Бар Chekpoint

Тишина окружила своей тяжестью, буквально осела на плечах. Ирен вышла из чужой квартиры, которая из некогда любимого и теплого пристанища в одночасье стала похожа на серую тюрьму, где ее лишили света, желания ждать завтрашний день, уюта. Жизни. Затянули на ее шее петлю и поставили обратный отсчет, как она затянется до критического минимума. Мудак... Ну какой же мудак, – прошипела она себе под нос, зарываясь лицом в объемный шарф. Гневно шагая по улице и проталкиваясь среди Нью-Йоркской толпы, желала вообще не думать, как застала своего уже бывшего с какой-то ослицей прямо на столе. А потому, хлопнув дверью, еще долго материлась, бессильно отчеканивая каждый тяжелый шаг, лишь бы поскорее убраться оттуда. И если она правильно успела заметить, то та, с кем ей изменили, – одна из коллег по работе. Ну правильно, первая шлюха. Еще так нагло извивалась под Бернсом. Ее любимым Бернсом, с которым у них когда-то были совместные планы и мечты на будущее. А сейчас все провалилось к чертям. Разорвалось, как несчастный лист бумаги, краешки которого позже сожгли на открытом огне. И в голове уже почти созрел план мести, самой изощрённой и невыносимой. Так, чтобы, ты, сука, страдала – коварно усмехалась Ирен, когда ехала в метро и пялилась в одну точку перед собой. Но затем любые идеи развеялись, и девушка решила, что никакой выгоды она отсюда не извлечет, даже если и сотворит разлучнице какую-нибудь пакость. Не стану я заниматься такой ерундой. сволочь.сволочь.сволочь. Каждый раз повторяет себе, что ей не нужна никакая любовь. Хватит, наглоталась. Ирен беспомощно бродит по улицам, прокручивая в подсознании миллиарды мыслей, и все они одна друг друга мрачнее и тяжелее, как и небо над головой. Серое, плачущее противной моросью, колящей кожу щёк. Только вот сама Ирен не может заплакать, словно так и кричит через десять кварталов «Видишь, тварь, я все ещё держусь. Думаешь, что сломал меня?» В глубине души она оплакивает потерю, как обычно и бывает с тысячами девушек по всему свету. Правда старалась быть любящей, прилежной, чуткой, понимающей. Для него. А еще как идиотка, решила прийти пораньше, оделась в красное платье, хоть и не очень удобное, наивно рассчитывая, что ему понравится. Старалась сделать приятный сюрприз. Перестаралась Раз парень быстро охладел или же не задумывался о дальнейших планах с одной-единственной, не желал останавливаться. Вокруг ведь столько девушек, а гормоны бушуют несладко. Ирен жмурится, прогоняя картинку из болезненных воспоминаний, дабы избавиться от этого глумящегося над ней нашествия. Пустота, зияющая сейчас в уже неживом сердце, обволакивает прочным одеялом беспомощности, а спокойствие кажется недосягаемой роскошью. И все же капля влаги, скатившаяся со щеки, горячая и вобравшая в себя все спектры подавленного, безмолвного горя. Не дождевая капля. Ирен поворачивает голову и видит сопливые парочки, идущие за ручку и слащаво целующиеся в щёчки. Мертвенно холодные, уже почти синие пальцы до хруста сжимаются в кулаки в тёплых карманах, так, что от ногтей остаются продавленные лунки. Девчонка хочет убежать что есть сил, в какое-нибудь богом забытое место, где нет ни одной живой души. В лес или чистое поле, чтобы покричать на безграничный, незримый горизонт, с масштабами которого не встанет рядом ни одна людская проблема. Или же взобраться на высокие горы и больше не вернуться, умереть там, в холоде под снегом. Чтобы больше не мучиться или же найти в себе сраную кнопку «выключить чувства». Она отчаянно бежит через наполненные машинами дороги, толкает прохожих в плечо и охватывает нехилые порции отборного мата вслед. За каким-то домом прислоняется к заплесневелой, изрисованной уродскими граффити кирпичной стене, прислоняя ладонь на больно колящую грудь, под которой сейчас творилось безумие. Клокочущие залпы разрывающей, разбивающей в щепки боли. Безмолвно кричащей в темную тишину мрачного неба. Ирен ищет ответы в небе на свои жалкие вопросы, но оно лишь моросит холодными уколами. Почему ты так поступил? Почему променял? Почему так нагло выкинул в помойку все то, что мы строили месяцами? Бессовестно снёс все бульдозером и сровнял с землей. за. что. ты. так. со. мной? Бесконечные вопросы сыплются потоками мыслей в беспокойной голове совсем как капли, падающие с неба. Девчонка хочет пройти мимо огромной толпы, прижимаясь к стенам зданий, совсем незамеченной и такой крошечной. Такой жалкой. И это впечатление увеличивается в геометрической прогрессии, стоило зацепиться за зеркальную гладь стекла какой-то кафешки, где мирно сидели парочки за столиком у панорамных окон. Ну как назло. Быстро промелькнувший блик обреченного силуэта девушки избавил общий фон от своего присутствия, двинувшись дальше. На секунду Ирен заметила, как там эти парочки смотрели друг на друга. Как и она смотрела на Бернса. Душа разрывается от злости, приправленной горькой печалью, неспособной выйти наружу с влагой, осевшей на ресницах. – Вам плохо? – спрашивает какой-то мужик, когда Ирен остановилась у столба, держась за него и стараясь вытеснить удушливый узел с тяжким вздохами. – Пошел нахуй, – тихо шипит она скорее самой себе и идёт дальше, кое как перебирая ногами. Весь день держаться на каблуках тяжело, но она держится. Сухо. Безжизненно. Отрешенно, но так злобно. Телефон исходился в вибрациях на дне кармана, покоясь вместе с мятой купюрой в десять баксов и проездным в картхолдере, который дарил ей Бернс. Там в окошечко и совместная фотография вложена. Распрощавшись с кожаной вещью в ближайшей переполненной мусорке, Ирен смотрит на уже зажигающиеся в вечернем сумраке вывески магазинов, пекарен, кофеен, баров и прочего. И после многочасового скитания по венам из рек жёлтых такси, заходит в какой-то более менее приличный бар «Chekpoint» благодаря баннеру о 20% скидках на весь алкоголь. И недолго думая, занимает место у барной стойки, матерясь на высокий стул и разглядывая богатый выбор из всех бутылок на стеклянных стеллажах. – Чего желаешь, крошка? – фамильярность бармена, хитро щурившего свои голубые глазенки, девушка не оценила. – Чего-нибудь покрепче, побыстрее и без дебильных словечек, не то крошками будут твои чаевые, – сквозь зубы бросила Ирен, провокационно потряся мятой купюрой. Получив желаемый коктейль для разогрева, девушка опирается локтями о стойку и лениво разворачивается, чтобы осмотреть заведение. Низкие потолки, агрессивно-зазывающий декор с капотами машин и колёсами под потолком, неоновые лампы и сцена в дальнем углу уже с подготовленными инструментами и аппаратурой. – У вас здесь живая музыка? – Ирен отрывается от соломинки. – Да, сегодня у нас рок-вечер. Будет выступать группа Токийский Отель. – Они что, из Азии? – непонятливо бросила девушка, чем вызвала усмешку бармена. – Боже, ты шутишь? Эти парни уже начинают взрывать сцену! – Налей ещё виски, – на стойку хлопнулась ещё одна купюра. Не сказать, что Ирен очень обрадовалась предстоящему выступлению какой-то неизвестной ей группы, но по крайней мере, этот паршивый вечер раскрасится для неё хоть чем-то. И с каждым глотком все её переживания постепенно таяли прямо как кубики льда на дне стакана при комнатной температуре, а на губах уже блестела улыбка вместе с азартом продолжить поглощение коктейлей. Может, этот вечер и будет интересным. Ближе к девяти бар набивается людьми, много кто толпится у сцены, где трое парней копошились с аппаратурой. Свет в заведении стал ещё более приглушенным за счёт того, что был направлен на сцену. И выступление неких Tokio Hotel, как подсказал девушке бармен, началось с бешеных женских визгов и аплодисментов, отчего хотелось закрыть уши руками. – Хей, ну что, разогреемся как следует? — произнёс в микрофон парень со странными косичками в мешковатых белых одеждах и с гитарой на плече. И никакой не азиат. Скорее как подражатель уличным хип-хоперам, которых на районах сотни. Гул довольной и уже изрядно подвыпившей толпы усилился, прокатившись ультра звуком по барабанным перепонкам. На сцену вышел высокий брюнет, и если бы Ирен вовремя не акцентировала свое внимание, то однозначно подавилась бы коктейлем. Идеальный высокий начес, выбритые виски, куча аксессуаров и цепочек, тяжёлые высокие сапоги, чёрный лак на изящных, длинных руках, обхвативших микрофон, создавали впечатление, что этот парень принадлежит к какой-то неформальной секте. Такие же насыщенно обведенные чёрными тенями и подводкой глаза, септум и проколы в обоих ушах подчеркивали эстетическое визуальное наслаждение даже уже под градусом. Было в этом что-то неземное и чертовски эффектное, как уже подметила Ирен. Идеальная осанка только возвышала его над всеми, подчеркивала очертания ключиц из под выреза рваной чёрной футболки с кучей серебристых декоративных элементов. Дополняли образ облегающие кожаные штаны со шнуровкой по бокам и объёмная расстегнутая косуха на плечах. С таким парнем можно было бы замутить пару кругов алкогольных игрищ – хитро промелькнуло в пьяных мыслях. На губах оседает прозрачная пленка от виски, будто запечатавшая немой вздох, вырвавшийся из груди. Вместе с бешеным стуком сердца о стены грудной клетки. Ирен так и застыла на неудобном барном стуле с приоткрытым ртом, откровенно разглядывая безумно красивого незнакомца. С так высоко залакированной укладкой и так по блядски густо накрашенными глазами. Хорош. Безусловно, хорош собой. Словно сочетание черствой надменности и нежной андрогинности одновременно, ведь как девушка успела заметить, парень очень худ. И необычайно женственен на лицо, однако косметика ничуть не делала его нелепым. – Рады снова выступить здесь, – извещает он необычайно мелодичным, слегка низким голосом, в котором едва улавливается лёгкий акцент. Ирен ставит один локоть на стойку, глядя на народ, собравшийся у сцены и, к своему стыду, запоздало замечает ещё троих парней, которых этот брюнет просто затмил собой – все того же гитариста в шапке и французскими косичками, как у рэпера, одетого во все мешковатое, шатена в простой футболке и джинсах с бас-гитарой, и пухленького драммера в очках, сидевшего позади всех и звучно отбивавшего ритмы. И этот таинственный и безумно эффектный брюнет поёт не менее охренительно, дерзко стреляет взглядом в визжащих в первом ряду девчонок, плавно, с кошачьей грацией перемещается по сцене. Останавливается рядом с гитаристом, буквально закидывая ему руку на плечо. Вместе они смотрятся как чёрное и белое, судя по их внешнему виду. И достаточно похожи в чертах лица, – Ирен заказывает уже не счесть какой коктейль, не в силах оторвать взгляд от группы. От этого идеального, холеного брюнета, если быть точнее. The same blood The same cells The same God The same hell The same life The same love Somebody, anybody Everybody stand up. Hey you! We can turn it up Hey you! We can turn it up Будто завороженная, следит за каждым медленным движением солиста, по-кошачьи улыбающегося на исполнениях куплетов, а на припевах толпа сама подпевала ему. И какого черта они знают слова, а она нет? А затем отводит взгляд в сторону, пытаясь избавиться от резко ворвавшегося в ее алкогольное воображение черноволосого наваждения. Just turn it up Louder! Don't ever stop Louder! Just turn it up Louder! What's making you hot Louder! Just turn it up И эти искорки в густо накрашенных глазах, едва не слезящихся от яркого света софитов. Озорной огонь, достающий ясными язычками через кучу людей до Ирен, которая до сих пор не может отвести взгляд от охренительно поющего парня. Будто он заряжает ее, абстрагируясь от толпы и смотря чётко в её сторону. Подкрадывается к самому краю сцены размеренными, грациозными шагами в своих тяжёлых сапогах, наманикюренные пальцы соблазнительно дёргаются в воздухе, приводя зрительниц в высшую точку удовольствия. И Ирен ощутила, как внизу живота что-то резко кольнуло, прошибло одним ударом до мозговых клеток. В перерывах очаровательный солист глупо шутит со зрителями вместе с гитаристом и улыбается не менее очаровательно, обнажая белоснежный ряд зубов. От движений и жаркого света несколько прядей из прежде идеального начеса спали на лоб, создавая образ лёгкой небрежности и ещё большей сексуальности, которой веяло буквально за пять километров. – Оу, спасибо, это как раз для Георга, – выдыхает солист, подбирая с пола кинутого на сцену мягкого мишку с сердечком в лапах, – Но в следующий раз вы можете бросить что-нибудь более взрослое, – мягкая игрушка оказывается в руках длинноволосого бас-гитариста. Все хлопают, визжат и смеются. А еще загадочный высокий брюнет заразительно смеется, зарывается пальцами в слегка нарушенную укладку, взлохмачивая её сильнее, пихает кулаком в плечо парня в мешковатой толстовке и выдаёт маты на непонятном языке, когда пытается прикурить с десятого раза у дальней стены почти на глазах у всех. – Роб, дай нормальную зажигалку или налей чего-нибудь, горло смочить, – он опирается рукой в полуперчатке на стойку прямо рядом с Ирен. – Могу плеснуть тебе молока или воды без газа, – невозмутимо отвечает парень за стойкой. – Тогда я с удовольствием вылью это, сука, тебе за шиворот, – «мило» улыбается брюнет и в следующую секунду поворачивает голову к Ирен. Какие-то жалкие секунды они пожирают друг друга замыленными взглядами и оба не двигаются. Этот отрезок показался девушке чертовски длинным, и окончательно смутила все эта же улыбочка чеширского кота, расцветшая на лице парня. – Такая красотка и пьет одна? Тебе хоть восемнадцать-то есть? – Он коротко кивает бармену, плавно обращая загоревшийся взор к гостье возле стойки. – А ты себе собутыльника ищешь, кабацкий певун? – отзывается в ней желание огрызнуться и поскорее поглотить гребанный виски, – Голосок не сорвешь? – Ух, а ты с характером, – с искушающим, пониженным тоном, не лишенного наигранной сладости, – Я люблю таких. Он почти разом осушает янтарное содержимое из стакана, услужливо протянутого ему. – Мне похер, кого ты там любишь, – вопит в ней вся накопившаяся агрессия, желающая сорваться на первого встречного. Сладкая оболочка послевкусия от коктейлей и очарование загадочным незнакомцем будто разом испарились, оголив колющие под сердцем факты. Тебя только что бросили и предали твоё доверие, выкинув как ветошь. От этого внутри разгорелось адское пламя, побудившее оградиться ото всех, особенно от назойливо клеющихся парней на пьяную голову. Даже от таких, безумно красивых и статных. – Оу, оу, извини, малыш, – голос у брюнета нежный и пробирающий до приятной дрожи под кожей, – Я хотел познакомиться и угостить тебя чем-нибудь, если не возражаешь. Он оперся о стойку в слегка замедленной, ленивом жесте, не спуская своего кареглазого взгляда с блондинки, и обратился к бармену, – приготовь свою фирменную Зелёную фею для моей frau. – Уже твоей? – девушка изогнула бровь и нарочито сексуально обхватила смазанными блеском губами соломинку, – Может, представишься, соблазнитель девичьей толпы? – Я Билл. Билл Каулитц, – в низковатом с хрипотцой голосе проскользил легкий акцент, уже явнее уловимый слухом, – Я наблюдал за тобой во время выступления. И мне нравятся девчонки, которым якобы нет дела до нас. – Ирен. На стойку опустился бокал с зелёным коктейлем и стакан с виски, – С чего ты взял, что я вообще на вас смотрела? – Поверь, малыш, я вижу абсолютно каждого зрителя, – Билл склонился, соблазнительно протягивая слова, – особенно красивых и неприступных девушек. От его голоса по спине прокатился рой мурашек, скопившийся в самом низу живота, создавая волнение под юбкой. – По твоему внешнему виду и не скажешь, что ты по девушкам. – О, дорогая, так мне говорят абсолютно все, но позже убеждаются, что это неправда! Черноволосый красавчик, как уже окрестила его мысленно Ирен, оказывается очень легким в общении и довольно болтливым. Заказав еще пару коктейлей, сказал что-то бармену, из чего девушка сделала вывод, что они хорошие друзья. – У тебя интересный акцент. Ты не отсюда? – тон девушки уже понизился от количества выпитого. За все это время она уже три раза посмеялась с каких-то его глупых шуток и старалась изо всех сил не пялиться на изящные кисти и черный лак. – Я из Лейпцига, – блеснул улыбкой загадочный брюнет, – Наша с Томом мать вышла замуж за американца, когда мы ещё были детьми. И он забрал нас. Благодаря ему мы стали музыкантами, – и запил ещё виски. – Кто такой Том? – Наш гитарист и мой старший брат-близнец. Вообще, я обожаю выступать и один, но тогда эти бездельники останутся на улице, – хохотнул парень, выпив еще немного и покосившись взглядом в сторону. Ирен оглянулась и увидела троих парней неподалеку от сцены. – Близнец? Но вы совершенно разные... – Да уж, такие кретины как Том, дважды не рождаются, – он подходит ближе, в голосе явное желание подстегнуть брата, – благодаря ему мы почетно просрали хорошую студию. Но хорошо, денег хватает на аренду другой, а до нее ехать на другой конец города. Билл говорил что-то еще про музыку и группу, и Ирен поймала себя на мысли, что действительно слушает его и ловит истинное наслаждение, разливающееся по венам теплой алкогольной патокой. Расслабляется, не думая ни о чем. – Я бы и сама послала к чертям этого продюсера, – смеется она, поддакивая очередной теме. – Потанцуем? – Билл резко сменил тему, чем вызвал удивление. В карих бликах в приглушенном свете мелькнули энтузиазм и азарт. Ирен промаргивается и неторопливо протягивает брюнету свою руку, поднимаясь. Координация после выпивки уже изрядно нарушена, но ей искренне приятно опереться на сильное тело. Пусть даже на едва знакомого парня, который однозначно, по ее мнению, окутал ее какими-то чарами. Билл ведет ее вглубь заведения, ближе к стене и дверям в приват-зоны, и под неторопливую музыку они оба раскачиваются. Пальцы свободной руки непроизвольно ложатся на грубую искусственную кожу на плечах, пахнущую черничным табаком. – Малышка, мне же не стоит бояться? Ты без спутника? – Билл с хитрецой улыбается, скользнув рукой по талии. – Уже да. Без, – тихо и категорично отрезает. – Кем бы он ни был, он не достоин тебя. И я могу поблагодарить его за такую красавицу, – пробирающий, внимательный взгляд рвет ее броню, вынуждая сдаться. Неторопливый ритм музыки успокаивающе действовал на взбушевавшиеся нервные сплетения, разгоняя по телу такое нужное умиротворение. Голова девушки прижалась к различным массивным украшениям на шее Билла, и слегка затуманенным взглядом она обнаружила, что вблизи он еще более стильный – из многочисленных колечек в ушах свисала крохотная цепочка с крестиком. А дивные, чуть раскосые очерченные углем глаза смотрели на девушку неотрывно. – Устала? – спрашивает с ноткой заботы. – Скорее, перепила, – жалобно и тихо, будто провинившаяся школьница, вытирающая слезы в пиджак такому же сопливому школьнику на балу. Спустя несколько мгновений покачнулась, вглядываясь в изящную кисть с проблесками венок, держащую ее ладонь на весу под медленный ритм танца. – Ты тоже играешь на гитаре? У тебя красивые пальцы... – И встретилась с той же обворожительной улыбкой накрашенных блеском губ, внимательными карими глазами. Даже гипнотизирующими. Снова. – На гитаре играет только Том, – низкий тембр приятно ласкает слух, – А вот пальцами я могу делать много чего другого... Последняя фраза приземлились прямо на ухо чуть приглушенной интнонацией. Волнующей, пробирающей до дрожи вибрацией, приправленной призывной игривостью. Ирен секундно вздрогнула, почувствовав, как кольцо наманикюренных рук сжалось на её талии и как сильнее кружит голову терпкий цитрусовый парфюм. Даже горький и чертовски стойкий, осевший на плотной, грубой ткани кожанки. Билл наклонился, чтобы как-то компенсировать разницу в росте и поводил носом о копну блондинистых волос. Жарко выдохнул, косясь в сторону старшего брата и друзей с ухмылкой. И встретившись с их далекими, чуть игривыми взглядами, победно улыбнулся. Мягко вобрал губами мочку девичьего уха и стиснул объятия, вызывая по хрупкой спине шквал мурашек. Скопище чёртовых бабочек, желающих вырваться на свободу. Целый неуправляемый рой мелких уколов, будоражащих тело. – Ну и... Что же ты можешь делать? – горячо выдыхает девушка полушепотом, закусывая нижнюю губу и исподлобья глядя в лицо таинственного брюнета. – Можем поехать ко мне или же снять приват-лаунж здесь, – томно шепчет Билл, перемещая наманикюренный большой пальчик на пухлые женские губы. С ещё не обсохшим послевкусием, – Если что, я живу не очень далеко отсюда. Ирен закусила губу, подняв сверкнувшие радужки. В голове проявляются неприличные очертания вероятных картинок, и от этого возбуждение захлестывает похуже любого алкоголя. Почему бы и не провести ночь в компании этого очаровательного и безумно соблазнительного немца? И забыть этого мудака раз и навсегда. Цитрусовый парфюм и запах лака вперемешку с тканью косухи, пропахшей сигаретами, дурит, и у девушки едва не подгибаются колени. Гладь стены рядом уже не держит, а все, что держит – мужские руки, по-собственнически скользнувшие от талии ниже, к округлостям, и еще один ошеломительно влажный, терпковатый поцелуй. Мокрый, чувственный, вырубающий все тумблеры, отвечающие за здравомыслие. Его нет сейчас, как и всяких причин идти поперек своих желаний. Ирен соврала бы самой себе, что не хотела бы этого красавца прямо здесь и сейчас. В гребанной кабинке уборной этого бара, в лаунж-зоне, у всех на виду на стойке, абсолютно плевать. Призывно скрестив ноги на мужском поясе и млея в его объятиях, тая от влажных, настырных поцелуев и касаясь губами его шеи, щек, виска. Смазанно наткнувшись на колечко в правой брови, поблескивающее в тусклом свете. Идеальный. Посланный ангелами и дьяволами в единой плоти и чертовски красивый. С нежной кожей, словно сотканной самыми искусными шелкопрядами в мире. И в этот вечер мой. Только мой. Дорога до дома Билла не занимает много времени, как он и обещал. И уже как минимум два раза за весь путь пара, уже изрядно выпившая, успела бешено примунуть к губам друг друга, целуясь в каких-то задворках. Долго, мокро и страстно, и сердце Ирен будто замерло в замерзшем гневе на саму себя. На своего нерадивого бывшего, движимая негласным желанием отомщения. Запястья жгло от резких касаний крышесносящего брюнета, которого, как уже успела подумать, сама себе выдумала как слишком реалистичную картинку. Но его поцелуи и смазанные движения губ и пирсингованного языка по ее коже словно отрезвляли. Давали понять, что он не фальшивка и никакая не голограмма. Девушка провоцирующе прикусывает Билла за серебристую влажную бусинку в языке, стоило им едва перешагнуть порог тесной квартиры, даже не удосужившись включить свет. Крепкие руки упираются по обе стороны от Ирен, лишая ту всех путей отступления прямо в прихожей. До беспамятства, с новой силой распаленные девичьи губы впиваются в его, ненасытные. Обхватывает руками широкие плечи, хватаясь за холодную и чуть влажную косуху. Желая сбросить ее куда подальше и впиваясь в сладкие губы парня. Плащ падает на пол ненужной ветошью, а вслед за ней к порогу с характерным бряканьем фурнитуры падает и Биллова косуха, открывая жадным рукам обзор на тонковатые, изящные, но крепкие плечи и худощавые предплечья. Сейчас он в едва-едва доступном свете с окон похож на античную статую с мраморными, бледными ключицами и выразительными очертаниями. И их хочется попробовать все. Ощутить и потрогать, не отпуская от себя ни на миллиметр. Окольцованная крепким хватом, Ирен тянется ближе к Биллу, давая ему больше простора для страстных поцелуев. По шее, ключицам, щекам. Любому доступному для ласк сантиметру кожи. В ее сердце тлеет небывалое желание и горечь, заправленная алкогольным привкусом, и она не в силах совладать с этим, пуская пальцы в смолистые волосы. Чувствуя их, перебирая, взлохмачивая. Терроризируя губы Каулитца еще сильнее, углубляя поцелуй, инициированный им. Кусает за пирсинг еще раз, вырывая полустон из уст брюнета. Остервенело подаваясь вперёд, девушка и забыла, когда она в последний раз настолько была охвачена страстным порывом, который сносил башню напрочь. – heiße... Schnitte, – полупьяно шипит Билл что-то на невнятном девушке языке, морщась от дискомфортных ощущений. Ирен пленена его эстетически слаженной пластичностью и атлетичностью. Каждый поцелуй уносит за пределы орбит, даря нестерпимую дрожь под юбкой платья, где уже горело все адовым пламенем. Она переродилась в это адовое пламя, движимая местью к тому, без кого прежде не представляла и не мыслила своих дней. Переродилась в творение, которое создали из нее посредством боли и выточили все изгибы безрассудством и похотью. Горячая, распаленная, готовая прямо сейчас отдаться этому симпатичному певцу из бара, где слегка перебрала, в любых ракурсах и позах. Видишь, что ты сделал со мной? Видишь? Билл чувствует остервенелость, пылающую на своих губах, которой девушка не жалела. Вокруг них пляшет жаркий вожделенный туман, так и зовущий в свою оболоку. Рывком подхватил ее на руки, позволяя скрестить ноги у себя на поясе. Так призывно и откровенно, что совсем не смущало девушку. Наощупь, в темноте понес в сторону кухни, быстро усадив на край стола. Движимый таким же неистовым желанием, как и она сама. Она настойчиво утягивает в хватку своих тонких, проворных пальчиков, которые уже потянули край стильной дизайнерской футболки. Послушно обхватывает его спину для баланса, давая поле для разгула нетерпеливым губам, склоняет голову в сторону. Билл проворно ползет пальцами по застежке, а затем по лямкам бордового лифчика, который незамедлительно летит в сторону, дарит долгожданную свободу. И обзор на небольшую, аккуратную грудь, уже вовсю жаждущую ласки и грубых касаний. Хочу его губы. Вот здесь. Хочу... – женская рука призывно и нарочито медленно ведет по набухшим соскам, мягко сжимая. Каулитц буквально плавится от внезапно рванувшего в его голове фейерверка при виде этой картины. Прекрасная. Отличная малышка. И прежнее огненное зарево остервенелости и мстительности в ее глазах сменяется похотливой, бесящей медлительностью. То, с каким искушением девушка облизнула палец пухлыми, мокрыми губами и провела им по груди, заставило бы Билла кончить прямо сейчас. Вот так быстро и с позором. Он на некоторые секунды даже подвисает, любуясь ею и скоропостижно избавляясь от всех теснящих материй. Хитро улыбается, нарочно блеснув пирсингом между открытых губ, и вырывает массивный ремень из петель. Хочет помучить тоже. В мерцании из окна ее глаза почти дикие, звериные, как у пантеры перед прыжком на свою потенциальную жертву. Как и его, карие, обрамленные углём и слегка пьяные. Жадные. – Каким ты хочешь меня видеть?..– Каулитц наполняется ее взглядом, шепча в ничтожное расстояние между их губами. Нарезая сотые по счету дыхательные круги, – Нежным или грубым? – Блуждая по ее ватным губам, чертовски манящим и заводящим. Выкручивая ее терпение буквально до болезненных спазмов между бедер. Куда он и заскользнул парой предварительно одаренных слюной фаланг, отодвигая тонкую кружевную преграду. Девушка рвано хватает ртом воздух, шумно дыша и заходясь в изводящей ее истоме, вышедшей на кожу манящим пунцом. – Гру...бым. Звучит почти как мольба. Но отчетливым, явным приказом, без исполнения которого ей, кажется, не выжить. Движимая азартом и все еще распирающей местью, она помогает брюнету стащить с себя последние остатки ткани и остаться полностью такой. Открытой и безумно привлекательной почерневшему еще сильнее от возбуждения мужскому взору. Билл буквально на мгновение вздрагивает от давления в ширинке, алчно припадая к коже ключиц, груди, одаривая всем, чего она просила. Не стесняясь своих самых потаенных и обезображенных похотливым призывом желаний. Потому что сегодня именно этот красавчик из бара – ее персональное наваждение. Билл крепко держит рукой свою пассию, впиваясь в кожу на бедрах и талии буквально до отметин. Ненасытно ласкает языком налившуюся жаждой грудь, аккуратно вбирая и губами, тянет на себя, вынуждая ее упереться в уже окаменевший и охреневший от продолжительных мучений член. А второй рукой исполняет то, что косвенно обещал дать ей почувствовать. В полном обьеме и в самом ярком спектре ее личного сумасшествия. Ирен плавится в лихорадке, энергичнее насаживаясь на проворные, уже задвигавшиеся фаланги, продолжившие свою мучительную мракобесную игру. На ее нервах. И внизу живота творится самое настоящее безумие, крутившееся вокруг длинных, изящных пальцев, а чуть выше – умелый язык, ласкающий такие чувствительные зоны. Решительные, громкие стоны в ответ на его маленькую пакость сладким медом проник в слух и в затуманенную голову. Парень мягко прикусывает бархатные сантиметры, а затем, словно извиняясь, целует, лаская провоцирующей штангой и ехидно заглядывая в глаза. Лисьими, пронзительными, карими радужками, в которых огромными буквами читается неописуемое желание. Обладать. От продолжительных прелюдных ласк даже кончается воздух, отчего комки жара неприятно встают в горле. Билл все еще смотрит на соблазнительные формы, желая взять все, до чего дотянется его взгляд и с прежней остервенелостью вгрызается в сладкие уста. Поспешно выходя из влажного плена пальцами и бешено нащупывая гребанную ширинку, освобождается, как вдруг чувствует протест, выражаемый прямо в поцелуе. Первое – распаленная девушка была готова кончить уже сейчас, но ее бесстыдно прервали. – Пожалуйста, скажи, что у тебя есть... – шепчет со свойственной молящей интонацией, держа обе ладони на лице Билла. Слыша шорох молнии и лацканье ремня. Второе. – Обижаешь, красавица, – самодовольно улыбается он и выпрямляется, демонстрируя специально свой коронный навык. В этом полумраке идеально считываются все острые очертания и во всех красках показывается динамика. Каулитц словно рожден для крупнопланных кадров, как в замедленной съемке разрывает зубами блестящий квадратик. Не убирая своего взгляда, будто помещая свою жертву в невидимую клетку. Осязаемую только ему одному. Снова искушающий поцелуй с острым стоном, прошибающим все тело мелкочастотной бурей. Каулитц резко и без промедлений вошел в разгоряченное и уже изрядно подготовленное тело, даже не думая давать ни секунды на то, чтобы привыкнуть. Сама же просила – быть грубым. Девушка даже теряется в пространстве, пытаясь удержать баланс на краю стола и ухватиться за мужские плечи, ерзая под сильным телом. Громкие крики переплетаются с несвязным немецким бормотанием-рычанием в ее шею, запечатываясь протяжными стонами. Которые она щедро дарила ему, активнее двигаясь навстречу. Дурацкое пошатывание-постукивание твердого материала о стену от нарастившейся амплитуды движений вначале раздражает, а затем придает дополнительной экстремальности. Девушка стонет громко и самозабвенно, впуская в себя пульсирующую плоть, достающую до самых чувствительных участков. Сжимает пальцами волосы Билла, руша к херам его прежде идеальную укладку, пока он дотягивается губами до вожделенных миллиметров, одаривает влажными поцелуями шею, ключицы, грудь, плечи. Забирая в свое владение каждый участок фарфоровой кожи, цепляя штангой в языке потемневшие горошинки. Слыша еще больше стонов, медом льющихся на его тонкий музыкальный слух. Замерев в одной точке, погрузившись до самого конца, Билл отрывается от террора девичьей кожи и вновь приподнимается, следя за ее выражением, даже в темноте. Всецело наполняясь ею. Так же, как и она наполняется им, податливо извиваясь в руках, рывком подтянувших к себе ближе. Растрепанные волосы, сбитое дыхание, торчащие соски и вероятно, будущие следы на шее от пылких, требовательных поцелуев. Прекрасна. А для нее снизу не менее обворожительная картина – упавшая на лоб челка, блестящее колечко в брови и миллион таких же колечек в ушах, приоткрытые губы, сильно хватанувшие ее татуированные руки и подтянутый пресс только активнее вывернули ее желание до максимальных отметок. Чертово произведение искусства, глаза которого очерчены углем. И обманув ее хорошо читаемое во взгляде ожидание, Каулитц совершил еще один глубокий толчок, выбивая из воздушных резервов девушки новый стон. Слаще, чем все предыдущие. Ей так хорошо. Грубо толкаясь в податливый плен, сжимает ее бедра и закидывает одну ногу себе на плечо. Прекрасный угол, от которого еще лучше. Ирен изгибается как пойманная змея, двигаясь навстречу и неотрывно блуждает взглядом по своему прекрасному брюнету. От которого сегодня точно снесло башню и все, что ее держало. И отмечает, что его голос хорош не только в вокальных данных, скрипуче и на выдохе звучащий еще более сексуально вкупе с невнятными бормотаниями на немецком. Девушка содрогается от ритмичных толчков, елозит бедрами по столу и приподнимаясь, снова вынуждает сменить угол и опустить ногу. Скрестить их на крепком поясе и впиться ноготками в бледную кожу на спине, втягивая всеми рецепторами дурманящий цитрус. И то, как она вздыхает от настырных, таранящих движений, как по пространству разносятся шлепки вперемешку со стонами, несет по изнывающему члену громадную волну удовольствия. Биллу мало ее скорости. Хочется еще активнее, резче. Мало ее самой, а эта позиция уже требует того, чтобы ее сменить. И в какой-то момент не без недовольных несвязных бормотаний, парень подхватывает ее на руки, не выходя из разгоряченного плена, и следует в сторону спальни, едва не спотыкаясь о раскиданное в коридоре шмотье. И ликует, когда бросает ее на кровать и ловко переворачивает на живот. А ей немного обидно, что помимо бензиновых пятен и фейерверков перед глазами больше ничего не будет. Особенно этих прожигающих насквозь карих омутов и смолистых волос. – Билл... Бьется в умоляющем шепоте, когда он изводяще поднимает ее бедра выше и проводит головкой по чувствительной зоне. Провоцирует бешено грохочущий в ушах пульс и входит на всю длину так же, продолжая вколачивать в упругую поверхность. Продолжающиеся поступательные движения между ее восхитительно жарких стенок, властные и несдержанные, отзываются во всем теле парня новыми залпами сбитого дыхания и низких полурыков. Ему так приятно слышать с ее уст собственное имя, словно залитое теплой карамелью. Пробовать девчонку вдоль и поперек, вымещая всю грубость и дать внутренним бесятам порезвиться как следует. Он любит, когда девушки кричат как заведенные куклы. – Sheisse...– низким рокотом над головой, резче и сильнее врываясь, – oh, sheisse... Крупная дрожь забегала по саднящим плечам, извещая о скорой разрядке. Билл хмурится, очерчивая меж бровей явную складку и поджимает губы, стараясь не кончить как девственник, отлучившийся на уроке в школьную уборную. Хочется дольше. А девчонка под ним так же соблазнительно и протяжно стонет, комкая пальцами край подушек и активнее насаживаясь, и также предвкушает безумие, зародившееся внизу живота гигантским взрывом. Вслушивается и в стоны Билла, сладко льющиеся из его самых развратных, никому недоступных глубин. Хочет запомнить их как самую лучшую музыку. Задохнуться ими и умереть в прекрасных муках, в которых он заставил ее биться. Они оба это чувствуют. Сжав член у основания, Каулитц откидывает в сторону теснящую оболочку и изливается бесконтрольно, запрокинув голову. Не беря во внимание, что чужая спина, поясница и простыни будут запачканы. Этот момент отдается до самых конечностей сводящей, но такой приятной вибрацией, колящей кончики пальцев. Все еще громко дыша, Ирен поворачивается на спину, снова встречаясь со своим черноволсым наваждением. Чертовски соблазнительным и эстетичным. Он держится на одной руке, нависая, и вскоре плавно прижимается поцелуем. Уже расслабляясь и дав обнять себя, накрыть влажной ладонью саднящие свежие царапины. – Я слышал, у тебя там телефон звонил... в кармане. Раз десять, – обессиленно, устало шепчет, одаривая девичью щеку теплом. Конечно, Ирен знает, кто это. И совсем не хочет перезванивать недозвонившемуся. К черту его. Больше допытываться по стольку раз до нее некому. – Я удалю его номер... – убеждает она сама себя, видя напротив в слабом свете мягкую улыбку брюнета. Словно разом протрезвевшая, но ничуть не пожалевшая обо всем. Что сейчас буквально нагая в постели едва знакомого молодого человека. Такого же нагого и, кажется, счастливого не меньше ее самой. Чувствует, как по оголенному плечу тихо крадутся чужие иссушенные губы, подбирающиеся мягко и даже медлительно. Уже нежно. Чувствует, как кожу щекочет черная прядь, свалившаяся со лба. С нарушенной, прежде идеальной укладки. Вокруг талии вновь образуется кольцо из изящных, как ветвящиеся лианы, наманикюренных рук. Сильное и не способное отпустить по первому зову. – А еще у меня есть крутой душ, – шёпотом в самое ухо. Тихим заговорщическим тембром, проникшим в низ живота тревожным, но таким приятным импульсом. Снова. Она выдыхает, опуская голову на плечо Билла и позволяя мужским рукам проскользить от живота к груди, – Так что можешь смело удалять, – хрипит Каулитц в надежде прогнать из чужой головы все неуместные омрачающие такой чудесный момент мысли. – И не сомневайся, красавчик, – с прицеливающим огоньком в радужках закусывает губу, выражая свое согласие. К черту тебя, Бернс К черту.