Fri(end)

      Возможно, Ремусу было немного одиноко.       Он любил играть с соседскими детьми в юном возрасте, но сразу же после «знакомства» с Сивым всякому общению подошёл конец, и вряд ли родителей, оберегающих своё чадо всеми возможными силами, можно было в этом винить. Однако факт одиночества чрезмерная забота не отменяла.       Дамблдор на пороге дома Люпинов стал первым ярким лучиком света за последние несколько лет. Ремус помнил, как пытался подслушать разговор взрослых, прячась за дверью своей комнаты, и помнил, как тряслись его коленки при встрече с величайшим волшебником их времени.       До этого про длинные седые волосы и очки-полумесяцы Рем мог слышать только от коллег отца, так редко появляющихся в их доме, и он совсем не ожидал того, что волшебник придёт именно к нему, чтобы задать один-единственный вопрос: — Ремус, ты хочешь учиться в Хогвартсе?       Ремус тогда замер на месте, недоумённо уставившись на Дамблдора. Он слышал перешёптывание родителей, чувствовал на себе их взгляды, но, не успев даже толком всё обдумать, неуверенно кивает, ведь разве есть смысл лгать такому искусному волшебнику?       Видит Мерлин, Ремус мечтал учиться в Хогвартсе, мечтал ходить на занятия как нормальные дети, хотел заводить друзей, влипать в неприятности, попасть в школьную библиотеку, богатую самыми разными книгами, но ликантропия оставляла все его мечты всего лишь мечтами, которым никогда не суждено будет сбыться. Ремусу было уже одиннадцать, и пока его сверстники получали письма из Хогвартса, он был вынужден сидеть за учебниками в компании мамы.       Только вот Дамблдор пришёл и на следующий день, причём в этот раз руки его не были пусты: Ремус никогда не забудет того, как дрожали его руки, когда он принимал из рук волшебника конверт с эмблемой Хогвартса.

***

1 — Питер       «Хорошо учиться», — решил Ремус, отодвигая дверцу купе Хогвартс-экспресса.       Рем знал, что не сможет подружиться ни с кем, ведь основопологающей дружбы всегда являлось доверие, а единственной причиной, по которой ему позволили учиться в Хогвартсе, было обещание держать в тайне свой недуг. Ничего страшного, если он не найдёт друзей, ему это не нужно. Он просто будет усердно учиться, чтобы в будущем стать выдающимся волшебником и, возможно, создать лекарство от ликантропии. Большего ему не надо.       Из коридора доносился смех студентов, но Рем, твердо решив сосредоточиться на учёбе, упрямо игнорирует посторонние звуки и берёт в руки учебник по защите от темных искусств — этот учебник нравился ему больше всего.       Дверь купе повторно открывается ровно в тот момент, когда Ремус дочитывает пятую страницу, и в купе входит невысокого роста русоволосый парниша, неуверенно держась руками за ручку чемодана. — Везде занято, могу я сесть тут?       Рем хочет сказать «да, конечно», но в горле встаёт ком, и он молча кивает, корешком книги указывая на свободное сидение напротив. Когда паренёк устраивается, в купе повисает молчание. Слова отказывались складываться в предложения в голове, поэтому Ремус вскоре забросил чтение, вместо этого принявшись исподтишка разглядывать невольного соседа, который всеми силами боролся с ручной кладью, бормоча себе под нос проклятия.       Когда незнакомец всё-таки усаживается, их взгляды на долю секунды встречаются, и Ремус уже хочет вновь вернуться к учебнику, как слышит тихий голос напротив: — Меня Питер зовут, я первокурсник, а ты?       Рем пустым взглядом смотрит в учебник и понимает, что ни страницы сегодня он больше не перелистнёт, поэтому откладывает книгу в сторону м неуверенно смотрит на мальчика. — Ремус. Я тоже первокурсник.       Паренёк облегчённо выдыхает, и на лице его появляется улыбка. Рем чувствует, что в уголках его губ тоже закололо от желания улыбнуться в ответ, но он сдерживается. — Тогда давай дружить?       Будь в руках Ремуса учебник, он бы несомненно его выронил от неожиданности, но тот уже лежал рядом, и поэтому мальчик только покрепче вцепился руками за сидение.       Пусть он и знал, что вряд ли у них получится подружиться, Рем не мог отказать пареньку, что так лучезарно ему улыбался, поэтому слабо кивает и соглашается.       В конце концов, совсем скоро учёба поглотит и его собеседника тоже. 2 — Джеймс       Ремус искренне не понимал, чего Поттер от него хотел. Всю первую неделю учёбы они просто здоровались по утрам, будучи соседями по комнате, но на второй неделе в однокурсника словно вселился дух Пивза, который был ходячим источником шуток и доставаний.       Джеймс то завтракать с ним и Сириусом позовёт, то сесть вместе на Истории магии предложит, то и вовсе на весь кабинет выкрикнет «Рем, погода хорошая, пошли у озера гулять!», а Ремус всё боялся, что об этом узнает Дамблдор и вышвернет его из школы за то, что рядом с ним подозрительно въется какой-то взбалмошный мальчуган, который словно вот-вот и узнает его тайну.       Дело было в начале октября, когда Ремус только вышел из Больничного крыла после очередного постполнолунного обследования Мадам Помфри и столкнулся с Поттером, быстрым шагом направляющимся в его сторону. Решив, что тому срочно понадобился целитель, Рем двинулся дальше, но и двух шагов сделать не успел, как Джеймс его окликнул, и Люпин тут же остолбенел.       «Вот сейчас он узнает, вот сейчас он узнает», — безостановочно вертелось в голове, хотя, казалось бы, как Поттер узнает обо всём, видя только то, как однокурсник выходит из Больничного Крыла? — Тебя уже… выписали? — казалось даже, что в голосе Джеймса звучали нотки неуверенности, которые не были ему присущи. — Я не болел, — врёт, но такова была цена его обучения, он ничего не мог поделать. — поранился. — Тебя не было несколько дней? — Мама болеет, ездил домой, — у Ремуса не было составленной заранее правдоподобной причины пропусков, потому как он не думал, что она может понадобиться, но раз он уже сказал о болезни мамы, то пусть так оно и будет. Сейчас она и в самом деле болела, простудилась, но об этом уже знать не стоит. — А, — Джеймс, теперь уже точно, неуверенно отводит взгляд сторону и на выдохе стягивает с плеча учебную сумку, принявшись что-то в ней старательно искать. Когда рука его всё-таки нащупывает предмет поисков, лицо Ремуса вытягивается от удивления. Он держал в руке несколько помятых листов пергамента. — а я конспекты тебе принёс, подумал, что не захочешь пропустить темы. Сложно же потом будет самостоятельно догонять?       Рем чувствует, как сердце его куда-то падает. Это перед ним стоял тот самый Джеймс Поттер, который показушно звал его гулять при всех, тем самым показывая, что-то вроде «смотрите все, я общаюсь даже с такими неудачниками как Люпин!» — Это… спасибо?       Разглядывая листы с конспектами, он не мог не отметить того, что Джеймс правда старался записывать всё. Ремус до этого особо не вглядывался, но часто видел, как Поттер с Блэком на пару валяли дурака на занятиях, и оттого совсем не ожидал, что Джеймс будет вести записи для него. — Я помогу тебе на зачёте тогда? — спрашивает он, не до конца понимая причины подобного поведения однокурсника.       Джеймс хмурится. — Что? — трясёт головой, словно хочет вытряхнуть услышанные слова из своей головы. — мне не нужна помощь, всё в порядке. — Тогда.? — Давай дружить.       Он сказал это так просто и легко, как у Ремуса бы ни за что в жизни не вышло, и улыбка была его такой светлой и тёплой, что хотелось просто довериться и забить на все переживания, но Рем не мог. Он приехал в Хогвартс учиться и должен следовать по намеченному пути. Каким бы хорошим человеком Поттер ни казался, Ремус таким не был.       Оборотни убивали людей, разрывали их в клочья. Рем не мог себе позволить подвергать кого бы то ни было такой опасности, поэтому не мог ответить согласием на такой простой для детей их возраста вопрос. — Прости, — он измученно улыбается и по старой привычке чешет особенно глубокий шрам на щеке, словно в напоминание о том, кем он был.       Однако Джеймс Поттер славился своей упрямостью. — Попробуем, — говорит он твёрдо, становясь перед однокурсником. — ты всегда можешь сказать, что мы тебе надоели и мы отстанем сразу же, хорошо?       Видит Мерлин, Ремус правда хотел согласиться — хотя бы на секунду забыть о том страшном дне и сказать уверенное «да» однокурснику, который прекрасно видел все внутренние колебания мальчишки. Очки Джеймса словно обладали свойством видеть людей насквозь, иначе Рем никак не мог объяснить его способность считывать все, что творилось в головах людей по одному взгляду. — На неделю?       Ремус опускает голову начинает идти вперёд, надеясь таким образом избежать разговора. — Пять дней?       Только Джеймс не умел избегать проблем. — День?       Ремус глубоко вздыхает. Даже если сейчас ему удастся убежать, долго прятки не продлятся, и рано или поздно ему придется вернуться в спальню, где он несомненно столкнётся с Поттером, который возобновит свою игру в благодетеля.       Проще и правда было уже согласиться. День, так день, уже скоро Джеймс поймёт, что его труды были напрасными, и Ремус вновь вернётся к своему одинокому образу жизни. — День, — кивает он. — Пол... день так день, — в чужом голосе слышится улыбка, которая, как назло, была слишком заразной. — значит, друзья на день?       Ремус снова останавливается, перестав слышать шаги позади себя, и видит протянутую к нему для рукопожатия руку. Несильно, но он всё-таки пожимает её.       Всего двадцать четыре часа, дальше его будет ждать учёба. 3 — Сириус       Долгое время Ремусу казалось, что Сириус Блэк просто существовал как ледяная статуя для довершения образа Джеймса Поттера. Он был таким же раздолбаем как и Поттер, который каким-то образом самостоятельно вписал себя в друзья Ремуса, но смеялся не так часто, и выражение его лица порой было до того аристократически холодным, что Рем даже его побаивался. Однако Сириус, как известно, дружил с Джеймсом, а так как тот взял Люпина под своё крыло, они стали часто зависать вместе, и постепенно Ремус всё больше стал понимать, что первое впечатление было обманчивым.       Сириус часто смеялся с невероятно глупых шуток Джеймса, ему нравилось передразнивать учителей на занятиях, многие розыгрыши двоих друзей были придуманы именно им, да и в целом на месте ему не сиделось — его речь всегда сопровождалась бурной жестикуляцией, к тому же он постоянно ходил из стороны в стороны, рассказывая о чём-то. В общем и целом Сириус Орион Блэк третий и Сириус словно были разными людьми, и Ремус до этого, если он может вообще так говорить, таких как он не встречал, поэтому ему неловко было находиться рядом с ним, когда Джеймс отсутствовал.       В тот день произошло что-то немыслимое. Джеймс вывихнул палец, когда снова что-то активно доказывал Питеру и пошёл с Петтигрю под руку в Больничное Крыло, сообщив Ремусу с Сириусом, что те могут не ждать его кончины и идти на занятия без них. Сириус проводил его на тот свет моментально и увёл Ремуса в противоположную часть коридора, пока с другой стороны драматично вздыхал Поттер. — Выпендрёжник, — хмыкнул Блэк, когда они вдвоем уже скрылись за поворотом. — Он палец вывихнул, его можно понять, — возражает Рем. — Мы говорим о Джеймсе Поттере, который с самого детства лазает там, где не надо и получает всевозможные травмы, к твоему сведению. — Да уж, и как ты с ним дружишь? — Мы, — Ремус останавливается и вопросительно смотрит на однокурсника. — мы дружим, — повторяет Сириус, словно насквозь прожигая Рема своими пронзительными серыми глазами.       Спорить с Сириусом было бесполезно, Ремусу оставалось лишь согласиться. — Знаешь почему мы захотели с тобой подружиться?       Рем не знает. Он не имеет ни малейшего понятия о том, почему эти двое среди тысячи учеников решили взять к себе в компанию самого забитого и неприметного из всех Люпина. — Ну, вообще-то Джеймс просто экстрасенс какой-то, он сказал, что ты похож на его маму. — Сириус чешет затылок кончиком волшебной палочки, и Ремус, который хотел спросить правда ли это, хмыкает, передумав. Сириус практически никогда не врал. — А я подумал о том, что ты выглядишь так, будто тебе всё равно на всю эту тему с чистотой крови. — Я?       Рассуждая об этом, оборотней никогда даже не считали за людей, и потому Ремус не считал, что у него есть хоть какое-то право судить о людях, полагаясь на знание о чистоте их крови. Он сам полукровка, его это никогда не волновало. — Да, — мальчик уверенно кивает и, засунув волшебную палочку в карман мантии, поворачивается к однокурснику. — но вообще-то глупо дружить только из-за этого. Ты классный, с тобой интересно, а ещё ты единственный, кто может нас троих успокоить, когда мы перегибаем палку.       Рем глядит на Сириуса и ловит себя на том, что не знает, что сказать. Это был, по сути своей, их первый нормальный разговор друг с другом, и Ремус всё ещё не знал о чём ему стоит говорить, а о чём не стоит, поэтому продолжал молчать. — Говоря иначе, — Блэк кладёт руку на чужое плечо и улыбается. — я рад, что ты мой друг.       На месте, где до этого лежала рука, словно физически давит образовавшаяся пустота, но Сириуса ошеломление Ремуса от появления третьего друга, словно и не волнует, он уже распахивает дверь кабинета заклинаний и сходу сообщает Флитвику о том, что Поттер и Петтигрю задержатся.       Планы Ремуса по усердной учёбе и без знакомств медленно, но верно скатывались в яму. 4 — мародеры       На втором курсе официально наступил конец света.       Ремус на подсознательном уровне понял, что они обо всём догадались, ещё когда только вошёл в гостиную — никогда он не видел своих однокурсников такими серьёзными. От Джеймса не донеслось привычного «привет, Рем, как мама?», Сириус не спрыгнул с подлокотника кресла, чтобы похлопать его по плечу, и даже Питер не обмолвился с ним ни единым словом. Все трое сидели на полу перед камином, очевидно в ожидании него, и одновременно поднялись, когда он вернулся.       «Значит, мама не болела?» — кажется, это был третий вопрос, или даже четвертый, Рем не знал точно. Он мог лишь чувствовать, как воздуха в его лёгких становится с каждой секундой всё меньше, и три пары глаз, направленные на него, только усугубляли положение.       Только он решил, что у него появился шанс стать нормальным, как всё в мгновение ока оказалось разрушено. Ремус не плакал, не обвинял однокурсников в том, что те копались в том, в чем не нужно было — он не мог винить их, — его сил хватило только на то, чтобы обессиленно рухнуть на свою кровать и пустым взглядом уставиться в стену.       «Друзья». Слово, которое совсем недавно вошло в обиход и стало им использоваться, пусть и только у себя в голове, уже скоро вновь уйдёт, исчезнет, словно и не было его никогда вовсе.       Оцепенение спадает только когда Рем чувствует, как на его спину ложатся чужие ладони, и в этот раз уже правда не сдерживает слёз. Он всегда думал, что плакать могут только маленькие дети, и сам невольно сравнивал себя с маленьким ребёнком, плача в плечо крепко обнимающего его Джеймса. Сириус с Питером облепили его по бокам, он прекрасно слышал их сердцебиение даже сквозь толщу одежды, и сердца их бились так же быстро, как и его. Вероятно, от страха. Страха перед ним. — Мы станем анимагами, — заявляет Джеймс, когда плач Ремуса начинает сходить на нет.       Рем отодвигается и смотрит на однокурсника, всё ещё держащего его за плечи, своими красными от слёз глазами, без слов спрашивая, что за чёрт он имеет в виду. — Мы подумали об этом, когда только догадались обо всём. — говорит Сириус.       Ремус видит, как кивают Джеймс с Питером и непонимающе хмурится, игнорируя то, как болезненно при этом щиплет в глазах. — Мы читали, что оборотни не трогают животных, — поясняет Джеймс, отведя взгляд в сторону, и только тогда Рем видит блеск от капелек слёз у его глаз. — поэтому мы станем анимагами, чтобы ты не был один.       Не был один.       Ремус прокручивает в памяти последние двенадцать лет жизни, почти одиннадцать из которых он был предоставлен самому себе, и чувствует, как абсурдно звучат слова соседа по комнате в контексте ситуации. — Разве вам не страшно? — спрашивает он осипшим голосом. — Почему вы… почему…       Он ожидает услышать всё, что угодно. «Страшно, конечно, придурок», «это же ужас, ты монстр», «и как мы только жили с тобой?» Но ничего из этого не происходит.       Ремус видит только как его соседи одновременно закатывают глаза так, словно он сказал что-то невероятно глупое, и Джеймс, надавив руками на его плечи говорит: — Да потому что ты наш друг, Рем!       По его щеке всё-таки скатывается одинокая слезинка, и, очевидно, Джеймс знает об этом, так как уже в следующий момент заключается Люпина в объятия. Когда он отстраняется, на щеках всех четверых виднеются мокрые следы от слёз, но теперь Ремус знает, что они, ровно как и ускоренное сердцебиение, было свидетельством искреннего беспокойства за друга, а не страха. +1       Последнее, чего Ремусом ожидал, это того, что его родители окажутся настолько напуганы наличием у него друзей.       Это были рождественские каникулы на втором курсе, и Рем вернулся домой, чтобы провести праздник с семьёй, которой так многое хотел рассказать. Однако он совсем не ожидал того, что вместо радости за сына, который наконец-то смог найти первых в своей жизни настоящих друзей, его родители начнут спрашивать, точно ли он в них уверен.       Точно ли Ремус уверен в Джеймсе, который на прошлой неделе подрался со слизеринцем, который назвал шрам Рема уродливым? Точно ли он уверен в Сириусе, который постоянно вычитывал что-то новое об анимагии, показывая, что от этой идеи никто из них не откажется? Точно ли уверен в Питере, который всегда вставал на его сторону? Хоть тысячу раз спроси Ремуса Люпина об этом, он несомненно ответит, что да, чёрт возьми, он в них уверен. Ему всё ещё тяжело давалось общение и полное доверие, но постепенно он научился сам начинать диалог и его поддерживать, что раньше получалось раз через раз и зачастую приводило к неловкому молчанию, и мародёры, так они стали себя называть, стали частью его повседневной жизни.       Ремус не имел права винить родителей, но сравнивая их с друзьями, последние всеми силами пытались показать ему, что он такой же подросток, как и они, просто с «пушистой проблемой», как говорил Джеймс, чего нельзя было сказать о родителях, которые постоянно пытались подчеркнуть его особенность.       В последние дни каникул мародёры, выманив у Ремуса всю информацию о настороженном отношении родителей к ним, решили, что должны поговорить с ними лично и самым наглейшим образом на свете, отправив письмо на имя Лайелла Люпина, напросились в гости.       Впрочем, Лайелл своими глазами хотел увидеть детей, которые не побоялись оборотня.       До возвращения в школу оставался один день, когда на порог дома Люпинов ступило три пары ног. Мародёры тут же облепили Ремуса со всех сторон, заваливая вопросами о каникулах, так как из них всех он писал письма реже всего, и замолчали только когда перед ними появилась Хоуп, с вежливой улыбкой приглашая пройти на кухню выпить чаю.       Лайелл зашёл следом за ними и встал в дверном проёме, скрестив руки на груди и внимательно оглядывая детей.       Ремус чувствовал нервозность всеми клетками тела, но, решив брать пример с Джеймса, поборол страх и заговорил: — Мам, пап, это мои друзья.