Эволюция ленточных червей и какао с зефирками

От холода, проникающего через отверстия ноздрей, в лёгких тяжелеет. Джуён еле дышит, спеша к воротам городского парка. Шапка настойчиво сползает к глазам, а в горло задувает кусачий январский ветер. Нужно было всё же одеться теплее, но уже слишком поздно об этом думать. В момент, когда Джуён выползал из двери собственного дома, единственное, что занимало его мысли — это ближайшая встреча с тем, кого он не видел почти что полгода. Целых, чёрт возьми, полгода! Прошлой зимой даже представить было сложно, что их с Сынмином возможно разделить на такой длительный срок. Это всё равно что отрезать сиамских близнецов — крайне болезненно и непривычно для обоих. Также нужно очень много времени для того, чтобы жизнь друг без друга стала казаться привычной. Хотя, возможно, в их ситуации только Джуён по-настоящему страдает. У Сынмина как-никак первый год в университете — новый опыт, новое окружение, новые приятели. А у Джуёна что? У Джуёна остались лишь пожирающее нутро одиночество и дико противное ощущение покинутости. Конечно, друг про него не забыл — он пишет практически каждый день, отправляет фотографии, иногда даже звонит по видеосвязи. Но всё кажется таким незначительным после стольких лет близкой дружбы. Теперь никаких объятий за просмотром ужастика. Никаких вечерних прогулок до магазина, чтобы купить те самые кислые конфеты, от которых лицо Сынмина всегда так смешно кривится. Никаких совместных ночёвок. Не осталось ничего. Только пиксельная улыбка на том конце монитора и тихое: «Доброй ночи, Джуён». Это вгоняет в тоску. И всё было бы не так плохо, если бы не один нюанс, обнаруженный Джуёном буквально с год назад — влюблённость. По крайней мере, так свои чувства он сам идентифицирует после одного судьбоносного разговора. В тот день они с Джисоком – одноклассником Джуёна — решили выпить по лимонаду по дороге домой. Джуён как вчера помнит — давился каким-то приторно-ягодным, от которого зубы сводило, пока его одноклассник рассказывал о том, как тот понял, что влюбился по уши. — Слушай, когда тебе нравится девушка, ты хочешь постоянно быть рядом с ней, — отхлебнув из банки ледяную колу, Джисок продолжил свой монолог с таким важным видом, какой обычно бывает у пожилых лекторов, которые считают, что в своём знании те постигли идеала. — Хочешь дарить ей подарки, хочешь заботиться о ней, радовать всеми возможными способами, заставлять её смеяться, ведь улыбка твоей любимой кажется самой прекрасной из всех, что ты видел… Джуён совершенно не помнил, чтобы хоть раз такое испытывал. Единственный, с кем он хотел постоянно быть рядом — это его лучший друг Сынмин. Вот ради его улыбки Джуён действительно мог сделать многое — и все свои карманные потратить, и остроумную шутку придумать, да хоть на голове станцевать. Лучших друзей радовать и смешить куда приятнее, чем каких-то девчонок. Заботиться о друге тоже бывает приятно, хотя в их случае это чаще делает Сынмин. — …тебе хочется вдыхать её запах, трогать её волосы. А ещё, когда ты рядом с ней, тебя переполняет желание обнять её и поцеловать. Скривив лицевые мышцы то ли от самой мысли о том, что он может целоваться с девушкой, то ли от очередного глотка лимонада, Джуён задумался. Он никогда не любил подпускать людей так близко к себе. Чужие прикосновения ему всегда приносили либо дискомфорт, либо безразличие. С Сынмином, конечно, дела обстояли по-другому. На то он и лучший друг. Джуён рядом с ним становился тактильным монстром — ни больше ни меньше. Лез к нему обниматься, частенько кусал его руки. При просмотре ужастика Джуён любил прижаться к чужой груди, скрытой идеально выглаженной футболкой, и слушать частое сердцебиение. Хоть так он понимал, что Сынмин тоже боится. Внешне тот никак это не показывал. Иногда бывало, что во время ночёвки Джуён утыкался в тонкую шею своего лучшего друга и вдыхал аромат его тела. Это помогало засыпать практически мгновенно. Но, само собой, с Сынмином они не целовались. Странно было бы двум друзьям целоваться. Джуён даже представить не мог, как приближается к лицу Сынмина, как смотрит на его тонкие губы. Не мог представить, как закрывает глаза и касается нежной розовой кожи, увлажнённой бальзамом с банановым ароматом. Не мог представить, как его горячий язык проникает в ротовую полость и касается кончиком чужого нёба... Газированная липкая жидкость фонтаном выплеснулась из ноздрей. Горло начало драть удушение и громкий кашель. Джуён чувствовал, что вот-вот задохнётся. Вместе с тем внутри живота, словно ленточные черви, заползали странные ощущения. Те самые, которые позже замуровались в кокон и эволюционировали в бабочек. Джуён никогда не любил бабочек. — Это всё химия в наших мозгах. От неё никуда не убежишь, братан, — будто прочитав чужие мысли, Джисок расширил рот улыбкой и похлопал по дрожащей от кашля спине. — А тебе нравится кто-нибудь? Признавайся! Отогнав с кашлем мысли о поцелуях, Джуён поморщился и скинул с себя чужую руку. — Фу, нет, конечно. Я верен только своему компьютеру. — Это ты о нём фантазировал, перед тем как подавился? — Да иди ты! Джуён в тот день понял две вещи: Джисок — отвратительнейший романтик. А он — полный идиот. И в этом ему удастся убедиться ещё не раз. Признаваться в своих чувствах сначала не хотелось ни себе, ни, тем более, Сынмину. Однако после того самого разговора каждое прикосновение, каждый тёплый взгляд и каждая улыбка стали вызывать слишком много противоречивых эмоций. Внутри Джуёна разрастался и цвёл невыносимый страх всё изворотить и испортить. Испортить ту дружбу, которую они с Сынмином выстраивали годами. Правда, он не учёл, что испортит её как раз-таки из-за собственного страха. Дистанцироваться от предмета влюблённости и понемногу уничтожать собственные чувства — таков был план Джуёна, который не то что не сработал, но сделал всё гораздо хуже и сложнее. Прежде всего для самого Джуёна. А с поступлением друга в университет у него совершенно снесло голову от тоски, что пропитала своей заразой всё его тело. Она нагло проникла в его мозг и пустила там свои корни. Но Джуён сегодня всё исправит или уничтожит окончательно. Терять ему, кажется, уже нечего. Он наконец признается. — Сынмин! — заметив знакомую фигуру, зарывшуюся лицом в вязаный шарф, Джуён тут же срывается с места и несётся в её в сторону. Улыбка больно растягивает рот. Кажется, губы обветрились. — Привет! — хихикнув, Сынмин подхватывает чужое тело и чуть не теряет равновесие от его напора. — Так давно тебя не видел. — Ага, я очень скучал, — сжав надутое от куртки туловище, Джуён тут же отстраняется и вглядывается в лицо, которое, кажется, с последней встречи никак не изменилось. — Я тоже по тебе скучал, — Сынмин, пройдясь взглядом по Джуёну, хмурит брови. — Ты чего опять без шарфа гуляешь? Заболеть хочешь? Характер, в общем-то, тоже совсем не поменялся. — Ну мам, я уже большой мальчик, хватит меня опекать! — Джуён прекрасно понимает, что его даже слушать не станут. Тяжело вздохнув, Сынмин стреляет недовольным взглядом и, ни секунды не колеблясь, развязывает свой шарф из нежно-голубого акрила. Тот самый, что в прошлом году они с Джуёном откопали на весенней распродаже. Как же ему, чёрт возьми, идёт голубой. — Стоп, ты чего это делаешь? А ну надевай назад. Сам ведь замёрзнешь, дурака кусок! — сопротивление, конечно, никакой роли не сыграет, Джуён прекрасно это знает. Сынмин в этом плане всегда был упёртым бараном. — В отличие от тебя, я тепло оделся. У меня свитер с высоким горлом. Так что не визжи, — на чужих тонких губах блестит усмешка. — Какао будешь? Руки, скрытые толстыми бежевыми перчатками, бережно оборачивают полуголую крепкую шею теплом. Со стороны Джуён выглядит ужасно комично — шапка-ушанка искривлённо съехала по его черепушке, шнурки на грубых ботинках торчат в разные стороны, а чёрная спортивная куртка и широкие тёмно-синие джинсы совершенно не гармонируют с небесного оттенка акрилом. Будто ребёнок в первый раз сам оделся на прогулку. Неловкость зубастой улыбкой вырывается наружу. Джуён утыкается в повязанный на него шарф и втягивает носом аромат Сынмина. Тот как всегда вылил на себя литр какого-то цветочного парфюма. Главное не чихнуть. — Буду. Как всегда с корицей и… — только голос успевает просочиться через плотную пряжу, как его тут же прерывают. — И зефирками. Я помню, — поправив шапку на чужой голове, Сынмин приобнимает плечо Джуёна и плавно направляет его внутрь парка. Вокруг стоит полумёртвая тишь. Пасмурный зимний холод отбивает всё желание у людей дышать свежим воздухом. Видимо, сейчас все сидят в своих домах и распаренных помещениях кафе. Лишь парочка детей и сонная женщина с собакой петляют по замёрзшим тропинкам. Две пары ног приближаются к кофейной будке. Сынмин тянется к небольшому окошку и, сняв одну перчатку, стучит по нему три раза. Изнутри открывают. Отверстие выпускает на волю тепло, лёгкий кофейный аромат и еле слышную классическую музыку. Вкус у жителя будки достаточно специфичный. — Здравствуйте! Можно, пожалуйста два средних какао… Пока Сынмин занят заказом и вниманием продрогшего бариста, Джуён непроизвольно задерживает взгляд на мальчишках, что топят друг друга в массивных сугробах, смеются и пихают за шивороты плоские снежки. На вид им лет по семь или восемь. В сознании тут же всплывают картинки десятилетней давности. Джуён в них полностью погружается. Он лепит снежный ком, пока выглядывает из-под большого сугроба-крепости, и пуляет его прямо в нутро чужого капюшона. Поскользнувшись на заледеневшей луже, он бежит со всех ног, чтобы отобрать у Сынмина шапку с вышитым на ней цветастым покемоном — собственность, которую нагло стянули с его головы. Он восторженно лыбится, ощущая собственной задницей каждую неровность дороги. Перед его глазами — чужая спина, тяжёлое дыхание и покрасневшие маленькие ладони, сжимающие верёвку саней. Позже он беззлобно назовёт Сынмина ездовым оленем и отхватит подзатыльник. Джуён так хотел бы вернуться во времена, когда Сынмин казался ему просто хорошим другом. Просто тем, к кому всегда можно прийти посмотреть мультики по пузатому телевизору. Просто тем, кого без труда можно обыграть в любом файтинге (но Джуён всё равно частенько поддавался, чтобы Сынмина не расстраивать). Просто тем, к чьим губам не хочется прижаться поцелуем. Правильно ли Джуён поступит, если расскажет о своих чувствах? — Ты чего завис? Держи стакан. Получив лёгкий толчок в плечо, Джуён тупит взгляд и перехватывает у бежевых перчаток свой напиток. Красные оголённые руки ломит от контраста температур. Горячие стенки стакана колют кожу. Ощущения одновременно дискомфортные и приятные. Джуён им полностью отдаётся, вяло следуя за Сынмином по снежной тропе парка. Почувствовав на себе давление от неловкой тишины и звучания чужих глотков, он раскрывает рот: — Расскажи хоть, что у тебя нового. Громко отпив, Сынмин строит задумчивую физиономию. — Да я, кажется, почти всё рассказал уже, — но тут уголки его губ искривляются в ухмылке. — Хотя кое-что я всё-таки от тебя укрыл, каюсь. Уложив стакан в правую руку, левой Сынмин аккуратно оттягивает вверх молочно-белую шапку, из которой тут же вываливаются серебристые лохматые волосы. У Джуёна распахиваются веки от изумления. Учитывая характер его друга, это далеко не те перемены во внешности, которые он ожидал увидеть. Сынмин умеет удивлять. Иногда. Что дальше? Татуировка на шее? Проколотые соски? О последнем даже думать не хочется. — У вас в университете настолько всё плохо, что ты аж поседел? Первая сессия тебя не пожалела, — жалобно приподняв брови, Джуён кладёт свою ладонь на чужое плечо и мягко сжимает синтетическую ткань куртки. — Да иди ты, — выплюнув из себя смех, Сынмин хватается за искусственный мех на шапке-ушанке и резко тянет вниз, окуная глаза Джуёна во мрак. А тот даже не противится, лишь ответно заливается смехом. Наконец-то можно кого-то безнаказанно доставать спустя полгода воздержания. Джуён чувствует настоящую свободу. Поправившись, он произносит: — Я так-то тоже имидж буду менять. Отращиваю волосы, как и хотел. — Что, прям до копчика? — Пока до лопаток хочу, а там посмотрим. Если бы не родители, он вполне мог отрастить и до пят. — Получается, когда я приеду в следующий раз, тебе уже можно будет заплетать косичку? Сделав глоток какао, Джуён начинает ощущать внутренний жар, бурлящий где-то в желудке или внизу живота. Подсознание непроизвольно подкидывает яркие картинки того, как чужие тонкие пальцы неторопливо вплетаются в тёмные пряди Джуёна, как приятно массажируют кожу его затылка. Он почти ощущает эти фантомные прикосновения. Веки на мгновенье прикрываются, топя Джуёна в собственных фантазиях. Ровно до момента полного осознания чужих слов. — А когда ты приедешь в следующий раз?! — вопрос звучит слишком резко и слишком громко. Язык в следующую секунду больно зажимают задними зубами. Однако Сынмин никак не реагирует на смену интонации, сохраняя непринуждённое спокойствие. — В июле только, — почесав нос, он тихо шмыгает. — У тебя планы есть на лето, кстати? Поступать будешь всё-таки? Что-то подсказывает, что следующие полгода будут невыносимо тяжкими для Джуёна. Мало того, что ему придётся справляться с ежедневным общественным давлением из-за оценок, экзаменов и поступления, так ещё и делать это в одиночку. Небольшой кусок зависти всё же проникает внутрь. Сынмин последние несколько лет может похвастаться стабильно хорошими оценками, наличием чёткой цели и внутренней уверенности в себе. Удивительное сочетание в наше время. У Джуёна же есть лишь стойкое понимание того, что он — полнейшее разочарование для родителей, для учителей и для самого себя. — Нет. Я пока не имею ни малейшего представления о том, чем хочу заниматься. Наверное, поработаю пару лет, поживу отдельно от родителей, а там посмотрим, — Джуён старательно пытается отмахнуться от назойливого вопроса. — Ну ничего, найдёшь ещё себя, не переживай. Стэн Ли, вот, свой первый комикс создал только в сорок лет. Всё впереди, — по шапке утешительно хлопают ладонью. Джуён отчаянно хочет верить в то, что найдёт себя всё же чуточку раньше. — Спасибо. Надеюсь на это, — тяжело вздохнув, он продолжает: — А теперь говори во всех подробностях, как твоя первая сессия прошла. — Ах да… Смочив горло напитком, Сынмин начинает рассказ о том, как он, на удивление, закрыл почти все предметы автоматом, о противном и придирчивом преподавателе истории, который не стеснялся заваливать бедных первокурсников, о последующей после сессии пьянке, что устроили одногруппники Сынмина и на которую он, само собой, не пошёл. Однако по кружке пива они с Гонилем всё же пропустили. Джуён пускай человек и не ревнивый, но то, как стремительно Гониль с Сынмином сблизились, его слегка напрягает. Это не потому что он хочет, чтобы всё внимание друга было направлено на него. Ни в коем случае. Джуёну скорее немного обидно от того факта, что он не может быть рядом с Сынмином так же, как и его одногруппник. Просто не имеет возможности. Оба стакана стремительно опустошаются и отправляются гнить внутри куч таких же ненужных кусков пластика. В воздухе повисает непродолжительная тишина, которую нарушает голос Сынмина: — Рассказывай теперь, что у тебя нового. Появилась уже дама сердца? — чужие брови игриво извиваются. От такого вопроса хочется хорошенько просмеяться, но Джуён героически держит невозмутимое лицо. — Появилась, представь себе! — кажется, будто физиономия Сынмина на секунду принимает странное выражение, но внимание на этом не концентрируется. — Купил наконец Шаю в Лиге. Люблю её всем своим сердцем, — ладонь Джуёна плотно прижимается к груди. Через куртку совершенно не чувствуется учащённое сердцебиение. — Я серьёзно! — Да на кой чёрт мне девушка? И так хорошо живётся, — потерев замёрзшие ладони друг о друга, Джуён выпускает на них горячий пар из своего рта. В следующий раз он точно наденет перчатки. Или лучше варежки. — А у тебя? Прикусив внутреннюю кожу щеки, Джуён упорно смотрит себе под ноги, боясь услышать ответ, который разрушит всё. — Нет, — Сынмин нервно сглатывает скопившуюся слюну. Воздух резко выходит из ноздрей. Наконец ощущается расслабление мышц. Значит, Джуён с признанием не опоздал. Повисает тяжёлое молчание, которое он совершенно не знает, как нарушить. В голове крутятся сотни идей для разговора, но мозг не может зацепиться ни за одну. Ещё и свист ветра залетает под подол ушанки, не давая возможности сосредоточиться. А позже не даёт сосредоточиться голос Сынмина, что решает наконец снова прорезаться: — Я понял, что мне не нравятся девушки, — тонкие посиневшие губы сжимаются в одну полоску. Ноги Джуёна встают в ступор. Глазные яблоки его удивлённо округляются. Если б он сейчас пил какао, то точно подавился бы. Как в тот день газировкой. Только на этот раз просто так бы не отделался — ожог слизистой мог быть обеспечен. Устремив свой взгляд на Сынмина, Джуён упорно смотрит прямо в напуганные глаза. Чужие ресницы по-глупому хлопают. Как вообще Джуён, дружа с Сынмином почти всю свою жизнь, ни разу не замечал, чтобы тот проявлял хоть какой-то малый интерес к парням? Да его даже девчонки не волновали, хотя те частенько за ним бегали. И неудивительно — Сынмин — высокий, красивый, чертовски умный. Единственная проблема заключалась в том, что отношения его не интересовали совершенно. Он либо учился, либо тусовался с Джуёном. Так что же поменялось? — Как ты это понял? — сведя густые брови к переносице, Джуён медленным шагом следует к Сынмину. Главное сейчас не облажаться и не напугать его своей реакцией. Нужно вести себя естественно. — Ну, а как обычно парни понимают, что они по девушкам? — чужое лицо отражает недоумение. Кажется, до Джуёна начинает плавно доходить смысл сказанного. Но он не до конца понимает, радоваться ему или плакать. — Так-так-так, мой лучший друг влюбился, и мне ничего не рассказал?! — натянув улыбку по-правдоподобнее, Джуён закидывает руку на чужое мягкое плечо. Пальцы безуспешно пытаются ткнуть в рёбра, но не могут пробиться через плотный щит из синтепона. — Что у вас с Гонилем? Давай колись! Прямо рядом с левым ухом звучит чужое прерывистое дыхание. Щека Джуёна опаляется. Сынмин немо смеётся, сжимая собственное туловище. Какой же он чувствительный. — Ничего у нас с ним нет, отстань! — после непродолжительного хохота следует резкий выдох. Неожиданно Джуён чувствует на своём боку толчок такой силы, что ноги его соскальзывают с почвы и следом подвисают над холодным сугробом, в который он невольно проваливается своим задом. Под карманы забирается мокрый снег. По джинсе, сжимающей худощавые бёдра, расползаются тёмные лужи. Туловище мгновенно начинает подмерзать. Подняв к верху голову, Джуён смотрит на Сынмина недовольными глазами. — Боже, прости, пожалуйста! Я не рассчитал, — звучит искренне. На чужом лице читается стыд. — Ты с каких пор таким сильным стал? — Ну, я качаться немного начал, — потерев ладонью горло свитера, Сынмин переминается с ноги на ногу. Интересно, что в его понимании значит «немного»? Учитывая, как мгновенно Джуён отлетел в сугроб, под курткой наверняка скрывается нечто впечатляющее. Сынмина обязательно потом заставят показать её содержимое и попросят потрогать. Ну, а сейчас кое у кого немного другие планы. — Не хочешь мне помочь? — густые брови хитро изгибаются. — А сам встать не можешь уже? — Не могу. Дай руку. Изобразив закатывание зрачков, Сынмин топает в сторону жертвы его накаченных мышц. Ладонь, прячущаяся в перчатке, протягивается. Лёгкая улыбка проявляется на покрасневшем от смеха лице. Однако она тут же гаснет под слоем прилетевшего в неё снега. Кожу начинает покалывать холод. Сынмин приоткрывает рот в немом шоке. Распахнувшись, его глаза глядят на Джуёна крайне надуто и шокированно. А тот громко бесстыдно смеётся и подскакивает с места, прекрасно осознавая последствия своих действий. — Тебе конец! Стряхнув с лицевых складок снежинки, Сынмин подхватывает ладонью горсть снега с сугроба, на котором ещё виден отпечаток чужой задницы, и лепит круглое уплотнение. Шаги немедленно переходят в бег. Рука замахивается, как катапульта, и пускает снаряд. Он летит прямо к чужой спине, но та успевает рвануть влево. Первый промах. — Ну ты косой! — из Джуёна выходит издёвка. В Сынмина взаимно летит снежок и приземляется прямо у носков белых ботинок. — Ты не лучше! Стартует настоящий поединок. Сынмин следом за Джуёном удаляется всё дальше в глубь городского парка, желая исполнить на нём свою месть. Их провожают собачий лай и истошный детский смех, что кажутся теперь лишь отголосками чего-то далёкого и неважного. Всё, что имеет значение, у них перед глазами. Все, кто имеет значение — это они сами — их смех, их радостные лица, их возгласы. Джуён будто вернулся на время в детство — беспечное и бездумное. В то время, когда они с Сынмином были лишь недорослыми человеческими созданиями, не знающими давления со стороны общества, со стороны собственной обеспокоенной головы. Они просто наслаждались собой, мгновениями и своей дружбой. Прямо как в данный момент. Джуён сегодня всё испортит. Чёрт, Джуён сегодня точно всё испортит. Внезапно остановившись, он тяжело сглатывает и позволяет тревожным мыслям проникнуть в него. Что будет, если признание всё же вырвется из его рта? Сынмин ведь не поймёт, даже учитывая его влечение к парням. Для него Джуён — только друг, лучший друг. Человек, что знаком и близок с самого детства. Практически брат. С другой стороны, скрывать от Сынмина правду — это своего рода преступление. А Джуён уж точно не собирается становиться преступником. В спину прилетает комок снега. Голова, скрытая чуть съехавшей ушанкой, оборачивается. Глаза распахиваются от испуга, когда видят перед собой бегущего Сынмина, на чьём лице горит озорной блеск. Джуён полностью разворачивает своё туловище, готовясь отразить любую исходящую от друга опасность. Страшно подумать, на что способен Сынмин в моменты, когда им завладевает баловство. Раздвинув свои синтепоновые руки, он захватывает тело Джуёна в крепкие объятья и валит его прямо в большой мягкий сугроб, что хрустит костями мёртвых снежинок. Ни на секунду не расцепляя хватку, Сынмин ярко смеётся в чужое лицо. Глаза его прикрываются и, кажется, он тонет в безмятежности. А Джуён тонет в собственной любви. Сквозь концы шапочного пуха он неотрывно смотрит на своего друга и не может сдержать порывы внутреннего тепла, что разливается по всему его организму. Джуён кое-как сдерживает улыбку. Пришлось сжать её зубами. Сынмин так близко. Чертовски близко. Его тело настолько крепко прилегает к телу Джуёна, что тому хочется раскраснеться и провалиться сквозь сугроб прямиком в ад. Туда, где его накажут за все грешные мысли и желания. — Попался? — сквозь улыбку произносит Сынмин. — Попался. Между их ртами тянется молчание. Сынмин тяжело дышит на чужой грудной клетке. Из его губ вылетает клубок пара. Два больших острых глаза смотрят вниз слишком нежно и слишком сверкающе. В них отражается снег и глупое лицо Джуёна, которое застыло в смущении. Похожие моменты в фильмах обычно заканчиваются поцелуем. Сработает ли такое в их случае? Очень вряд ли. — Может, ты с меня слезешь? — отведя взгляд в сторону, Джуён непроизвольно хмурит лицо. Он скоро крышей поедет. — Ой, прости, — в голосе Сынмина будто звучит грусть или разочарование. А может, он просто не скрывает своей усталости. Тело теряет лишний груз. Лёгкие наконец свободно вбирают в себя кислород. Только вот на душе почему-то становится тяжелее. Поднявшись на ноги, Джуён отряхивает куртку со всех сторон и произносит: — Давай на лавочку сядем. Что-то я выдохся. — Пошли, — звучит согласие. Кажется, что ещё пара минут, и Джуён не выдержит и разболтает всё на эмоциях. Его мышцы напряжены. Он чувствует это каждой своей конечностью. Нервозность оголяется ковырянием корочки на сухих губах. Его сейчас можно прочитать, как открытую книгу. Присев на лавочку, Джуён тяжело дышит то ли от физической нагрузки, то ли от тревоги. — Эй, всё нормально? — закинув ногу на ногу, Сынмин внимательно вглядывается в выражение чужого лица. Напуганные глаза смотрят исподлобья. — Да. Нет. Не знаю. Наверное? Ну, теперь точно от вопросов не отвертеться. На не до конца очищенные от снега джинсы ложится ладонь. Коленку сжимает ласковая хватка. Тело Джуёна начинает дрожать. — Что случилось? Рассказывай. — Не думаю, что ты захочешь знать. Тонкие брови сводятся к переносице. Сынмин кажется таким озадаченным, что в сознании Джуёна невольно всплывает воспоминание, как тот с точно таким же выражением лица решал загадки в первом «Resident Evil». Ему тогда было лет семь от силы, а Джуёну и того шесть. Страшно было до дрожи в коленях. — Почему?.. Джуён медленно выдыхает. Замёрзшие пальцы растирают холодный пот по ладоням. Сейчас или никогда. — Потому что ты мне нравишься, — произносится с дрожью в голосе. Веки прикрываются, пряча стыд, запрятанный в глубине глаз Джуёна. Он так боится смотреть на чужую реакцию. Однако приходится её слышать. — Что?.. — вопрос Сынмина тихий, почти что неслышимый. Ресницы в следующую секунду раскрывают глазные яблоки. Джуён находит в себе смелость взглянуть на своего друга, что сидит неподвижно. Словно застрял в кадре неудачного фильма. Рот его раскрыт, брови забрались под шапку. По лицу можно сказать, что Сынмин шокирован. Крайне шокирован. Джуён — идиот. — Неважно. Забудь об этом, пожалуйста, — чуть не всхлипнув, он поднимается с места и, не глядя в сторону сидящей на скамье фигуры, говорит: — Прости, я, наверное, домой. Ноги с большой скоростью несутся прочь с чужих глаз. Джуён очень хочет пуститься в бег, но тогда он будет выглядеть ещё более жалко. Остаётся лишь быстро шагать в сторону выхода из парка, захлёбываясь прохладой и чувством вины. Ладони накрывают раскрасневшееся лицо. Лай собаки и крики детей раздражают. Хочется их заткнуть. Хочется ударить себя. Хочется скрыться за деревьями и перестать существовать. Как же стыдно. — Эй, погоди! — слышится сзади. Паника мгновенно завладевает телом. Сердце бешено бьётся. Джуён чувствует его пульсацию внутри себя. И, само собой, не останавливается. Скорее, наоборот, наращивает скорость, желая побыстрее отделаться от главной проблемы в виде Сынмина. Главное не поскользнуться и не упасть. Такого позора Джуён точно не переживёт. — Да постой ты, дурак! — он становится всё ближе. Кажется, чужие ноги переходят на бег. Наверное, разговора не избежать. Сильные конечности хватаются за капюшон куртки, заставляя Джуёна остановиться. Горло слегка сдавливает. Тело встаёт в ступор, не зная, как дальше действовать. Бежать? Прятаться? Драться? Джуён выбирает просто стоять и ковырять взглядом торчащие в разные стороны шнурки на своих ботинках. Оголённые и, на удивление, тёплые ладони ложатся на его красные замёрзшие щёки. Они пытаются приподнять чужую голову, но всё без толку. — Посмотри на меня, — просит Сынмин. — Зачем? — Джуён всеми силами пытается скрыть свои раздражение и уязвимость. — Пожалуйста… Глядеть в глаза человеку, перед которым стыдно до смерти — это та ещё пытка. Да и какой в этом толк? Чего пытается добиться Сынмин? Неужто хочет насладиться своим положением? Хотя звучит это как полный бред. Он совершенно другого рода человек. В любом случае, поддаваться Джуён не собирается: — Не хочу. Глаза всё так же упорно прикованы к ботинкам. Сверху слышится глубокий вздох. — Ладно. Интересно, что Сынмин будет делать дальше. Просто уйдёт? Джуён ожидает услышать звук хруста под подошвами белых ботинок, однако сквозь ушанку до него долетает лишь приближение чужого дыхания. Квадратный подбородок зажимают тонкие пальцы, приподнимая голову вверх. И, пока Джуён ещё не успел до конца понять намерения Сынмина, тот пользуется ситуацией и касается холодными тонкими губами чужих. Совсем на мгновенье. Но этого хватает для того, чтобы Джуён раскрыл рот от изумления. — Ты чего?! Зачем это сделал? — наконец он поднимает свой взгляд, который выражает так много эмоций, что Сынмин совершенно не понимает, как правильно их идентифицировать. Он неловко улыбается, сразу убрав свои прикосновения с чужих щёк. — Ты мне тоже нравишься. Джуён сужает глаза, открыто показывая своё недоверие. — Прикалываешься? — Нет. Правда нравишься. Уже давно. Что-что, а такого исхода от сегодняшнего дня Джуён точно не ожидал. Он надеялся максимум на то, что его друг спокойно отреагирует на признание и не станет осуждать. Но взаимность казалась совсем недавно чем-то далёким и недостижимым. — Почему раньше не сказал?! — вопрос сам собой вырывается изо рта. Джуён хлопает ладонью по чужому предплечью, надеясь получить серьёзный ответ. Сколько же времени они упустили! Представить страшно. — А ты почему? — правая бровь Сынмина хитро изгибается. — Я первый спросил. Лёгкая усмешка искривляет тонкогубый рот. Переведя взгляд на полысевшие, укрытые снегом деревья, Сынмин молчит. Ответ на данный вопрос, на самом деле, достаточно простой, однако сейчас он кажется таким глупым и несущественным, что произносить его вслух совсем не хочется. Но придётся. — Думал, что это невзаимно. Что-то в нутре Джуёна сжимается. В области груди начинает ощущаться нечто странное. Нечто приятное и одновременно болезненное. Хочется смеяться и плакать от осознания, что Сынмин, мечта любой девушки, всё это время сох по своему лучшему другу, который, как полнейший слепец, не замечал ни малейшего на это намёка. Как же жизнь бывает порой иронична. — Значит, плохо думал, — обнажив зубы в нежной улыбке, Джуён легонько хлопает ладонью по молочно-белой шапке. — Верно, — большие глаза заглядывают прямо в чужие расширенные зрачки, что сияют неприкрытой симпатией. Тянется недолгое молчание, которое вскоре небрежно прерывается Сынмином. — Можно поцеловать тебя? Внутри желудка снова будто что-то шевелится. На этот раз данное чувство уже не кажется чем-то чужеродным. Возможно, Джуён даже готов к нему привыкнуть. Испустив из себя смущённый смешок, он прикрывает ресницы и нервно заламывает пальцы. Джуён уж точно не подумал бы никогда, что будет однажды стоять перед парнем и краснеть, как наивное влюблённое создание. Образ, что он носит на себе, точно крест, незаметно растворяется в паре, выпускаемом его ротовой полостью. — Так ты же меня уже поцеловал. — А ещё раз? Наигранно закатив глаза, Джуён не может удержать в себе глупый смех. Он успешно вырывается наружу — сквозь нёбо и зубы. — Целуй. Одарив Джуёна ласковым взглядом, Сынмин подбирается на опасно близкое расстояние. У обоих заглушается дыхание, а сердцебиение заметно учащается. Глаза плавно опускаются на уровень чужих губ. Взгляд невольно отмечает то, насколько они у Сынмина на вид мягкие и ухоженные. Их можно хоть сейчас снимать для рекламы какого-нибудь дорогостоящего блеска. У Джуёна же до сих пор раны от вечного ковыряния не зажили. Пора что-то менять. — Хотя, знаешь, — указательный палец останавливает приближение чужого лица. — Вообще-то целоваться на холоде вредно. Выражение физиономии у Сынмина мгновенно становится до смешного глупым. Он недолго промаргивается и тут же отстраняется, хватая своей рукой чужую ладонь. Большой палец оглаживает шершавость кожи. — Тогда пошли ко мне. От предложения теплеет в нутре. Джуён, кажется, сто лет не виделся с домом Сынмина, с его матерью, с вискозными начищенными коврами, с китайскими чайными сервизами и с кроватным пружинистым матрасом, на котором проходил не один вечер просмотра старых ужастиков. — Чур с меня выбор фильма и чипсы, — уверенно произнеся, Джуён натягивает подол белой шапки на чужие веки и бодро вышагивает навстречу ветру и продуктовому магазину, где обязательно вместе с чипсами захватит ещё и кислые конфеты, от которых лицо Сынмина всегда так смешно кривится. Как же Джуён по всему этому скучал.