Малышонок

Закрывая глаза этой ночью, Шарль знал, что его ожидает. Он наконец находился в объятиях человека, которого безудержно любил, он наконец смог побороть свой страх признания и сделать шаг на встречу чувствам. Но сможет ли Макс? Сможет ли он принять его особенность, из-за которой Леклер почти каждую ночь просыпался в холодному поту, крича во все горло. Одно и то же имя. Ему было семнадцать, когда это произошло. Жюль погиб, но не покидал его ни на секунду с того самого дня. Кошмар. Ностальгия. Просто общение. Каждый раз, когда Шарль закрывал глаза, он видел его. Каждый сон вот уже десять лет сопровождался присутствием его друга, его крёстного. Это мог быть обычный вечер на кухне за столом, где они обсуждали реальную нынешнюю жизнь Леклера, Жюль попросту давал ему советы: как лучше поступить во время гонки, как правильнее общаться или он твердил ему, что чувства — это нормально, и не нужно их скрывать. Это могло быть воспоминание из детства, где Шарль мечтал о будущем в мире автоспорта, а Жюль вторил, что он справится, он всё сможет, он добьется высот, потому что Бьянки безоговорочно верил в него. Всегда. Что бы ему ни снилось, исход всегда был одним. Шарль видел эту аварию. А после просыпался от собственного крика. И сегодня это произойдет вновь, он знал, что произойдет. И если Макс не сможет свыкнуться, принять эту его жуткую особенность — Шарль разобьется в щепки. Окончательно. Разум начинает погружаться, и в этот раз Леклер засыпает, боясь совершенно ни сна, который в очередной раз его уничтожит. А, возможно, жестоких последствий. — Малышонок, ты уже здесь? Парень оглядывается по сторонам, а после опускает взгляд на свои ладони. Так он проверял осознанность сна — может ли он им управлять или это очередное воспоминание. Шарль рассматривает свои пальцы, каждое кольцо, браслеты. Читает надписи на украшениях. Это определенно осознанный сон. Дверь в квартиру отворяется, и Леклер видит перед собой своего друга. Снова. — Проходи, чего ты стоишь? — Бьянки указывает рукой в глубь квартиры, и Шарль делает шаг, переступая порог, понимая, что примерно через пять часов, он проснется, слыша собственный адский крик. И это не остановить. — Привет, — парень разувается, снимает ветровку ярко-красного цвета и убирает её в шкаф. Леклер проходит на кухню, обращает внимание на горячий кофе и свежеиспеченную пиццу на столе и садится на свой стул. Он был уже в этом месте во сне, множество раз. Все происходило по одной и той же схеме, и после последнего куска пиццы, который Шарль всегда отдавал другу — у них начинался разговор, и лишь это каждый раз отличалось. Сегодня они обсуждали насущную проблему. Макс Эмилиан Ферстаппен. — Думаю, ты зря беспокоишься, — Бьянки делает глоток черного кофе и ставит чашку на стол, — Макс явно не из пугливых людей, малышонок, тем более любовь способна творить чудеса. Да и твои крики по ночам — не самый ужасный недостаток, — парень встает, роется в шкафчике и достает пачку печенья. Ух ты, что-то новенькое. — Если бы ты был каким-то жутким фетишистом, тогда можно было бы и задуматься, а так, — он улыбается и Шарль в очередной раз подмечает, как с каждым годом он все больше становится на него похож. Эту улыбку Леклер каждый день видел в зеркале, или на фотографиях, они с Жюлем были словно близнецы. — Но это же ненормально, — Шарль постукивает ложкой по столу, даже его раздражал этот звук, но гребанные нервы, — я ненормальный. — А что есть нормально? Кто вообще выводит этот критерий нормальности? — Но я кричу среди ночи, словно меня режут, Жюль. Каждый день я просыпаюсь от этого вопля, это точно не подходит ни под один из критериев нормальности, кто бы его не создавал. — И в этом нет твоей вины, малышонок. Шарль знал это. По правде говоря, в этом нет вообще чьей-либо вины, это просто… происходит. И он не знает, как это остановить. Что вообще способно всё это прекратить, и хочет ли он прекращать Шарль тоже не знал. Да, он видел аварию, и да это убивало его, но всё, что происходило до… Готов ли Леклер отказаться от общения с уже ушедшим из жизни, но по какой-то неизвестной ему причине каждый день присутствующем в его снах, родным человеком. Готов ли он отпустить его навсегда? Больше никогда не услышать этого голоса, этих советов. Способен ли он больше не быть «малышонком»? Шарль не знал, и, наверное, не хотел знать. — Послушай, малышонок, сегодня у нас очень мало времени, просто помни, я ни смотря ни на что всегда буду рядом. Даже если ты не слышишь и не видишь меня, даже если меня нет физически с тобой — я всегда наблюдаю. И я всегда помогу. — Парень встает со стула, убирает кружку в раковину, — Макс тебя любит. Я знаю это. Просто доверься ему и своим чувствам. А теперь, — Жюль подходит ближе, берет его за руки и смотрит прямиком в глаза. — Прости меня, я ненавижу это, но мне придется. И он вновь оказывается там. В Судзуке. Вновь ливень, эвакуатор, громкий удар. И крик. Его собственный душераздирающий крик, от которого Шарль подскакивает, хватая Ферстаппена за руку. — Эй, Шарли, — Макс тут же просыпается, нащупывает выключатель возле кровати, — всё хорошо, это всего лишь сон, — он обнимает парня, прижимая его к себе и поглаживая его спину, успокаивая, — всё хорошо, я здесь, — вторит он. Но только это был не просто сон. И не единичный случай. — Я с тобой, Шарли, всё хорошо, всё будет хорошо, — Леклер слышит это, и учащенное дыхание приходит в норму. Может, и в правду, пока он с ним. Пока они вместе — всё придет в норму. А даже если и не придёт, он будет здесь. Макс всегда будет здесь. — Он любит тебя, малышонок, я же говорил, — слышит Шарль где-то на задворках сознания. — Не уходи, пожалуйста, — шепчет он, — не бросай меня. Кому именно это было адресовано — Жюлю или Максу — он сам не понимал, но все, что его волновало — ответ. — Я всегда буду рядом, малышонок. — одновременно ответили двое. Голос в его голове и Макс Эмилиан Ферстаппен.