Colours of the wind

      Все поступки, совершённые до этого момента, оказались бессмыслицей. Как это могло произойти? Неужели он столь грубо недоглядел? Не увидел того, что скрывалось в глубине широкой души. Он думал, что спустя столько лет способен распознать даже самые бледные, невыразительные знаки. Как оказалось, он всё это время лишь думал, ничего более.       Арагорн искренен в своей чуть ли не детской растерянности.       После первой встречи с Леголасом, которая сейчас кажется такой далёкой, жизнь Арагорна приобрела единственное верное направление. В день, когда он – грязный, грузный, измождённый человек, встретил эльфийского принца.       Кажется, будто он оказался в одной из тех сказок, которые, завораживая, касаются твоего сердца своей тёплой, доброй магией. Переливы чистого золота волос сверкали меж корявых ветвей многовековых деревьев. Ветер развевал их, делясь с миром манящим запахом хвои и мха. Леголас пах весенним, но всё ещё морозным утром, и это погубило Арагорна. Свобода разлеталась в воздухе, пленила заблудшего странника, оказавшегося в плену тайного миража. Он следовал за искрящимся от восходящего солнца силуэтом и не понимал, видение ли это, судьба ли.       Тем же утром, в глубине лесной чащи, смотря на образ живого ангела, Арагорн пообещал жить ради него и всегда следовать за ним.       Именно поэтому боль Леголаса заживо хоронила его, особенно, когда он сам становился её причиной.       Когда Леголас со стыдом, отчаянием и надрывом пытался объяснить Арагорну, что ему нет прощения за свою неуместную любовь, Арагорн не осознавал.       Когда на щеку Леголаса скатился кристалл слезы, Арагорн в неверии запаниковал.       Когда Леголас, рыдая, опустился на пол, сердце Арагорна, будто в пытке, медленно разорвалось.       Разорвалось от осознания.       Оказывается, смысл его жизни так долго мучился из-за его слепоты. Всё ложь, пустая надежда, верить которой – путь в бездну. Ложь медовая, спасительная для пассивного сознания. Неужели он, Леголас, который до треска свят и до одурения пленителен всем своим существом, может изнывать от любви к нему? К бродяге, который не достоин ни трона, ни этих светящихся мудростью глаз.       Оттого изломанный шёпот сводил с ума:       — Прости меня за недостойную слабость, молю, — оседал в его руках Леголас, — я люблю тебя, люблю, и ни секунды дольше не могу держать это в себе.       Арагорн лишь молча окутал его своими большими руками, желая укрыть от всего мира. В эту минуту он искренне желал, чтобы эта нелепость стала последней причиной для слёз его эльфа.       Он прижал Леголаса крепче, сдерживая его всхлипы, и нежно поцеловал любимого куда-то в волосы, пытаясь забрать и развеять накопившиеся невзгоды.       — Какая глупость, melethron, — тихо усмехаясь на недоумённое лицо Леголаса, нежно ответил Арагорн. И, не сводя с него взгляда окутанных туманом глаз, завёл золотые пряди волос за острое ухо, пока эльф из последних сил цеплялся за его плечи. До боли трогательный и уязвимый.       До изнеможения заблудший в лабиринте собственных предубеждений.       Арагорн уверен, что сможет разрешить эту проблему, ещё много лет даря свою исступлённую, дурманящую, но чистую любовь.

* * * *

      Казалось, что изо рта вылетают клубы обжигающего пара. Они сгорали изнутри.       Всего было чудовищно мало-мало-мало. Так не хватало ещё больше белой, сияющей в темноте кожи. Словно нежнейшая материя растекалась, плавилась в его руках. Хотелось сжимать всего Леголаса до потери пульса, пока не насытишься. Сильные руки идеально лежали на талии, вид которой так изводил в особенно одинокие ночи времён братства.       Арагорн жил, дышал им. В безумстве втягивал в себя его запах и не мог себя контролировать. Он судорожно дрожал от предвкушения, от того, что Леголас так покорно растекался из-за него и для него. Лунный свет падал на эльфа, его кожа блестела от влажных укусов по всему телу. Арагорн почти обгладывал его, чтобы утолить свой бесконечный голод. Кусал, зализывал, тянулся к мягким бёдрам и безустанно ластился.       Он и возлюбленный, и фанатик, и безумец. Любовь и отзывчивость Леголаса убивала его, не оставляла ни капли здравого смысла в голове вечно серьёзного странника.       Арагорн молился на любимого, он не представлял себя отдельно от него. От чувств хотелось кричать, нежность разрывала его на части так, что отвернись Леголас хоть на секунду, и Арагорн умрёт, растает, ведь без его взгляда мир станет пустым и голым.       Леголас еле дышал в его объятиях, чувствуя, что пространство вокруг сжимается вместе с ним. Он заново рождался в руках Арагорна, переходил из своего тела в его, они сливались воедино, и чудилось, будто их души касались друг друга, обжигая. А это лишь объятия. Леголас не был уверен, что переживёт эту ночь без разрыва больного любовью сердца.       Арагорн пил любимого, захлёбываясь из-за невозможности остановиться. Он раскрывал Леголаса слой за слоем, гладил его живот, целовал руки и острые уши, доводил до бессвязных метаний уже тем, что так горячо дышал на кожу, чувствительную для любых прикосновений. К его эльфу за всю жизнь так редко прикасались, что любое действие Арагорна воспринималось в несколько раз ярче.       Арагорн приостановился, чтобы со слезящимися глазами посмотреть на созданное руками богов творение, краше которого на свете нет. И этот недосягаемый, загадочный, такой пленительный эльф принадлежал ему, отдался в его руки сам. Арагорн не верил, что с людьми такое случается, не верил, что заслужил хотя бы быстрого незаинтересованного взгляда в свою сторону от столь внеземного, высшего создания. Непостижимо. И он бы стал для Леголаса кем угодно. Другом, что прикроет в бою, ветром, что ласкает в жаркий день, водой, что утолит его жажду, песней, которая станет усладой эльфийскому уху, тем, кто без сомнений отдаст свою жизнь за него. Сначала он сгорал от своего молчания, от надуманной невзаимности, теперь же горел от роковой страсти. И нет никакого названия этому сумасшествию, кроме как любовь.       Леголас посмотрел на него в ответ, и в глазах этих сияли сказочные огни, которые иногда виделись во снах, но никогда – наяву. Магия витала в воздухе, когда эльф громко вздыхал, не в силах сдержаться. Арагорн дорвался, ронял поцелуи на всё подвижное тело, мял его, ласкал, вгрызаясь. Срывал с губ Леголаса ясность весеннего утра.       Краем уха, словно галлюцинацию, Арагорн расслышал тихую просьбу:       — Люби меня, люби, — отчаянно шептал Леголас.       Весь дух окончательно выбило, ему нужно было отдышаться. Грудь Арагорна остервенело вздымалась, позволяя вернуться в реальность хотя бы на секунду. Он зарычал как раненый зверь. Леголасу нельзя быть таким. Голова не может удержать ни одну проскальзывающую мысль, остались лишь донельзя раскалённые чувства. Его мучают, испытывают, но Арагорн готов идти до конца.       Леголас отвечал на каждое его движение, пытался градом поцелуев избавить Арагорна от всех шрамов, расчерченных на его теле. Он бился в его объятиях, жил лишь его тихим, властным голосом, отдавался ему как в последний раз. Арагорн тонул в его стонах, что вылетали так непорочно, напоминая родники родного Имладриса.       И всего этого было так мало.       Арагорн еще крепче прижался к Леголасу, теперь их тела и души не принадлежали лишь себе. Они стали единой формой жизни, одним целым. Ничто не в силах разлучить настолько безумную в своей любви пару. Разделённые до сей поры временем, они навсегда нашли осколки себя друг в друге. Больше нет отдельно Арагорна и отдельно Леголаса. Быть может, это неправильно, но они всегда были исключением.       Воздух густел, постель безжалостно комкалась, крики становились громче. В голове шумела музыка Леголаса, и мир взрывался яркими пятнами. Так много резких, быстрых движений ловили тени, сразу же пряча их, будто они – что-то сокровенное. Арагорн видел, как Леголас начинал светиться, словно божество или случайно позабытый на земле ангел. Его ногти оставляли глубокие царапины, что доставляли невыразимое удовольствие, его пятки давили на поясницу, заставляя быть ещё глубже, видеть себя снаружи. Всё это срывало голову, сводило с ума до зубного скрежета. Всё вокруг пустота, потому что все смыслы собрались в одной точке, которая неистово извивалась под Арогорном, не сдерживая себя.       Они вспыхивали, их голоса вторили друг другу, а тела намокли до невозможности. Леголас почти терял сознание, захлёбываясь, качаясь в такт бешеному темпу. Пальцы Арагорна, сжимающие его талию, насаживающие на себя, раскалялись, оставляя ожоги в виде отпечатков. Он почти рыдал, слёзы удовольствия безудержно закатывались в уши. Низкие стоны Арагорна размазывали остатки осознанности. Глаза Леголаса закатывались, он почти хрипел, не выдерживая, но Арагорн не останавливался, ещё чуть-чуть, и он вознесётся, достигнет края, за которым останется лишь чернеющая пропасть, в плену которой он находился так долго.       Это было ни на что не похоже. Леголас раскрывался цветком, выгнулся так, что Арагорну стало страшно, что он что-нибудь себе повредит. Сияние разливалось во все стороны, нещадно било в широко распахнутые глаза. С губ в унисон сорвались такие стоны, в которые с первых секунд и не поверишь. Леголас обмяк в руках иссушённого Арагорна.       Они убили друг друга, и жизнь ещё никогда не была такой волшебно-реальной.