Ей снилось

Ей снились полевые цветы. На лепестках блестели капельки росы. Среди ромашек и васильков туда-сюда сновали нюхлеры. Лунтелята мирно пощипывали траву. Чуть в стороне, уютно свернувшись калачиком, мурлыкали жмыры. Одному нюхлеру вспороли брюхо. Экзотическое мясо. Говорят, очень вкусно, с характерным и незабываемым металлическим привкусом. Ценится в определённых кругах. Поппи накормили им, когда ей было восемь. Её тошнит при мысли об этом до сих пор. Одному лунтелёнку выкололи глаза. Если их покрыть специальным раствором, получится очень красивое украшение для дома. Говорят, оно приносит удачу. Поппи подарили такое украшение, когда ей было девять. Оно до сих пор снится ей в кошмарах. Жмыру с мясом вырвали усы. Ценный ингредиент для зелий. На своём первом уроке зельеварения Поппи в гневе сметает с полки несколько связок этих усов. А затем садится на пол, закрывает голову руками и кричит. Перепуганный Шарп трясёт первокурсницу за плечо, неуклюже похлопывает по спине, пытается понять, чем вызван этот приступ. Он объясняет, что жмыр сбросил эти усы естественным образом, никто не издевался над несчастным животным. Поппи снится… На обеде в Большом зале она всегда накладывает себе в тарелку только блюда из овощей, фруктов и выпечку без мяса. Её воротит от мяса. Она может иногда поесть яиц или выпить молока, но даже один взгляд на мясо вызывает приступ тошноты. — Поппи, дорогая, тебе нужно лучше питаться, — качает головой профессор Чесноук. — Дети, которые плохо питаются, не растут. Поппи знает, что это ложь. Её мать обожала мясо нюхлеров. Но она всё равно такая же невысокая и худая, как и Поппи. Да даже если б это было правдой, ей всё равно плевать. Поппи согласна не расти. И через пять лет в Хогвартсе находятся умники, которые пытаются подложить ей в тарелку мясо. Кто-то из злого умысла, кто-то — из самых добрых побуждений. Наверное, чаще из добрых. Поппи любит свой факультет, но некоторые слишком уж стараются причинить добро тогда, когда об этом не просят. На первом в году уроке магозоологии высокий слизеринец, смеясь, тянет жмыра за усы. Поппи смотрит на это и чувствует, как её душит приступ паники. Голову сдавливает, словно в тисках. Она что-то кричит ему, но сама не слышит свой голос. В ушах звенит. Ещё мгновение, и усы будут вырваны с мясом и кровью… — Это не смешно. Незнакомый парень закрывает её плечом. Новый пятикурсник. Поппи была слишком погружена в себя и не особенно им интересовалась. Но он становится её первым другом после Крыланны. *** Поппи всегда говорит отстранённо. Нет, она вежливая, дружелюбная, она как маленькое солнце, хочется протянуть к ней руки и согреться. Но — она отстранённая. Словно это Солнце вот-вот перестанет отдавать свой свет другим. Словно у этого Солнца внутри сидит что-то большое и страшное, что-то, над чем она не властна. И это большое и страшное разъедает её изнутри. Ещё немного, и оно не позволит свету выходить наружу и начнёт пожирать его. Поппи всегда вздрагивает, когда он к ней прикасается. Эти прикосновения обычно случайны. Случайное столкновение ладоней, когда они вдвоём чистят Крыланну в Выручай-комнате. Его рука на её плече, когда они пытаются подобраться к драконьему гнезду и вернуть яйцо. Они знакомы уже год, а она продолжает вздрагивать. Поппи кашляет и хватается за горло. Пытается зажать себе рот. Её тошнит прямо в тарелку, на которой лежит едва надкушенный пирог. Студенты вокруг восклицают и перешёптываются — кто-то с недоумением, кто-то с жалостью, кто-то с брезгливостью. Он расталкивает всех локтями и пробирается к ней. Гладит по плечу, сбрасывает этот несчастный пирог на пол. Закрывает ей глаза и насильно прижимает к себе. Она всхлипывает, пытается оттолкнуть его, но он не позволяет. — Кто это сделал? Он обводит сокурсников Поппи хмурым взглядом. Никто ему не отвечает. — Кто, гиппогриф вас дери, это сделал? Какой безмозглый кретин додумался дать ей пирог с мясом? — Я не знала, что там мясо. Думала, там капуста… Прости! — бормочет Аделаида, виновато опустив глаза. Поппи содрогается в его объятиях. Он вытаскивает её из-за стола и подхватывает на руки — весит она как гиппогрифье пёрышко. Она всё ещё слабо пытается сопротивляться, но в итоге всё же позволяет унести себя. — Постой, твоя мантия испачкана… — говорит было ему вслед Артур Пламли, но, встретившись со злым тяжёлым взглядом, захлопывает рот. Он относит её в женский туалет. Умывает ей лицо, даёт воды. Шепчет «Экскуро» и очищает её мантию и рубашку. Затем свою, пока она полоскает рот. — Она знала, — говорит Поппи. Она, ссутулившись, усаживается на пол, опирается спиной о стену. — Аделаида? — Да. Я взяла себе пирог с капустой. Я всегда проверяю перед тем, как взять. Но она специально его подменила. — Хочешь, я превращу её в жабу? — Нет… Не нужно, — она вымученно улыбается сквозь слёзы. — Зря. Если человек за пять лет не понял, что не нужно пытаться накормить тебя чем-то против твоей воли… Помогут только радикальные меры. Пусть бы посидела в каком-нибудь болоте в Запретном лесу и подумала над своим поведением. Она снова улыбается — теперь уже как будто искренне. Качает головой. — Ладно, как скажешь. Но если с тобой снова кто-то попытается проделать такой фокус, клянусь, я наложу на него Круциатус. Поппи лишь вздыхает. Вытирает мокрые глаза. — Прости меня. Мне так стыдно, — говорит тихо. — Перестань. Это не твоя вина. — Не понимаю, как тебе не противно было меня нести. — Поппи, брось, — говорит он и приваливается спиной к стене рядом с ней. — Мне не было противно. Мне не могло быть противно. Это ведь ты. Я думал только о том, как бы унести тебя оттуда поскорее. Он обнимает её, прижимает к своей груди. Он не позволит, чтобы его Солнце потухло, и не позволит никому её потушить. Он любит её… А она больше не вздрагивает от его прикосновений. *** Ей снились родители. Они удалялись вглубь леса, всё дальше и дальше. Она плакала и звала их, но они не оборачивались. Поппи оставалась совершенно одна в темноте. Слышала чьи-то нечеловеческие крики, жалобные визги… Наполненный болью, рвущий душу на части плач феникса. Она слышала этот плач один раз в жизни — когда браконьеры казнили старого волшебника, у которого этот самый феникс жил. Феникс вспыхнул, сгорел дотла. И больше не возродился. — Поппи, ну прекрати! Ты опять кричишь во сне. Аделаида стоит над её кроватью, сонно трёт глаза. Поппи смотрит на неё, потом в потолок. — Эй… — Аделаида касается её плеча. — Всё в порядке? Может, тебе сонного зелья выпить, чтоб спать без кошмаров? У меня есть немного… — Не нужно, — раздражённо отмахивается Поппи. Из рук Дубс она больше ничего никогда не возьмёт. Она встаёт с кровати, натягивает на себя мантию. — Ты куда это собралась? — недоумённо спрашивает Аделаида. Поппи игнорирует её вопрос и выскальзывает из комнаты. Куда она собралась… Ей просто нужно увидеть, почувствовать рядом кого-то близкого и родного. В Хогвартсе таких близких и родных у неё всего двое, и один из них сейчас явно недоступен. Не пойдёт же она среди ночи в спальню мальчишек, да ещё и с другого факультета! Она под чарами невидимости крадётся в Выручай-комнату, чтобы увидеть Крыланну. Поёживается от сквозняков, гуляющих по коридорам замка. Доходит до нужного этажа, проходит три раза мимо нужной стены, представляя себе лабораторию со входом в вивариум… — Поппи? Он стоит возле полки, где хранятся ингредиенты для зелий. Поппи уже привыкла спокойно относиться к вещам вроде усов жмыра, но всё же она по-прежнему недолюбливает зельеварение. И тем не менее она рада, что застала его здесь. На сердце теплеет. — Привет. Извини… Сильно помешала? Она немного смущается. Особенно ей стыдно после того случая за завтраком и потом в туалете, когда ему пришлось отмывать её лицо и одежду от рвоты. — Да нет, ну что ты, — он смотрит обеспокоенно. — Опять кошмары? Он хорошо её изучил, усмехается про себя Поппи. — А ты не можешь сварить мне такое зелье, чтобы спать без снов? — просит она, вспоминая предложение Аделаиды. — Вообще могу, — он замолкает, задумавшись. — Но прямо сейчас у меня не хватает пары ингредиентов. Нужно будет сходить к Пепину. — Хорошо… Спасибо тебе большое. Поппи чувствует облегчение. Ему она доверяет. Всем сердцем. Возвращаться в спальню не хочется, несмотря на усталость. Она выглядывает из-за его плеча, смотрит, как он собирает смоковницу. Зевает и трёт глаза. — Поспи на кушетке, — говорит он. Поппи только вздыхает. Не хватало ещё, чтоб ей снова приснился кошмар и она начала кричать при нём. Она и так приносит ему довольно много хлопот. — Поппи, — он вдруг осторожно берёт её за руку. Его ладонь большая и тёплая, влажная от конденсата с листьев смоковницы. — Поспи. Я посижу с тобой. Она, не решаясь поднять взгляд, рассматривает полоски на его небрежно завязанном галстуке. — А ты почему не спишь? — Бессонница, — он пожимает плечами. — Решил позаниматься здесь монотонной работой, но всё равно ни в одном глазу… Поппи послушно позволяет увести себя на узкую кушетку. Кутается в мантию, но возле кушетки весьма своевременно появляется красный в клетку плед. — Аделаида предлагала мне сонное зелье, — говорит негромко. — Я не взяла. — Да и тролль с ней. Я тебе сам сделаю, — он садится на ковёр перед кушеткой. Поппи рассматривает его профиль в полутьме и отблесках огня из камина. Ей тепло и спокойно. Она почему-то уверена, что сегодня кошмары больше не приснятся.