Let Me Name the Stars for You

И мы не касались звёзд, И не было нам прощения, что значит — мы возвращаемся назад, туда, где герой защитит нас, и будет мягок и добр, не потому что зла мало, а потому что его и так слишком много. Ричард Сикен.

Выражение его лица, когда он открывает дверь и видит её на пороге, поистине бесценно. Словно она — последняя, кого он ожидал увидеть. Ладно, возможно, не прямо последняя. — Джоанна? Она облокачивается о дверной косяк, с вызовом выставив вперёд худое угловатое бедро и нацепив на лицо самое непроницаемое выражение. — Хоторн. — Что ты здесь делаешь? Она не говорит хотела посмотреть, как ты или мне было одиноко или мне некуда больше идти. Вместо этого она говорит: — Я слышала, во Втором сейчас хорошая погода. Гейл поднимает бровь, и она пожимает плечами. — Ты собираешься меня впускать, или мне основать магазин на чёртовом пороге? Он закатывает глаза. — Ну, раз ты попросила так вежливо… Он распахивает дверь шире, и Джоанна застывает, встреченная внимательным взглядом ещё четырёх пар таких же серых глаз. Ей и в голову не приходило, что его семья будет жить с ним, но сейчас это кажется очевидным. Конечно, они будут рядом с ним. Далеко не весь мир состоит из сирот. "Я не хотела навя…" — начинает она, пытаясь выскользнуть за дверь, когда Гейл хватает её за локоть и втягивает внутрь. — У нас в гостях Джоанна Мэйсон, — невозмутимо провозглашает он. Как будто нет ничего чертовски странного в том, что она появилась у него дома. Остальные члены семьи Хоторнов просто смотрят на неё, слегка приоткрыв рты. На какой-то момент — такой неловкий, что ей хочется истерически расхохотаться и уйти — они все молчат, но затем Хейзел Хоторн решительно вытирает руки о подол фартука. — Рори, иди поставь еще одну тарелку на стол, — командует она не терпящим возражений тоном, который могут привить только годы материнства, и в мгновение ока мальчик, выглядящий как уменьшенная копия Гейла, испаряется из комнаты. — Вик, помоги своей сестре вымыть посуду, — отдаёт она следующее распоряжение, и двое младших Хоторнов убегают, не сказав ничего. Затем Хейзел поворачивается к ней. — У нас тушёный кролик, — говорит она, и хотя это вроде бы не вопрос, Джоанна всё равно чувствует, что от неё ждут ответа. — Я... — она бросает взгляд на Гейла, но он просто наклоняет голову набок, как будто безмолвно говоря это ты решила прийти. Джоанна полагает, что не смертельно, если она один раз у них отобедает. — Звучит отлично. *** Когда вечером Гейл, уложив Пози спать, возвращается к себе в комнату, то обнаруживает на своей кровати нагло растянувшуюся Джоанну — сплошное кожа да кости и ноль личных границ. — Я вижу, тебе легко чувствовать себя как дома, — невозмутимо говорит он. Она зевает, вытягивая руки над головой. — Симпатичное у вас гнёздышко. — Президент Пэйлор дала мне работу. — Мило, — говорит Джоанна, каким-то образом ухитряясь, чтобы это слово прозвучало совсем не мило. Гейл смотрит на её ноги, как будто ему хочется сдвинуть их и сесть на край кровати, но он остаётся на месте. — Чем ты вообще занималась с тех пор, как... — С тех пор, как мы выиграли революцию? — Джоанна растягивает слова, и в её тоне звучит насмешка. — Мне никто не предлагал работы. Кажется, все по-прежнему думают, что я... неуравновешенная. Он засовывает руки в карманы, ковыряя носком ботинка вмятину на неровном деревянном полу. — Где ты остановилась? — Так далеко вперёд я не планировала,— дёргает острым плечом она. — Мне просто нужно было… сменить обстановку. — Ты можешь... — он колеблется, прежде чем продолжить. — Ты можешь остаться здесь. Если хочешь. Джоанна издаёт смешок. — Одна большая счастливая семья? — Я просто подумал... Какой-то её части нравится наблюдать, как он путается в словах, но другая помнит, что ей негде спать этой ночью. Без предупреждения Джоанна спускает ноги с кровати и встает быстрым, но плавным движением. — Хорошо, — говорит она, прерывая его. — Но только пока я не найду что-нибудь другое. Джоанна видит, что Гейл ожидал, что она скажет "нет", потому как ему требуется несколько секунд, чтобы ответить. — Я... я, эээ, принесу тебе одеяла и всё остальное на диван. — Жаль, — манерно бросает она, проходя мимо него к двери. — У тебя очень удобная кровать. Она слышит его низкий смешок из коридора, и это заставляет её невольно улыбнуться. *** Джоанна говорит себе, что останется здесь всего на одну ночь. Ну, максимум, на две. Но проходит неделя, и Хейзел спрашивает, нужно ли постирать её постельное бельё, и её чёртова зубная щётка лежит на полочке ванной вместе с остальными. Джоанна ненавидит всё это на сто процентов — или, может быть, не ненавидит вовсе. Хоторны удивительно неплохо справляются в этом новом мире — для людей, которые потеряли всё. Всё, кроме друг друга. Рори похож на копию Гейла в миниатюре — упрямое молчание и обиженные глаза. Он всегда встаёт по утрам первым, даже раньше Хейзел. Джоанна слышит, как разносятся по дому его лёгкие и целеустремленные шаги. Сначала он выходит через заднюю дверь, чтобы набрать несколько поленьев, затем разводит огонь в очаге на кухне, затем достаёт тарелки и столовое серебро и складывает их стопками на кухонном столе. Каждое утро, как заведённый. К тому времени, когда Хейзел приходит готовить завтрак, Рори уже уходит в комнату, чтобы разбудить младшего брата. Вик… Вик во многом такой же, как Рори, и в то же время абсолютно другой — возможно, какой-то более мягкий. Его лицо всегда хранит какое-то открытое, наивное выражение, которое заставляет его выглядеть ещё младше. Джоанна часто застает его сидящим на краю подоконника, прижавшимся носом к стеклу и жадно наблюдающим за прохожими. Он говорит чуть больше, чем Рори — но это тоже не то чтобы много. Пози Хоторн — та ещё штучка. Ей пять лет, но годы недоедания сделали её ещё меньше. Но даже при этом она вертит всеми домашними как хочет. Гейл каждый день собирает для неё цветы, пока идет домой с работы, Вик таскает ей карандаши из школы, чтобы она могла рисовать картинки, Рори перекладывает её овощи себе на тарелку, когда никто не видит, а Хейзел всегда прекращает любое занятие, если Пози захочет заползти к ней на колени и послушать сказку. Джоанна думает, что это смешно, насколько они все идут у неё на поводу, но иногда ловит и себя на том, что улыбается детским выходкам младшей Хоторн. Её невинная уверенность — то, как она никогда не сомневается, что её все обожают, — странным образом успокаивает. Хейзел Хоторн заставляет всё в доме работать как хорошо отлаженный часовой механизм, но Джоанне быстро становится очевидно, что именно Гейл — точка опоры, вокруг которой всё вращается. В конце концов, это он спас их, когда планолёты разбомбили Дистрикт-12, не оставив камня на камне. Это он побывал в аду и вернулся обратно, и наблюдал, как сгорает весь мир, просто чтобы они и такие, как они, могли быть в безопасности. Джоанна не знает точно, чем занимается Гейл, когда уходит на работу — его походка быстрая и целеустремленная, — но она догадывается, что это должно быть важно. Она узнаёт, что новое правительство подарило семье Хоторн этот дом, когда они прибыли в Дистрикт-2. Там осталось полно мебели от прошлых жильцов (они стараются не думать, кем они были и что с ними стало), но Гейл выкинул из дома всё, кроме самого необходимого, и они начали жизнь с чистого листа. В доме по-прежнему довольно пусто, но Джоанна видит, как они потихоньку обживаются в нём и начинают к нему привыкать. На спинке стула в гостиной поселяется старый плед, в который Хейзел любит кутаться в холодные дни. Пози расставляет цветы, которые приносит ей Гейл, по кружкам и крошечным вазочкам и расставляет их по дому, в то время как Вик и Рори оставляют свои школьные домашки на кухонным столе, чтобы Гейл мог их посмотреть, когда придёт с работы. О войне никто из них не говорит. По крайней мере, специально. Но спустя две недели пребывания Джоанны у Хоторнов в разговоре впервые всплывает Китнисс. Тем вечером после ужина они все сидят в гостиной: Гейл просматривает какие-то бумаги с работы, мальчики разбирают найденную во дворе игрушечную машинку, чтобы посмотреть, как она работает, а Джоанна листает книгу, которую Хейзел увезла ещё из Дистрикта-13. Вопрос Пози звучит как гром посреди ясного неба: — Когда мы поедем навестить Китнисс? Взгляды всех присутствующих устремляются на Гейла, и он не поднимает глаз от бумаг перед собой, сохраняя внешнее спокойствие, но Джоанна видит. Было бы странно годами вращаться в среде капитолийских олигархов и не научиться распознавать ложь, поэтому она замечает, как предательски напрягаются его плечи и как подёргивается рот. Хейзел проводит по гладким черным волосам Пози. — Скоро, милая. Мы поедем к ней скоро. На какой-то долгий, невыразимо тягучий миг все замирают, чувствуя, как призрак недосказанного, тяжёлый и холодный, витает в воздухе, но всё рассеивается, стоит маленькой девочке с серьёзным видом кивнуть. Вик и Рори возвращаются к своей разобранной игрушке, а Пози сонно склоняется на плечо матери, и в комнате снова воцаряется уютная тишина. Джоанна не сводит глаз с Гейла. Проходит немало времени, прежде чем напряжение покидает его тело и его дыхание возвращается в норму. Но это случается. В конце концов, он расслабляется. *** Если от чрезмерной деловитой заботы Хейзел никуда не деться, а детская бесцеремонность Пози по-своему очаровательна, то мальчишки — дело другое. Они избегают смотреть Джоанне в лицо, да и в разговоре едва выжимают из себя пару вежливых фраз. Что вполне её устраивает. Не то что бы ей когда-то хотелось разводить политес перед сопляками. Тем не менее, она не может не заметить насторожённости в их глазах — то, как они избегают находиться в гостиной, если там на диване валяется она, и ныряют обратно в свою комнату, когда видят её в коридоре. Джоанна не придаёт этому особого значения, пока однажды вечером, возвращаясь из ванной, не слышит, как Гейл разговаривает с Вик перед сном. — Ты же знаешь, она не кусается. — Я знаю. —Джоанна просто пытается жить дальше. Как и все мы. Наступает долгое молчание, и Джоанна собирается уйти, когда Вик наконец-то заговаривает, и его голос звучит слишком тихо и неуверенно. — Просто... раньше мне снились кошмары с ней, — признаётся он. Её плечи напрягаются, и она делает глубокий вдох, поняв, наконец, почему мальчики избегали её. Рори и Вик достаточно взрослые, чтобы помнить её игры. Достаточно взрослые, чтобы всё ещё бояться девчонки, которая всадила топор прямо между глаз мальчику из Дистрикта 12. Она ускользает, не дожидаясь ответа Гейла, и выскальзывает за парадную дверь, даже не потрудившись надеть ботинки или куртку. Грязь под её ногами холодная, и она видит, как из её рта поднимается облачко пара на фоне тёмно-синего неба, но Джоанне плевать. Свежий воздух напоминает ей о доме — напоминает ей о маленькой девочке с дерзким смехом, которая часто спорила с рабочими фабрики, что сможет поразить топором любую мишень. В те времена мишенями были только деревья. Она бродит по улицам долго. Достаточно долго, чтобы вышли звезды и чтобы узкий месяц поднялся высоко в небе. Достаточно долго, чтобы удостовериться, что наверняка все уже будут спать, когда она вернётся домой. Но когда она открывает дверь, Гейл сидит на диване, небрежно заложив руки за голову, словно какая-то статуя. Идиот. Он поднимает глаза, когда она входит, и приподнимает бровь, оценив степень её (не)одетости. "Ты дрожишь", — говорит он, стягивая с края дивана плед и бросая ей. Он падает рядом с её перепачканными грязью ногами, и она оставляет его валяться. — Не нужно было меня ждать. — Нужно. Джоанна закатывает глаза. — Как ты вообще догадался, что я всё слышала? — Я охотник, — говорит он так просто, будто это что-то объясняет. — Слушай, Вик не хотел… — Мне тоже снились кошмары о себе, — прерывает Джоанна. Она начинает плавно приближаться к нему, чуть покачивая бёдрами и не сводя с него глаз. И хотя в темноте она едва может видеть его лицо, она знает, что и он смотрит на неё. — Мне снилось, что я ужасное чудовище с окровавленными руками, которое убило кучу невинных детей. А потом я просыпалась, — она растягивает губы в ниточку истерической улыбки, — и это всё ещё было правдой. — Теперь она стоит прямо напротив него, лицом к лицу, так, что, может, вытянув руку, коснуться его, но продолжает держать руки скрещёнными на груди. — Джоанна… Она вскидывает ладонь, останавливая его. — Не надо. Я знаю, ты вообще по жизни такой, знаешь, всеобщий спаситель. Но мне твоя помощь не нужна. — Я знаю, — Гейл поднимается на ноги, и они оказываются так близко, что Джоанна чувствует его дыхание на своём лице. Он вглядывается в её лицо так долго, что ей хочется сказать какую-нибудь грубость, лишь бы разбавить это молчание, но в этот момент Гейл отворачивается и проходит к другому концу комнаты, чтобы забрать валяющийся плед. Накинув его на диван, он молча направляется из комнаты. Только у самых дверей оборачивается к Джоанне. — Потом станет лучше, — шепчет он, и шелест его голоса мягко вплетается в ночную тишину. Джоанна дёргает подбородком. — Да ну? Он нервно хмыкает. — Я стараюсь в это верить. И уходит. Джоанна медлит ещё пару секунд, прежде чем вздохнуть и обернуть плед вокруг себя. *** С самого приезда Джоанны Пози наблюдает за ней с каким-то деятельным любопытством, как будто пытаясь что-то понять. Только на третью неделю пребывания гостьи в доме, малышка, наконец, раскрывает, что её беспокоило. — Почему у тебя волосы короткие, как у мальчика? Они все сидят за завтраком, и Джоанне требуется время, чтобы понять, что Пози разговаривает с ней. — Потому что… потому что когда-то мне их подстригли, — отвечает она, заёрзав на стуле. — Но ты не мальчик? — спрашивает Пози, с аппетитом вгрызаясь в кусочек хлеба, и её большие круглые глаза доверчиво смотрят на Джоанну через стол. — Нет. — Ты девочка? Губы Джоанны подёргиваются в улыбке. — Да, есть такое. Пози задумчиво кивает, и Джоанна надеется, что этим всё закончится. Она кидает осторожный взгляд на Гейла, но он просто улыбается Пози. В его лице странная мягкость, которой, как ей кажется, она никогда раньше не видела. Сейчас он выглядит как брат, а не солдат. Это… мило. — А ты можешь подстричь мне волосы, как у тебя? — внезапно спрашивает Пози, и Джоанна давится яичницей. — Я не... — Мам, мам, а можно Джоанна подстрижет мне волосы, как у мальчика? У Хейзел Хоторн такой же нежный взгляд, как у Гейла, и Джоанна знает, что не получит никакой поддержки. — Конечно, Пози, — говорит Хейзел дочери. — Все, как ты захочешь. Глаза Пози загораются надеждой, пока она вытирает мордашку тыльной стороной ладони. — Урра! Джоанна, ты подстрижешь мне волосы, как у тебя? Пожалуйста-пожалуйста! Джоанна несколько раз открывает и закрывает рот, как выброшенная из воды рыба. Затем оглядывается вокруг и с обречённостью видит пять пар направленных на неё выжидающих глаз. Она вздыхает. — Ну, если вы настаиваете… В тот же день Гейл достает ножницы из кухонного ящика и протягивает их Джоанне, прежде чем усадить Пози на край ванной. Её маленькие ножки барабанят по наружной стенке, не доставая до пола, а её звонкий смех рассыпается колокольчиками, и что-то во всём этом заставляет Джоанну задыхаться. Острые ножницы кажутся тяжёлыми, слишком тяжёлыми, и она понимает, что у неё дрожат руки. — Может, лучше ты...— начинает она, обращаясь к Гейлу, но Пози капризно качает головой. — Ну пожалуйста, я хочу, чтобы это сделала ты! Гейл смеётся и пожимает плечами, глядя на Джоанну. —У нас, Хоторнов, есть упрямая жилка. — Я вижу, — бурчит Джоанна. Она крепче сжимает ножницы и делает один шаг к Пози. Затем ещё один. Она ждёт, что малышка вздрогнет, она знает, что это произойдёт, что ребенок в ужасе отшатнётся от нее. В конце концов, она Джоанна Мэйсон, и в руках у неё нечто острое, и все знают, чем это заканчивается. Но Пози солнечно улыбается и наклоняется вперёд, чтобы прошептать: "Все будет хорошо. Ты справишься". Джоанна делает глубокий вдох и ловит кончиками пальцев угольно-черную прядь. Она закрывает глаза и считает до пяти, прежде чем со щелчком закрыть ножницы. Резкий звук прорезает тишину, и Пози смеётся. *** — Ты говорил во сне. — Сейчас середина ночи, и она стоит в дверях его спальни, пытаясь разглядеть его очертания в темноте. Гейл проводит рукой по лицу. — О чём я говорил? — Его голос хриплый со сна. Джоанна прислоняется к дверному косяку. — Ты правда хочешь знать? Он вздыхает, перекатываясь, чтобы включить лампу рядом с кроватью. — Пожалуй, нет. — Они оба моргают, пока их глаза привыкают к свету. — Прости, что разбудил. — Я чутко сплю, — пожимает плечами Джоанна. — Побочный эффект от того, что проводишь свой пятнадцатый день рождения, боясь, что кто-то убьёт тебя во сне. Гейл открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем просто закрывает глаза и откидывается на спинку кровати. — Я пила таблетки в Капитолии, но сейчас… — она морщится и замолкает, вспоминая фармацевта с татуировкой в виде рыбьей чешуи на шее, который имел обыкновение облизываться, косясь на её грудь, пока отсчитывал таблетки одну за другой. Джоанна качает головой и без предупреждения входит в комнату. — Подвинься, Хоторн. Его глаза широко распахиваются, и внезапно он выглядит очень проснувшимся. — Эмм, что, я не... Она закатывает глаза, подходя к нему. — Расслабься. Я просто подумала, что если мы оба не спим, то с таким же успехом могли бы не спать вместе. — Она пихает его ступни подальше на кровать, заставляя его согнуть ноги, чтобы она могла плюхнуться на край матраса. — Выглядит не очень удобно, — говорит Гейл, глядя на то, как её ноги частично свисают с края кровати. — Удобнее, чем на этом чёртовом диване. Он ухмыляется. — Ты серьезно жалуешься на бесплатную комнату с питанием, которые мы тебе предоставляем? — Нет. Они погружаются в уютное молчание. — Это странно, — говорит Джоанна через некоторое время. — Тот факт, что ты вторглась в мою спальню посреди ночи? Она резко толкает его локтём. — Нет. Я имею в виду всё это. Быть в Дистрикте 2, в этом доме... Всё вот это… Гейл задумчиво кивает. — Да. — Хочешь секрет? — Джоанна поворачивается на бок и приподнимается на локтях. — Я не думала, что мы победим. Или я не думала, что доживу до этого. — Я знал, — говорит он без колебаний. — Даже до всего этого. Он не уточняет, про что он, потому что они оба и так знают. Всё это было девушкой с луком и стрелами, которая однажды крикнула "Я доброволец" и в итоге поставила Капитолий на колени. — И ты никогда не сомневался? — Иногда, но… — Гейл подтягивает колени к груди и обхватывает их руками. — У нас всего равно не было другого выхода. Мы бы или победили, или были мертвы. Джоанна вспоминает тот миг, когда впервые вошла в Тренировочный зал и увидела остальных трибутов в накрахмаленной красно-чёрной форме, с номерами дистриктов на плечах. Либо ты их, либо они тебя, подумала она со своим привычным мрачным цинизмом. Только когда она уронила булаву и услышала, как парень из Дистрикта-1 смеётся над ней, Джоанна поняла, что это будет она их. — Ты не хотел бы ничего изменить? — спрашивает она, мысленно возвращаясь к Арене и тому, как пахла кровь на кончиках её пальцев. — Если бы мог? Он вздыхает. — Да. Нет. Не знаю. Джоанна издает невесёлый смешок. Да уж, не позавидуешь ему. — Мы выиграли войну, — говорит Гейл после долгого молчания. — Я бы точно не стал менять этого. *** Спустя неделю Джоанна сидит на широком крыльце, подставив лицо полуденному солнцу, когда слышит две пары шагов, осторожно приближающихся к ней. — Джоанна? Она наклоняет голову вправо и видит Рори, переминающегося с ноги на ногу, в то время как Вик стоит прямо у него за спиной. — Ммм? — Ты...— Рори медлит, очевидно, собираясь с духом. — В дистрикте-7 много дерева, так? Она кивает, по-прежнему не произнося ни слова. Рори поворачивается к Вику, и оба мальчика шепчутся о чем-то несколько секунд, прежде чем старший брат снова оборачивается к ней. — Мы хотим… мы хотим кое-что сделать, — говорит он, и его голос звучит чуть более уверенно. — Кре-кресло-качалку. Когда-то оно у нас было. Изначально оно было у отца, и Гейл тоже в нём иногда сидел, до того, как… Лицо Рори меркнет, и он замолкает. Ему даже не нужно объяснять, что "до того, как" означает "до того, как бомбы уничтожили почти весь Дистрикт" — это написано у него на лице. — И вы хотите сделать новое? — уточняет Джоанна всё тем же ровным тоном. — Да, — застенчиво соглашается Вик, делая шаг вперёд, чтобы встать рядом со своим братом. — Ты умеешь делать такие штуки? Джоанна поднимает руку, чтобы прикрыть глаза от ослепительного солнечного света. — Вообще я уже давно ничего не мастерила, — размышляет она, но даже если бы она всерьёз собиралась сказать "нет", удручённого выражения на их лицах было бы достаточно, чтобы она передумала. — Но да, я знаю, как это делать. — Так ты научишь нас? — загорается Рори. — Мы… э-э-э... мы хотели сделать сюрприз. Джоанна почти готова отказаться, но по сути, чем ей ещё заняться в свободное время? — Хорошо. Конечно. Почему бы и нет. Широкие улыбки, озаряющие их лица, почти такие же яркие, как солнечный свет. *** — Что-то не так с диваном? — спрашивает Гейл, когда, возвращаясь из ванной, обнаруживает её растянувшейся на его кровати третью ночь подряд. —Да. Это диван. — Я могу достать тебе кровать, - говорит он, подходя к ней. — Мы можем поставить её в гостевой спальне. — Гейл пытается сесть на край матраса, но она выставляет ногу, чтобы помешать ему. Он смотрит вниз на её голую икру, прижатую к его футболке, и Джоанна ухмыляется, видя, как по его щекам расползается слабый румянец, прежде чем он отодвигает её ногу в сторону и забирается на кровать. — Мне не нужна кровать, — говорит она, когда они устраиваются в разных концах кровати. — Всё равно я тут надолго не останусь. Гейл приподнимает брови. — Да, я это уже слышал. — Реально не останусь! — Разумеется. — Он кивает, но в его глазах пляшут дьявольские искорки, показывающие, что он на самом деле думает о её намерениях. — Я серьёзно! — Конечно. Джоанна окидывает его убийственным взглядом, на что Гейл отвечает невинной улыбкой. Джоанна чувствует, как внутри неё разгорается ярость, и, прежде чем она успевает опомниться, она одним резким движением сталкивает его с кровати. Гейл падает на пол с глухим стуком, и она приподнимается на локтях, чтобы посмотреть на него сверху вниз. — Мне не нужна моя собственная кровать, красавчик, потому что меня устраивает твоя, — самодовольно провозглашает она, прежде чем снова плюхнуться на одеяло. Проходит долгих несколько секунд, но в конце концов Джоанна слышит, как Гейл издает долгий, низкий смешок. — Принято. Она смотрит в потолок, ожидая, что он в любую секунду полезет обратно на кровать, но он остаётся внизу — так долго, что она начинает думать, что он заснул на полу. Она поворачивается, чтобы выглянуть и проверить, но в этот момент руки Гейла взмывают из ниоткуда, и внезапно она летит на деревянный пол, а он торжествующе вскарабкивается на кровать. Она неловко распластывается на полу, и у неё болит локоть, которым она ударилась о пружинный блок при падении, но Джоанна смеется вопреки себе. — Туше, Хоторн. Гейл протягивает руку, чтобы помочь ей подняться. — Перемирие? Она ухмыляется, принимая его руку. — Посмотрим. *** Мастерить кресло-качалку оказывается сложнее, чем Джоанна думала. Каждый день Вик и Рори, едва вернувшись домой из школы, оставляют сумки у дверей и бегут ей помогать. В течение нескольких недель с тех пор как они обратились к ней за помощью, они втроём занимаются сбором древесины, её обработкой, разделкой, и шлифовкой, превращая грубые деревяшки в ровные и гладкие детали. У них всего несколько часов до возвращения Гейла домой, поэтому каждый день они работают по максимуму, стараясь успеть как можно больше, прежде чем им придется прятать результаты труда. Джоанна замечает, что ей нравится снова работать руками. Нравится запах дерева и его упругая тяжесть под её пальцами. Нравится процесс созидания чего-то вместо привычного разрушения. Ей нравятся и братья Хоторн, такие разные, но каким-то образом идеально дополняющие друг друга. Вик и Рори. Рори и Вик. На самом деле, это даже логично. Если Гейл — глава семьи, а Пози — девочка и младший ребёнок, то им остаётся лишь быть где-то посередине, держась только друг за друга. Джоанна помнит, что сказал ей Гейл, когда она впервые приехала и заметила пустую спальню рядом с кухней. — Что-то не так с этой комнатой? — спросила она, наблюдая, как он вытирает посуду после ужина. — Это была комната Вика, — ответил Гейл. — Но он плохо переносил одиночество, и я перетащил его кровать в комнату Рори. Я… я думаю, они оба лучше спят, когда знают, что другой в безопасности. Тогда она едва знала их, но сейчас, когда она наблюдает, как они работают в тандеме, придавая дереву форму деталей, которых можно подогнать друг к другу, это становится очевидным. Иногда Пози приходит и наблюдает за их работой. Рори и Вик заставили поклясться её, что она ничего никому не расскажет, каким-то странным ритуалом с грязью и веточками, который Джоанна смутно помнит из своего детства. Время от времени малышка выносит им сэндвичами и кружки со сладким мятным чаем от Хейзел, и они делает краткие перерывы в тёплых лучах послеполуденного солнца. Во время работы они втроём разговаривают о самых разных вещах. Школа, необычные деревья в Дистрикте-2, девочка с соседней улицы, которую Рори считает раздражающей (Джоанна тщательно скрывает понимающую ухмылку). Мальчикам нравится, как Джоанна не стесняется ругаться при них, и они клятвенно обещают ничего не рассказывать своей матери. Это всё, в общем-то, обычные темы. Обычные разговоры. Но однажды днём, когда они сидят на крыльце, вокруг разбросаны деревяшки, а в руках у них грубые кусочки наждачной бумаги, Вик вдруг говорит: — Джоанна? Как ты думаешь, куда попадают люди, когда умирают? Они живут на внутренней стороне твоих век, и ты видишь их каждый раз, когда ложишься спать, — это первое, что приходит ей в голову. Но она просто говорит "я не знаю", обтёсывая брусок быстрыми, ровными движениями. — Рори думает, что мёртвые люди — это просто мёртвые, — бормочет Вик. — Что они просто… уходят. — Я этого не говорил, — горячо возражает Рори. — Я просто сказал, что не имеет значения, куда они уходят, потому что они всё равно не вернутся. Джоанна думает, что в его возрасте не положено быть таким фаталистом, но она знает, что иначе быть не может, когда растёшь в Панеме. — Я думаю… — начинает Джоанна и замолкает. Ей не хочется врать, но ведь… никто не знает, что на самом деле происходит после смерти, так что это и не ложь. Вроде бы. — Я думаю, что, наверное, хорошие люди после смерти попадают в хорошее место. — А плохие? — торопит Вик, широко раскрыв глаза. Джоанна пожимает плечами. — Я не знаю. — Она ненадолго задумывается, к какой категории относится она. — Ты знала Прим?— Мгновение спустя спрашивает Вик. Он смотрит на кусок дерева у себя на коленях, но его руки неподвижны. У Рори опущены плечи, и сам он смотрит куда-то вдаль. — Совсем чуть-чуть, — отвечает Джоанна, стараясь говорить мягко и успокаивающе. — Вы думали о ней? Они оба молча кивают. Она кладёт на место длинную гладкую деревянную панель, которую прежде держала в руках, и задумывается о том, что ей сказать. — Иногда я думаю о своем друге Финнике, — признаётся она через некоторое время. — Ты скучаешь по нему? — спрашивает Вик. — Конечно, — без колебаний отвечает Джоанна. Она видит, что Вик смотрит на неё широко раскрытыми глазами, поэтому добавляет: — Было бы странно, если бы я не скучала, верно? Ответ Вика вроде бы удовлетворяет, по крайней мере, Джоанне кажется, что с его плеч спадает невидимый груз. — Держу пари, Прим бы здесь понравилось, — говорит он через некоторое время. Всё ещё задумчиво, но без прежней печали. Рори вздыхает и трясёт головой, но затем оглядывает другие дома вокруг них, ряд деревьев, растущих вдоль обочины дороги, и яркое лазурное небо над их головами. Его губы изгибаются в грустной полуулыбке. — Да, ей бы здесь понравилось. *** — Я не знаю, как быть нормальной, — признаётся Джоанна однажды ночью, лежа рядом с ним. Снова. Теперь она приходит почти каждую ночь, но почти всегда возвращается к себе, едва Гейл засыпает. Сейчас же она лежит головой в изножье, ступнями упираюсь в спинку кровати. Гейл же сидит, закинув руки за голову, и взгляд Джоанны скользит по его рельефным трицепсам, потому что… что ей, глаза закрывать, что ли? — Я тоже, — отвечает он. — Иногда я просыпаюсь на рассвете и думаю, что мне нужно добраться до леса до того, как миротворцы начнут прочёсывать улицы. И только потом вспоминаю, что у нас внизу целый шкаф еды, а миротворцев больше нет. Иногда я чувствую себя бесполезным. Она фыркает. — Бесполезным? Ты?! Я даже ни разу не сражалась! Столько лет тренировалась, готовилась, защищала всех на Квартальной Бойне, чтобы потом оказаться прикованной к больничной койке, когда это всё наконец-то рухнуло! Было бы смешно, не будь это так жалко! Гейл молчит, а когда всё-таки заговаривает, то произносит совсем не то, чего она от него ожидала. — Я мог бы устроить тебя на работу. Если хочешь. Она пренебрежительно машет рукой в воздухе. — Я не умею выполнять приказы. На случай, если ты вдруг не заметил. Уголки рта Гейла приподнимаются в полуулыбке, когда он прищуривается, глядя на неё. — О, я заметил. А если тебе нужно будет отдавать приказы? Джоанна зевает. — Думаю, это было бы… терпимо. — Терпимо? — он приподнимает брови. — Меня сложно оставить довольной, — усмехается она, устраиваясь поудобнее на локтях. — Да ну? На миг Джоанне кажется, что его взгляд темнеет, но, наверное, это лишь игра света. Они смотрят друг другу прямо в глаза ещё несколько секунд, прежде чем она отворачивается. — Пойду к себе… — мямлит она, но не делает никаких попыток сдвинуться с места. Как и он. — Устала? — Нет. — Тогда останься. — Голос Гейла низкий и хриплый, и от его звучания у Джоанны слегка кружится голова. Она закрывает глаза, но он больше ничего не говорит, и вскоре единственный звук, который она слышит, это его тихое, ровное дыхание. Джоанна в последний раз мимолетно думает о диване, границах и недопустимости влюбляться в парней, которые влюблены в других девушек, прежде чем посылает всё это к чёрту и позволяет звуку его дыхания убаюкать её. *** Джоанна понятия не имеет, что должна думать о ней миссис Хоторн. Хейзел ничего не говорит, когда постельное бельё на диване остаётся сложенным аккуратной стопкой, потому что Джоанна засыпает в комнате Гейла. Опять. Снова. Когда Гейл на работе, а дети в школе, они практически не разговаривают. Джоанна слоняется по дому, честно пытаясь помогать по хозяйству, где может, но она плохо готовит и убирается, так что в основном она просто чинит всякие поломки: прибивает гвоздями расшатанные половицы, прочищает раковину и тому подобное. Ей нравится чувствовать, что она вносит свой вклад, даже если Хейзел просит её о помощи всего раз в несколько дней. Однажды, когда Джоанна как раз заканчивает прочищать водосточные трубы (местные жители говорят, что скоро наступит сезон дождей, и она полагает, что им виднее), она заходит на кухню и видит, как Хейзел тихо напевает себе под нос, замешивая тесто плавными, умелыми движениями. Джоанна открывает кран локтём, и струя холодной воды смывает грязь с ее рук в раковину. — Это будет хлеб? Хейзел кивает, но не перестаёт напевать. — Моя мама когда-то тоже пекла, — говорит Джоанна, не задумываясь, наблюдая за тем, как ловкие пальцы Хейзел продолжают месить тесто. — Правда? — Она в целом не очень любила готовить, но месить тесто ей нравилось. Я думаю, это её успокаивало. — Джоанна выключает воду и отворачивается, чтобы взять полотенце с края стойки. — Где она сейчас? — спрашивает Хейзел. Джоанна вздрагивает, так и не выпуская из рук волглую тряпку. — Это был несчастный слу... — начинает она, и останавливается на полуслове. Вспомнив, что нет больше ни президента Сноу, ни чудовищной системы Капитолия, способной наказать её за правду. Она делает глубокий вдох и начинает сначала. — Их убили. Мою мать, моего отца и брата. Потому что я не хотела делать то, что они заставляли делать Победителей. Хейзел кивает, не отрывая взгляда от теста, мнущегося под костяшками её пальцев. — Мне жаль. — Это было давно. — Джоанна ненавидит заученное безразличие в своём голосе, но за столько лет оно въелось в неё так глубоко, что срабатывает автоматически. Хейзел разламывает тесто, которое держала в руках, и пододвигает половину к Джоанне. — Поможешь? Джоанна пытается упираться. — Я всё равно не знаю, как... — Просто сбивай в кучу и растягивай. Давай, это несложно. Она чувствует, как её пальцы непроизвольно сгибаются, когда она смотрит на бесформенную массу. — Я просто всё испорчу. — Ерунда, — говорит Хейзел. Затем протягивает руку, хватает правую руку Джоанны и кладет её на тесто. Джоанна резко вдыхает, когда её ладонь соприкасаются с липким месивом. Она осторожно погружает один палец в тесто и обнаруживает, что оно тёплое. Она позволяет другому пальцу погрузиться внутрь, когда Хейзел убирает руку. Некоторое время они стоят в тишине, пока Джоанна привыкает к ощущению, как тесто сминается под её пальцами. — Расскажи мне о них, — мягко велит Хейзел. Джоанна даже не знает, сколько времени прошло с тех пор, как кто-нибудь вспоминал про её семью. Про то, что она вообще была до Арены. Нет, Финник однажды попытался спросить… но она прикусила его губу так сильно, что выступила кровь, а затем поцеловала, ощутив медный привкус на языке. У Хеймитча же были свои демоны, чтобы беспокоиться о её. В любом случае, так было лучше. Это была одна из тех вещей, которую ты усваиваешь, став Победителем: нет смысла говорить о вещах, которые ты не можешь изменить, и о людях, которых ты не можешь вернуть. Но сейчас, стоя в чистой кухне, с войной за плечами и воспоминаниями о матери на кончиках пальцев, Джоанна обнаруживает, что вообще-то хочет говорить о них. Хочет вспомнить, что они были. И она говорит. Она говорит об отце, и о том, как он пах лесом. О том, что его пальцы всегда были липкие от смолы, но ей нравилось, как они оставляют следы на её щеке, когда он наклонялся, чтобы поцеловать её в лоб перед сном. Она говорит о матери. О том, как она экономно сберегала продукты для своего хлеба в течение месяца. О том, как запах поднимающегося в печи хлеба наполнял весь дом, и как у них текли слюнки от аппетита. Джоанна смеется, вспоминая, как однажды её мать случайно сожгла хлеб, когда её дочь пришла домой из школы с запиской от учительницы — мальчик грубо обозвал Джоанну, и та ударила его так сильно, что разбила ему нос. С тех пор одноклассники её избегали, вплоть до того дня, когда её имя было вытащено из чёртового стеклянного шара. Она рассказывает о своем брате, который был мягким во всех отношениях, в которых она всегда была жесткой. О том, как он подбежал к ней, когда она сошла с поезда после Игр, в то время как остальные просто смотрели на неё с плохо скрываемым ужасом. О том, как он обнял её, отказываясь верить, что всё (абсолютно всё) изменилось. Джоанна говорит так долго, что не замечает, как Хейзел тихонько вынимает тесто у неё из рук; не замечает, как она ставит его в духовку и снова вынимает, румяное и источающее жар. Она не прекращает говорить, пока не чувствует, как Хейзел мягко кладет ей руку на плечо и суёт в руки теплый, только что отрезанный ломоть хлеба. — Это хорошо, когда можно вспоминать, — говорит Хейзел, слегка улыбаясь. — Даже когда хочется забыть. И Джоанна соглашается — впервые за долгое время. *** — Зачем ты вообще приехала? — спрашивает Гейл в одну ночь, когда Джоанна этого совсем не ожидает. Они лежат вдвоём на его кровати — как обычно, голова к ногам, ноги к голове — и хотя при таком раскладе им тесно, они начинают к этому привыкать. — Я уже говорила. Мне нужно была перемена обстановки, и… — Джо. Она вздыхает, зная, что он не отстанет. — Ты выглядел таким… потерянным, когда я тебя в последний раз видела, доволен? — признается она, вспоминая, как наблюдала за ним, стоящим в коридоре Учебного центра, когда он слушал, как сломленная победительница Китнисс Эвердин пела одну панихиду за другой. Несколько недель спустя она обнаружила, что Сойка-пересмешница улетела в Дистрикт-12, а он отправился во Второй, и по наитию она запрыгнула в поезд и оказалась на пороге его дома. — Наверное, мне просто это всё знакомо. — Ты хотела узнать, всё ли со мной в порядке? — спрашивает он, явно пытаясь скрыть удивление в своём голосе, но она все равно его слышит. — Не ожидал от меня такого? Гейл пожимает плечами. — Мы едва друг друга знали. Он, разумеется, прав. Да, они оба жили в Дистрикте-13, вместе ели и вместе присматривали за Китнисс, но вместе с тем они никогда по-настоящему не разговаривали. И тем не менее… наверное, она просто увидела в нём родственную душу. — Я думаю, ты был наименее ужасным человеком из всех, что я едва знала, — пожимает плечами она, и это заставляет уголки рта Гейла приподняться в улыбке. —Джоанна Мэйсон, — торжественно провозглашает он, но в его глазах появляется хулиганский блеск. — Это была самая лестная вещь, которую ты мне когда-либо говорила. Она заливается смехом и пытается ударить его по голове, но он уворачивается и хватает её за ногу. Вместо того, чтобы отпустить, он на мгновение сжимает её в руке, и внезапно вся атмосфера в комнате меняется. Джоанна резко втягивает воздух сквозь зубы, когда Гейл осторожно проводит большим пальцем по её босой ступне. Она поднимает другую ногу, но прежде чем она успевает что-либо сделать, Гейл обхватывает другой рукой её лодыжку и опускает с другой стороны груди так, что её нога наполовину перекидывается через него. Он смотрит на неё затуманенными глазами, а затем неуверенно сжимает её лодыжку. Его хватка крепкая, и в то же время нежная, и внезапно у Джоанны возникает ощущение, что она вот-вот совершит какую-нибудь большую, большую глупость. Она начинает приподниматься на локтях, не сводя глаз с его приоткрытых губ и виднеющегося языка, когда тоненький голосок прорезает напряженную тишину жалобным "Гейл?" В мгновение ока они отцепляются друг от друга, и Гейл уже на полпути к двери. — Пози? Что случилось? Его младшая сестрёнка заглядывает в комнату, и Джоанна поднимается, чтобы оказаться сидящей на краю кровати. — Мне приснился кошмар, — шепчет Пози, и её круглые глаза блестят от непролитых слез. Гейл подхватывает её на руки и относит на кровать, шепча что-то мягкое и успокаивающее ей в волосы. Он садится поудобнее, прислонившись к изголовью кровати и прижимая Пози к груди. Джоанна встает, чтобы уйти, но Гейл протягивает руку и обхватывает её запястье. Она поворачивается, чтобы взглянуть на него и на Пози, тихо икающую в его рубашку. Он ничего не говорит, но слово "Останься" написано у него на лице. Гейл чуть двигается, и Джоанна в нерешительности смотрит на пустое место рядом с ним. Затем осторожно забирается на кровать, поджимая ноги и укладывая их в сторону Гейла. По губам Гейла пробегает улыбка, прежде чем он шепчет: — Так что тебе снилось, Пози? Джоанна закрывает глаза, и они вдвоём слушают, как Пост рассказывает о переродках у неё под кроватью. *** Джоанна в последний раз проводит наждачной бумагой по деревянному шканту, прежде чем положить его рядом со всеми остальными. Затем встаёт, стряхивая опилки со штанов и рассматривая детали, разложенные перед ней на крыльце. Они уже почти готовы начать собирать кресло-качалку. Джоанна улыбается, зная, что мальчики будут в восторге. Именно в этот момент она и замечает их, вынырнувших из-за угла на их улицу несколькими домами выше. От Джоанны не укрывается, как их головы наклонены друг к другу и как они оживленно шепчутся о чём-то, чего она не может разобрать. Вик замолкает, как только видит её, и толкает брата локтём в ребра, на что Рори только смеётся. Джоанна поднимает бровь, глядя на них, когда они поднимаются на крыльцо по ступенькам. — О чём болтаем, сороки? — Ни о чём, — заверяет Вик честнейшим своим голосом, явно указывающим, что за этим "ни о чём" определённо крылось "что-то". Джоанна суживает глаза. — Да ну? — Ну да, — с преувеличенным энтузиазмом кивает Вик. Она ухмыляется. — Мы все знаем, что в конце концов я из вас это вытащу, поэтому давайте вы перестанете валять дурака и расскажете мне всё сразу? — Да там ничего тако… — начинает Вик, но Рори не даёт ему договорить. — Учительница Вика никак не перестанет расспрашивать его о Гейле, — объявляет он, хитро косясь на Джоанну. — Она жутко влюблена в него. Джоанна не без труда извлекает из памяти те несколько раз, когда она провожала их до школы, и припоминает симпатичную девушку лет двадцати с каштановыми волосами и круглым открытым лицом. Мисс Бет или Мисс Бесс, или что-то в этом роде. — О, — говорит она, и её кожа внезапно становится горячей. Это не ревность — нет, дело не в этом — это просто раздражение. Раздражение и на эту глупую миловидную мордашку, и на расспросы её обладательницы о Гейле. Как будто она вообще знает что-то о нём, если не считать его лица, мелькавшего на экранах телевизоров во время войны. Вот чёрт. Но Джоанна отбрасывает все эти мысли, стараясь сохранить невозмутимое лицо. — Ну и что, — говорит она, и слова кажутся сухими и пустыми даже ей. Джоанна хмурится и возвращается к разложенным перед ней деталям. — Гейл может делать всё, что захочет. Мне-то какое дело? Вик не говорит на это ничего, но Рори издаёт короткий смешок. — Что смешного? — выплёвывает она, мгновенно оборачиваясь к ним лицом. —Вы, ребята, идиоты, — заявляет Рори, и Джоанна не знает, что раздражает её сильнее: его самодовольная улыбка или скрещённые на груди руки. Она открывает рот, чтобы ужалить его такой же любезностью, но затем закрывает его. — Если вы, мальчики, хотите посплетничать, как кучка школьниц, то будьте моими гостями, — надменно фыркает она. — А мне нужно мастерить кресло-качалку. Она поворачивается на каблуках и уходит внутрь за молотком и гвоздями, изо всех сил стараясь не слышать хихиканье у себя за спиной. *** — Что вообще с тобой сегодня? Гейл, удобно растянувшись во всю кровать, с интересом наблюдает за тем, как она уже полчаса меряет шагами комнату, словно заточенная в клетку львица. — Что? Ничего, — огрызается Джоанна. Он склоняет голову набок, разглядывая её. — Мы оба знаем, что это неправда, поэтому почему бы тебе просто не рас.. — Со мной всё нормально! — резко рычит она. И сразу же: — Это глупо. — Мне всё равно. Джоанна еще несколько раз пересекает комнату, прежде чем драматично вскинуть руки в воздух. — Учительница Вика влюблена в тебя, — наконец выплёвывает она, и вся фраза как будто сливается в один ядовитый комок. Уголки рта Гейла слегка приподнимаются, но он быстро подавляет улыбку. — Я видел учительницу Вик всего дважды. Она закатывает глаза. — Я говорила, что это глупо. — Джо, я... — Мы никогда не говорим о Китнисс, — резко говорит она, обрывая его. Это их негласное правило, но будучи честной сама с собой, Джоанна уже несколько недель удивляется, как им удается ночь за ночью избегать разговоров о том, что вообще свело их вместе. Она не хотела поднимать эту тему сама, решив, что это, в конце концов, была его сопливая-история-трагичной-любви, и потому будет лучше, если он сам, когда будет готов, расскажет её. Но в последнее время она не может заснуть на диване, и тупая учительница Вик задает глупые вопросы, и внезапно Джоанне больше не хочется ходить на цыпочках вокруг призрака Китнисс, пошла бы она к чёрту, Эвердин. Гейл хмурится и ничего не отвечает, глядя на Джоанну снизу вверх. Она же не двигается с места, и в комнате надолго воцаряется мёртвая тишина. Джоанна думает, что, наверное, она пересекла какую-то невидимую черту — нарушила границы чего-бы-это-ни-было-между-ними, и уже собирается уходить, когда он наконец заговаривает тихим, почти не отличающимся от шёпота голосом. — Хорошо. Давай поговорим о Китнисс. Джоанна, до того настроенная решительно, мешкает. Теперь, когда она затронула эту тему, она далеко не уверена, как (и нужно ли вообще) ей продолжать. — Ты…получал какие-нибудь новости от неё? — Нет, — Гейл поднимает взгляд к потолку и вздыхает. — Она так и не простила меня за то, что случилось с Прим. — Я знаю, — говорит она. Было бы глупо лгать ему. Гейл проводит по лицу тыльной стороной ладони, словно пытаясь стереть все черты. — Я... я очень любил Прим, — шепчет он хрипло. — Любил, как свою родную сестру. Я не хотел, чтобы... Джоанна делает шаг вперёд и садится на край кровати. — Ты скучаешь по ней? — Конечно, — говорит он без колебаний. — Мы все скучаем. — А по Китнисс? На этот раз ему требуется больше времени, чтобы ответить, и, размышляя, он пристально разглядывает свои руки. — Да, иногда. Она была... семьёй. Джоанна кивает, но ничего не говорит. Она думает о Финнике, Хеймитче, Чуме и Энни — думает о том, как они все были если не семьёй, то чем-то вроде единой сплочённой команды. — Ты... — слова застревают у неё в горле, но она отказывается думать, почему. — Ты всё ещё любишь её? Гейл переводит взгляд и смотрит ей прямо в глаза. — Я был влюблён в девушку из Дистрикта-12, которая встречала меня каждое утро в лесу, — говорит он спустя долгое время, тихо, но уверенно. — Но эта девушка уехала в Капитолий и больше не вернулась. Не такой как была. Просто мне потребовалось время, чтобы это признать. Джоанна задумывается о своём собственном пребывании на Арене — о том, как это разделило её жизнь на "до" и "после". — Игры меняют людей. — Я знаю, — тихо отвечает Гейл. Затем встряхивает головой и спрашивает нечто, чего она совсем не ожидала. — Какой ты вообще была раньше? До Игр? Джоанна разминает затёкшую шею, а потом неожиданно для самой себя смеётся. — Я болтала без умолку и постоянно влипала в неприятности. — Она замолкает и обдумывает его вопрос уже серьёзно. — Я была просто обычной девчонкой. Гейл улыбается. — Мы могли бы быть друзьями, — говорит он. А затем берёт её руку в свою и переплетает их пальцы. Она пытается представить их детьми — пытается представить, как они могли бы встретиться в мире без Игр, Огненной Китнисс и революции. Джоанна думает, что при таком раскладе они, скорее всего, вообще никогда бы не встретились, и почему-то это заставляет её желудок неприятно скрутиться. Не размыкая рук, она заползает на кровать и неуверенно кладет голову Гейлу на грудь. Его тело напрягается на долю секунды, но затем он поднимает другую руку и запускает пальцы в её волосы. Они засыпают, прижавшись друг к другу, и Джоанне снится маленький мальчик с серыми глазами, который гоняется за ней в соснах. *** Она встречает его у дверей, когда он возвращается домой с работы неделю спустя, и почти швыряет в него тонкую тканевую полоску. Гейл с любопытством смотрит на неё. — Что это? — Повязка для глаз, дурень. Надевай. — От этих слов его брови поднимаются так высоко, что почти теряются в волосах, и, не дожидаясь, пока он сам сделает это, Джоанна ловко и быстро обматывает ему голову повязкой и завязывает узел. — Какого чёрта тут происходит? — смеётся он, пытаясь поставить свою сумку у двери. Джоанна подталкивает его сзади. — Только не смей подглядывать, — предупреждает она. — Подглядывать куда… — Гейл едва не спотыкается о край ковра, когда они входят в гостиную, но Джоанна подхватывает его прежде, чем он мог бы упасть. Хейзел, Рори, Вик и Пози стоят плечом к плечу в углу комнаты, и она ведёт его вокруг кофейного столика и мимо дивана. — Джоанна… — Заткнись, Хоторн. Мы уже пришли, — говорит она, подталкивая его, чтобы он оказался лицом к лицу с остальными. Она переглядывается с Рори и Виком для подтверждения, и они оба кивают, расплываясь в предвкушающих ухмылках. — Окей, — милостиво разрешает она, — можешь смотреть. Гейл стягивает повязку как раз в тот момент, когда Хейзел и Пози отодвигаются в одну сторону, а мальчики в другую, и перед его взором предстаёт кресло-качалка, слегка покачивающаяся на своём месте у окна. Пару дней назад Джоанна покрасила его в цвет красного дерева, но сейчас льющийся из окна солнечный свет заставляет его приобрести роскошный янтарный оттенок. Челюсть Гейла потрясённо падает, когда он окидывает взглядом всё кресло. — Как? — только и получается у него выговорить, когда он переводит взгляд на лица всех присутствующих, наблюдающих за его реакцией. — Откуда? — Мы сами сделали! — отвечает Вик, и его лицо расплывается в гордой улыбке. — Джоанна научила нас, как это делается. — Ты… ты сделала это? — Голос Гейла хриплый от волнения, когда он, абсолютно шокированный, поворачивается к ней. Джоанна смущенно пожимает плечами, переминаясь с ноги на ногу под его взглядом. — Это была их идея. — Я даже не знаю, что сказать... — шепчет он, поворачиваясь, чтобы снова посмотреть на кресло. — Тебе нравится? — выпаливает Рори. Глаза Гейла зажигаются не хуже, чем у его братьев, а по его лицу медленно расплывается улыбка, и Джоанна думает, что, наверное, она никогда не видела его счастливее. — Это потрясающе. — А мы с мамой сшили подушку! — объявляет Пози, хихикая, и все они не в силах удержаться от смеха, когда она решительно бросается вперёд и обхватывает ручонками ногу Гейла. — Правда? — улыбается Гейл, наклоняясь, чтобы взъерошить малышке волосы. — Это самая красивая подушка, которую я видел в жизни. Затем он осторожно высвобождается, чтобы обнять их всех по отдельности: сначала Вика, потом Рори, потом Хейзел. Джоанна видит, как блестят слёзы в глазах женщины, которая едва виднеется через плечо сына, и понимает, что кресло, вероятно, значит для неё так же много, как и для Гейла. Гейл поворачивается к Джоанне последней. — Спасибо, — шепчет он ей на ухо, сделав шаг вперёд, чтобы обнять её. Она собирается ответить, когда он поворачивает голову, и запечатлевает мягкий, быстрый поцелуй на её губах. Все заканчивается, не успев по-настоящему начаться, и когда Гейл отстраняется, то и сам выглядит немного ошеломлённым, как будто ему каким-то образом удалось удивить самого себя. — Я… — начинает он, но Джоанна одним взглядом заставляет его замолчать. — Потом, — шипит она, притворяясь, что не замечает, как остальные четверо Хоторнов исподтишка наблюдают за ними. Затем она кладёт руку ему на плечо и разворачивает обратно к креслу-качалке. — Погоди благодарить нас, пока ещё не испытал. Гейл смотрит на неё так, словно хочет что-то сказать, но затем качает головой и поворачивается обратно ко всем остальным. —Хорошо, — заявляет он, подхватывая Пози на руки. Она визжит от восторга, а остальные смеются, когда он подходит к креслу. — Давай опробуем эту чудо-махину. *** Уже поздно, когда Гейл находит её на улице, опирающуюся на перила крыльца, и смотрящую на звезды. — Все уже легли? — спрашивает она, не оборачиваясь. Она слышит, как он тихо закрывает за собой входную дверь. — Пози никак не успокоится. Мама читает ей вслух. Джоанна тихо смеётся, удивляясь, как она вообще до этого докатилась. Кресла-качалки и сказки на ночь. Но в её словах слышится лишь тень сарказма, когда она подаёт голос. — Да, это был грандиозный вечер. — Знаешь, они не могут перестать говорить о тебе, — говорит он, делая шаг вперёд, чтобы встать рядом с ней. — Рори и Вик. Через каждые пару слов: "Джоанна то", "Джоанна это", "Джоанна научила", "Джоанна показала"… — он улыбается, произнося это. — Я начинаю думать, что Рори влюбился. Она опускает лицо, чтобы скрыть расплывающуюся по нему улыбку, и постукивает пальцами по перилам. — Не волнуйся. Даже если и так, это пройдет. Как всегда, — она горько усмехается. — Я же в некотором роде обуза, Хоторн. — Не надо, — говорит он, одной рукой хватая её за плечо и разворачивая лицом к себе. — Что не надо? — Не надо делать вид, что ничего не было. Притворяться, что это ничего не значит.— Гейл качает головой, и его серьёзные глаза встречаются с её. Рука на её плече скользит немного ближе к шее, и он обводит большим пальцем её ключицу. Его голос становится тише, когда он говорит: — Они любят тебя, ты же знаешь. Её дыхание застревает у неё в горле. Его слова, его тон, его глаза — всё это внезапно оказывается слишком много, и потому она отстраняется и переводит взгляд на густой лес, начинающийся за домом. Долгое время никто из них ничего не говорит, и единственными звуками становятся шелест ветра в кронах деревьев и ровный стрекот сверчков в траве. — Я не ожидала ничего такого. Когда приезжала сюда, — признается она. Она приехала импульсивно, подумав, что могла бы убить немного времени здесь, прежде чем уехать куда-нибудь ещё. Она и представить себе не могла, что это может оказаться тем местом, которому суждено было стать её домом с самого начала. — Я тоже, — шепчет Гейл, и хотя Джоанна не слышала, как он подошел ближе, она чувствует тепло его тела у себя за спиной. Его руки ложатся на перила крыльца, по одной с каждой стороны от её собственных, кулаки сжимают дерево до побеления. — Я должен был поцеловать тебя гораздо раньше. Я давно хотел. — Тогда почему не целовал? — Испугался, я полагаю. Джоанна напрягается. — Меня? Гейл качает головой. — Нет. Я боялся... — начинает он, но замолкает, и она чувствует его дыхание у себя на шее. — Так получилось, что всю жизнь, — начинает он снова, — я никогда не мог ничего сохранить. Он не говорит ни об отце, ни о Китнисс, ни о Дистрикте-12, ни о миллионе других вещей, которые были отняты у него за все эти годы, но ему и не нужно. Она потеряла свою семью, своё тело и загорелого Победителя с бронзовой шевелюрой, который всегда знал, как удержать её от падения ещё дальше, так что она понимает его и так. — Наверное, я просто боялся, что ты уйдёшь тоже, — заканчивает он, и в его словах слышится нотка юмора, когда он добавляет: — Возможно, потому, что ты продолжала мне это повторять. Джоанна вздыхает. — Иногда я не понимаю, что я здесь делаю, — бормочет она. Но, произнося это, она отодвигается на дюйм, ровно настолько, чтобы её лопатка касалась его груди. — Мы нужны тебе, — говорит Гейл, так, словно это самая очевидная вещь на свете. — А ты нужна нам. Он слегка пододвигается вперёд, и вся она оказывается между его руками, в то время как его ладони накрывают её на перилах. — Ты нужна мне, — шепчет он. Джоанна закрывает глаза, и в её груди расползается странная ноющая боль. — Я думаю, тебе нужно остаться, — его горячее дыхание согревает ей висок. Ей хочется что-то сказать — она и сама не знает что — но все слова застревают у неё в горле. — Останься, — повторяет он, а затем его руки поворачивают её к нему и обнимают. Джоанна открывает глаза и смотрит на него, и Гейл бережно берёт её лицо в свои ладони. А потом — наклоняется и целует. Но на этот раз медленно. Нежно. С чувством. Она отвечает на его поцелуй, так, как не отвечала ни на какие прежде. Её губы не пытаются что-то доказать его или утвердить своё доминирование, её язык не проникает в его рот с голодом или яростью, её зубы не пытаются прокусить его кожу до крови. Вместо этого её губы встречают губы Гейла пусть уверенно, но нежно, осторожно, словно она боится, что он вот-вот исчезнет из её объятий, как исчезало всё, что ей было дорого в жизни. Джоанна с удивлением понимает, что не хочет его терять, и накрывает его руки своими. — Ладно, — шепчет она в его приоткрытые губы, когда они наконец отрываются друг от друга, и это слово кажется ей одновременно тяжёлым и лёгким на языке. Гейл чуть отстраняется, чтобы взглянуть на неё, и в его глазах она видит надежду. — Ладно? — Ладно, — повторяет она, в то время как е руки скользят по его телу, чтобы удобно устроиться на груди. Джоанна чувствует на кончиках пальцев размеренное биение его сердца, и это странным образом успокаивает её. Заставляет её чувствовать себя сильной и обнадежённой, чего она не испытывала уже много лет. — Я остаюсь. По лицу Гейла расплывается широкая улыбка, и Джоанна мгновение смотрит на неё, пытаясь переварить, что именно она стала её причиной. Гейл открывает рот, чтобы что-то сказать, но она перебивает его. — Но только при одном условии. Гейл с любопытством наклоняет голову набок. Она приподнимается на цыпочки и прижимается губами к его уху. — Тебе нужна кровать побольше, — мурлычет она лукавым шёпотом. Его раскатистый смех разбивает ночную тишину, когда он наклоняется, чтобы снова накрыть её губы своими.