стала всплывать мякоть яблок. С небольшим усилием мускулистые руки нигилиста открыли плотно закупоренный спиртной напиток. – Мы с тобой оба взаперти, - продолжал будущий врач, наливая отцовский сидр в стакан и садясь на кровать, стоящую подле комода – ты - моя жертва, твоя судьба – быть растерзанным на "операционном столе" во имя науки. А я – жертва такого отвратительного человеческого чувства, как любовь, моя судьба – быть растерзанным душевными муками. Лягушка прекратила пытаться выпрыгнуть из "невидимого" капкана, села и словно внимательно слушала Базарова. Тот уже допивал крепкий, кислый, нефильтрованный сидр. Нигилист поморщился, ему ужасно хотелось закусить горечь напитка, однако было нечем. –Да... Мы взаперти, – повторил сам себе Евгений, – ты сидишь в прозрачной вазе, твоя клетка существует, но ты её не видишь. А я не нахожусь в действительной (он сделал ударен ие на этом слове) неволе, я вижу клетку, в которой нахожусь. В глазах Базарова стояли слезы. Он вспомнил Одинцову, прогулки с ней, беседы, её острый ум. Анна была совсем не как другие женщины: независимая ни от кого, любившая одиночество, стабильность, увлекавшаяся как искусством, так и ест ественными науками; она поразила Евгения, который до встречи с ней считал, что женщины – глупые, лицемерные и корыстные. До Анны нигилист встречал девушек вроде Кукшиной, отчего такое впечатление и сложилось. Но теперь, когда его чувства были отвергнуты, Базаров чувствовал такую душевную боль, которой никогда не испытывал. Прежние занятия уже его не увлекали, как раньше, а все мысли сводились к Одинцовой. Он пытался понять в чем причина разрыва их отношений. Изо всех сил Евгений старался отрицать свою вину в этом, однако чувствовал её в итоге каждой такой "рефлексии". Он думал, что не достоин Анны, что недостаточно хорошо управляет своими чувствами, что больше не может он звать себя нигилистом! Базаров осушил пятый стакан сидра. Он сильно захмелел, по всему телу разлилась приятная истома, мысли об Одинцовой постепенно исчезали, нигил иста клонило в сон. Едва Базаров коснулся головой подушки, как вдруг услышал, что лягушка стала неистово биться о стенки "аквариума". Евгений слегка подскочил от неожиданности и недоумевающе поглядел на амфибию. Та пристально смотрела на Базарова, прислонившись склизким, глянцевым тельцем к стеклу. –Евгений, – кто-то дрожащим, неуверенным голосом произнёс имя нигилиста. Сердце Базарова кольнуло от страха, он подумал, что разбудил родителей. Ему не хотелось, чтобы они видели его в таком уязвимом состоянии, Евгений робко поглядел на дверь: там никого не было. – Евгенииий, – повторил голос более отчётливо. Базаров посмотрел на тумбочку: лягушка всё так же жалостно смотрела на него. Тут она стала пытаться выбраться и выквакивать "слова". Базаров изумился: говорила амфибия. Евгений подошёл к тумбочке и открыл крышку, лягушка тут же прыгнула ему на ладонь. –Нешто я так захмелел, что мне чу дится, будто бы лягушки говорят, – ухмыльнулся он, разглядывая амфибию на руке, – Или я уже из ума выжил?.. –Нет, Женя, ты ещё не сошёл с ума, КВА – вполне разборчиво произнесла лягушка и привстала на задние лапы, подражая человеку. – Ох, как же мне тебя жаль, искренне жаль. Ты прав: мы взаперти. Однако, ты меня сейчас освободил, помог, теперь мой черёд помочь тебе. Амфибия скривила свой "рот" в подобии улыбки. Евгений ошарашенно глядел на лягушку, борясь с желанием бросить её на пол. Хмель почти выветрился из его организм а. Нигилист полагал, что происходящее – сон, или он видит галлюцинации под влиянием алкоголя. Лягушка переминалась на его ладони, обнимала пальцы, прислоняясь своим гладким, скользким телом. Евгений вспомнил прохладу озера, невольно по его спине пробежали приятные мурашки. - И как же ты хочешь мне помочь? Ты ведь простая лягушка! – ухмыльнулся Базаров, все-таки решивший для себя, что он спит, значит можно говорить любой вздор, что взбредет в голову. - Положи меня, КВА, на тумбочку, но не беспокойся: я не упрыгаю. А сам закрой глаза и подумай о том, чего бы тебе хотелось прямо сейчас больше всего. – сказала лягушка, лукаво глядя на Евгения. Тот послушно исполнил просьбу амфибии и прилег на скрипучую кровать. Приятная усталость вернулась в его тело, нигилист погрузился в грезы. В отрывках мыслей мелькал образ Одинцовой. Обрывки сновидений совместились наконец в один. Базарову виделось, как он гулял в саду с Анной, как они разговаривали и смеялись. На щеках Одинцовой легкий румянец и ямочки от улыбки; в ее русую длинную косу вплетены цветы, на голове соломенная шляпа. Ее лицо словно кукольное, оно было так мило Базарову. Евгению изнывал от жары, он чувствовал волнение, эмоции переполняли его. Им овладело сильное чувство, которое он не мог более сдерживать. Они зашли в укромное, их, место в саду, о котором никто больше не знал. Это была небольшая полянка, вся залитая солнцем, с деревянной скамейкой, находившейся в тени раскидистой березы. Они сели на скамью. Базаров сильно нервничал: потирал свои руки, до боли сжимая фаланги пальцев, чувствовал сухость во рту и ком в горле, а сердце его бешено колотилось и кровь постепенно подступала к лицу. Одинцова внимательно смотрела на своего спутника, улыбнувшись своей лучезарной улыбкой, она взяла его за руку. Евгений испугался ее жеста, однако виду не подал. Наконец нигилисту хватило сил, и он сказал: «Я люблю вас.» Одинцова сама потянулась к губам Базарова и накрыла их своими. Нигилист приобнял девушку за талию, он почувствовал соблазнительные изгибы ее тела сквозь легкую ткань летнего платья. Сняв шляпку с Одинцовой, Базаров нежно провел рукой по ее шелковистым волосам. В саду было тихо, покойно, только пение птиц и сладкие звуки поцелуев нарушали тишину. Раздался тихий скрип скамейки. На блаженное лицо Одинцовой падали тени березы, она легонько стонала. Евгений оставлял на светло-персиковой, тонкой коже груди багряные, со временем становящиеся синеватыми засосы. Он нежно гладил ее тонкие руки, целовал в шею, щекоча и возбуждая ее прикосновениями и горячим дыханием. Евгений снял рубашку, жара была невыносимая. Базаров имел довольно хорошее телосложение: сильные руки, мускулистая грудная клетка, стройная талия. Он часто занимался ручным трудом, именно поэтому был в такой хорошей форме. Одинцова слегка покраснела, осанистый, крепкий стан Базарова доставил удовольствие ее взору. Нигилист продолжил снимать одежду с себя и с девушки. Он нагнулся к ее лицу и поцеловал, прикусив губу Анны, на что та чуть громче простонала и провела руками по его щеке и длинным волосам. Евгений легонько, чтобы не причинить боль партнерше, коснулся тонких и длинных ног пальцами и прихватил ее за ягодицы. Он был крайне возбужден, со лба тек пот, лицо было красным от смущения и экстаза, Евгений прикрыл глаза, немного отдаляя сладостный момент удовольствия. Он наконец-то добился Одинцовой, она всецело принадлежит ему. Евгений взглянул на ее смущенное кукольное личико и слегка ухмыльнулся. Базаров принялся аккуратно, чтобы не навредить, входить. Ему не терпелось, однако нигилист уважал Анну, так что старался подметить знаки ее тела, дающие ему понять, правильно ли он делает. Одинцова слегка изогнула спину, помогая Базарову, тот понял и принялся ускоряться. Нигилист давно не предавался похоти, так что сейчас он чувствовал величайшее блаженство. Базаров усилил хватку, бедра Одинцовой были упругими и нежными. Уже резкими толчками он входил всё глубже; внутри горячо и довольно узко: скорее всего девушка имела очень небольшой сексуальный опыт. Одинцова стонала всё громче и задыхалась в восторге, её волосы растрепались, на лбу появилась испарина, тут Евгений схватил её руки, чтобы она не могла сопротивляться, и стал снова оставлять синюшно-малиновые крапинки по всему телу. Чувствительная к прикосновениям Анна страстно извивалась, Евгений свободной рукой легонько мял ее грудь и пощипывал за соски, похожие на спелые вишенки. Тем временем его член был практически полностью в вагине, Одинцова обхватила его талию судорожно подрагивающими ногами. Девушка издала громкий, восторженный стон, из нее сочилась прозрачная, густоватая жидкость, отливающая молочным оттенком. Базаров чувствовал, что тоже не может больше терпеть и кончил. В наслаждении он закрыл глаза. Евгений проснулся. Он был в своей комнате, освещенной лучами только-только вставшего солнца. Родители, вероятно, еще спали: во всем доме стояла гробовая тишина. Нигилист почувствовал что-то странное на своих бедрах и паховой области, он приподнялся на локтях и посмотрел вниз. Штаны были приспущены, а на его достоинстве лежала лягушка, перепачканная молочного цвета, с жемчужным отливом, жидкостью. Сердце Базарова сжалось при осознании того, что с ним произошло; он сел на кровати, тем самым разбудив лягушку. - Утречко, Женя, понравилось тебе? – она пошло улыбнулась, - Да уж, мне, КВА, было непросто, но, полагаю, ты насладился. С этими словами амфибия отряхнула с себя семя и попрыгала в сторону окна, откуда благополучно выбралась наружу. Базаров же обескураженно наблюдал за ней, не в силах вымолвить и слова. Впоследствии Базаров еще натыкался на то самое озеро, откуда взял эту странную лягушку, и брал новых амфибий исключительно для научных целей. Он больше не пил родительские настойки, так как боялся, что снова потеряет рассудок. А та самая лягушка едва ли не каждый день думала о Евгении и, всякий раз видя его у своего болота, она мысленно молилась, чтобы нигилист снова забрал ее к себе и ревновала его к другим жабам, которым «посчастливилось» уйти вместе с ним.