***
Кавех крутит на пальце розовое кольцо, пока мимо проезжает уже пятидесятая машина. Вечером дождаться автобус — испытание, пройти которое не всем по силам, но Кавех ждёт и ждёт, потому что перед глазами сухая дорога, по которой колёса разносят пыль. Так красиво. Кавех никогда не видел моря, но уверен, что течение также заставляет плясать песок на дне. Кавех никогда не видел моря, но ему и не надо, потому что у него уже есть море дорожной пыли, что запало в сердце с самого детства и стало дороже всех звёзд и песков океана. Он смотрит на поднимаемые вихры и впервые за день чувствует себя живым. Видит, как они бегут и извиваются, а после пропадают, укладываясь на несколько мгновений, пока не проедет очередной автомобиль. Он крутит на пальце кольцо и улыбается едва-едва, но зато искренне, а не ярко и шумно. Мама всегда говорила, что Кавех видит больше, чем остальные, но сам Кавех думал, что остальные просто не хотят видеть, потому что им это не интересно. Потому что никто не хотел бы променять море на сухость асфальта. А Кавех променял. Он променял запах дождя и шоколада с малиной; променял розы и свежую выпечку; променял пресловутую краску и книги на запах перегара. Заходя домой, Кавех вдыхает родной запах, который въелся в стены квартиры давным-давно, так давно, уже не выветрится, что уже бесполезно переклеивать обои и ставить освежители воздуха. Кавех с детства дышал этим. Прикрывая глаза, он вспоминает маленького себя, обнимающего папу за шею. Кисло-сладкий запах вчерашнего веселья или ссоры с мамой. Папа заполнил собой всю квартиру так давно. Наверное, мама, которая любила аромат утреннего кофе, ушла именно поэтому. Кавех не мог её винить. Он даже не злился, что она не взяла его с собой; не обижался, что она не писала простое «с днём рождения». Кавех просто был рад, что теперь её лёгкие дышат кофе и цветами, а ему самому и перегар нравился. — Я дома, — говорит он, снимая кеды, отбрасывая их куда-то, где определено их место. — Ладно, — слышится в ответ оттуда, где определено место отца. У них не было тёплых отношений, но отец был отцом. Кавех любил человека, бывшего когда-то его папой. Человека, играющего с ним в монополию допоздна; делающего по субботам апельсиновый сок и лепившего с ним из пластилина фигурки пещерных жителей. Папы больше нет, остался только запах и отец, но Кавех всё честно понимает. Он заходит к себе, тихо прикрывая дверь, чтобы не беспокоить. Ветер, проникающий через окно, развевает висящие на стенах рисунки. Здание университета, начерченное на первом курсе, несколько зарисовок полевых цветов и портреты-портреты-портреты. Тигнари, Сайно, Нилу. И ни одного матери. Кавех не обижается, ну просто так. Отцу будет грустно. А ещё Хайтам, Хайтам, Хайтам. Кавех смотрит на него несколько долгих секунд, прежде чем неловко отвести взгляд, будто ожидая, что карандашный скетч начнёт с ним разговаривать. Но это не помогает, потому что в голове голос Хайтама никогда не замолкает. Он всё твердит «придурок», «бесполезный», «опять какую-то дрянь нацепил». Кавех только улыбается, пусть и немного похоронно. Секреты и тараканы. Потому что то, что Кавех влюблён в Хайтама, это секрет, как и папино пьянство.***
— Не хочешь с нами в бар после пар? — Тигнари подсаживается к нему на перерыве. Кавех, лежащий на ещё холодной земле, приоткрывает один глаз. Тигнари заботливый и в едва тёплом весеннем солнце похож на лиса. Тигнари улыбается заискивающе и подкладывает Кавеху под голову свой тёплый шарф, который таскает в сумке «чтобы был, мало ли». «Мало ли», это всегда друзья. — С тобой и Сайно? — спрашивает Кавех, удобнее укладываясь, совсем не замечая больно упирающуюся в поясницу ветку, потому что шарф всё затмевает. И боль, и холод апрельской земли. — Со мной, Сайно и Хайтамом, — осторожно поправляет Тигнари. — Вы не можете ненавидеть друг друга вечно. — Ненависть — слишком сильная эмоция, чтобы испытывать её к тому, кто тебе не нравится, — говорит Кавех. Дует ветер и ветки над его лицом шевелятся, мелькая перед глазами. — Тем более. — Ты просто не хочешь слушать шутки Сайно в одиночку. — Да, пожалуйста, я его убью, — Тигнари делает умоляющее лицо и Кавех тихо смеётся, потому что знает, что Тигнари любит шутки Сайно. И самого Сайно, потому что невозможно не любить Сайно. — Хорошо. — Спасибо! — Тигнари вскакивает на ноги, оттряхивая брюки от сухой травы и листьев, оставшихся с осени. — Ты не собираешься идти на лекцию? — У нас потоковая, — Кавех закрывает глаза, когда Тигнари уходит, ничего не ответив. Ветки продолжают мельтешить, в пояснице всё ещё колет, но он предпочитает остаться среди прошлогоднего мусора, лишь бы не выслушивать очередные оскорбления Хайтама. Это кажется чем-то новым. Больше не хочется ссориться до пены у рта, не хочется выводить того на эмоции. Хочется просто вернуться к пыльной дороге и смотреть-смотреть-смотреть. Наверное, он просто устал. Кавех будет в порядке. Будет злиться, будет плеваться в Хайтама ядом, будет радоваться колкостям в свой адрес. Кавех будет в порядке, просто не сейчас. Он вспоминает детство и апельсиновый сок, вспоминает запах кофе по утрам, вспоминает маму. Она любила весну и жёлтый цвет. Любила плести Кавеху маленькие косички и детективные фильмы. Любила играть на фортепиано, который стоял у бабушки в квартире много лет назад. Любила книгу «Вендиго» и чай с чёрной смородиной. Любила Кавеха и его отца. Сейчас, наверное, уже нет. Кавех поджимает губы. Он думает «с днём рождения, мам», а над головой голые ветки и бледно-жёлтое солнце. — Надо сказать кому-то, чтобы тут убрались уже наконец-то, — доносится над головой. У Кавеха хватает сил только на то, чтобы поморщиться. Он не хочет открывать глаза, и так знает, что увидит осуждающее лицо и презрительный взгляд. — А то уже гнить начало. — Иди, — звучит чуть хрипло. — Куда шёл. — Я никуда не шёл, — ровно говорит Хайтам. — Пару отменили. Кавех думает «повезло». Кавех думает «вот же чёрт». — Ладно, — он поднимается на локтях. Берёт в руки шарф Тигнари и стряхивает с того мусор. — Тогда я пойду. — Куда? — Хайтам перехватывает руку, когда Кавех проходит мимо, специально избегая прикосновений. — Я же сказал, что пары не будет. Запястье больше не горит, как раньше. Кавех смотрит на ладонь Хайтама и думает «устал, наверное». Сейчас влюбленность в Хайтама больше не ощущается сахарной ватой, сейчас она бесконечная бутыль горчащей соли, которую Кавех ест столовыми ложками, зная, что скоро-скоро смертельная доза. Стоит ли оно того? Наверное, нет. Он глотает ещё одну порцию. — Куда-нибудь. Не хочу тебе мешать, — он говорит тише обычного, кивком головы указывая на книгу в другой руке Хайтама, которую тот сжимает до побелевших костяшек. — Помнёшь, мягкая обложка. Хайтам несколько раз моргает, удивлённо переводя взгляд с Кавеха на книгу. — Увидимся вечером, — просто добавляет Кавех, плавным движением вынимая запястье из чужих пальцев. — Да что с тобой? — Хайтам делает шаг за ним, на что Кавех только глубоко вдыхает. Он поднимает глаза на Хайтама в первый раз за весь диалог и думает «красивый. как всегда». — До вечера. Как грустно и очень обычно всё вышло.***
— Это тупо, — говорит Сайно. — Нет, — отвечает Тигнари. — Тупо, это шутка про инцест у грибов, а синтез дубильных веществ, это интересно. И Кавех смеется. Громко-громко, потому что у Сайно оскорблённое лицо и надутые губы, вкупе со стоящим рядом ярко-розовым коктейлем, всё выглядит невозможно уморительно. Тигнари улыбается уголками губ, отпивая своё пиво. — Вы все меня бесите, — заключает Сайно, откидываясь на спинку стула, агрессивно втягивая коктейль через трубочку, от чего Кавех начинает смеяться только сильнее. — Я вообще-то молчал, — вставляет Хайтам, приподнимая бровь. У него скучная вода в стакане, даже льда нет. — Ты меня по определению бесишь, — отвечает Сайно, пожимая плечами. — Вообще не понимаю, как ты можешь кому-то нравиться. — Кавех, совсем не задумываясь, пожимает плечами. — Это каким же нужно быть травмированным, чтобы приглянулся Хайтам, если подумать. Насколько сильно нужно ненавидеть самого себя? И Кавех опускает глаза к своему тонику. Ненавидит ли себя Кавех? Наверное, нет. Наверное, да. В конце концов он думает том, что просто не может любить себя. Ему не за что. Этим Кавех, видимо, в маму. Он легко улыбается, поджимая губы. — Каве? — голос Тигнари выводит из мыслей. Он почти спрашивает, что тот хочет, когда Хайтам слишком громко ставит свой стакан на столешницу. — Не буянь, Хайтам. — Прошу прощения. — Ты сегодня странный, — говорит Сайно. — Да он всегда такой, вы ещё не привыкли? — Кавех усмехается, крутя в руках свой напиток. — Я про тебя, — Сайно кидает в голову Кавеха скомканную салфетку. — Раздуплись. Кавех хочет что-то сказать, но вместо этого только беззвучно шевелит губами, пытаясь подобрать слова. Сайно только больше хмурится, а Тигнари бьёт того локтём в ребро. — Извините, — Кавех натягивает на лицо лучшую из улыбок. Он усмехается и залпом допивает тоник. — Голова немного кружится, вот и втыкаю. Надо воздухом подышать, скоро вернусь, не дайте украсть стул, а то в прошлый раз не круто было. — А мне понравился твой танец на их столе, — говорит Тигнари. — Было смешно, когда тот парень хотел дать тебе денег, чтобы получить номер, — добавляет Сайно. — Когда такое было? — Хайтам хмурится, смотря на всех поочерёдно. — Месяц назад? — Да, около того, — Тигнари прикладывает палец к подбородку, пытаясь вспомнить. — Ты тогда с нами не пошёл, потому что, эээ… — «Вы, придурки, только и умеете, что пить и шуметь», — подсказывает Сайно. — Да, так и было. — И вы говорите об этом только сейчас? — Хайтам сжимает в руках стакан и Кавех ловит небольшое дежавю. Если стакан лопнет, то Хайтаму будет больно. — У них есть видео, — говорит он, пытаясь отвлечь. — Можете посмотреть, пока меня нет. Не хочу вспоминать тот вечер. — Ты хотел сказать «узнавать, что тогда было», потому что напился слишком сильно, чтобы помнить на утро хоть что-то. — Как угодно, — Кавех машет в воздухе рукой, направляясь к выходу. На улице дождь. Так неожиданно и добивающе. Но Кавех всё равно улыбается. Маме бы не понравилось, будь она здесь. Кавех надеется, что там, где она живёт сейчас, хороший вечер, потому что закаты маме всегда нравились больше, чем восходы. Кавех задумывается, что нравится ему самому. В голове пустота и скрип холодной-холодной зимы. Может быть, Кавеху нравится вечерний дождь. — Что с тобой? — Сайно встаёт рядом, строго глядя прямо в глаза. И Кавех отвечает просто: — Сложный день. — Что делает его сложным? Кавех не знает. Всё и сразу? Мама, бросившая его в пропахшей алкоголем квартире; царапина на пояснице; алкоголизм отца; влюблённость в Хайтама. Кавех улыбается. Если подумать, то сложным день делает он сам. — Ты смотрел «Доктор Кто»? — Сайно отрицательно качает головой. — Там есть Плачущие ангелы. Это пришельцы, которые превращаются в камень, когда на них смотрят. Идеальная защита. — Какая? Быть камнем? — Сайно подпирает собой стену, вытягивая ногу так, чтобы на носок его ботинок капало с козырька. — Быть камнем, — соглашается Кавех. Они молчат некоторое время, пока Сайно достаёт и поджигает сигарету. — Хайтам выглядел так, будто хотел найти того парня и разбить ему лицо, — вдруг говорит он. Кавех пожимает плечами. — Хайтам всегда так выглядит, ему просто люди не нравятся. Сайно смотрит на него, как на идиота, но Кавех уже привык, он так на себя в зеркало каждый день смотрит. — Каве, — слышать своë имя так от Сайно непривычно. Сайно не тот, кто обращается с людьми ласково, если это не Тигнари, но Тигнари, кажется, не совсем человек, есть в нём что-то такое. Это не как инопланетный Хайтам, у Тигнари какой-то природный хтонический магнетизм. Около того. — Быть камнем хорошо, когда ты один, наверное. Но это не про тебя. Ты павлин, а каменные павлины хрупкие, их опрокинешь, и разобьётся. Перья там отвалятся, шея сломается. — Это ты меня так подбадриваешь? — Кавех усмехается, но как-то совсем невесело. — Ну, если не получается, могу ещё шутку рассказать. Заходит как-то улитка в бар… — Я понял-понял, — Кавех искренне смеётся, закрывая уши. — Спасибо. Просто Хайтам… — Что Хайтам? — он выходит из бара, строго смотря на Кавеха и Сайно. Те переглядываются и в унисон говорят: — Уебан. Хайтам прикрывает глаза на несколько секунд. Кавех знает, что он сейчас считает про себя до пяти, чтобы успокоиться, и улыбается уголками губ. Сайно качает головой и, потушив сигарету о стену, заходит обратно в тепло. — Уже уходишь? — Кавех отворачивается, смотря куда-за переулок. Там бегают под дождём люди, ездят машины и никакой пыли на дороге. — О чём вы говорили? — Хайтам подходит ближе, проигнорировав вопрос. — Сайно анекдот рассказывал. — Ты поэтому смеялся? — Ну да. — Не ври, никто не смеётся над шутками Сайно, — Кавех хочет что-то сказать, но понимает, что бесполезно. Отчасти потому что Хайтам прав. Он просто пожимает плечами, замирая в середине движения, когда Хайтам накидывает на него свою кофту. — Что ты делаешь? — Кавех порывается скинуть вещь, но Хайтам кладёт руки ему на плечи, фиксируя. Кавех хмурится и поднимает глаза. — А, — холодно говорит он. — Ясно. Решил устроить акцию «помоги нуждающемуся», да? Конечно, добрый Хайтам не может пройти мимо такого бесполезного и никчёмного Кавеха. Я тебе не брошенный котёнок, ясно? Кавех на секунду осекается, понимая, что он как раз и есть брошенный котёнок, только вот тёплые куртки и ладони нужны были раньше, до того, как он вырос. Потому что на кой чёрт ему сейчас чужая забота, когда он уже научился шипеть? Когда ему уже не нужно «ты молодец», когда он запихнул в далёкий угол памяти каждую игру в монополию и резинки, которыми завязывали его косички. Когда он возненавидел свежевыжатый сок и кофе. — Кавех… — Зачем ты это устроил? Мы уже даже не друзья, просто веди себя, как мудак, который меня ненавидит. Просто отвали уже от меня, пожалуйста. Тяжёлый день начался холодным солнцем, а закончился дождём и слезами, скатывающимися по щекам. Кавех испуганно стирает их с щёк, отмахиваясь от Хайтама, уходя от него к Тигнари и Сайно, чтобы забрать вещи. Он просто хочет домой. Хочет в свою побитую жизнью коробку, чтобы никто не видел, чтобы никто не трогал, потому что так привычно, потому что всем, кто должен был его защищать, на самом деле плевать. В пропахшей перегаром квартире безопасно, потому что всем наплевать, кто такой Кавех и чем он занят, потому что там он может не корчить из себя чёрт знает что. Он подлетает к их столику так стремительно, что едва не сбивает кого-то с ног. — Кавех? — Тигнари, наверное, выглядит обеспокоенным, но Кавех не видит из-за потока неконтролируемых слёз. Он кидает быстрое: — Извините, я домой. И уходит через чёрный ход, оставив на столе деньги за тоник.***
от Нари🦊: «Ты дома? Всё в порядке?» От Комик: «Это из-за Хайтама? Хочешь, я подкину ему пару улик по какому-нибудь делу?» «Его посадят» Он отвечает Тигнари, что просто перепил, вспомнил про котёнка, которого видел около дома и так расчувствовался, что разревелся и побежал кормить. Тигнари не поверил, но успокоился. Объясняться с Сайно пришлось дольше, потому что, оказалось, он не шутил про улики и даже узнал, когда у Хайтама нет алиби. Иногда Сайно пугал. Кавех любил их обоих до щемящего сердца. От Хайтам: «поговори со мной» Кавех был равноценно удивлён и тому, что у Хайтама был его номер, и что тот написал. В любом случае, отвечать Кавех не собирался. — Пап, — Кавех подходит к нему вечером следующего дня, когда отец вернувшись с работы, садится на диван. Кавех видит его так близко впервые за месяц. Отец выглядит уставшим: синяки под глазами, бледная кожа, осунувшееся лицо. Он поднимает на сына покрасневшие глаза, фокусируясь. — Можно спросить? — О чём? — и голос у него такой же — уставший. Кавех думает, что они в чём-то похожи. — Как ты смирился? С мамой. Отец молчит. Просто смотрит и молчит, а Кавех догадывается сам, когда тяжёлая, трясущаяся ладонь опускается ему на голову, трепля, как ребёнка. Никак. Он не смирился и Кавеху от этого больнее в сто крат. Он улыбается уголками губ и кивает. — Хочешь кофе? — спрашивает тихо-тихо. — Чай. Зелёный. Кавех видит перед собой папу. Сломанного и такого пустого папу, который никак не может отпустить, который также как Кавех, себя ненавидит. Может быть, и не было никакого отца, может быть, он просто придумал себе такой же бронежилет, как и Кавех когда-то. В конце концов, все люди чего-то боятся, все что-то скрывают, просто кто-то становится Плачущим ангелом, а кто-то тёплым одеялом, чтобы прятаться вместе. — Хорошо.***
Ночью он просыпается от звонка. Кое-как разглядев время, Кавех отвечает хриплым голосом: — Ты совсем поехавший? Половина третьего. Клянусь, Хайтам, тебе лучше бы умирать, потому что если ты не планируешь исповедаться в последние секунды жизни, то… — Ты мне нравишься, — слышится на том конце. Кавех раздражённо закрывает глаза и говорит через зубы: — Ты номером ошибся. Сатана должен быть ниже в списке твоих контактов. — Кавех, пожалуйста, пожалуйста, просто перестань вести себя так. — Я веду себя, как ты. — И это бесит. — Отлично, это взаимно. — Мы можем встретиться? — Кавех слышит ветер, бьющий в динамик. — Сейчас. Половина. Третьего. Ночи. Хайтам молчит и Кавех слышит только его шаги, и громкое биение своего сердца. Возможно, он всё ещё спит. Если так, то это ужасный показатель их отношений, потому что даже в подсознании Кавеха они ссорятся. Должно быть, это судьба. — Тогда просто скажи свой адрес, — наконец говорит Хайтам, судя по звукам остановившись. — Я приду. Могу стоять под окном и… — Что ты несёшь? — Кавех проводит ладонью по лицу, окончательно смахивая остатки сна. — Ты пьяный, или что-то такое? Или Сайно нашёл-таки наркотики, которые… — Твою мать, Кавех, я пытаюсь быть храбрым хотя бы раз в этой чёртовой жизни, а ты мешаешь. Опять. — Ну прости, — он шипит, сжимая телефон в руках до боли в пальцах. — Я не хотел тебе мешать. Никогда. Но ты сам вечно маячишь перед глазами и придираешься. То бальзам тебе не нравится, то кольца у меня дурацкие, то заставка странная. Если так хочешь быть храбрым, иди выёбывайся в мечети на православие. — В мечети на православие? — Хайтам усмехается и Кавех болезненно морщится. — Легко. — Ты так сильно бесишь меня. — А ты так сильно мне нравишься. И футболки твои придурошные, и карандаш за ухом. Ты знал, что потерял уже штук пять? У меня дома пачка одинаковых лежит. — Зачем? — Чтобы подойти к тебе и отдать. — «Отдать»? Это ты так называешь «подойти, швырнуть в лицо и сказать, чтобы хлам свой не разбрасывал»? — А как с тобой ещё? — Хайтам повышает голос и Кавех убавляет громкость вызова жалея, что в жизни так нельзя. Он ловит себя на том, что теребит край одеяла, едва дыша. — Просто… Просто поговори со мной. — Мы уже разговариваем. — Твою мать, Кавех! — повторят Хайтам. — У меня нет матери, — спокойно говорит он. — Бросила, когда мне было пять. Так что прости, что тогда накричал. Я правда брошенный котёнок. Но жалость мне не нужна. Особенно твоя. Нравлюсь? Чушь не неси. Если ты думаешь, что раз я люблю тебя, то поведусь на это, и побегу, будто отчаянный к твоей руке? Не, нифига, я, может, и придурок, но всё ещё немного соображаю. Все твои «ты бесполезный», прилетающие мне в лицо каждый раз, каждое «идиот», я всё это помню. Это не любовь, Хайтам. Когда в основе любви лежит агрессия, получается тупо. Кавех закусывает губу сильнее. Он весь сейчас — натянутая струна, готовая вот-вот порваться. Порваться и сорваться с места, если Хайтам позовёт. Но Кавех в маму: он не любит сам себя и хорошо умеет сбегать. А Хайтам опять молчит. По ту сторону звонка проезжают машины. Одна, вторая, третья. Кавех усмехается. Была ли хоть одна жёлтая? — Доброй ночи, Хайтам. Он сбрасывает, выключает телефон и глотает очередную ложку соли.***
Могут ли двое хранить секрет? Будет ли это тогда секретом? Кавех не знает ответа, но стало немного легче. Он покупает несколько апельсинов следующим утром. — Что это? — отец стоит в дверном проёме, сложив руки на груди. — Сок. Хочешь? — Кавех улыбается и протягивает кивающему мужчине стакан. — Я любил, когда ты делал его раньше. Почему перестал? Отец молчит. Только пожимает плечами и делает несколько глотков. — Вкусно. Ты молодец, Кавех. Иногда это приятно. — Если тебе нравится, я снова начну. — Всё в порядке, я могу и сам. Ты устаёшь, так что высыпайся, а утром тебя будет ждать стакан витаминов. Идёт? Отец улыбается ему искренне и открыто, совсем как папа когда-то. У Кавеха дрожат губы и он прячет их за стаканом кисло-сладкого сока. Они открывают окна и дома пахнет весной. Оказывается, Кавеху нравится этот запах гораздо больше.***
Вечером Кавех вспоминает, что забыл включить телефон. В целом, он ожидает чего угодно, кроме сообщения Сайно: от Комик: «Я НЕ ПОДИКИДЫВАЛ НИКОМУ НАРКОТИКИ, ТЫ, ПРИДУРОК» Неловко вышло. Ну, видимо, хранить секреты Хайтам не умеет. Стоило ожидать. Пропущенных больше, чем за всю его жизнь принятых звонков и все от Хайтама. Это немного пугает, но Кавех всё равно не знает, что с этим делать, поэтому не делает ничего, просто отмечает всё, как просмотренное. Последний был около двух минут назад, и, вау, это немного неожиданно, но мысль не успевает сформироваться, потому что на дисплее появляется очередной звонок, который Кавех принимает на чистом автомате. — Наконец-то, — зло шипит Хайтам. — Ты нормальный вообще? — Кавех серьёзно начинает думать о том, что Хайтаму нужно провериться. Хотя, наверное, врачи не знают, как лечить вид, к которому Хайтам принадлежит. Ну, может польза для науки какая выйдет. — А ты? Ты думаешь, что нормально такое сказать, а потом пропасть на день? — Технически, день ещё не прошёл. — Просто. Заткнись. — Кавех поджимает губы и смотрит на висящий на стене портрет Хайтама страшными глазами. Просто так, чтобы доказать свою позицию. — Хватит от меня бегать. — У меня семейное, — просто говорит Кавех, пожимая плечами. Одним предложением прошлой ночью он разблокировал целый пласт шуток. — Что ты хочешь от меня вообще? Я думал, что мы всё решили. — Это ты всё решил. Сделал какие-то очередные неверные выводы, как будто знаешь всё лучше всех. — Хайтам… — Нет, — чеканит тот. — Ты слушаешь меня. Я, как придурок, бегаю за тобой с первого курса, чтобы что? Быть сброшенным после «я тебя люблю»? — Я уверен, что там были и другие слова. — Что из «заткнись и слушай» тебе не было понятно? — А что ты сделаешь, сбросишь меня? Кавех понимает, что данная ситуация приобретает сюрреалистичный оттенок. Но в то же время, на удивление, для них вполне нормальна. Он не может сдержать смех. Хайтам молча слушает его, ждёт, пока Кавех успокоится и просто недовольно тяжело дышит. — Ладно, — говорит Кавех, поднимаясь с постели. — Ты хотел встретиться? Давай. — Ты… Ты пьян? — Получил заряд витаминов, — отмахивается он. — Ну так что, куда мне идти?***
Зная Хайтама, Кавех не удивился бы, если местом, адрес которого тот скинул, оказалась бы мечеть. Это было бы даже забавно. Но нет, Кавех стоит напротив обычного многоэтажного дома, только сейчас в полной мере осознавая, куда приехал. Он делает глубокий вдох, говоря себе быть храбрым. До двери Хайтама около пяти шагов. Кавех считает про себя каждый, чтобы успокоиться. Раз. Ничего не будет. Два. А если и будет, Сайно сразу докажет, что убийца Хайтам и его посадят. Три. Не успел написать Тигнари, чтобы он делал отцу сок вместо меня первое время. Четыре. Вот надо было влюбиться в придурка. Пять. Вот надо было влюбиться в придурка. Он стучит три раза, уже почти убедив себя, что это розыгрыш, когда дверь распахивается, едва ли не врезавшись в стену. — Воу, ты осторожнее, ремонт недешёвый. — Какой же ты придурок, — Хайтам хватает его за воротник, затягивая в квартиру. Кавех не успевает ответить на оскорбление, оказавшись прижатым к закрывшейся двери. — Просто идиот конченный. — Это ты и написать… Хайтам целует его напористо и агрессивно, укусив за губу. Кавех несколько раз моргает, пытаясь осознать ситуацию. Смертельная доза соли семь столовых ложек. Возможно, Кавех умер уже очень давно, и теперь просто оказался в раю, как великий мученик, потому что Хайтама могут любить только такие. Хайтам держит его шею, притягивая за талию ближе, как будто Кавех может сбежать. Мысль соблазнительная, как минимум, потому что Кавеху действительно нужно обдумать эту ситуацию пару минут. — Ненавижу тебя, — шепчет Хайтам, всё так же крепко держа Кавеха в руках. — У меня, — говорит он, пугаясь звучания собственного голоса. — У меня есть некоторые доказательства обратного. Кавех несмело кладёт ладони на плечи Хайтама, замечая, как те напрягаются от прикосновения, как будто идиот думает, что его оттолкнут. Да Кавех если захочет, не сможет. — Не отпустишь меня? — Нет, — просто отвечает Хайтам, как будто это очевидно. — Ты сам сюда пришёл. Кавех улыбается ему открыто и по-настоящему, а Хайтам расслабляется, прижимаясь к его лбу своим. — У меня есть секрет, — шепчет Кавех. Он поддаётся соблазну и оставляет лёгкий поцелуй на кончике носа Хайтама. Тот смотрит прямо в глаза и слушает внимательно-внимательно. — Я влюблён в Хайтама. Не говори никому. — Обещаю.