Полынь и лаванда

Олег отдаёт себе отчёт, когда готовится к ритуалу. Хотя, возможно, и нет. Саша предупредил его несколько раз, попросил ещё больше — не делать, не рисковать, иначе последствия могут быть просто ужасными. Но Олег упрям, иначе не носил бы фамилию Шепс. Он мраку позволяет воцариться, он снова за травами тянется. Он увидеть хочет. Услышать. Почувствовать. У него руки дрожат. Он знает, что может и умереть. Но так хочет… Смириться с потерей любимого так тяжело. Всё напоминает о нём. Видео, фото, вещи в квартире, которую они снимали вместе. — Прости… — шепчет в темноту. Зажигает свечу. Поджигает травы. В этот раз он не вселять в себя будет. Это нечто иное. Олег знает, Саша рассказывал ему, что после этого ритуала становились безумцами, но ни смерть, ни потеря здавого ума не пугает. Ему ведь немного. Просто увидеть Диму. Все знали, что Матвеев не пережил последнюю аварию. Он скончался в больнице, впав в кому. Он не вернулся. Олег жизнь ненавидит, мир ненавидит, не знает как дальше быть. Он жжет травы, он шепчет, шепчет, шепчет. И ждёт, как ребёнок чуда. Страшнее и страшнее становится. Пламя свечи начинает дёргаться. Неужели что-то пошло не так? Не должно. Тихий скрип, словно от шагов, разносится в прихожей. Олег с замиранием сердца оборачивается. Но за спиной никого. Он с опаской берёт зеркало, поднимает и… — Дима… — за спиной. Вот он, но какой-то не такой. Он в чёрном, бледный, глаза словно пустые, чёрные. Олег чувствует как усиливается дрожь, как катится пот по спине. Это не Дима! А демон. Сущность. Кошмар потусторонний в обличии любимого. А чего ещё было ожидать от чернокнижника, таскавшего за собой столько демонятины? Понятно, что плата за это душа. Но почему Олег смог его призвать? — Соскучился? — голос родной такой. Зеркало выпадает на пол. Олег оборачивается и наконец-то видит его. — Дима, — только и выговаривает медиум, таращась во все глаза. Руки тянет, поднимается во весь рост. — Димочка. Ты пришел. Я так скучаю. Я… — Знаю, любовь моя, — шепчет сущность Диминым голосом, обнимает руками ледяными. Олег чувствует как слабеет. Перед глазами всё плывёт, а в паху так тяжелеет, до жгучей боли. Чёртова сущность. Теперь хочется вырваться. Теперь точно всё вышло из-под контроля. Прав был Саша. Не надо было браться, да только толку жалеть? — Мне так жаль, Олег. Я бросил тебя, ушел, а ты живёшь воспоминаниями обо мне. О нас. На глаза наворачиваются слёзы. Потому что сущность попадает в яблочко. Олег даже не живёт, а существует. Он как тень. Боль его выжгла. Ничего не оставила. Саша пытался реанимировать брата, но не выходило. Когда душа мертва, то и телу не долго остаётся. Руки невольно сущь обнимают. — Да, вот так. Обнимай меня, Олеженька. В голове слышится щелчок, Олег взгляд напавляет на сущь и замирает. В его руках Дима в крови, бледный, мёртвый. С синими губами. Пустым взглядом. Тишину разрывает крик.

***

Олег подскакивает на кровати, вскрикивая. В прихожей звякает что-то, шуршит, кашляет. А может и не в прихожей. Он не знает. Размытая реальность бьёт в глаза солнечным светом, в нос запахом лаванды и полыни. Неужели не сон? Олег осматривается в поисках признаков того, что всё было явью, но в итоге видит только самое обычное благовоние, а в дверном проёме его — Диму. Глаза медиума наполняются слезами, он поджимает губы и вскакивает с кровати, не обувшись, налетает на праня, сгребая в объятия, носом в плечо утыкается. Это сон. Это был сон. Ужасный, вечный, реалистичный. Димка не умер, он здесь, ничего не понимает, но обнимает в ответ, по спине гладит. — Дим, — жалобно тянет Шепс, — мне такое снилось. Такое. — Какое? — взволнованно спрашивает Матвеев, понимая, что Олег не просто придуривается. Они проходят к кровати обратно, садятся, затем ложатся. Олег рассказывает свой сон. Димка только головой мотает и прижимаетмя к Шепсу, гладит по спине, позволяет поцеловать и сам отвечает, в волосы пятернёй зарывается, защиту предлагает поставить от нечисти, которая мысли и сны коверкает. Говорит, что ему будет так за Олега намного спокойнее. А тот соглашается, на всё соглашается, чтобы только не видеть таких снов больше. Вида мёртвого Димы он больше не перенесёт. — Ну-ну, я ж тут, Олежа, — чернокнижник открывается новым поцелуям, вздыхает и охает, закатывает глаза и не оставляет действия медиума без ответа. — Вот, успокаивайся. Лучше, мммм… Концентрируйся на том, что дела-ааах-ешь. Потому что оба как никто знают, что их успокаивает, а после такого сна Олегу ласка нужнее всего на свете. Потому он стаскивает с Димы футболку, на спину того укладывает, нависает сверху и от губ опускается к шее, плечам, груди. Ему хочется как никогда смаковать, слушать стоны, похвалу, на которую Матвеев никогда не скупится. Дима, его Димочка. Живой, целый, рядом, и никакие не нужны ритуалы, чтобы его увидеть.