Просто Гарри

Гарри Джейн Поттер всегда говорили, что она ненормальная. Казалось даже, что с самого рождения. Дядя повторял это тогда, когда порол Гарри всего лишь за то, что она испугалась и рядом взорвалась ваза. Вернора не останавливали ни жалкие попытки оправдаться, объяснить, ни слёзы девочки, как и то, что ей было всего три с половиной года. И то, что эту вазу уже сегодня собирались выкинуть, при наказании тоже в расчёт не бралось. Тётушка упорно твердила о её ненормальности и отвешивала очередной подзатыльник (весьма сильный, несмотря на тощую фигуру Петуньи), когда Поттер обжигалась во время готовки, а тарелки, ложки и сковородка взмывали вверх. И её не волновал сбивчивый лепет малышки и испуг в огромных зелёных глазах. И то, что четырёхлетняя девочка чисто физически не может нормально готовить на плите — ну не дотянуться ей — полностью нормальную миссис Дурсль не интересовало от слова 'совсем'. Дадли постоянно дразнил Гарри, называя её «ненормальной ведьмой», и с противным смехом запирая рыдающую малышку в тёмном шкафу, за что рыжей крупно влетало. Ему было не важно, что она слабее и как-то не по-мужски обижать девочек. Младшему Дурслю доставляло удовольствие издеваться над более слабой Поттер. В школе её задирали одноклассники из-за растрёпанных волос, склеенных очков и одежды не по размеру. А то, что за всю жизнь у Гарри не было расчёски и своей одежды, а очки заставляла носить тётка — так кому это важно, попытки пояснить это одноклассникам всегда заканчивались очередными насмешками и даже ударами. Ведь издеваться над слабой — что может быть лучше? Очевидно, ничего. И если мальчишки просто равнялись на Дадли, то девочки лишь завидовали необычной, вечной и неизменимой (что бы с ней не творили, даже вся покрытая гематомами и мелкими порезами — от удара пролетела по лестнице и пробила собой окно — она была прекрасна всегда), красоте Поттер. Её рыжие волосы, пусть и растрёпаные, огненным водопадом спадали по узким плечам — тётушка ни разу не смогла их отрезать. На худом бледном лице потусторонним светом горели зелёные глаза, а кроваво-красный цвет всегда искусанных губ подчёркивался аристократической — иногда переходящей в болезненную — бледностью. Красивая — по-странном, как и все в Гарри — линия молнеобразного шрама, всегда покрытого лишь тонкой корочкой алой крови, придавала образу Поттер какую-то загадку, таинственность. И вся эта красота порой пугала своей потусторонностью, но вызывала зависть, а от того и злила, вызывая желание испортить Гарри, забрать её красоту, заменив фиолетого-чёрными синяками и кровоподтёками. И напомнить «выскочке», что она лишь «ненормальная Поттер». Девочка жила с постоянными напоминаниями о том, что она неправильная, уродка. И поэтому неудивительно, что когда великан, вторгшийся в ветхий домик на острове ровно в 00:00, сказал: «Ты ведьма, Гарри!», Поттер предпочла ответить: — Но я ведь Гарри…Просто Гарри… — просто боясь очередных ударов и насмешек. Она не хотела получать лишь з странности, происходящие не по её вине. И потом повторяла эту фразу всю жизнь. И в «Дырявом Котле», когда все люди говорили, как ждали встречи с ней, как они восхищаются Девочкой-Которая-Выжила. И в «Мантиях на все случаи жизни», когда симпатичный беловолосый мальчишка спросил её имя. И в вагоне алого поезда, когда уже другой мальчик, рыжий и неопрятный, представился Роном Уизли. И когда лохматая шумная девочка стала тараторить о подвигах Девочки-Которая-Выжила, которые описываются в какой-то там книге. И снова. И снова. И снова. Она действительно считала себя простой, и хотела такой же спокойной жизни, как у других. Но ей не было дано выбора. Когда на первом курсе Квиррел-Воландеморт заявил, что хочет её убить, потому что она опасна, Поттер растерялась и ответила: — Но ведь я Гарри… просто Гарри… — а потом вдруг учитель, лишь притронувшись к девочке, стал жутко орать и рассыпаться, а в её голове все так же крутилась эта фраза. И на следующий год, когда странное существо, домовой эльф Добби, восхвалял Гарри, она тоже пыталась объяснить ему эту фразу. И Джинни Уизли, младшей сестре Рона, которая заочно сделала Девочку-Которая-Выжила своим кумиром. А в ответ на попытки объяснить Уизли обиделась, считая, что легендарная Поттер просто не хочет с ней дружить. И когда Локхарт заявлял, что она жадная до славы, когда Драко Малфой сказал тоже самое, добавив, что она «глупая полукровка, которая считает себя центром вселенной» — он так и не простил отказа от дружбы, сделанного не нарочно, просто из боязни прикосновений. А Гарри старалась, честно старалась заставить всех понять, что она не героиня. Ходила к Дамблдору со своей догадкой относительно места нахождения Тайной Комнаты, просила его пойти спасать Джинни, а на все уверения, что именно она должна победить зло, отвечала уже коронной фразой — «Но я ведь просто Гарри» — в которую искренне верила… а потом очнулась уже в самой Комнате, с прокушенной василиском рукой и трупом самого этого змея, с мечом Гриффиндора и Фоуксом, глядящим на неё с невероятной грустью и болью. На третьем курсе, когда мистер Уизли убеждал её не ловить и не искать преступника, Поттер рьяно соглашалась, радуясь, что её виденье собственной значимости разделяет хоть кто-то. И это — относительно спокойная жизнь — даже получалось почти полгода, несмотря на желание самолично убить этого Блэка, только бы убрали дементоров. А потом тот подслушанный разговор в «Трёх Мётлах» и всепоглощающая ненависть от осознания — это всё из-за него. Из-за этого предателя она терпела унижения и боль всю жизнь, хотя у неё могла быть семья, свой дом, другая жизнь… Но этого не было. Теперь был только страх за жизнь друга, исчезающего под корнями злобного дерева, почти обречённая мысль «Ну я ведь просто Гарри… за что же это именно мне?»… и мрачное торжество от того момента, когда Снейп выскочил из тайного хода. А позже ненависть перенесённая на другого — настоящего предателя — всё так же не утихала. Но вот боль стала куда сильнее, ведь единственный шанс вырваться от Дурслей скоро окажется поцелован дементором. И потом снова поход к директору… и приход в себя уже за деревом у озера, наблюдающей за… собой и Блэком, к которым как мухи на говно летели дементоры. Моментально вызванный Патронус — и ни одного сомнения, что каждый так бы и сделал, сумев сотворить высшие защищающие от нечисти чары с первой попытки. Полет на гиппогрифе, дающий ощущение пусть ложной, но свободы, побег крёстного и снова уже привычная мысль. Четвёртый курс — сначала ЧМ по почти ненавистному — потому что попадание в команду на первом курсе не добавляло симпатий, а уйти не давали — квиддичу, Турнир Трёх Волшебников, собственное имя, ставшее четвёртым, глухая боль от недоверия Седрика, которого Гарри любила… всеобщая ненависть, бездействие учителей, животный ужас перед гигантским драконом… и всепоглощающее счастье, когда Диггори согласился стать её парой на балу. Удовлетворение от восхищённых взглядов, робкая мысль — «будь я просто Гарри, мной не восхищались бы так», тут же словно спрятаная кем-то. Страх с примесью непривычного азарта в озере — успеет ли? Робкая гордость и удивление, что занимаю первое место по баллам — что-то подсказывает, что будь Гарри простой, она бы не смогла. Изумление, когда догадка о тайне яйца пришла легко, благодарность и смущение — Седрик предложил ей свою помощь в разгадке яйца, закончившуюся просто невероятно — куда уж там поцелую на Святочном балу… именно от этого сближения и было так больно тогда, когда Лорд Судеб убил его. Апатия, кошмары, отсутствие желания жить… уже не важно ни-че-го. Из пятого курса, проведённого в уже таком привычном тумане чужой воли, предшествующем неприятностям, запомнились лишь события из Отдела Тайн. Пророчество, потеря Сириуса, битва с Воландемортом и снова мысль, отсутствующая весь год — «Я просто Гарри… Почему всё это досталось мне? Почему бы мне не уйти, не бросить тут всё? Многие гораздо сильнее меня, пусть сами разбираются», исчезнувшая — как и ещё некоторые — по прибытию в Хогвартс. Ещё одно лето, проведённое в уже другом, добровольном тумане и снова школа магии — но не чудес. Задание от Дамблдора, вызвавшее привычную реакцию — «я же просто Гарри, как мне сделать то, что не смогли вы, директор?», совсем не доброе посвёркивание половинок, жгучее желание подчиниться приказу и другую мысль: «Я должна сделать всё, что поручит мне Дамблдор». Удача. Жидкая, между прочим. Интерес к Драко Малфою, быстро и резко, болезненно выдернутый из мыслей кем-то другим — теперь Поттер это понимает, но сопротивляться уже невозможно. Она же просто Гарри. И лишь марионетка, которая не может обрезать ниточки, да даже контролировать свои мысли, не то что действия. Поход к озеру за крестражем, иррациональное желание быть утащенной на дно — Поттер устала бороться за каждую свою мысль. И то, что кукловодом оказался тот, кому она доверяла, делает ещё больнее. Но смерть Дамболдора избавление от контроля не принесла, даже наоборот — теперь Гарри — уже не Гарри. Надо найти и уничтожить все крестражи. Я должна быть готова пожертвовать собой в любой момент. Рон и Гермиона — мои лучшие друзья. Я люблю Чарли Уизли. Надо уничтожить все крестражи. Не сопротивляться ничему. — теперь в голове лишь эти мысли. Она устала. Она не может больше сопротивляться. Редкие вспышки реальности — вот все, что у неё осталось. Как в тумане: — Авада Кедавра! — это такой знакомый голос… но Поттер не помнит ни его хозяина, ни даже своего имени, ни вкуса хоть какой-то еды, ни шелеста травы, ни ощущения чужого прикосновения, ни даже цвета неба… Ярко-зелёная вспышка. Темнота. И… ясность. Та, которую Гарри забыла, та, которую считала потерянной на всегда. Девушка находится на белом призрачном вокзале. Перед ней стоит Директор Дамблдор, который выглядит живее всех живых. Внутри всё воет, твердит: — «беги, беги, ты ведь просто Гарри, ты не победишь его…», и Гарри подчиняется этим ощущениям. Она бежит. Резкий рывок — и Поттер лежит на траве, она её чувствует. По щеке невольно скатилась слеза. — Она мертва? — теперь Гарри узнаёт этот мерзкий шипящий голос. Воландеморт, — Нарцисса, сходи, проверь. Поттер замирает, как кролик перед змеёй. Это конец, сердце-то стучит, и это нельзя не услышать! — Драко жив? Он сейчас в замке? — почти беззвучный вопрос удивляет девушку, но она киваю одними глазами — память рисует абсолютно живого юношу. — Мертва! — уверенно объявляет Нарцисса, а дальше Поттер отключается — разум измучен постоянной борьбой с подчинением. Когда девушка приходит в себя, вокруг вновь хаос и неразбериха. Ну и пусть. Сейчас Гарри надо только убить его. Поттер достаточно лишь одного взмаха руки, и Воландеморт обращается в пепел одновременно с глухим ударом змеиной головы об пол. Неважно, как получилась у неё беспалочковая невербалка, неважно, что изумрудные глаза вспыхнули потусторонним пламенем. Важно одно — его больше нет. И тут происходит то, что никто не ожидал: Появляется Дамблдор, весь в белом, как на том вокзале, и начинает говорить, указывая Орденцам на Гарри: — Смотрите, дети мои! — пафосно восклицает он, — она предала свет и поддалась влиянию тьмы! Я пытался её убедить, но она отвергла все мои советы и использовала Тёмную силу! Её надо уничтожить! — в голосе Директора звучала капля той самой, знакомой Гарри магии — подчинение. И Орденцы подчинились, ни секунды не сомневаясь. А следовательно, они действително так думали и до слов Дамблдора, им нужен был лишь толчок. — Но я ведь Гарри, просто Гарри, — шепчет Поттер, пытаясь выиграть время и удрать от толпы фениксовцев, — вы меня знаете, и я никогда не использовала Тёмную магию! — голос сорвался, потому что Гарри увидела мысли своих друзей, которых считала таковыми не смотря ни на что. Рона волновали деньги за выполненое задание, а Гермиону — обучение в элитном заведении и секреты магии Рода Поттер. Это доломало Гарри полностью, и она не увернулась от красного луча Круцио — зачем? Какой смысл жить, если все и всё — лишь обман? А физическая боль… она к ней привыкла, да и ничто не способно заглушить страдания души. Она не вскрикнула ни разу, лишь в изумрудно-зелёных глазах навсегда застыли боль, укор и немой вопрос: — Я же Гарри…просто Гарри… за что мне это?