где кормятся командиры моторов

Трамвай — утка, плывет к руке за хлебом — стальная вода, пластиковая пища, электрические ромбы трамвайной масти, отличающие её от старинных усов умирающих троллей, загнанных древними басами под мосты истории, в трефовый могильник Урбана. Стучат круглые лапки, — сталь учится ходить, мышцы пружин учатся бежать. Выше, в брюхе, гнездится выводок пассажиров. Окна иллюминаторы, квадратные глаза города, запачканные ряской рекламы, заляпанные грязью времени года… Трамвай бьётся лапами о стальную воду, и этот шум отдается в его крыльях чуждым времени перезвоном, — старым, скрипучими; вечным и юным голосом металлов, делящим — возделяющим землю и смеющимся над её хрупким покоем, таким временным, что его святую важность грех не нарушить. А моторы наступают. Мозолистые лапы бензиновых монстров шлепают на асфальт липкую жижу земных сумерек; им не нужна стальная вода. Моторы ходят по земле, по живой и мертвой водам, скользят по воздуху и буравят тишину пучин. Трамвай — их враг, — звонкий и ранимый старший брат, в чьей колыбели дерево и навоз, над чьим детством — конский храп и свист хлыста. Трамвай смеётся, когда враги плюют на его воду, трамвай хохочет, пролетая мимо автобусных гнездовий, открытых ветрам, мимо столовых, где кормятся командиры моторов, эти пиковые тузы бывших рабочих предместий, бывших дальняков, междугородок, полных расфуфыренными седоками с окраин. Трамвай-утка фешенебелен, словно лебедь, и нафарширован тем, что не дано троллям и басам — памятью поколений, маршрутами, запечёнными в фото и кино плёнки… Хроники и хранители стальной реки, полированных вод, серебристого звона, хруста и шелеста, неправильной геометрии ромба, электрического покоя… Безвокзальные поезда, утки, остающиеся зимовать, птицы, несущие сквозь эпохи крохи искр — конфетти и билетики воспоминаний. Где твой кондуктор, птица — трамвай? Кто твой охотник, крикливая утка — трамвай? Городские камыши выцветают вдоль рек, уносятся их ветрами, как и романтику трамвайных подножек, всё выдувает сквозняк Урбана, чьи псы лают дизельными моторами на твои стаи, трамвай — кряква. Плыви, пари, несись над городом, Аннушка! — разливай молоко жизни на притихшие скверы, на уснувшие особняки, на рельсы, по которым между древним и новым городом шебуршит одиннадцатыми лапками трамвай — утка.