Один день из жизни Леона Кеннеди

В жизни Леона Кеннеди было много тяжелых дней. Мрачных, дождливых, темных. Пропахших кровью, металлом и отчаяньем. Но он никогда не думал, что этот день — будет таким. Хотя он и не думал, что этот день у него будет в принципе. Ведь такие дни — для других, не для него…        С раннего утра он метался по собственному дому и не мог найти места. Он стал гостем в собственной квартире. И ему, черти дери, казалось, что нежеланным.        К нему пришли все. Да, банально все. Его круг общения был очень узким — работа, работа и еще раз работа. И все его коллеги знали — Леон Кеннеди не из тех, кто легко пускает гостей домой. Даже тех, с кем работает не первый год. Даже тех, с кем прошел огонь, бесконечную войну, бессонные сутки дежурства и с кем лежал в соседней палате, подстреленный на очередной вылазке. И теперь он думал, что все эти люди — хорошие, без сомнения, важные в его жизни, — решили ему отомстить. За не отвеченные сообщения, за пропущенные звонки, за отсутствие на праздниках, куда его звали, за вечные истории про бардак в квартире, ремонт и потоп…        Они пришли и захватили его дом.        Поначалу Леон еще пытался. — Крис, извини, у меня бардак. Ты же знаешь место и время… Крис аккуратно взял его за плечи и переставил в сторонку — освобождая себе дорогу в коридорчике. — Ерунда, — прогудел капитан Редфилд где-то над ухом. — Не прибрано — уберемся. А кофе есть? И Крис протопал к нему в кухоньку. — Есть, — тихо ответил Леон, обращаясь к широкой спине. И с некоторым напряжением задумался над множественным числом в глаголе «разберемся». А собственно, кто еще…        Через полчаса Леон, терпеливо слушающий перечень славных побед BSAA, поплелся открывать дверь. Звонок. И загадка множественного числа была решена. Его просто смели с дороги. Клэр и Ребекка. Через пятнадцать минут подъехала Ингрид. Еще через полчаса — очередной звонок в дверь. — Начальник здесь? — Пирс Ниванс. Леон открыл было рот ответить, но начальник показался сам. — Пирс! — и он оказался зажат между обнимающимися мужчинами. Потом его уволокли пить его кофе. — Поверить не могу! — Пирс долго тряс ему руку. Крис облапал плечи и оглушил проникновенным: — Леон. Я не мог поверить… эх… неужели… Голос Редфилда подозрительно дрогнул. Леон начал страдать. А потом перехватил взгляд Криса на сестру: — Вот видишь? Даже Кеннеди! А ты все скачешь, как стрекоза… Клэр фыркнула и заявила старшему брату, что сама разберется. Последовала короткая перепалка родственников. Леон спрятался в угол и, оглохший от непривычного гомона, расслышал лишь «Профукала свое счастье» и «На себя посмотри, кстати, как там Джилл?» Не стоит удивляться, что Джилл прибыла минут через сорок.        — Кстати, Леон, мы же не к тебе! — ну да, а как же. — Девочки! — скомандовала Клэр. — Берем все необходимое и вперед! Все необходимое оказалось ворохом пакетов, сумочек и мешочков. «Девочки» надменно посмотрели на «мальчиков» и удалились в дальнюю комнату. Леон попытался было остановить эти стройные ряды щебечущих дам, но: — Все нормально. Мы созвонились. Нас ждут, — и под таинственное хихиканье дверь комнаты захлопнулась перед его носом.        Еще через час Леон стряхнул прилипшего к нему Криса, нудящего про мечты о племянниках и жалующегося на жестокосердную сестру, и пошел открывать дверь. Снова. — Малыш! Над ним нависла гора. Он почувствовал, что его ноги оторвались от земли. Гость даже подкинул его пару раз к потолку, как ребенка. — Поставьте меня на пол, сэр, — жалобно попросил измученный Леон. — Малыш? — прозвучало изумленное из кухни. Они все слышали… — Конечно, — гость наконец поставил его на место. Но в покое не оставил. Потащил чуть ли не за шкирку в кухню. — Майор Джек Краузер, — последовало братание, пожимание рук и профессиональное оглядывание друг друга. — Я — инструктор Леона и напарник… Боже. — Для меня он — малыш. Помню… Леон устал взывать к богу, и хотел уже обратиться к дьяволу. Но что-то ему подсказывало, что и он тут не поможет. Он бесцельно покрутился между захватчиками его кухни, послушал: — О, а ты какой вес поднимаешь, Крис? — Вчера в зале я взял… И ретировался. Просто заперся в ванной комнате. Посидел минуту другую, перевел дух. — Леон, мне бы руки помыть, я с дороги. Он умылся холодной водой и отпер дверь. — Проходите, сэр… Получил еще одно объятие — такое, что затрещали ребра. Майор долго его не отпускал. — Я так рад за тебя, Леон… Леон, прижатый к широкой груди, не мог ничего ответить — боялся, что если он откроет рот, обслюнявит кипельно белую рубашку. — О-па. А что вы тут делаете? — у Редфилда был не только острый слух. Леон был уверен, что «малыша» ему еще припомнят и похихикают. У него также была отвратительная привычка появляться тогда, когда… ну например, когда Леона Кеннеди, который не подпускал к себе людей ближе, чем на метр, тискают, как котенка. — Давно не виделись, — пророкотал майор Краузер. — Тем более такой случай. Малыш стал взрослым… Раздался гогот и конкурс «смешных» шуток про взрослого малыша был открыт на ближайший час.        Леон хотел было сбежать в магазин, но ему заявили, что необходимости нет. — Мы пиццу заказали, — вежливо поставил его в известность Пирс.        Леон вырвался на балкон. Подышал. Посмотрел на улицу, размышляя, получится ли спуститься по водосточной трубе, но воздержался. Не поймут. Помучился немного, а потом полез за коробки. Там была заначка на черный день. И кто бы знал, что именно этот день… нет, он не черный, просто… Просто он очень, очень волновался. Как никогда ранее. Он достал сигареты, мысленно попросил прощения, и закурил. На третьей сигарете его застукал… конечно, Редфилд. — Так-так… А там в курсе? — Крис мотнул головой в сторону комнаты, где заперлись дамы. Леон вздохнул. — Зубы почищу. Я вообще бросил. Но сегодня… Крис хлопнул его по плечу так, что клацнули зубы. — Понимаю. Дай-ка мне одну. Сам переживаю, будто это я, а не ты… Леон панически оглянулся. Крис не соизволил говорить тихо. И конечно, рядом хлопнуло окно. — Что-то табаком несет, — это Ребекка. — Девочки, по-моему тут кто-то перенервничал… Леон успел затушить сигарету и сделать каменное лицо, а вот Крис попался. Плотоядное выражение лица Клэр подсказало ему, что пора бежать. Уходя, он слышал краем уха очередные дебаты брата и сестры.        Он напомнил себе, что хозяин в доме, это раз. И второе, он захотел поговорить, хотя бы минут десять наедине… Но… в захваченную женщинами спальню — его спальню — хозяина не пустили. — Леон. Позже. Остался час, — Ингрид важно поправила очки на носу, одарив его укоряющим взглядом. — Но… — Никаких «но», — рядом с Ингрид появилась Ребекка. — Леон, — прибыла тяжелая артилерия в виде Джилл. — Терпение. Еще успеете… — Вся жизнь впереди! — заявила Клэр. Дамы встали стеной, и как Леон не пытался углядеть хоть что-то в глубине комнаты, не смог. Обзор загораживал противник в лице девочек, потом куча тряпья — шелк, блеск, что-то воздушное и искристое… и еще оглушал аромат духов. Леон был вынужден отступить — дамы подавляли числом, азартом…кстати, запах шампанского… точно, точно. Шампанское. И глаза у женщин подозрительно блестели. Леон грустно побрел прочь под торжествующее хихиканье.        В этот раз ванная была свободна. Он с облегчением закрыл дверь. Посмотрел на себя в зеркало и понял, что в отражении видит непривычное — нечто растерянное, смущенное и даже испуганное. Ну что же… Он привстал на цыпочки и залез на верхнюю полку. Там, в глубине, была еще одна заначка. Вискарик. Очень кстати. После пары глотков его вроде бы отпустило. Он почистил зубы, ощущая себя преступником, пригладил волосы и… — Леон! Там кто-то пришел… Нет.        Всего лишь курьер. Леон вскрыл пакет — а руки вдруг задрожали. Конечно, его не вызывали на работу письмами, но… просто привычка, наверное. И вздохнул с облегчением. Открытка и письмо. Адам Бенфорд. И приказ на дополнительный отпуск. Месяц. Действительно, месяц… Неужели? Он понял, что стоит и глупо улыбается. Вокруг смеялись, болтали и сплетничали. И он решил за секунду. Отбился от медвежьих объятий Криса, распросов Пирса, оставил «малыш, а помнишь» за спиной. Прорвался к компьютеру. — Леон, пицца приехала… — Позже! -рявкнул он, не отрывая глаз от экрана. Лезут под руку. Крис вроде бы оторопел от резкого тона, но Джек Краузер его спас от дополнительных расспросов. Увел Редфилда. До Леона донеслось: — Малыш просто нервничает. Мы на него налетели, в такой день… Да вы что! Какие мы чуткие. Премного благодарен. Леон наконец сделал, что хотел. Глянул на часы. Твою мать. И побежал переодеваться.        Через полчаса он стоял внизу, у лимузина, и ждал. Рядом топтались, как кони, коллеги. — Женщины, — философски протянул майор Краузер. Компания погрузилась в обсуждение милых дамских недостатков. А Леон ждал. — Это вам, — подскочил к нему незаметный молодой человек. Леон автоматически взял маленькую коробочку в блестящей обертке. — О, еще подарки? — Леон понял, что куча непонятных коробок и ярких пакетов у него в кухне была подарками от его гостей. Возможно, ему даже пытались рассказать подробнее… да, точно. Но он, растерявшись от навалившегося на него общения с людьми, прослушал все. — А ну-ка посмотрим, — Крис бесцеремонно выхватил коробку из рук. Пригляделся к болтающемуся на цепочке плотному квадратику бумаги. — Твою мать! Какого хера? Леон вырвал из загребущих лап свой подарок. Прочитал подпись. «От А.В.» — буквы были манерно выведены чернилами, не шариковой ручкой. — Не открывай. Вдруг там бомба, — мрачно сказал Пирс. Но Леон был уверен — никакой бомбы там нет. И битой пробирки с вирусами — тоже. Не в этот день. Он открыл коробку, не обращая внимания на протесты. — Просто отойдите, если опасаетесь, — он слышал свой усталый, резкий голос. В коробке оказалась милая фигурка из янтаря. Жук. Леон вздохнул. Он терпеть не мог насекомых. И вообще, воспоминания о… Спасибо за подарочек, А.В., чтоб тебе… Злиться в такой день не хотелось. И не получалось. Это даже забавно… — Твою мать, ушел, сволочь, — Крис, конечно, рванул за курьером допросить, но проиграл. Бегать в лакированных ботинках не очень удобно. — А что это? — компания с удивлением воззрилась на фигурку. Леон пожал плечами. — На память о одном деле. Его принялись пытать, но… Наконец-то.        Появились роскошные дамы, в шелковых платьях, ослепляющие блеском ожерелий и серег. Мужчины притихли. И она… Самая красивая. Самая… Леон не мог подобрать слов и просто смотрел… Сегодня утром он осторожно поднялся, в самую рань. Ему не спалось. Приготовил завтрак. Посидел на кухне в тишине. Ему казалось, что сегодняшний день — просто сон. И он не заслужил. Что сейчас он проснется — и все исчезнет. Растворится, распадется в пепел… Но он услышал из спальни тихое: — Леон? — с нотками тревоги. Наверное, Аде тоже так казалось… иллюзия, такая хрупкая и зыбкая. Казалось, что все это — ненастоящее, и они вновь расстанутся, разбегутся, пойдут разными дорогами, чтобы лишь изредка видеть друг друга на перекрестках жизни. Он перевел дух, взял поднос с завтраком и пошел в спальню. Потом они долго сидели, обнявшись. Он целовал теплую шею и вдыхал аромат темных шелковистых волос. А ее тонкие пальцы сжимали его ладонь так крепко. И сейчас она казалась прекрасным миражем. Сказкой. Чистым счастьем. Он смотрел на нее, молчаливый, ошеломленный, смущенный, как мальчишка, оглушенный стуком сердца… Вокруг смеялись и шутили, девчонки крутились, спорили, кто куда сядет, мужчины шутливо переругивались, а он… он просто молчал и смотрел на нее. А она — на него. Наконец она подошла так близко, заглянула в глаза и он понял, что Ада тоже, как и он, растеряна и боится, боится, что сейчас все разобьется тысячей колючих осколков… — Ты прекрасна, — сказал он и сжал прохладные пальцы. — Поехали? Ада выдохнула, едва заметно, и прошептала: — Да.        А потом он снова боялся, до испарины на лбу, до дрожащих рук и темноты в глазах. И снова ждал, ждал, стоя у алтаря тот же ответ. И услышал его: — Да. Я согласна. И надел на тонкий палец простое золотое кольцо. — Объявляю вас мужем и женой! Вы можете поцеловать… И они поцеловались. Неловко и смущенно, снова в первый раз. Осторожно и невинно. Ее темные глаза светились, а губы были сладкими и нежными… Их осыпало тысячей, десятком тысяч, фейерверком из лепестков роз, оглушило криками «поздравляем!» и окутало ощущением счастья. Такого выстраданного, долгожданного… Они оба так долго были одни. А теперь он шел, сжимая ее руку и думал, что никогда ее не отпустит. Это — навсегда.        Вечер прошел как тумане. Ему вдруг стало очень спокойно и весело. Он не помнил, даже в ранней юности, что ему было так легко. Он танцевал. С ней. Они стояли посередине зала, прижимались друг к другу, а он шептал, наверняка, какие-то глупости, в сотый раз признавался в любви, просил о чем-то, а она была так близко, заглядывала в глаза и этот взгляд давал ему все ответы и обещания, что он так ждал.        Он, конечно, много выпил, и переобнимался со всеми сотню раз. Его трепали по плечам, жали руку, завидовали, делали комплименты ему и Аде, он тысячу раз услышал, что они — самая красивая пара, а потом: — Интересно, а ребенок будет похож на Леона или на Аду? И его сердце сжималось от сладкого чувства. Ребенок… их ребенок… Конечно, они не расписывались из-за этого, нет. Он так давно хотел предложить, но отчего-то откладывал, стеснялся? Боялся отказа? Он не знал. А она, теплым вечером этой ранней осени, вдруг положила ему голову на колени, спрятала лицо и глухо прошептала: — Леон, у нас будет ребенок… Она тоже боялась, отворачивалась… Неверно расценила его молчание. Вскочила, хотела уйти… Он не упрекнул ей ни в чем, ни в страхе в глазах, в том, что она допустила мысль, что он будет против… Просто они такие, оба, сложные, трудные, невыносимо тяжелые друг для друга, и они столько раз уже терялись… Просто он откинул эту проклятую немоту прочь, обнял вздрогнувшие плечи и прошептал: — Будь моей женой, Ада… И теперь она — его жена. У них семья. У них будет ребенок.        Они танцевали, пели, шутили и участвовали в дурацких конкурсах. Он танцевал с Джилл, Клэр, даже с Крисом и с Джеком, черт побери, а потом, пронзенный острым уколом беспокойства, искал ее взглядом. Находил, видел, как Ада о чем-то секретничает с Ребеккой, и успокаивался. Она здесь. Рядом. Все хорошо, Леон, успокойся. Все хорошо.        А потом он наконец вырвался, сбежал от разговоров и шутливых наставлений, схватил ее за руку и увел, в тишину. Обнял еще раз, провел ладонями по талии, представляя, что скоро… Ада смущенно улыбнулась. — Я буду неповоротливая, как тюлень. Он осторожно прижал пальцы к плоскому животу, чувствуя себя неумелым, неловким… и просто счастливым. — Мой самый красивый тюлень… — боже, что он несет? Ада тихо рассмеялась. — И любимый, — он попытался исправиться. Даже покраснел. Они помолчали. Где-то далеко смеялись, шутили и звенели бокалами. Леон посмотрел на часы и наконец собрался. — Предлагаю сбежать. У нас рейс через два с половиной часа, — он замялся, — сюрприз. Сегодня взял билеты в… Она не дала договорить — прижалась губами к его. — Не говори. Сюрприз значит сюрприз. В их жизни было много внезапного — и они расходились разными дорогами. Но не сегодня. Теперь у них одна дорога на двоих. А скоро — и на троих.        Она задремала сразу после взлета — устала, перенервничала, измоталась. Он укрыл ее пледом, положил ладонь на колено и бездумно смотрел в иллюминатор. Ночь и созвездия огней большого города, пунктир автострад и мигающие арки мостов. Все осталось далеко внизу. Леон думал, что сегодня — самый счастливый день в его жизни. И надеялся… Нет. Он знал. Он просто знал — у него еще будут счастливые дни. Не все. Не каждый день… Ведь так не бывает…а если и бывает, то не с ним уж точно… Но счастливые дни будут обязательно. С ней.