Нурарихён, времена древних

В незапамятные времена, когда людской разум всё ещё был слаб и уязвим ко всяким видам страха, когда вера их в нечто тёмное и безоговорочно превосходящие их самих, крепчала сама по себе, а сами они, будучи способными лишь в не затейливой форме противостоять злу, ни коим образом не скрывающим себя и лишь приумножающим свою силу, на Земле Восходящего Солнца начали образовываться первые кланы Онмедзе. Тогда они ещё не звались подобным образом, но до того момента оставалось не так много времени, как и до времён первородного ужаса, держащего род людской в истинном трепете пред тёмными существами мира Аякаши. В ещё более ранние века, ëкаи сосуществовали с людьми бок о бок многие тысячелетия. И те и другие были вынуждены идти на всяческие уступки и только так удавалось сохранять довольно хрупкий мир. И как бы это ни было странно но люди действительно принимали кровавые жертвы, а ëкаи всячески ограничивали себя не позволяя своим сущностям проявляться в полной мере, как того требовали их природные нужды. Ëкаи состояли на службе во дворцах, у знатных родов. Сами они тоже зачастую являлись важными господами мира сего предоставляя более важные роли сородичам дабы не пускать ко власти людишек и поручали им менее важные дела, назначая на низшие должности, но так было не везде и не у всех. Люди правили, могли передавать клановый герб от главы к наследнику. Конечно были и те кого обделил этот мир, однако то были как люди так и ëкаи. Одним словом притеснения существовали везде и всегда. Не имеет значение по признаку того к кому относишься или по социальному положению в обществе. В этом мире союз человека и ëкая не был редкостью, не являлся удивительным событием. Хотя порой это являло множество проблем что не имели никакого разумного разрешения. Ëкаи способны лишь раз познать вкус дивного чувства любви, и уж случись подобное, они уже никогда и ни за что не оставят свою половинку, однако же людские сердца изменчивы и непостоянны. Их век столь короток, что они способны множество раз познать вкус любви. Разной, не всегда удивительной, верной или прекрасной, но это всё равно рождало множеством дилем. Люди были склонны отказываться от слов, предавать или случись ëкаю им надоесть они уходили оставляя тех в одиночестве вариться в котелке собственных переживаний и эмоций. Не редко это заканчивалось для них смертью. От того ëкаи со временем перестали открывать свои сердца людям, предпочитая оставаться в одиночестве или же искали пару среди сородичей. Среди них ходили поговорки, легенды и молва призванная оградить от необдуманного решения. Люди же в свою очередь сочиняли истории о неприступности и холодности порождений тьмы, не в силах понять подобный подход к жизни. Вот он идеальный мир сосуществования. Справедливый коль того желает ваше сердце. Хороводы ëкаев, походы, сражения. Людские праздники и песни, стихи, удивительные культурные творения: картины, вазы, длинные полотна с тончайшей вышивкой искрящейся златыми нитями и драгоценными жемчужными камнями описывающими жизненный уклад. А каковы же наследия архитектуры. Уходящие к небу дворцы с резными стенами, изящными росписями, фонарями освещающими непроглядную ночь. Церемониальные врата очищения обличившиеся алыми красками жизни. Сады приводящие в восторг ценителей уединения и созерцания прекрасного в размеренной прогулке. Столь дивный мир и сколь печален, омерзителен конец сей поры цветения буйной жизни двух миров так тонко переплетенного воедино. Всего одно событие, одна лишь жизнь отнятая забавы ради, в бездумной жажде новых ощущений. Хотя смотря на дни прошедшие, решение принятое в агонии потери не верно, не таков исход быть должен. И реки крови пролившиеся в год тот, ознаменовали тёмные времена поглотившие весь мир и ввергшие в пучины ада сотни тысяч жизней человеческих. Примерить два мира вновь так сложно. Невозможно. Однако… — Возможно этот Нурарихëн действительно на что-то способен? Годом раннее. — Госпожа! Госпожа! Девчушка ростом едва достигшая пояса взрослого мужчины неслась по коридорам совершенно позабыв о всяких правилах приличия. Служанки почти не успевали расступиться дабы освободить путь маленькой особе, так сильно спешащей этим ранним утром. — Ох! — Ах! Одна из неуклюжих и довольно-таки неповоротливых дам оступившись почти готова была завалиться назад и пролететь вниз точно несколько метров. К счастью лицезреть это неприятное происшествие никому не пришлось, в силу спешного вмешательства прогуливающегося до этого момента высокого господина, который к слову и являлся неожиданным переполохом. Тем временем мелкое, проблемное существо успешно добралось до места своего срочного назначения. Без всяких церемоний, она самым наглым образом отварила створки сëдзи, с грохотом припечатав их к противоположной стороне. — Госпожа Абе!!! Прибывающая до этого момента в тихом уединении нарушающим разве что присутствие верной служанки по правую сторону, статная лисья госпожа причесывала свои длинные смольные волосы. Лицо отражало крайнюю степень печали и тоски. Громкое вторжение в её личные покои этим слишком солнечным ранним утром не сколько ни улучшило её расположение духа, едва не усугубляя его. — Кумари, есть ли хоть малая вероятность того, что твои жалкие объяснения смогут развеять моë раздражение? — лисица сомкнула крепко очи дабы оградить глаза от ослепительного света яркого солнца проникшего следом за распахнутыми сëдзи. Руки до хруста сжались вокруг изящного гребня украшенного камнями, что устремились вниз по стройному кимоно, оборванные грубым обращением своей хозяйки. — Ах… Прошу прощения моя госпожа! — маленькая лисичка упала ниц прижав голову к полу покрывая её сверху руками. — Можешь быть ещё более громкой, если так торопишься расстаться с жизнью, — служанка покорно опустившая голову и согнувшаяся в едва заметном поклоне на мгновение выпрямилась дабы умерить пыл сослуживицы, приподняла подбородок, несколько раз моргнула, а затем вернувшись в прежнюю уважительную позу засеменила маленькими шагами обходя свою госпожу и закрывая ту от яркого свечения. Плавные, элегантные движения изящных рук в мгновение собрали оторвавшиеся от сородичей драгоценные камушки. Скорость, образ и правильность выполнения всех действий выдавало в ней довольно-таки опытную и явно привелегерованную в данном месте особу. — Ах, Цукикамори, не будь так строга, — госпожа приложила руки к лицу, растерла глаза, немного сощурилась но в конце концов была готова вновь взглянуть на прибывшую так поспешно служанку трясущуюся в приёмной зоне гэнкана, — только глянь как испугалась детка. Девушка аккуратно поднялась незаметно забрав с собой гребень для починки, вернулась на место подле своей госпожи, метнув беглый взгляд на изводящуюся в смертном ожидании служанку. — Новоприбывшая. Ещё ничего не знает, не умела и порядкам не обучена — отчеканив каждое слово, она сново устремила взгляд только теперь на свою госпожу. Она долгое время прибывает в приотвратительном расположение духа. Не то слово, не тот шаг, не та мысль и даже личной служанке непоздоровиться. По крайне мере именно это отображал её лик в данный момент, от того она выдержав нужной длинны паузу продолжила, — однако незнание не освобождает от ответственности. — Ммм… Ты права. Как бы нам её наказать. Маленькая кицунэ была готова раствориться в воздухе только бы не выносить адских мук. Сжавшись в маленький комок, она подобно одинокому лепестку терзаемому нагрянувшей столь внезапно бурей трепетала в первородном ужасе. От нахлынувшего разом чувства опасности и возможной смерти, она совершенно позабыла о цели своего вторжения приведшего её в подобное плачевное положение. — Матушка тебе совсем ни престало подобное поведение. Тем более в день моего прибытия, — высокий мужчина явился из-за поворота, всё тем же прогулочным, едва слышным шагом прошествовал внутрь покоев не удосужившись хотя бы ради приличия разуться пока находился в гэнкане, — а ты Цукикамори, её совершенно не одергиваешь. — Да что вы, разве мне по праву подобная дерзость, — голова её склонилась явно ниже прежнего. — Сказала она, — господин весело прищëлкнул языком располагаясь возле своей осчасливевшейся в миг матери. — Сэй Мэй, мой дорогой сын! — госпожа лиса бросилась крепко обнимать своего горячо любимого сына. Нежно поглаживая по голове, она лелеяла своё дитя. Впервые за долгое время лицо её озарилось счастливой улыбкой, глаза изогнулись наполняясь искрящимся чувством искреннего удовольствия, — Цукикамори, давай, давай! Неси сладости, лучшие явства! Пригласи танцоров, пускай прекрасные дамы своим песнопением наполнят стены этого чахлого поместья! — Матушка, не стоит так торопиться. Это еще успеется, к тому же у меня есть подарки для тебя— рука в заботливом жесте опустилась на материнское плечо, — и как не странно но и для твоей верной служанки кое-что нашлось. — Сэй Мэй, ты столь заботлив. Не стоило так утруждать себя. Наверняка несколько дней провёл в поисках достойных вещиц. Лучше бы провёл эти одинокие дни у ног своей матери нежели в дали и утомительном странствие. Всё с той же грацией и достоинством, служащая совершила несколько поклонов. Отдала дань уважения гостю, госпоже затем устремившись к выходу одела гэта. Обойдя провинившуюся и всё так же томящуюся в ожидании наказания, Цукикамори была намерена выполнить каждое из предписанных ей только что указаний. Вот только у прибывшего господина были иные мысли на этот счёт. — Постой ты, не беги. Ты не расслышала меня? — взгляд лениво обратился к скукоженному нечто валяющемуся в гэнкане, — она вон пускай опыту набирается. Оставь это на неё, а коль не справиться тогда уж и мелочиться с наказанием не стоит. — Но господин, позвольте. Она не сведает в укладе здешнем. Только прибыла, ничему не обучена, и даже не назначена никуда. Ею должны заняться со дня на день. — Оставь это, не забивай моему мальчику голову. Зачем ему подробности, просто разберись со всем сама. — Матушка, — брови резко собрались вместе, губы неровной линией изогнулись давая понять о раздражение, — сказал же, пускай то не аккуратное чудо занимается работой. У меня есть более важное дело к нашей не наглядной кицунэ. Цукикамори хмуро глянула на кицунэ у своих ног. Качнула головой как бы говоря той убираться поскорее. Лисичка медлить не стала, подобралась вся и мигом умчалась ни сколь не раздумывая воспользовавшись старшей по званию словно та её щит. — Позвольте узнать что за дело мне будет доверено. — Подарок, — тактично поправил Сэй Мэй, — но за него с тебя будет спрос. — Я его у вас не просила. — Конечно. Тогда считай что это вещица которую я тебе временно доверю исключительно ввиду моей глубокой признательности за всю когда-либо проделанную тобой работу. У тебе нет права отказываться от неë, — довольно выпрямившись, ещё раз прищëлкнул языком продолжив, — дитя, поди сюда. В гэнкан протопало маленькое создание. На вид этой малышке нельзя было дать более семи лет. Растрепаная, местами побитая и потасканная. Первое что на ум пришло Цукикамори, так это мысль о побитой собоченке, не имеющей хозяина. — Словно одинокая дворняга утратившая господина, — глаза его довольно сощурились и будто бы наполнились приятными одному лишь ему воспоминаниями— что-то мне это напоминает, ты так не думаешь? — этот голос имел вызов, и в тоже время осторожный вопрос. Цукикамори медленно осмотрела силуэт. Прошлась изучающим взглядом стараясь разглядеть нечто заставившее самого Абэ Сэй Мэя притащить нечто бесполезное за собой. Взгляд всё блуждал и блуждал, не в силах обнаружить то самое удивительное в этой заморашке. Некая кицунэ, не отличающаяся ничем особенным от множество сотен других подобных. Однако стоило той робко повести головой, скидывая грязную копну волос в сторону, кицунэ высунула своё маленькое перепачканное личико являя его всем. — Ты! Ты же.! — девчушка рухнула на пол рядом с удивленной служанкой, цепляясь за подол её кимоно. Слезы градом полились из её сияющих синим глаз. Казалось надежда внутри этих огромных зерцал вновь разожглась негасимым пламенем. Даже ужас пережитых дней наполненных нескончаемыми страданиями направленными на лишение всякой воли, сил и гордости отступил уступая своё место вере в лучшее. Цукикамори покрылась холодным потом. Ужас на мгновение заполнил её тело от головы до кончиков палец на ногах. Боль, столь отчётливо пронзила сознание лишая её даже способности дышать. Казалось впусти она необходимый воздух и он обязательно обернется жгучей бурей опаляющей лёгкие и сжигающей прочие внутренности во прах. — Я могу её забрать? — не дожидаясь пока та пролепечет что-то несвязное, Цукикамори взяла себя и ситуацию под контроль дабы не рухнуть сию же секунду. — Конечно, я привёз её для того чтобы передать под твою опеку. Уверен ты как никто другая среди кицунэ, сможешь ею правильно распорядиться, — он пригубил чай из тявана хищно глядя глаза в глаза с той что с силой сжала край содэ кимоно. Цукикамори ещё раз поклонилась, вырвала подол кимоно из грязных рук попутно с силой хватая за одну из них кицунэ, и вышла прочь несясь на всех парах в свои покои. Её кровь кипела, голова гудела от количества и объëмности мыслей. Злость пробирала её до самых глубин заставляя едва ли не трястись. — Отпусти! Отпусти меня! — девчушка с грохотом шмякнулась на пол едва не отбив себе мягкое место, — ты, как ты можешь? Ты же Цукай! Ты лиса Мëбу с божественной сущностью! Твоя обязанность служить нашей богине Инари и быть её Цукаем! Как смеешь служить каким-то жалким Ногицуне?! Былые чувства породившиеся при первой встречи угасли стоило той осознать происходящие вокруг получше. Малышка была жалкой, ревущей и совершенно одинокой в своём горе. Сопли потекли стройными ручьями, слёзы проредили парочку дорожек на щеках смазывая грязь пуще прежнего. — Не плачь! Цукикамори неожиданно даже для себя рявкнула чрезмерно громко. Её брови сошлись вместе образуя несколько аккуратных складок на лбу. — Можешь думать что хочешь, говорить что пожелаешь. Злись на весть этот мир, хоть умри здесь и сейчас! — речь её громкая заставила кицунэ замереть смиренно внимая каждое слово выпаленное явно в пылу охвативших разгоряченный ум эмоций, — Только вот ты совершенно ничего этим не изменишь! Ты еще ребёнок, возможно совершенно не имеешь понятия о некоторых вещах и это даже к лучшему. Но ты умрёшь, понимаешь! Они могут это сделать, в отличие от ногицуне наши жизни зависят от иного. С силой смежив веки, до образования цветных пятен, она разомкнула их, следом руки подтянули костлявое тельце вверх заставляя подняться. — Но если выживешь, появится шанс что-то изменить. Возможно даже отомстить. Но для этого тебе нужно принять решение. Сейчас. Достав белоснежный платок из глубинного кармана вшитого внутрь содэ, Цукикамори аккуратно, почти невесомо протерла заплаканное лицо. Опухшие глаза, губы подрагивающие едва не раскрывающиеся для того что-бы вовсю разрыдаться. Голова несколько раз опустилась, поднялась. Кицунэ находилась в метаниях своих измышлений. Противоречия жизни были сильны и чрезмерны для подобного ребенка. — Но они ногицуне… Это так унизитель… — Вспомни ту боль, вспомни через что прошла. Уверена, ты такая потрепанная не из-за того что несколько раз подряд споткнулась по пути в поместье. Зачем тебе умирать просто так, неужели жизнь Цукая подобна грязи у ног этих самых ногицуне? Цукикамори тошнило от сказанного ей. Откровенная ложь во спасение. Продлить ничего не стоящую жизнь не сложно когда это ребёнок. Скажи слащавую речь спасителя, да так чтобы звучало убедительно даже для себя самого. Голос погромче, не дай вставить ни слова, заставь задуматься о выборе меж смертью и жизнью. Дай веру будто бы ничтожный червь способен вершить собственную судьбу самостоятельно, что для этого необходимо лишь немного подождать дабы все старания и усилия окупились. — Хорошо, я тебе верю… — кицунэ робко протянула руку, вкладывая её в тёплую ладонь прекрасно улыбнувшейся Мëбу. Мерзко. Отвратительно и невыносимо. Это маленькое создание так быстро сдалось откровенной лжи, только бы наконец почувствовать себя в безопасности. — Ну что с тобой делать, — Цукикамори старательно держала доброжелательность на своём лице приправленную милой, спокойной улыбкой. Она прекрасно понимала почему эту кицунэ доставили в поместье и передали лично ей в руки. Очередное напоминание о её ничтожности. — Цукикамори сан! Кумари ни с чем не справляется, пожалуйста помогите нам иначе нас всех накажут! Молю вас! — раздалось взволнованное восклицание выведшее из транса раздумий. Несколько служащих вышли из-за спины самой смелой, решившейся подать голос. Они смиренно склонили головы повторив несколько раз молебные слова, словно мантру. Их руки нервно дрожали, а ногти на пальцах едва ли не впивались в кожу. — Эх, не могу же я так всё оставить. Кумари разворотить там всё без надсмотра, — метания вполне оправданные, однако оставить маленькую и без защитную кицунэ вцепившуюся в её руку словно та могла уберечь её ото всех бед, Цукикамори просто не могла. Особенно после всего того, что она ей только что наговорила. — Вымойте её, — скомандовала главная служащая, — переоденьте во что-то более подобающее и накормите. Я пока займусь Кумари и её беспорядком. А вы как выполните поручение приведите её ко мне, после я дам дальнейшие распоряжения, — смерив выдохнувших с облегчением служанок оценивающим взглядом Цукикамори строго добавила, — будьте с ней осторожны и внимательны. — Конечно конечно Цукикамори Доно! — Разве может быть иначе. — Как мы можем быть недостаточно внимательны когда нам даёт поручение сама Цукикамори Доно! Стоило мне позаботиться о их некомпетентности как служащих взяв на себя некоторую ответственность, так сразу стала Доно? Какое лицемерие. — А с тобой я не могу остаться?! — настороженность и взволнованность читались в каждой частичке её тела. Расстаться с единственным кому доверяешь было сложно для ребёнка, но на данный момент просто необходимо. — Не переживай, тебе они не навредят. О тебе немного позаботятся и сразу же приведут обратно. Ко мне, — уточнила Цукикамори с нежностью в голосе. Служанки суетились медленно уводя маленькую лису. Она всё время оборачивалась, пытаясь свыкнуться с новой реальностью. Ей было сложно, больно и невыносимо тоскливо. Страшно. Однако силуэты маленькой кучки собравшейся вместе становились всё менее заметны, пока окончательно не пропали из виду. — Эх, — тяжёлый выдох невольно вырвался из лёгких. Хотелось остановиться и на мгновение перевести дух. Только вот промедление могло строить некоторых жизней. И к сожалению они лежали бы непомерно тяжким грузом именно на её плечах. Следовало спешить, не жалея собственных сил. Весь оставшийся день Цукикамори прошёл в заботах о прибывшем господине и его благоустройстве в поместье. Покои, еда, служанки, одежда. Всё это требовало чёткого контроля с её стороны, как самого опытного служащего знающего господские предпочтения. Ведь она единственная кто продержался больше года. Именно Цукикамори служила уже на протяжении века, госпоже Абэ Кудзунохе являющейся его матерью. И лишь одна она была той, кто знала её истинную личность именуемой — Хагоромо Гицуне. Служащие не задерживались в поместье более чем на пять лет, а некоторые исчезали спустя всего год службы госпоже Абэ. Это не привлекало внимания по причине тщательного сокрытия данного факта господином Абэ Сэй Мэем. Это не столь трудно когда при дворе императора занимаешь должности мастера астрономии, управляющего императорской кухней, смотрителя левой половины столицы и хранителя провинции Харима. Такому могущественному ханьë как он, не может быть в тягость подобная мелочь. Так же как и удержание какого-то цукая мëбу, забавы ради. Что-бы не происходило, какие бы кровавые события не разворачивались, она была единственной оставшейся свидетельницей. Она знала абсолютно всё, и это было отнюдь не упущение со стороны господ. А способ держать её за самое горло не давая ни на секунду забыть о висящей на грани жизни и смерти душе. Становясь хранителем чужих тайн, ты либо мгновенно умираешь, либо принимаешь роль живого мертвеца так же становясь бледной тенью тех чьи тайны хранишь. И дышишь лишь только от того что они так пожелали. — Погодя немного подай вечерний чай. Так же распорядись о назначении нескольких… Симпатичных служанок. Не высокого роста, с короткими тёмными волосами. Они должны быть умеренного телосложения, не слишком тощими, но и не пухлыми. — Ах, Цукикамори сан, позвольте спросить вас к чему подобное распоряжение? Цукикамори сверкнула недовольным взглядом в сторону вертящейся в разные стороны Кумари. — Если я даю подобное распоряжение, единственное, что тебе следует знать так это как исполнить его, — она взмахнула подносом аккуратно шлëпнув кицунэ по плечу, — излишние любопытство чревато серьёзными последствиями. — Ну-ну, старшая служащая не должна быть настолько пугающей! — она скуксила лицо, недовольно потирая ушибленное плечо. — Довольно, мне пора. Исполни в точности предписанное мной к вечеру. Если в этот раз сделаешь всё правильно, то о тебе замолвлю словечко. Цукикамори произнесла последнее с надеждой на то, что проблемная лиса хотя бы в этот раз поведёт себя исполнительно, а если же оплошает как и во всё прочие разы, то большее наказание которое та получит, тау это увольнение. Подобное можно расценивать лишь как манну небесную, ведь сбежать из этого места довольно сложно. — Ааа, я завидую вам! — промямлила с недовольством в голосе, — вы единственная кто может покинуть поместье когда вздумается! Вы больше остальных позволяете себе, близки с господами и от того у вас много привилегий, да разве это справедливо? Вот же! Цукикамори привыкла к подобным недовольствам со стороны младших служащих. В начале своего пути личной служакой госпожи Абэ, она имела честь натерпеться. Издевательства, зависть, вечные перебранки. Это выматывает, лишает сил, морально истощает приводя в упадок. — Прослужи с моë этой семье, и тогда возможно тебе не будет казаться подобная мелочь привилегией. Она взяла несколько бенто, кошелёк наполненный до верху золотом и дорогие на вид побрякушки, замотала их в узелок и одела его на плечи. Этим вечером она покинула поместье на срок нескольких дней. Это было то малое, что ей позволяли. Единственна отрада души. Этим вечером в главной зале резиденции госпожи Абэ. — Цукикамори стала слишком смиренной, не находишь это странным матушка? Сидящая рядом госпожа Абэ хитро улыбнулась. Она ни как не могла наглядеться на сына, от того почти не отходила от него с тех пор как он ступил на порог её поместья. — А разве это плохо? Она хорошо делает свою работу, и самое главное перестала доставлять хлопоты. Она миленькая, и личико у неё не заурядное. Такая хрупкая и стройная, словно цапля. Созерцание нечто прекрасного каждый день заставляет меня хоть иногда улыбаться, а она в последнее время хорошо трудиться и более не творит глупостей. — В какой-то степени ты права, матушка, — Сэй Мэй прокрутил в своих руках тяван рассматривая нарисованный на нём тонкой каллиграфичной кистью кипарис, — но иногда смирение принимаемое нами, может обернуться затаившейся угрозой. Хагороме Гицуне лёгко махнула рукой подавая знак для начала подготовленного заранее представления. Несколько прекрасных гейш проплыли лёгким шагом ступая аккуратно, почти не слышно. Их танец был призван заставить зрителя забыться и окунуться в чарующий мир прекрасного. Пока двое господ созерцали прекрасное, несколько служанок вошли в зал. Они немедленно обступили господина Абэ с обеих сторон покорно склонив головы в ожидании. — Это дитя так заботливо, — озорно подметила госпожа Кудзуноха, — заботиться даже о таких тонкостях. Ничему не ускользнуть от взора преисполненого временем и опытом служащего. На это раздался лишь безэмоциональный вздох. Ему не было интересно находится здесь. Единственное, что останавливало его от занятия собственными планами, так это мать нежно хлопочащая над ним. Только вот даже это начиналось раздражать. В особенности её напористость, а так же свойственное ей пересечение границ нравственности в отношении его личной жизни. — Матушка излишне печется об этом сыне. — Ох, я конечно до безумия люблю тебя, однако тебе не нравится когда я в подобное вмешиваюсь, — раздался лёгкий смешок, — как уже и сказала, это всё чрезмерно заботливая служащая. Хотя раз она моя личная служанка, то полагаю, я несу некоторую ответственность за её действия, так что можешь ругать меня. Рука подносящая тяван к устам дрогнула. Лицо лишь на миг, но потемнело окрашивая строгие, но привлекательные черты лица недовольством. — Вот как, — его голос казался обычным, однако на деле он был готов взорваться от возмущения, — Не думаю что матушке нужно отвечать за подобное. Эта строптивая служащая не обладает и каплей уважения ко мне. От чего же служанок, она могла сразу Юдзë послать ко мне. — Ох, ты злишься? — Нет, с чего бы, — он окинул взглядом покорных девушек в глубоком поклоне, — мне нужно её поблагодарить за заботу. Где же она, пригласите сюда. Несколько стоящих на подхвате служанок, нервно оглядели друг друга. Одна из них была вынуждена держать ответ перед господами. — Госпожа, господин, — девушка боязно вышла вперёд прочих, — сегодня день, когда главная служащая покидает поместье ровно на неделю… — Что? — Сэй Мэй от удивления почти уронил тяван. Его удивлённые глаза сразу же переместились на лицо матушки, вопрошая ответа, — как подобное вообще возможно? Та выдохнула подозревая, что об этом маленьком попущение всё же станет известно. К сожалению, она совершенно забыла, что неделя которую, Хогоромо Гитцуне выделила для Цукикамори, уже подошла. От того не смогла как следует подготовится. — Что же, это маленькое потворство и привелегия. Разве не принято поощрять за хорошую службу, тем более на протяжении стольких лет, она трудилась не покладая рук. Абэ Сэй Мэй слишком резко поднялся почти опрокидывая подолом своих одежд, поднос стоящий напротив него. — Как только она вернётся, направите немедленно ко мне! Сёдзё с несвойственным скрипом ударились о стены, служащие сжались, а поместье наполнилось гнетущей атмосферой надвигающейся беды. — Ах, стоило всё же скрыть данный факт… Тем временем, на другой стороне города бурной краской расцвело веселье, счастье и радость. Сегодня праздновалась Танабата. Небо было невероятно прекрасно, усеяно тысячами звёзд, что сиянием своим могли затмить даже солнце. Однако луну они дополняли своей красотой и невероятной притягательностью. Это была ночь обакэ. Ночь что чествовали ëкаи. — Это за сегодня, — девушка протянула несколько золотых монет владельцу праздничной палатки, — а это за все прочие дни когда он ел бесплатно. — Что-ж, пока вы платите всё хорошо, и как этому мелкому ëкаю только так свезло? Цукикамори лёгонько рассмеялась прикрывая содэ, неприлично большую улыбку. — Друзьями стоит дорожить. Что поделать если этот друг такой пороблемный? — А тебя никто не просит платит за меня, — пробурчал нечто не связное нагло развалившейся ëкай что-то уплетающий в очередной раз, — ты сама тратишь в пустую деньги. Девушка развернулась на одних пятках гэта, оторвала от лица руку и поставила болючий щелбан прямо в центре лба. — Нурарихëн, ты не должен воровать еду у сородичей.