Просвет

Смена закончилась с час назад. Жан курит очередную сигарету под козырьком, пока идет дождь. Стена ливня пришла с запада и висит ровно над участком. Жану кажется, что за фабрикой небо чистое. Гарри утверждает, что Ревашоль — живой, и Жан с раздражением стал замечать, что теперь злится на город с его дождем почти как на человека. Почти как на самого Гарри. Хотя тот тоже просто был — злись на него, не злись. С ним ничего нельзя было сделать, и не нужно было. Гарри перестал пить, потому что перестал. Сезон поменялся, постарался ли Кицураги — это не важно. — Ты еще тут? — показывается в дверях Жюдит. — Что там опять? — Конечно, Жан ждет, что снова что-то случилось. Но нет, Жюдит всего лишь сама собралась домой. — Думала, ты в кои-то веки без переработок. — Я просто стою, — он озвучивает очевидное. Она мягко вздыхает, но не комментирует, набирает в грудь воздуха, чтобы нырнуть в дождь и добежать до ближайших деревьев. — Плащ дать? — вырывается у Жана, потому что она уже выглядит замерзшей. С утра было тепло и солнце, все на радостях оставили верхнюю одежду дома. Жан запасливо забыл свой плащ в участке в прошлый раз. — Тебе дальше бежать, — улыбается Жюдит. — До завтра, Жан. И убегает к деревьям. Он поджимает плечи, будто сам мокнет, глядя на нее. Сигарета не успевает закончится, когда к участку подъезжает «Кинема». Гарри что-то обсуждает с Кимом, улыбается во все бакенбарды. Вообще-то этого не видно, когда они уходят из-под света фар, но Жан и не видя, знает. Кицураги быстро проскальзывает внутрь, махнув рукой, а Гарри продолжает радостно мокнуть. Под козырек специально не встал, хотя места достаточно. — Привет, Вик. — Виделись. Гарри мнется, готовится что-то сказать. Жан думает — сигарету попросит, пока лейтенант не видит. Но Гарри молчит, оглядывается, сдувает капли, скопившиеся на усах, и они летят ему в нос, он отфыркивается. Жан усмехается и снова смотрит в деревья. Жюдит давно скрылась во дворах. Видно только, как в облаке фонарного света воздух дребезжит от дождя. — Мы-ы… — наконец тянет Гарри, и Жан еле сдерживается, чтобы не закатить глаза на это «мы», так и не привык. — Мы собирались посидеть у меня, поиграть в «Сюзеренитет». — И осторожно интересуется: — Хочешь с нами? Жан собирается дежурно соврать про «много бумажек» и это вот все, но Гарри его опережает: — Давай, Вик, смена закончилась, и все равно дождь. А если пойдешь с нами, тебя потом Ким до дома подбросит, если лить так и не перестанет. Лучше же в тепле ждать, чем тут. — И Гарри показывает на козырек, хотя ему самому очевидно вообще все равно, где ждать. С носа капает. Кицураги вернулся, скрипит дверью, выпуская наружу поток теплого воздуха. Он взглядом интересуется у Гарри — ну как? И Жан догадывается, что это они и обсуждали от мотокареты и до подъезда. Гарри был непривычно тихий. Сговорились за спиной, значит. — Не люблю игры, — говорит Жан, что-то имея в виду. Но Гарри продолжает уговаривать, пока Жан не сдается. Только потому что дождь. Не потому, что идти домой все равно нахер не сдалось, ни сегодня и никогда.

—

В квартире у Гарри чисто и пахнет чем-то лесным. Он не закрыл с утра окна, и теперь под каждым из них натекло по луже. Гарри суетливо бежит за тряпкой, тут же бежит обратно, потому что забыл снять обувь. Ставит туфли рядышком и убегает снова. Жан смотрит на Кима, и тот лишь пожимает плечами, снимает почти не намокшую куртку. Спустя беготню Гарри по разным поводам — подушка, чайник, о, точно, да, «Сюзеренитет», — стол готов к игре. К этому времени Жан уже устал терпеть ненавязчивый взгляд Кицураги и напряженное молчание под звук топота по всей квартире. Они сидят, и понятно, что всем неудобно. Все устали как сволочи, и самое глупое — здесь и правда тепло и уютно, гораздо лучше, чем в квартире Жана. — Вы раньше уже играли? — спрашивает Кицураги. — В «Сюзеренитет»? Жан откашливается. — Нет, в это не играли. — И тянется за сигаретой. Гарри тут же вскакивает и приносит пепельницу. Жан даже прикурить не успел, едва нашел зажигалку. Он говорит «спасибо», но думает только о том, каким нахрен образом лейтенант так вымуштровал Гарри всего за несколько недель. Перевод в участок и то больше времени занял. — Ким, можно? — Гарри поглядывает на пачку, оставленную на столе. — Не обязательно каждый раз спрашивать, Гарри, — с тонкой улыбкой в голосе отзывается Ким. Но кажется, он совсем не против, чтобы его каждый раз спрашивали. Жан про себя отмечает, что одна вещь не поменялась: у Жана Гарри так и не интересуется, можно ли бесконечно стрелять сигареты. Ким объясняет правила, но Жан не слишком вслушивается. Смотрит, как Гарри закуривает. Как Гарри выпускает дым в другую сторону от лейтенанта. Как Гарри морщит нос, когда дым попадает в глаза. Как он смотрит на Кима и не выдыхает — пускает дым поглубже и хочет задержать в себе навсегда. Кажется, Гарри затягивается не ртом, а глазами. Не дымом, а тем лесным запахом, который теперь здесь поселился. И еще кажется, что у Гарри светятся легкие. Он так надолго зависает с этим блаженным взглядом, что кажется, ему и дышать-то теперь не обязательно. У него есть Ким, и это все, что засранцу нужно для жизни. Для счастливой жизни без запаха алкоголя. Зачем здесь вообще Жан? Он чувствует себя так, будто происходит что-то слишком интимное для чужих глаз. Ким объясняет правила ему, но иногда поглядывает на Гарри. И тогда в его глазах тоже мерещится что-то. Не свет, просто что-то. Гарри замечает взгляд и кивает в сторону — слушай, что говорят умные люди. Правила это важно… Но Жан продолжает смотреть в зелень глаз и облако света в груди. Воздух дребезжит, как дождь под фонарным столбом. От взгляда Гарри в голову лезут странные мысли. Очень странные. И продолжает казаться всякое. Жан не выдыхает дым, а вздыхает, прикрываясь курением. Он так делал с первой затяжки. Может быть, этого достаточно? Сидеть в тепле, когда снаружи дождь и живой город. Видеть как Гарри светится… просто светится рядом, ничего не обещая, ни за что не извиняясь. — Ясно, лейтенант. — Жан прерывает затянувшиеся инструкции, поднимаясь со стула и затушив сигарету. — По ходу еще разберусь. — И идет в туалет, включает там воду, чтобы было не слышно, как он достает пузырек из внутреннего кармана, глотает вторую за день таблетку. — Хорошо, Гарри, давай поиграем, — говорит Жан зеркалу, подозрительно чистому. Зеркало кажется чужим без плевков зубной пасты и осадка от грубой воды. «Даже не битое», — хмыкает Жан и возвращается в комнату. Может быть, в конце вечера они покурят все вместе.