Полевые ромашки и другие виды Прорицания

Когда весенний воздух медленно вбирал в себя летние ноты жары и духоты, отдых у озера был неизменной традицией самой обычной семьи из пригорода Лондона. Кудрявые волосы развевались на ветру, путаясь всё сильнее, но маленькая девочка беззаботно ловила моменты уходящего мая, даже не думая о том, каким недовольным взглядом будет смотреть на нее мать по окончанию вечера. Бескрайнее поле было сплошь усыпано ромашками, венки из которых получались слишком уж утончёнными, навеивая мечты о чём-то средневековом, вычитанном из взрослых книг. Десятилетняя Гермиона, пусть и казалась гораздо умнее своих сверстников, никогда не отказывала себя в удовольствии побегать, шелестом свежей травы затмевая бесконечный поток мыслей. — По ромашкам раньше гадали, — говорила мама, трепетно заправляя непослушные локоны за ухо дочери. А затем подцепляла из свежего венка тонкий стебель, и, улыбаясь, отрывала один за одним лепестки. Любит — Не любит — Плюнет — Поцелует. У матери, почему-то, всегда последний лепесток заканчивался на неизменном «любит», после чего женщина, смеясь, целовала мужа в щёку. Гермионе это казалось чем-то из разряда фантастики, и она не раз и не два спрашивала мать, не волшебница ли та? Пока по тонким каллиграфическим буквам не узнала, что волшебницей является сама. Но всё же ни одна ромашка не отдала Гермионе тот заветный лепесток, пророчащий любовь. И от этого магия казалась ей противоречивой и хитрой змеей, что с первого же взгляда невзлюбила самую обычную девчонку. Но в Хогвартсе всё повернулось на сто восемьдесят. Тонкая материя ценила пытливый ум и старания, от чего Гермиона быстро стала лучшей ученицей, позабыв о страшных выдуманных историях о злых ведьмах из страниц детских книг и нежных рассказах о ромашках. Кому нужны эти магловские выдумки, когда из тонкой древесной палочки плетется совершенно другой мир? Только вот однокурсницы, словив первый приход от только-только начинающих бушевать гормонов, не разделяли её точку зрения. Первый курс пронёсся быстро, и время экзаменов неумолимо приближалось. На дворе вновь бушевала весна, а гомон уставших от учёбы студентов разлетался пением птиц по округам замка. Гермиона, как и все её однокурсники, сидела во дворе в перерыве между Зельеварением и Травологией. Единственное, что отличало девушку от остальных — это массивный фолиант в руках. Девчонки, тем временем, звонко сплетничали, не опасаясь замазать форменные рубашки травой и грязью. Колода магловских карт в руках Лаванды смотрелась неорганично. Гермионе не было дела, на какого там короля они собирались гадать, лишь недовольно хмурилась, краем уха улавливая недовольные протесты и сдавленные в восторге вздохи. Всё же, точные науки ей казались привлекательнее нарисованных знаков на пёстрых кусках картона. — Гермиона, давай и тебе разложим, — тонкий голос Браун пронёсся по двору кометой, от чего гриффиндорка взмахнула своими кудрями, отрывая взгляд от страницы триста двадцать восемь. Атласная лента в косах однокурсницы развязалась, теперь забавно болтаясь из стороны в сторону. Но кому какое дело до внешности, когда есть такая уникальная и правдивая возможность заглянуть в будущее? Гермиона фыркнула. — Я не верю в это, — за что получила раздраженное цоканье по крайней мере шести одногодок. — Значит, поверишь, — Лаванда, по всей видимости, отступать не собиралась, поэтому протянула колоду к так и не ставшей для неё подруге. — Сдвинь. Под любопытные взгляды рядом сидящих на траве девочек, Гермиона, всё ещё ни на что не надеясь, ткнула пальцем в карты. Хотя нет, подождите, надеялась… что от неё, наконец, отстанут. Лаванда, что-то бормоча себе под нос, принялась быстро тасовать половину колоды, да так прытко раскладывать карты, что все девчонки аж рты в удивлении пораскрывали. — Вот, вижу! — Гермионе руки чесались наложить Силенцио на неугомонную однокурсницу, жаль только, что это заклинание они будут учить лишь на пятом курсе. — Ждёт тебя мужчина, но не скоро будете вместе. Богатый и характерный, блондин, любить тебя будет до гроба! Посмотри, тут тебе и король бубен, и туз червей, и дама пиковая. Жить с ним будешь, как в шоколаде. — Ты ещё на ромашках погадай, — фыркнула Гермиона, отворачиваясь: блондины за все её двенадцать лет жизни никогда не привлекали. Может, всё же дело в юном возрасте? — Назвался грибом — полезай в лукошко, — хихикнула Лаванда, очерчивая рукой землю. Чёрт, сплошь и рядом вились ромашки. Гермиона сорвала первую попавшуюся и огляделась. Единственный блондин, которого она знала, раскинув руки, валялся на траве в противоположном углу двора. Всё равно она в это не верила, да и проклятые цветы всегда пророчили ей жизнь в одиночестве. Только вот последний лепесток закончился на таком когда-то долгожданном «любит», заставляя скривиться. Девочки начали во всю шушукаться и хохотать, пока всё ещё детский, но уже до одури холодный голос рядом не вмешался в разговор. — Она точно на эту ромашку загадала свой учебник по транфигурации, ведь кто ещё полюбит такую заучку? — Пэнси была в своём репертуаре. Гермионе ещё недавно казалось, что они могли бы чисто теоретически стать подругами в будущем, ведь слизеринка тоже не прочь была подчерпнуть новую информацию в библиотеке и старательно готовила все домашние задания. Но теперь, словив на себе насмешливый взгляд, гриффиндорка подхватила своё лёгкое чтение и умчалась прочь из надоевшего двора. Вычеркивая из своих мыслей размышления об объективности гаданий на картах, Гермиона так и не смогла стереть то первое «любит» коварной ромашки. Его уничтожило то самое «грязнокровка», едко выпаленное во второй год единственным знакомым блондином в разгар ссоры, и вся потусторонняя чепуха тут же оказалась выброшенной на свалку. И как бы Гермиона не хотела спорить с пеной у рта о бесполезности карт, свечей, шаров и других атрибутов самообмана, в начале третьего курса она с нетерпением ждала первого урока Прорицания. Только чтобы подтвердить свои догадки о бессмысленности этой отрасли магии, не более. В то утро среды шёпот за столом Гриффиндора не стихал: Лаванда и Парвати, не стесняясь быть услышанными, спорили о том, насколько далеко им удастся заглянуть в будущее с первой попытки. Мальчики тогда лишь качали головами, словно отваживая Гермиону влезть в бессмысленный спор. — Погадаем на кофейной гуще? — к руке гриффиндорки приблизилась чашка кофе: Парвати не уставала оттачивать своё мастерство Левиосы, выученной ещё на первом курсе. — Это бред, — выпалила Гермиона, не поднимая голову. И всё же чувствовала, как её прожигали взгляды двух пар любопытных глаз. Она ненавидела пристально внимание к своей персоне, пусть и нарывалась на это изо дня в день. Такова была её натура. — Ладно, — и за один глоток осушила чашку горькой жидкости. Лаванда тут же принялась наклонять бедолашную посудину из стороны в сторону. — Тут кольцо… и лошадь тоже, — девушка на мгновение затихла, листая страницы учебника. — Странно. Покачав головой, Гермиона расплылась в ухмылке. — Не получается? — она никогда не злорадствовала, но дрогнувший голос и тонны сомнений в голове предали её за секунду. — Скорее всего, твой принц на белом коне это тот, кто принесёт тебе много страданий в ближайшем будущем. Но всё закончится хорошо. А вот тут ещё комета… — А что-то, кроме дел любовных, ты вообще видишь хоть когда-нибудь? — сумка уже была перекинута через плечо, ведь Гермиона не горела желанием участвовать в этом цирке. Отставив чашку, Лаванда с горечью в глазах посмотрела на однокурсницу. — А всё остальное и без гаданий можно понять, — крикнула она вслед, заставив Гермиону улыбнуться. Наивность в этом мире сгубила очень много людей. Гриффиндорка в их числе оказаться не хотела. В кабинете было жутко душно, да так, что от едкого запаха трав и горящих ароматических свечей хотелось спать. Гарри и Рон уже сидели за странным круглым столом, подперев головы руками, и Гермиона едва слышно уселась на стул рядом с ними. Где-то на третьей фразе профессора Трелони хотелось высказаться о её некомпетентности. Где-то в восторженном взгляде Лаванды всё равно читалось разочарование в том, что всё и сразу не получится. Где-то на… — Извини, моя дорогая, но я практически не чувствую вокруг тебя ауры. Очень слабый резонанс с видениями из будущего. …Гермиона не выдержала. Весь флёр таинственности был разнесён в пух и прах одним звонким ударом книги о затёртую поверхность стола, и когда восторженный гомон девчонок совсем стих, Гермиона окончательно поняла: прорицания — определенно не её. Лучше она будет ходить на дополнительные занятия по древним рунам, чем слушать эту чепуху про третий глаз и Гримма на дне чашки. И поделом с тем будущим. Ведь от судьбы не уйдешь, а знать всё заранее — совсем неинтересно. Только злые взгляды Лаванды пронзали её каждый раз, когда Гермиона ложилась спать. И девушка искренне надеялась, что однокурсница не запишется к Трелони на дополнительные под названием «Как наводить порчу на всех, кто не верит в Прорицания». К слову, Браун всё же смягчилась спустя пару недель, но к началу четвёртого курса притащила с собой в Хогвартс карты Таро. Произошедшее на чемпионате мира по квиддичу нагоняло страх на всю магическую Британию, и Гермиона не винила никого в том, что людям хотелось надеяться на стабильность и покой. Ей бы и самой хотелось успокоить себя хоть чем-то, ведь обстановка накалялась. Это были уже не детские игры с планами о том, как ночью переправить дракона в другую страну, или как вылечить Рона от выходящих из организма слизняков из-за срикошетившего заклинания. Пожиратели явно готовились к чему-то масштабному, и это знойным холодом проносилось по позвоночнику. Но не мешало Парвати где-то раздобыть бутылку эльфийского вина и пронести его в спальню девочек прямо накануне приезда иностранных студентов. Даже скептически настроенная и некомпанейская Гермиона уселась у изголовья расширенной чарами кровати, где собралось около десятка девочек. Ни вино, ни карты её не привлекали, но вечно быть одиночкой — тоже так себе вариант. И как только гриффиндорка, уже слегка разморённая парой-тройкой глотков (или бокалов?) алкоголя, собралась отчаливать на свою кровать… — Осталась только ты, — Лаванда, казалось, никогда не уставала хихикать и разбавлять любую атмосферу странными предсказаниями. Гермиона помотала головой, отгоняя мысли о завтрашнем торжестве. — Опять не поверю, — только пожала плечами, соглашаясь. Наигранное недовольство пронеслось короткими возгласами девушек, заставляя Лаванду выкладывать карты быстрее. — Опять у тебя какие-то любовные драмы, — то ли недовольно, то ли завистливо — Гермиона так и не разобрала — произнесла Браун, растирая ладонью щёку. — Как ты уже заметила, твои предсказания о моей личной жизни никогда не сбывались, — подытожила девушка, заправляя волосы за ухо. — Вот посмотришь — этот расклад точный, как никогда! — возмущенно принялась трактовать однокурсница. — Мужчина старше тебя будет пытаться завоевать твоё сердце. И, скорее всего, даже растопит. Не всегда же там только книгам ютиться. — А если это будет какой-то симпатичный парень из Дурмстранга?! — воскликнула Кэтти, на что Гермиона только закатила глаза. Браун убрала колоду обратно в мешочек, с грустью в глазах глядя на пустую бутылку вина. — Помяни моё слово, Грейнджер. В этом году Хогвартс ждёт новый любовный роман, девчонки. — Забавно получится, если он окажется блондином, — невзначай вдалась в ностальгию Парвати, и дальнейший диалог Гермиону уже не интересовал. Виктор Крам, то ли на счастье, то ли к сожалению, блондином не оказался, но всё же кидал в сторону Гермиону многозначительные взгляды на общих обедах-ужинах в Большом Зале. Почему-то это начало подбешивать Рона, а самой девушке это… льстило? До поры до времени, пока привлекательный дурмстрангец не позвал Гермиону на Святочный бал. Казалось, все девушки считали своим долгом смотреть на гриффиндорку волком, поправляя свои уж слишком короткие юбки. Тогда-то и Гермиона начала подозревать, что третий глаз Лаванды открывался обратно пропорционально её желанию учить основные предметы. Но, столкнувшись на всех парах в тесном коридоре с единственным блондином, которого знала, девушка быстро отмела эту мысль. Малфой смотрел… изучающе? Конечно, его глаза цвета октябрьской бури никогда не выражали ничего, кроме холода, но под невесомый шёпот падающих снежинок радужки смеялись над её внезапным испугом. Блондин принцом на белом коне, как и ожидалось, не был, но всё же поднял выпавшую из рук Гермионы книгу по истории магии. И даже не обжегся, не скривился, не вытер пальцы о выглаженную мантию. Только во взгляде было… — Всё нормально, Гермиона? — Крам тут как тут появился из-за угла, небрежно выхватывая из рук Малфоя книгу, уж точно не ему принадлежащую. Напряжение лопнуло воздушным шаром с первым шагом слизеринца. — Хорошего вечера, — без поклона, но не менее аристократично Малфой удалился в сторону подземелий. Виктор смотрел выжидающе, улыбался уголками губ так тепло, что весь Дурмстранг, казалось, мог согреться этой улыбкой. Но в сердце Гермионы ничего не ёкало. — Проводишь до башни? — тихо спросила девушка, ведь чувства — дело наживное, не так ли? И совсем не странно, что они не появляются в одночасье. В лёгкой полудрёме, когда балдахины плотно занавешивали кровать, в голове всё равно возникал образ тех самых, уж слишком изучающих графитных глаз. Не думать о Малфое было просто. Его фамилия иногда сквозила в разговорах из уст разозлённого Гарри, но так же быстро забывалась под злободневными рассуждениями сначала о загадочном драконьем яйце, после о последнем задании, а там и о смерти Седрика, и возрождении Волдеморта… Крам уехал, но — Лаванда была права как никогда — Хогвартс дышал слухами о их псевдо-романе. Гермиона всё ещё считала, что Браун тогда под воздействием ароматного вина слишком удачно тыкнула пальцем в небо. Ведь студенты по обмену равно новые знакомства — тут и к гадалке не ходи. Лето перед пятым курсом пролетело в мгновение ока. Первые недели под постоянным надзором премерзкой Амбридж выедали мозги чайной ложкой не только ученикам, но и преподавателям. Домашними заданиями завалили мама не горюй, так что библиотека ежедневно была забита под завязку не отошедшими от летнего кутежа студентами. Глаза закрывались от недосыпа и усталости, но Гермиона не могла себе позволить прогулять Трансфигурацию. Поэтому, отложив уже весьма поднадоевшую книгу (она сама удивилась от этого, когда перечитывала её в третий раз), девушка бездумно пялилась, как на соседнем подоконнике Лаванда в очередной раз раскладывала свои цветастые карточки. — Она бы ещё хрустальный шар с собой притащила, — внезапное фырканье опалило ухо жаром песков Сахары. Малфой стоял, как ни в чём ни бывало, скрестив руки на груди. Он тоже пялился на переливы солнечных бликов на Лавандовых браслетах из явно волшебных камней. Эта девушка точно закончит в Мунго, если не успокоится. Гермиона, словно завороженная, разглядывала слизеринца. От чего-то не хватало смелости отступить на шаг: между ею и Малфоем оставалось не больше десяти сантиметров, а к вторжению всяких блондинов в её личные границы девушка была не готова. Да и зачем Малфою подходить к ней так близко? Не уж-то перестал стыдиться грязнокровок? Да нет, от такого поворота событий даже хвалённые карты Лаванды превратились бы в пепел без невербального Инсендио. — Не удивлюсь, если в её чемодане таких два, — ну можно ведь попробовать в нормальный диалог? Секунды пролетали вдвое быстрее, пока Малфой молчал. На Гермиону он так и не смотрел, и девушке начало казаться, что он её с кем-то перепутал. Сейчас отскочит, гордо задрав подбородок, и высокомерно пойдёт в сторону аудитории, кинув напоследок что-то мерзкое. Обидное. Грязнокровное. Цепкое… — …нежное, — Гермиона встрепенулась, переключая внимание на Малфоя вновь. — Прости, что? — Говорю: ей не идёт это всё нежное, — и вправду, аляпистые переливы бус и браслетов, мятая розовая юбка и объемный свитер делали Лаванду похожей на Трелони, которой она так восхищалась. Но Гермиону всё равно это возмутило. — А ты-то эксперт в женственности, — хотелось, чтобы получилось жестко, твёрдо и без права на апелляцию, но едва дрогнувший голос на последней ноте выдал всё беспокойство с головой. И вот тогда это произошло. Взгляд — нет, не осуждающий, надменный или предвзятый — скорее, насмешливый очертил съежившуюся от неловкости ситуации девушку. От макушки, где расчесанные с самого утра локоны уже успели сбиться в гнездо, до носков лакированных чёрных туфель со сбитой пяткой (падать с лестницы с пятью томами книг по зельеварению было неприятно). Но личное пространство, не даром так названное, всё ещё заполнялось нарочито громкими выдохами и ароматом морского бриза. — Говорю, что думаю, и не стесняюсь этого, — Малфой пожал плечами, глядя сверху вниз, и эту картину можно было бы назвать величайшим достоянием искусства, если бы хоть кому-то вокруг было дело до происходящего. Потому что на щеках Гермионы импрессионистскими мазками вырисовывались и неловкость, и, почему-то, стыд, и… — У меня нет аргументов, почему я должна тебе возразить, — выпалила девушка в одночасье, вызывая искреннюю улыбку на лице собеседника. — Признаёшь своё поражение, Грейнджер? — шаг назад — и дышать словно легче стало. Но это значило лишь одно: в глобальном видении ситуации всё-таки победила она. Как минимум потому, что впервые за все пять лет диалог обошёлся без единого оскорбления. — Нет желания спорить с тобой, Малфой. Профессор МакГоннагал, хорошо хоть не в обличии кошки, прервала затянувшуюся паузу, и уже после первых десяти минут лекции Гермиона и думать забыла о странном разговоре. Он приходил к ней по ночам. Во странных снах, где из лепестков ромашки вырастал Малфой, улыбаясь во все тридцать два. В катарсисных размышлениях о прошлом, наивности и слепой вере, предрассудках. Больше к ней слизеринец не подходил, не считая всё таких же внезапных столкновений в коридорах или слишком любопытных взглядов на общих занятиях. Объяснений этой заинтересованностью у девушки не имелось, да и своих проблем хватало с головой, чтобы уделять достаточно времени подобным размышлениям. Гермиона и не надеялась на мир-дружбу-жвачку, делить стол в библиотеке или, чего хуже, валяться на траве у озера, штудируя материал для подготовки к экзамену. Ведь у неё был Рон — нелепый, временами ленивый, но всегда встающий на её сторону. И этого хватало с головой. Пусть даже тот и не обращал внимания на несуразные попытки сблизиться, посвящая всё свободное время игре в магические шахматы и квиддичу. Пока тьма окончательно не ослепила. — Тяжелые времена грядут, — Гермиона едва успела сесть на кровать, как звонкий голос Лаванды выцепил её из размышлений. Это было понятно и без карт, рун или чего там ещё. Нападения Пожирателей учащались, чернильные заголовки в Пророке кричали похуже сирен, и даже слепой бы заметил, что воздух вокруг наполнился отчаянием. Казалось, шестой курс не пророчил ничего хорошего. После первого вечера в стенах Хогвартса хотелось отдохнуть и выспаться: заумная речь Дамблдора позитивом не блистала. Да и лето, проведённое в Норе, беззаботным назвать было сложно. Слухами Земля полнилась, и он были отнюдь не самыми оптимистичными. Впечатляющими, сердце трепетало с каждым звуком, но, казалось, что Судьба их юность специально омрачала гнусными событиями. — Что-то страшное ждёт тебя впереди, но пройдешь это с помощью любви, — Лаванда впервые начала свой круг предсказаний с Гермионы, внезапно плюхнувшись на её кровать и закатив глаза. Пожалуй, стоило написать близнецам Уизли, чтобы убрали с продажи свой набор для «юных провидиц». — Опять какой-то принц на белом коне? — уставше выдохнула гриффиндорка, наблюдая, как воодушевлённая одногруппница приходила в чувство. Забавно цокнув языком, Браун схватила девушку за руку. Гермионе не хватило сил даже отшатнуться. — Говорила тебе когда-то — встретишь своего суженого спустя годы страданий, — Грейнджер была готова поклясться, что никогда этого не слышала ранее. — Он уже на пороге, не проморгай его. Плотно укутавшись в одеяло, Гермиона наложила заглушку на свою кровать, дабы не забивать голову пустой болтовнёй соседок. А потом Малфой начал появляться в её жизни всё чаще. И нет, не только в разговорах Гарри о Пожирателях, коварных планах Волдеморта и поиске крестражей. Тот октябрьский вечер не сулил ничего хорошего. Пусть Прорицания Гермиона больше не посещала, но астрономию бросать не собиралась. Правда, тоже слабо верила, что движения небесных тел хоть как-то смогут повлиять на судьбу человечества. Поэтому, вооружившись учебником, исписанными и чистыми пергаментами, незаметно сбежав от суеты гриффиндорской гостиной, девушка расположилась во внутреннем дворике замка. Ветер был на удивление тёплым, да и согревающие чары отрабатывали своё. Смеркалось. Гермиона и вправду любила эти несколько столиков с удобными лавочками, а освещение в виде нескольких фонарей позволяли не напрягать глаза в попытках рассмотреть информацию на страницах учебника. — Не помешаю? Не дождавшись ответа, Малфой уселся напротив. Книга в его руках явно уступала по размерам всем любимым фолиантам Гермионы, но, казалось, она служила лишь прикрытием. Ведь за десять минут, что гриффиндорка вычерчивала на пергаменте карту звёздного неба, Малфой не прочитал даже страницу. — Альферац — общая звезда Андромеды и Пегаса, а ты подписала её как Мирах, — внезапно ткнул пальцем в пергамент. Наблюдал, значит? Гермиона встрепенулась. И вправду, улетев за своими размышлениями куда-то вдаль, по ошибке вывела на пергаменте не то название. Румянец пополз вверх по щекам. Она не привыкла ошибаться, а перед Малфоем-то уж точно по собственной глупости падать в грязь лицом не хотелось. — Задумалась просто, вот и перепутала, но спасибо, — почти полушёпотом произнесла, и проклятый зевок выдал усталость с головой. — Почему не в башне? — и так сложный вечер становился всё страннее с каждым произнесённым словом. — Или, допустим, в библиотеке? — А ты почему не в подземельях? — отвечать вопросом на вопрос не было в списке привычек Гермионы, но по другому как-то не получалось. Малфой захлопнул книгу, даже для виду не стараясь запомнить, на какой странице закончил читать. — Вышел подышать свежим воздухом. — Слишком шумно в замке сейчас, — как точка. Просидев ещё около десяти минут под пристальным взглядом блондина, Гермиона поняла, что сегодняшним вечером её голова уже вряд ли будет способна запомнить хоть что-то. И странно, что слизеринец, не прерывая установленное молчание, поплёлся к замку следом за ней. — Тебе ведь в другую сторону, — на очередном повороте лестницы прямо в яблочко подметила Гермиона. Хмыкнув, Малфой лишь продолжил идти на два шага позади. — Опасные нынче времена, — да что ж все заладили вторить очевидные вещи? — Глядишь, и украдёт тебя кто-то по пути к гостиной. — И ты в любом случае окажешься главным и единственным подозреваемым, — Гермиона мысленно поблагодарила догорающие факелы на стенах за то, что второй раз за вечер смущение на щеках видно не будет, ведь двусмысленность фразы… — А ты бы хотела, что я тебя украл? — ухмылку на губах Малфоя было слышно, даже не оборачиваясь, дабы удостовериться в её наличии. — Я не это имела в виду, — и портрет Полной Дамы так вовремя оказался рядом. Не попрощавшись, девушка юркнула в проход: гостиная понемногу пустела. Понаблюдав за последней партией ребят в шахматы, Гермиона решила, что отдых сейчас ей принесёт намного больше пользы, чем излюбленные размышления о жизни. Только выйдя из душа, когда однокурсницы уже крепко спали в своих кроватях, Гермиона заметила на своей прикроватной тумбочке что-то… чего там не было ещё двадцать минут назад. Небольшой букет полевых ромашек в прозрачной вазе. Любит — Не любит — Плюнет — Поцелует. Последний лепесток выпал из рук. Поцелует. И с тех пор злосчастные ромашки каждую неделю появлялись на тумбочке. Второй букет завял сам. Над третьим Лаванда хотела провернуть какие-то свои коварные ведьмовские штучки, дабы узнать отправителя (Гермиона очень вовремя вошла в спальню, чтобы помешать этому). Четвёртый был выброшен в окно. Пятый вновь сулил поцелуи. Шестой… — От кого это? — Рон, почему-то, заметно напрягся, глядя на сумку девушки. Гермиона непонимающе оглянулась: в кабинете зелий почти никого не осталось. Только из сумки любопытно выглядывали белые проказницы, неизвестно как и когда там оказавшиеся. — Понятия не имею, — пробормотала гриффиндорка, прижимая цветы ко дну толстым учебником. — Удачи на тренировке, Рон, буду ждать вас с Гарри в башне. Конечно, Гермиона не ставила на то, что это всё было проделками Малфоя, но если так, то она была готова задушить его голыми руками. От чего-то в душе теплилось неведомое раньше чувство. А всё, что не поддавалось логическому объяснению, Гермиона смело считала недостойным своего внимания. Сумка становилась тяжелее с каждым шагом только от одной мысли о её содержимом. Чёртовы цветы, когда-то любимые, теперь вызывали лишь раздражение и давали совершенно ненужным размышлениям повод выплясывать бесконечные хороводы в её голове. Свернув за угол, Гермиона уже была готова выбросить в ближайшее окно очередной букет, как… — Тебе идёт белый, — крепкая ладонь сжала её руку чуть выше локтя, утаскивая в проход за гобеленом. Шёпот становился громче, и чужое дыхание щекотало щёку. — Нежный, невинный, — даже в полутьме замкнутого пространства Гермиона ловила (до этого момента невиданный) боязливый взгляд графитовых глаз. — Чистый. Прорицания, может, и не были точной отраслью магии, но, вслушиваясь в чужое сбитое дыхание, от чего собственное тоже терялось под натиском, Гермиона уже не была так уверена в этом тезисе. — Ромашки символизируют терпение и внутреннюю силу, — не упуская возможность невпопад встрянуть в разговор, произнесла девушка. Обстановка казалась слишком напряженной, и даже хриплый смешок Малфоя не облегчил ситуацию. — Значит, я вдвойне не прогадал с цветами, — коленки от чего-то начали подкашиваться. И знала бы Лаванда, что все её попытки в Прорицания были не пустым звуком, — точно бы пошла смещать Трелони с поста преподавателя. Потому что Гермиона потянулась первая. Чужая рука на талии приятно обдавала теплом даже сквозь тонкую форменную рубашку, не позволяла упасть. И первое касание, неловкое, прощупывающее почву, выдалось смазанным только на секунду. Притянув девушку ближе к себе, Малфой забыл, как дышать. Дрожащие пальцы Гермионы выводили по его спине замысловатые узоры, словно та сама боялась происходящего. Губы, слегка потрескавшиеся, словили чужой выдох, и гриффиндорка, всегда смелая и непоколебимая, позволила случиться тому, что белые лепестки, карты Таро и прочая чепуха давно пророчили. — Думаю, нам ещё многое предстоит пройти, прежде чем я смогу дарить тебе цветы в открытую, — Малфой отстранился первым, давая девушке несколько секунд на отдышаться. Гермиона не знала, куда деть свои руки, которые всё ещё покоились на плечах слизеринца. — Знать бы, когда это будет, — горечь в голосе не должна была ощущаться так явно. — Может, пора попросить Лаванду заглянуть в свой хрустальный шар? — Малфой словно насмехался. — Ты ведь тоже не веришь во всё это, — фыркнула Гермиона, первым поцелуем ощущая на своих губах груз ответственности. За то, что они должны будут преодолеть. За каждый косой взгляд, за возможные трудности. За назревающую войну, в которой теплить разгорающиеся чувства сложно, особенно если семьи по разные стороны баррикад. Да и вдруг вообще не сойдутся характерами, тут уж… — …кто знает, — пожав плечами, Малфой выглянул за гобелен, оценивая обстановку в коридоре. — Мне ромашки только хорошее напророчили. Гермиона улыбнулась. Впервые искренне, без примеси страха на языке. И ромашки под номером шесть, примятые, поселились в прозрачной вазе на тумбочке.